Предначертание. Том I

Наталья Антарес, 2017

Первое серьезное чувство, отсутствие понимания со стороны родителей, отчаянная борьба за свое счастье и мучительная горечь неминуемой разлуки… На первый взгляд история шестнадцатилетней Ноябрины до боли напоминает банальную подростковую мелодраму, но в свою семнадцатую весну юной девушке предстоит не только окунуться в бушующий водоворот страстей и побывать на волосок от смерти, но и внезапно столкнуться с загадочными явлениями, далеко выходящими за рамки привычной реальности и заставляющими задуматься о существовании параллельной вселенной. А когда настанет день проститься с иллюзиями и резко повзрослеть, Рина вдруг четко осознает, что какой бы путь не был предначертан ей судьбой, она должна продолжать движение вперед, пусть даже скрепя вдребезги разбитое сердце и бесконечно терзаясь оставшимися без ответа вопросами.

ГЛАВА XI

Я смотрела сейчас на Эйнара и поверить не могла, что за какие-то неведомые заслуги, вероятно, уходящие корнями в одну из прошлых жизней, мне до такой степени повезло в жизни нынешней, и уже в шестнадцать лет я встретила человека, в точности воплощающего в себе не только мои девичьи мечты, но и отвечающего всем самым строгим требованиям, предъявляемым обществом к настоящему мужчине. Наверняка, родители видели в отчаянном поступке парня лишь бьющий через край юношеский максимализм и не воспринимали его слова всерьез, но для меня Эйнар символизировал наглядный пример личного мужества, и в моем сердце алым цветком полыхал негасимый огонь любви. Мои чувства к Эйнару были настолько сильны, что я готова была уйти из дома и последовать за ним в «Живые и мертвые». Семья, друзья, школа, налаженные бытовые условия и регулярно выделяемые на карманные расходы деньги — всё вдруг показалось мне неважным и вторичным по сравнению со страхом потерять Эйнара, и, если бы он тем или иным образом намекнул мне, что ждет от меня решительного шага, я бы без сожалений совершила безумство, и уже эту ночь провела бы в тесной каморке с выходящими на городской погост окнами.

— Да, Эйнар, конечно я за тебя выйду! — непроизвольно выступившие слезы застилали глаза и солеными каплями катились по щекам, я почти ничего не видела перед собой и горячую ладонь парня нашла практически наощупь. В этот момент для меня разом перестал существовать весь окружающий мир, очертания предметов потеряли привычную четкость, а пышущие гневом лица родителей и ошарашенная физиономия Симки слились в одно смазанное пятно, — да, Эйнар, да…

— Вон отсюда! — мамин выкрик внезапно перерос в истошный визг, и я поймала себя на мысли, что никогда прежде она даже толком не повышала голос в моем присутствии, и тем более отродясь не орала, как оглашенная, при наличии в квартире посторонних. Если для меня отважный шаг Эйнара выглядел сродни беззаветному героизму, то мама не ощущала ничего кроме жгучей ненависти. Создавалось впечатление, что она в состоянии одним лишь взглядом спалить парня дотла, а затем развеять пепел над рекой, чтобы бурное течение навсегда унесло с собой воспоминания о нашем драматичном романе. Несомненно, Эйнар понимал, что всё, чего бы он ни сказал или ни сделал, будет обязательно воспринято превратно и вывернуто наизнанку, но гордость не позволяла ему уйти, трусливо поджав хвост. Парень безусловно считал, что последнее слово должно было остаться за ним, и вместо того, чтобы с достоинством удалиться, он, можно сказать, своими руками вырыл себе яму.

— Вы допускаете большую ошибку, Людмила Леонидовна, — щеки Эйнара пылали багрянцем, а зеленых глазах бесновались искры негодования, но в остальном ему неплохо удавалось скрывать внешние проявлению бушующей внутри ярости. Парень стоял на краю бездны с занесенной над зияющей пустотой ногой, и это сумасшедшее бесстрашие завораживало меня необратимостью развязки, — вы вправе не доверять мне, но почему вы отказываете в доверии собственной дочери? Вы называете Рину несмышленым ребенком, но она уже давно выросла, у нее есть свои чувства, свои надежды, свои планы. Вы наперед продумали всё ее жизнь — на кого она будет учиться, где жить, где работать… А жениха вы Рине случайно уже не подсмотрели? Я ведь по вашему мнению ей не ровня, мой удел — спиться, сторчаться или загреметь на зону, вот и всё, на что у вас хватает воображения, так? Я для вас не более, чем отброс, кусок дерьма, который посмел сделать вашей дочери предложение, ни черта не имея за душой. Вы боитесь, что сразу после свадьбы я сяду вам на шею, забухаю и начну лупить Рину смертным боем за то, что она не дает мне денег на бутылку, я угадал? Знаете, мне всё равно, что вы обо мне думаете, я не стану вас разубеждать, время всё расставит по своим местам. Рина ответила мне «да», вы все это слышали, и больше меня ничего не волнует. Нам обоим теперь придется непросто, полтора года — немалый срок, но я почему-то верю, что Рина меня дождется, как бы вы ни на нее не давили. С этого дня она — моя невеста, я несу за нее ответственность, и поэтому прошу вас лишь об одном — не срывайте на ней свою злость, она ни в чем не виновата. Вот он я, стою перед вами, пожалуйста, оскорбляйте меня, унижайте, называйте, кем хотите, но не трогайте Рину, иначе я заберу ее от вас любой ценой.

— И по статье пойдешь, — многозначительно усмехнулся отец, — этого ты добиваешься?

— Я вас предупредил, — холодно произнес Эйнар, и бордовый румянец на его щеках разгорелся с новой силой, — не забывайте, я же из «Живых мертвых», на всю голову простуженный, с меня всякое может статься.

— Ты мне тут поговори еще, щенок, — угрожающе навис над парнем отец, — я с тебя за Ринку семь шкур сдеру, он тебе ни какая-нибудь сирота безродная, у нее отец с матерью есть, которые за свою дочь тебе башку отвернут и фамилию не спросят. А свой гонор ты для «Живых и мертвых» побереги, мы тут и сами не пальцем деланные, понял? Ты меня хорошо понял, Ромео хренов?

— Меня зовут Эйнар, Виктор Геннадьевич, — всё с той же пугающей бесстрастностью напомнил парень, — я не собирался с вами ссориться, у меня были совсем другие намерения, но вы сами свели все к скандалу. Возможно, мне действительно не стоило приходить к вам с душой нараспашку, Рина не зря этого не одобряла. Нам следовало и дальше вешать вам лапшу на уши, а в апреле я бы ушел в армию, и проблема рассосалась бы сама собой. Но я хотел быть с вами честным, я думал, вы зауважаете меня за прямоту и не будете запрещать Рине со мной встречаться, но всё получилось наоборот…

— Возвращайся в свои трущобы и, чтобы ноги твоей здесь больше не было, — защищающей родное гнездо наседкой двинулась на Эйнара мама, — оставь девчонку в покое или я в полицию обращусь, и ты вместо армии в колонию отправишься!

— Мама! — встала между парнем и родителями я, — если ты это сделаешь, я тебя никогда не прощу!

— Рина, тебе лучше помолчать! — попыталась оттеснить меня в сторону маму, но я намертво приросла к полу, — что ж, уперлась рогом в землю, да? Хорошо, тогда выбирай, раз ты уже такая взрослая. Либо вы расстаетесь, либо я немедленно иду в участок и пишу на твоего дружка заявление.

— Какое заявление, мама? — впала в бешенство я, — Эйнар не нарушал закона!

— А это не важно, — мрачно бросил парень, в отличии от меня, давно не питающий иллюзий касательно торжества правосудия, — пробьют по базе, увидят, что я на учете и особо разбираться не будут. Скажет Людмила Леонидовна, что я у нее в прихожей кошелек из сумки вытащил, и всё, приехали. Я могу хоть до утра доказывать, что это подстава и никакого кошелька я в глаза не видел, никто меня и слушать не захочет, я же из «Живых и мертвых», три привода, считай, опасный рецидивист, пора бы уже и по этапу пустить… Правильно я вас понимаю, Людмила Леонидовна?

— Мама, как ты можешь? — на миг лишилась способности к членораздельной речи я, — ты же это не серьезно?

— Еще как серьезно, — над переносицей у мамы залегли продольные линии морщин, и по опыту я знала, что точка невозврата пройдена, и обратного пути уже не будет, — я даю тебе выбор, Рина. Хочешь, чтобы твой Эйнар провел следующие несколько лет за решеткой, продолжай и дальше настаивать на своем, но если тебе небезразлична его судьба, прекрати с ним отношения, и он останется на свободе.

–Теть Люда, ну нельзя же так! — протестующе воскликнула затаившаяся в кресла Симка, про которую мы все успели благополучно позабыть, — они же любят друг-друга, и Эйнар, он, ну, по-моему, он нормальный парень!

— Я бы посмотрела на твоих родителей, если бы они узнали, что ты с таким «нормальным парнем» снюхалась, — отгрызнулась мама и уже чуть мягче добавила, — Сима, сиди помалкивай, мне Оля за твои похождения и так спасибо не скажет…

— Рина, не говори ничего, — на полуслове оборвал меня Эйнар, когда я уже открыла рот, чтобы обрушиться на маму с обличительной тирадой, а затем с размаху хлопнуть дверью и исчезнуть в ночи, — ты сделаешь только хуже и мне, и себе. Мне окончательно ясно, что твоя семья меня не примет, как бы я ни лез вон из кожи. Не думай, что я струсил, я не отказываюсь ни от одного своего обещания, но если ты сейчас уйдешь со мной, я не смогу тебя защитить, и полиция принудительно вернет тебя домой. Послушай, нам нужно дождаться твоего совершеннолетия, больше никак.

— Ромео дело говорит, — кивнул отец, уже в какой раз будто намеренно игнорирующий просьбу Эйнара называть его исключительно по имени, — не вынуждай нас с матерью идти на крайние меры. У тебя на лице написано, что ты уже к нему в «Живые и мертвые» намылилась, только бы нам насолить, но этим ты в первую очередь его под монастырь и подведешь. Уйдешь с ним, я его не за кражу, а за изнасилование засажу.

— Вы здесь что, все свихнулись вконец? — рефлекторно заслонила Эйнара своим телом я, — какое изнасилование? Как вам вообще такое на ум пришло? Когда вы успели превратиться в мерзких, спесивых снобов, все на свете меряющих деньгами и квартирами? Вы презираете Эйнара, но он такой же человек, как и вы, с двумя ногами, с двумя руками… Однажды он достигнет всего, о чем пока может лишь мечтать, а я всегда буду с ним рядом. Если вы посмеете натравить на него полицию, я…

— Рина, не надо! — не обращая внимания на родителей, крепко обхватил мои трясущиеся плечи парень, — мы ничего не можем изменить, пока тебе нет восемнадцати. Но ты должна знать, что где бы я ни был, что бы со мной ни происходило, я люблю тебя, помни об этом, ты поняла меня? Рина, не молчи! Скажи, что ты меня поняла?

— Эйнар! — всхлипнула я и безвольно обмякла в его объятьях, будучи не в состоянии и дальше выносить эту адскую пытку, — забери меня отсюда, умоляю, я не смогу без тебя!

— Дядь Витя, теть Люда, зачем вы над ними издеваетесь? — подскочила с кресла едва не плачущая Симка, — посмотрите на Ринку, неужели вам ее не жалко?

— А мне и не нужна ничья жалость, — мрачно бросила я, — даже не надейтесь, что я откажусь от Эйнара, я дождусь его из армии и поеду за ним хоть в гарнизон, хоть на край света.

— Поживем — увидим, — ухмыльнулся в бороду отец, — сердце красавицы склонно к измене и перемене, как там в песне поется? Ромео, ты сам уйдешь, или мне тебя за шкирку в окно выкинуть?

— Меня зовут Эйнар Мартис, Виктор Геннадьевич, — заиграли желваки на скулах парня, — а всего через каких-то полтора года мою фамилию будет носить и ваша дочь.

— Это еще вилами на воде писано, Эйнар Мартис, а сейчас разреши мне проводить тебя к выходу, — подтолкнул парня отец, — давай, давай, не задерживайся, пока Люся тебе кошелек не подкинула.

— Эйнар! — пулей метнулась в коридор я, — я никому не позволю причинить тебе вред, они ничего тебе не сделают!

— Только если ты успокоишься и перестанешь тут театральный кружок устраивать, — красноречиво швырнул Эйнару тонкую, демисезонную куртку отец, — а ты не вздумай названивать моей дочери, доверие мое она сегодня потеряла, так что на мякине вы меня больше не проведете.

— Я был с вами честен, — уже в дверях воскликнул парень, — но вы мою честность не оценили, и это вас совсем не красит.