Еретик. Книга 2

Наталия Московских, 2020

Продолжение истории "Еретик" и погружение в прошлое главных героев. История, рассказанная при свечах в доме лесной ведьмы, раскрывает тайну графства Кантелё, в котором нашел убежище еретик Ансель де Кутт. Молодой граф Гийом де’Кантелё, волею случая проявивший интерес сразу к двум запретным еретическим учениям, старается найти истину среди пронизывающих его жизнь противоречий, сохранив свои изыскания в секрете от инквизиции, а свои сомнения ─ в тайне от всего мира. Но ни он, ни доносчики Святого Официума не подозревают, где и как на самом деле хранятся самые опасные секреты.

‡ 1352 ‡

Руан, Франция

Год 1352 от Рождества Христова

Кантильен Лоран неспешно шел по улице в сторону отделения инквизиции. Его заинтересованный взгляд иногда замирал на мужчине, идущем с ним шаг в шаг. Он встретил его недалеко от рыночных лавок и заметил на его поясе меч. Одет незнакомец был в черные штаны из грубой ткани и простую черную рубаху. Общий облик его невольно вызывал ощущение, что этот человек ведет довольно простой, аскетичный образ жизни — об этом Лорану говорило все: его походка, его осанка, его выражение глаз, жесты. Сызмальства Лоран очень хорошо умел опознавать по одному лишь внешнему образу глубинные оттенки поведения человека и весьма редко ошибался на этот счет.

Повинуясь внезапному порыву души, судья руанской инквизиции решил затеряться в толпе и последовать за этим человеком. Лоран отличался хорошей памятью и обыкновенно запоминал людей, которых встречал в городе. Может, он и не знал поименно каждого жителя, но с уверенностью мог распознать среди них чужака. Его объект интереса был именно чужаком. Он держался иначе — не так, как другие жители Руана. И Лоран мог поклясться, что никогда прежде не встречал его.

Пока они двигались по улицам города, держась на минимально возможном расстоянии друг от друга, Лорану показалось, что незнакомец несколько раз обернулся в его сторону, но шага не ускорил.

Приблизившись к Нотр-Дам-де-Руан, незнакомец почтительно остановился перед собором и осенил себя крестным знамением. Он не двигался с места некоторое время, а затем повернул голову в сторону донесшегося с соседней улицы шума. Оказалось, что после недавнего ливня повозка, везущая бочонки с вином, увязла одним колесом в грязи, и возница теперь пытался вытолкать ее оттуда, прилагая все возможные — но, увы, недостаточные — усилия.

Чужак почти мгновенно оказался рядом с возницей. Окинул оценивающим взглядом груз и покачал головой.

— Боюсь, ваша лошадь такую тяжесть из грязи не вытянет, — заметил он. — Позволите помочь? Стоит осторожно разгрузить телегу, вытолкать ее, очистить колесо и после — водрузить груз обратно.

Возница уставился на незнакомца с искренней надеждой. Возможно, он впервые оказался в подобной ситуации — по его виду Лоран мог сказать, что в деле своем он новичок и чувствует себя весьма неуверенно.

Замерев в отдалении, Лоран наблюдал за действиями незнакомца.

Сняв несколько бочек с телеги, мужчина в черных одеждах аккуратно отставил их в сторону. Он разгрузил телегу, следя за тем, чтобы бочки не посыпались вниз и не погребли под собой несчастного возницу. Затем мужчина примерился к веревкам, ища место, в котором собирался их перерезать. Он явно намеревался сделать это так, чтобы после веревки можно было использовать снова.

— Подержите, будьте любезны, — обратился он к вознице, протягивая ему разрезанную веревку. — Я разгружу оставшиеся бочки.

Лоран заинтересованно смотрел на этого отзывчивого сдержанного мужчину, готового помогать ближнему, как завещал Господь.

«И мечом, судя по этому удару, он владеет достаточно хорошо. Уж не возьмется ли он, часом, за обучение двух невыносимых типов, коих меня дьявол попутал взять себе в ученики?»

Прошло еще некоторое время, прежде чем возница сумел продолжить путь. За свою помощь чужак ничего не попросил, лишь пожелал доброй дороги. Лоран уже решил подойти к нему, когда мужчина снова посмотрел в его сторону — на этот раз явно — и обратился напрямую:

— Доброго дня. Вижу, вы давно следуете за мной. Могу я узнать, чем вызван ваш интерес?

Лоран улыбнулся и приблизился.

— Вы недавно в городе, как я погляжу, — кивнул он.

— Это так заметно? — ровным голосом отозвался незнакомец.

— Боюсь, что да.

— Могу я спросить, каким образом?

Лоран покачал головой.

— Спросить вы можете, но, думаю, мои методы определения чужаков отличаются от привычных методов остальных горожан. Видите ли, я хорошо обучен распознавать людей по их манере держать себя. И ваша намекает мне на то, что вы в городе недавно. Выходит, я не ошибся.

— Выходит, что так, — кивнул незнакомец и замолчал, ожидая ответа на свой изначальный вопрос. Лоран о нем помнил.

— Могу я узнать ваше имя, месье?

— И все же, откуда столь живой интерес к моей персоне, отче?

Лоран одобрительно кивнул. Он частенько выходил в город в облачении простого францисканского монаха, поэтому не ждал, что чужак узнает в нем епископа.

— Видите ли, подобный интерес положен мне по долгу службы.

Лицо незнакомца сделалось совершенно непроницаемым.

— Вы инквизитор, — тихо произнес он, опустил голову и печально усмехнулся. — Похоже, едва прибыв в город, я успел совершить ошибку, раз вызвал ваш интерес.

— Бросьте, сын мой, — добродушно покачал головой Лоран. — За то недолгое время, что я изучал вас, вы проявили себя как добрый христианин, помогающий ближнему. Если уж на то пошло, мне стоило первому представиться вам и объяснить, чем вызван мой интерес. Меня зовут Кантильен Лоран.

Незнакомец удивленно приподнял брови и почтительно склонил голову.

— Ваше Преосвященство. Я слышал о вас, но не имел чести встречать вас лично. — Он выпрямился. — Вы были правы, я совсем недавно прибыл в город. Мое имя Ансель де Кутт.

— Искренне рад встрече. Похоже, Господь послал мне свою милость, подсказав последовать за вами. Вы не против пройтись?

— Нисколько, — смиренно согласился де Кутт.

Епископ увлек его за собой в сторону отделения инквизиции. Он внимательно, с нескрываемой заинтересованностью поглядывал на него по пути: в нем сквозила напряженность, но это было неудивительно — любой человек напрягся бы, если б судья инквизиции ни с того ни с сего предложил ему пройтись, объяснив такое желание интересом к его персоне. Для чужака, который мог бы страшиться подобного рода проблем, Ансель де Кутт демонстрировал удивительное внешнее спокойствие. От него буквально веяло кротким нравом и истинным христианским смирением.

— Откуда вы прибыли, месье Ансель? — радушно поинтересовался Лоран. — К сожалению, я не слышал о земле или поселении под названием Кутт.

Ансель склонил голову.

— Я долго странствовал, Ваше Преосвященство. Давно покинул родные края, поэтому не могу с уверенностью сказать, что место под названием Кутт существует в наши дни. Чума опустошила множество уголков Франции.

— Что ж… и все же, быть может, вы назовете более крупный город недалеко от ваших родных краев, который помог бы мне сориентироваться?

— Каркассон, — мрачно отозвался Ансель.

Лоран нахмурился.

— Каркассон, — повторил он. — Город с весьма неспокойной историей.

— Потому я и покинул те края, — кивнул его новый знакомец. Голос его звучал ровно, однако нотки тоски не укрылись от Лорана.

— Я уже говорил вам, что часто сужу о людях по тому, как они несут себя в мир. Ваш облик… примечателен. — Он продолжал говорить добродушно, но буравил Анселя взглядом с неподдельным интересом. — Вы носите траур, месье Ансель?

Де Кутт неопределенно покачал головой.

— Вы снова не ошиблись, Ваше Преосвященство.

— Соболезную вашей утрате, — опустил глаза Лоран. — Мор унес жизни множества людей. Ваши родные тоже погибли?

— Все до единого. Никто не выжил.

— Я помолюсь о них.

— Благодарю вас, Ваше Преосвященство.

Некоторое время они шли молча. Затем Лоран заговорил снова:

— Я наблюдал за тем, как вы помогли вознице с телегой. Вы воспользовались мечом, чтобы нанести удар по веревкам. Я не силен в фехтовании, но у меня сложилось впечатление, что вы — сильны в нем. Вы рыцарь, месье Ансель?

— Из рыцарского имущества у меня только меч. Как вы изволили выразиться, мор унес жизни множества людей. Мой родной дом был разграблен и уничтожен, я покинул его, унеся с собой лишь умения и навыки, коими и пытаюсь заработать себе на пропитание. Помогаю ближним, чем могу, как завещал нам Господь.

— Ваши умения и навыки включают в себя владение мечом?

— Да, Ваше Преосвященство, я обучен обращаться с оружием. Однако я не любитель применять его без крайней необходимости. Зачастую один лишь вид его способен внушить недоброжелателям разумную опаску и предостеречь их от того, чтобы намерение причинить человеку зло обратилось в действие.

— Похвальная позиция, сын мой. — Лорану с каждой минутой все больше нравилось, как этот человек себя держит. — Считаете ли вы обучение фехтованию неприемлемым занятием? Или же этим вы тоже зарабатываете себе на жизнь?

Ансель внимательно посмотрел на епископа.

— В своей жизни мне доводилось обучать молодых людей основам владения оружием, Ваше Преосвященство. Если именно эти мои навыки требуются в тех местах, где я останавливаюсь, я применяю их. Иногда весть о том, что кому-либо требуется учитель такого рода, доходит до меня из других городов, и я намеренно направляюсь по месту, чтобы найти временную работу.

Лоран улыбнулся.

— За этим вы прибыли в Руан?

— В Руане я проездом. До меня дошла весть с земель графа де’Кантелё, я держал путь туда, чтобы выяснить, требуется ли сыну графа учитель.

И снова Лоран не сдержал победную улыбку.

— Кантелё находится совсем недалеко отсюда. Скажите, месье Ансель, работа в Руане в качестве дополнительного заработка могла бы вас привлечь?

Ансель нахмурился.

— Прошу простить, Ваше Преосвященство, но я никак не возьму в толк: вы хотите обучиться фехтованию?

Лоран рассмеялся.

— Вы почти не ошиблись. Но обучиться хочу не я, а мои помощники. Для инквизиторов они еще совсем молоды, но, тем не менее, официально устроены в руанское отделение и проявляют похвальное рвение в нашем деле. Я взял их к себе в ученики в тот самый год, когда на город обрушилась чума. Болезнь миновала этих двоих. А когда она пошла на убыль, они вдвоем объезжали окрестные монастыри, чтобы выяснить, кто остался в живых, кто погряз в ереси, а кто пал жертвой мора. После этого тяжкого испытания они пылко загорелись идеей уметь защитить себя в случае опасностей. Поразмыслив, я решил, что мог бы им это позволить, если вы, месье Ансель, согласитесь учить их.

Ансель погрузился в тяжелые раздумья, и Лоран не торопил его с ответом.

Наконец, Ансель вздохнул и кивнул.

— Как минимум, мне было бы интересно на них взглянуть.

— Всенепременно.

Лоран повел своего нового знакомца к участку возле епископских конюшен, рядом с которыми его нерадивые ученики проводили свои тренировки, урывая для этого каждый удобный — и неудобный — момент.

Заметив Лорана, Вивьен и Ренар замерли, опустив свои изрядно потрепанные деревянные мечи. На спутника епископа они воззрились с явным недоверием, но притом с неподдельным интересом.

— Ваше Преосвященство, — почти хором кивнули они, приблизившись.

— Месье Ансель, представляю вам свою кару Господню: их зовут Ренар, — он кивком головы указал на долговязого светловолосого молодого человека, — и Вивьен. — Теперь взгляд судьи замер на черноволосом ученике с острым носом и колкими серыми глазами.

— Рад знакомству, — спокойно склонил голову де Кутт.

Вивьен внимательно пригляделся к нему. Он был старше их с Ренаром — примерно лет на пятнадцать, может, больше. Высокий лоб, светло-русые волосы, заметная худоба, наметившиеся морщины в уголках глаз, жилистые тонкие руки с заметными синими венами на ладонях. Он был высокого роста, спину держал прямо — хотя, похоже, это было результатом не военной выправки, а личных стараний. Создавалось впечатление, что ему гораздо сильнее хочется опустить и сгорбить плечи, чем держать их расправленными. Вивьен видел, что этот человек всеми силами старается владеть собой и своими чувствами — такое качество было характерно и для него самого. В целом незнакомец заранее вызывал, скорее, симпатию, чем наоборот, но Вивьен не мог отделаться от легкого чувства настороженности по его поводу.

— Итак, — Лоран расплылся в улыбке, — месье Ансель де’Кутт любезно согласился попытаться утолить вашу блажь, мои дорогие. Если сегодняшняя встреча пройдет гладко, месье Ансель станет вашим учителем по фехтованию. Если, конечно, охота у вас еще не пропала, ведь средства на его услуги я буду вычитать из вашего жалования.

Вивьен и Ренар переглянулись. Им потребовалось всего мгновение, чтобы принять решение.

— Мы были бы счастливы начать обучение, Ваше Преосвященство, — с должной учтивостью произнес Ренар.

— Вот и прекрасно. Что скажете, месье Ансель? Готовы остаться с этими двумя на пробный урок?

— Попытаюсь не обмануть ваших ожиданий, Ваше Преосвященство. — Он внимательно посмотрел на двух молодых людей. — И ваших, юные господа инквизиторы.

— Замечательно. Отметельте их хорошенько во славу Господню. Даст Бог, может, и научатся чему. Если перед началом занятия у вас будут еще какие-то пожелания… — елейно улыбнулся Лоран, предпочтя не заканчивать фразу.

— Если это возможно, — Ансель бросил спокойный взгляд на стражника, стоявшего неподалеку, — я бы хотел попросить того господина одолжить нам свой меч на время короткой тренировки.

Лоран вопросительно приподнял брови. Ансель кивнул.

— Ваши ученики, насколько я успел заметить издали, весьма энергичны и подходят к тренировкам с избыточным рвением. Увы, это не всегда хорошо. Этого рвения поубавится, когда они почувствуют в руке вес настоящего оружия. Часть их концентрации будет уходить на то, чтобы просто не уронить его.

Лоран нахмурился.

— Не опасно ли давать им в руки настоящее оружие с первой тренировки?

— Поверьте, за безопасностью я буду следить. Если вам угодно, вы можете остаться и посмотреть. Или же приставить к нам стражников.

Судья несколько мгновений размышлял, затем махнул рукой.

— Я прикажу паре стражников понаблюдать за вами. На всякий случай.

— Как вам будет угодно.

Подготовка к занятию заняла несколько минут. Все это время Вивьен и Ренар с нескрываемой подозрительностью разглядывали своего нового учителя. Когда в его руках оказался второй меч, Ансель изучающе посмотрел на своих учеников и подозвал к себе Ренара.

— Подойди, пожалуйста, — вежливо попросил он. Ренар повиновался и замер напротив него. Ансель едва заметно улыбнулся и протянул ему меч, позаимствованный у стражника. — Вот. Возьми. Подержи в руке.

— И все? — недоверчиво нахмурился Ренар.

— Пока — да. Сейчас поймешь, почему.

Ренар и вправду быстро это понял: оружие показалось ему непривычно тяжелым. Он отступил от Анселя на несколько шагов и осторожно сделал пару взмахов. Рука начала уставать с непривычки.

— Держать в руке деревянную копию меча — не то же самое, что держать настоящее оружие. Нужно развить мышцы рук, привыкнуть к весу и нащупать баланс, потому что у стального и деревянного мечей он будет существенно различаться.

В следующие минуты Ансель продемонстрировал Ренару стойку, показал, как следует держаться, чтобы не терять равновесие, легко выхватил собственный меч и медленно, с должной методичностью, несколько раз скрестил с ним клинки, чтобы Ренар понял примерное сопротивление и давление.

— Отдохни немного. Продолжим чуть позже, — миролюбиво сказал Ансель. Взгляд его обратился к Вивьену. — Теперь ты. То же самое.

Вивьен кивнул, сделал несколько шагов, на ходу приняв из рук Ренара меч, и остановился напротив Анселя в той самой стойке, которую тот показал его другу.

— Гляжу, ты усвоил то, что я говорил? — улыбнулся Ансель.

— Я отличаюсь внимательностью, месье…

— Ты запамятовал мое имя? — улыбка Анселя стала чуть шире.

— Я вежливо даю вам возможность назвать полное. Оно ведь у вас есть?

— Кажется, я начинаю понимать, почему ваш наставник так отзывался о вас, и к кому конкретно были обращены его особые замечания, — сказал Ансель, становясь в стойку. — Взвесь оружие в руках. Почувствуй…

— Я понял. Я вас слушал. — Юный инквизитор, повинуясь инстинкту, прокрутил меч в руке. Он был тяжелым, и Вивьен понял, что рука быстро устанет, однако примерно прикинул, как надолго хватит его сил. — Вы не ответили на вопрос.

— Въедливый, — оценивающе усмехнулся Ансель. — Отвечу, если попробуешь нанести удар. Вижу, у тебя неплохие задатки, и ты довольно быстро ориентируешься с оружием в руке.

Вивьен не стал ждать второй команды. Вложив много сил в свой выпад, он сделал наступательный шаг, но Ансель легко парировал удар. Вивьен почувствовал, что довольно быстро запыхается, если продолжит в том же духе, поэтому вернулся в стойку и замер в ожидании. Ансель изучающе склонил голову, глядя на его реакцию.

— Надо же, — тихо произнес он. — Полная боевая готовность. Отчего ты ждешь, что я всерьез нападу на тебя?

«И правда. Отчего?» — спросил себя Вивьен. Ответа он не знал.

— Я не знаю, — честно сказал он.

— Полагаю, ты всегда так насторожен?

— Временами, — хмыкнул Вивьен.

Ансель кивнул и поманил его к себе.

— Подойди. Попробуем то же самое, что я показывал Ренару. Нанеси легкий удар по клинку. Почувствуй сопротивление стали. Почувствуй, какое нужно оказать давление. Первое занятие направлено на то, чтобы вы привыкли к оружию и не боялись его. Хотя с последним у тебя проблем нет.

Вивьен выполнил указание учителя, и ему потребовалось немалое усилие, чтобы выдержать давление его меча.

— Ансель де Кутт. — В голосе мужчины отчего-то зазвучали уважение и благодарность. — Я обещал, что представлюсь.

— Вивьен Колер. — Молодой инквизитор вторил его тону.

— Колер?

— Это прозвище дали моему отцу. Оно, — Вивьен поморщился, — закрепилось.

— Интересное имя. Тебе подходит, учитывая твою проглядывающуюся манеру сражаться.

— Надеюсь, что вы ошибаетесь.

— Я бы предпочел, чтобы вы с Ренаром обращались ко мне на «ты». — Ансель, наконец, ослабил давление на клинок, и Вивьен тяжело опустил руку с мечом, чувствуя, что устал. — Если, конечно, вы решите продолжить занятия.

— Всенепременно. Ансель, — улыбка Вивьена заметно потеплела.

Несколько минут назад он толком не мог понять, вызывает в нем этот человек опасение или симпатию. Теперь сомнений не было.

Ренар тоже быстро проникся к нему уважением и был искренне рад, что его друг не натворил бед, после которых от учителя пришлось бы отказаться.

***

Кантелё, Франция

Год 1352 от Рождества Христова

— Боже, отчего же девушки такие сложные? — Гийом сокрушенно вздохнул и побарабанил пальцами по скамье, на которой сидел.

— М? — вопросительно промычала Элиза, отвлекаясь от созерцания желтых покрывающих поле колосьев. — Что-что?

Они сидели на улице, прислонившись к стене ее дома, и ели странное, составленное совместными стараниями кушанье: куриные ножки, сворованные юным графом у поваров, смешанные с приготовленными Элизой овощами и собранными ею ягодами.

Последний обход крестьянских хозяйств графским управляющим завершился благополучно: собранные подати радовали, так как крестьяне, наконец, сумели почти полностью оправиться от нагрянувшей несколько лет назад чумы и теперь снова работали в полную силу. Гийом же в приступе щедрости, напавшем на него по этому случаю, решил поделиться благами со своими ближними.

— «Что-что»? — кривляясь, передразнил юноша. — Да я все про ту… как же ее там… — Он нахмурился, попытавшись припомнить имя, но так и не сумел. — Дочка нашего конюшего. Красивая девка, спору нет, и хороша не только внешностью, как ты понимаешь. Но, черт возьми! Караулить меня во дворе и смотреть с тоской каждый раз, как я прохожу мимо! На что она надеется? В конце концов, неужели ее скудоумие позволило ей рассчитывать на что-то большее? Ну отдалась она мне, все получили удовольствие! Что ей теперь от меня нужно?

Он схватил с блюда куриную ножку и с недовольным видом вгрызся в нее зубами, будто это несчастная мертвая птица досаждала ему своим вниманием, а вовсе не влюбленная девушка.

— Нет, ну что ей надо? — Он воззрился на Элизу так, словно действительно ожидал от нее объяснения. Причем, немедленно.

Элиза терпеливо вздохнула, постаравшись напустить на себя бесстрастный, почти скучающий вид.

— Надо думать, она влюбилась в тебя, и теперь ее сердце наполняет надежда на то, что ты питаешь к ней ответное чувство. — Ей стоило огромных усилий пожать плечами с деланным равнодушием. Чтобы не выдать своих истинных чувств, она взяла с блюда небольшую ягодку и небрежно отправила ее в рот.

«И почему ты обращаешься ко мне с этими вопросами? Ну почему?» — гневно спрашивала про себя, но задать этот вопрос вслух не решалась, хотя все ее существо рвалось сделать это, сопроводив свое возмущение хорошим и внушительным толчком ему в грудь.

Элиза заставила себя сдержаться. Она всегда сдерживалась, когда ее захлестывали такие желания. Эти разговоры вызывали у нее неприязнь и даже боль, но она не могла позволить себе проявить слабость и признать это вслух, ведь тогда — она была уверена — Гийом отнесется к ней так же пренебрежительно, как к той «красивой девке», а это было бы невыносимо. Элиза справедливо рассудила, что ей проще терпеть эти неприятные беседы, чем испытать на себе презрение Гийома де’Кантелё.

— Влюбилась, — недовольно закатил глаза юноша. — Выходит, и вправду дура. Я ее никогда не смогу полюбить. А это еще и объяснять придется! Такая глупость!

Элиза склонила голову, вопросительно взглянув на него. Брови ее недоверчиво приподнялись.

— Да ты хоть одну девушку полюбить способен? — ядовито спросила она и тут же пожалела об этом вопросе.

Гийом, как ни странно, глубоко задумался, подняв глаза к небу. Через мгновение лицо его исказила характерная ухмылка.

— Пока не знаю, — честно ответил он и перевел взгляд на Элизу. — Если влюблюсь, пойму.

Элиза невольно вжала голову в плечи, заметив в его взгляде легкую насмешку.

«Он все понял! Он и меня теперь считает дурой!»

Пока Элиза терзалась своим страхом, всячески стараясь сохранить лицо непроницаемым, Гийом разглядывал ее так, словно она была интересным экземпляром из коллекции драгоценностей его родителей. За минувшие зиму и весну она отчего-то стала очень… красивой. Проницательные светлые глаза, тонкая талия, золотые волосы, в которые она начала вплетать странные деревянные бусинки, поцелованное солнцем лицо и плечи…

Опустив взгляд, девушка взяла тонкими пальцами еще одну маленькую алую ягоду, напоминающую драгоценный камушек, и съела ее, слегка проведя пальцами по губам.

— Что ты так смотришь? — небрежно спросила она. — Еще каких-то разъяснений от меня ждешь?

— Нет. Просто… сложный ты вопрос задала, знаешь ли, — буркнул Гийом.

Элиза прислушалась к тому, что услышала в его голосе, и, к собственному удивлению, уловила в нем не насмешку, не презрение, а укор. Она не знала, что ответить на это — его реакция заставила ее на миг растеряться. Тем временем Гийом, выбросив куриную кость и посмотрев на то, что осталось на блюде, небрежно махнул рукой и сказал:

— Оставшееся забери домой, пусть мать и сестра полакомятся. А сейчас — идем со мной.

Элиза, как и всегда, была поражена его стремительностью.

— Что? Куда?

— Боже, да просто оставь еду, и идем! — Юноша нетерпеливо махнул рукой, чтобы она поторапливалась.

Элиза вздохнула. Все же эта его внезапность поражала ее и, как ни странно, завораживала. Заставляла ее лучше ощущать течение времени — Гийом словно умел ускорять и замедлять его, когда считал нужным. Это вызывало небывалое любопытство, и еще ни разу не случалось, чтобы юный граф это любопытство не удовлетворил.

Поднявшись и спешно отнеся блюдо в дом, Элиза вернулась и последовала за Гийомом.

***

— Честно говоря, я не слишком разбираюсь в тонкостях. — Гийом неуверенным взглядом окинул подвальное помещение, заполненное бочками и бутылками разных размеров. — Но это не столь важно! Главное, что здесь все хмельное! — тут же успокоил он самого себя и двинулся вперед, выбирая, какой бы бочонок вскрыть.

Элиза зябко поежилась, обхватив себя руками и неуверенно последовав за ним. В погребе графского особняка она никогда до этого не бывала, но уже знала, что здесь хранятся вина, эль и прочие хмельные напитки. Сама она до этого пила лишь сидр и изредка сладкое вино с пряностями, которым угощал ее Гийом. Мысль о теплом пряном вине сейчас и вовсе вдохновляла — каменные стены и темные своды погреба были холодными и, похоже, сырыми.

— Тут холодно, — жалобно проговорила Элиза, намекая, что хотела бы поскорее уйти отсюда.

— Ничего, сейчас от вина согреемся, — отмахнулся граф, присматриваясь к нескольким пыльным бутылкам, стоящим на не менее пыльном бочонке.

— Не думаю, что настолько согреюсь, — страдальчески протянула Элиза. — Давай возьмем вино, если ты так этого хочешь, и поскорее уйдем.

Она не стала напоминать ему, насколько неуютно чувствует себя в таком большом каменном доме.

Несколько раз обернувшись и заметив, наконец, что Элиза начинает стучать зубами от холода, Гийом, устало вздохнув, приблизился к ней, снял свой украшенный серебряной вышивкой плащ, протянул ей, а сам остался в рубахе.

— Держи и не пищи, как цыпленок. И не торопи попусту. Лучше зажги остальные факелы, а то с одним тут темно.

Элиза спросила, не замерзнет ли он сам, но он лишь небрежно отмахнулся.

Пока она, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться, зажигала несколько факелов одним горящим, Гийом выбрал два бочонка и начал вскрывать их охотничьим ножом.

— Вот, — он протянул Элизе один из них. — Угощайся. Наше сиятельство сегодня очень щедрое.

Он манерно поклонился, невольно заставив Элизу хихикнуть. Открыв второй маленький бочонок, Гийом замер напротив своей гостьи.

— Твое здоровье, ведьма! — произнес он. Это слово, которого побаивались простые селяне, слетало с его губ без опаски, без неприязни, без стеснения. Гийом де’Кантелё словно сделал это слово какой-то особенной, лишь одному ему понятной игрой, в которую втягивал Элизу, и она просто не могла не поддержать ее.

— Ваше здоровье, милорд, — ухмыльнулась она в ответ.

Они шумно соприкоснулись бочонками, которые им приходилось удерживать обеими руками, и сделали по внушительному глотку.

***

Каменные своды покачивались перед глазами, а пятнышки факелов теряли ясность, двигаясь и расплываясь. Чтобы удержать равновесие, Гийом и Элиза то цеплялись друг за друга, обнимаясь, то приваливались к стене, но та была холодной, и они, досадливо шипя, отскакивали от нее и тут же начинали пьяно смеяться над этой неудачей, снова обнимаясь.

— Когда Кантелё станет моим, — юный граф мечтательно прикрыл глаза и уткнулся носом в плечо Элизе, но тут же вновь поднял голову, — я построю еще несколько мельниц! Хочу, чтобы наши ремесленники… знаешь, чтобы ткачи плели не просто одноцветное полотно. Хочу, чтобы они делали… представляешь, узоры, как… а еще перестрою деревню, чтобы улицы проходили не под… углом, а прямо! — Отстранившись от обнимавшей его Элизы, он стал показывать руками, какой угол имел в виду. — Так будет удобнее ездить повозкам, и проще будет вести торг на площади в деревне… потому что…

Элиза внимательно слушала, пытаясь вникнуть, но разум так и норовил расслабиться и слить рассказы Гийома в один общий умиротворяющий шум. Поддавшись этому порыву, она просто остановила свой помутившийся хмелем взгляд на его лице и поняла, что не в силах оторваться от него. Гийом небрежно обнимал ее, и острота испытываемых ею чувств становилась почти непереносимой: она вздрагивала от каждого его прикосновения и с трудом удерживалась от того, чтобы ахнуть. Спасало лишь то, что от этих объятий дыхание ей перехватывало, и она была не в силах выдавить из себя ни звука. Благо, он и не требовал от нее ничего говорить — он был счастлив, что нашел благодарного слушателя, с которым мог поделиться своими планами.

Элиза же искренне радовалась тому, что в помещении, несмотря на зажженные факелы, было достаточно темно, чтобы предательский румянец, заливавший ее щеки, не бросался захмелевшему юноше в глаза. А еще она отметила, что он был прав: в холодном погребе и впрямь стало немного теплее.

— Элиза. — Гийом вдруг развернул ее к себе и крепко обнял за талию, глядя в глаза нетрезвым, но вполне осознанным взглядом. — Знаешь, что?

Она ждала продолжения, но его не последовало — похоже, он так и не придумал, что сказать ей дальше. Вместо этого он, не размыкая объятий, потянул ее прочь из погреба.

— Ты… всегда будешь так делать? — хихикая и слегка спотыкаясь на ходу, спросила Элиза.

— Гм… да, — последовал самодовольный ответ.

Элиза узнавала коридоры и лестницы, по которым он ее вел — она несколько раз бывала здесь. Поднявшись на верхний этаж, Гийом остановился перед дверьми своей комнаты, впустил туда Элизу, вошел следом и притворил дверь. Взяв девушку за обе руки, он вывел ее на середину помещения. Элиза успела заметить красивый гобелен на каменной стене, окно с небольшим витражом и застеленную дорогими тканями кровать с балдахином.

— Так вот. Знаешь, что? — повторил Гийом, расплываясь в той самой коварной улыбке, которая всегда всплывала в памяти Элизы, когда она думала о нем.

— Что? — спросила Элиза и изумилась тому, насколько игриво прозвучал ее голос. Она не помнила за собой манеру говорить с ним вот так. Это было немного страшно, но… будь она проклята, если перестанет!

Он снова прижал ее к себе, и она, повинуясь какому-то инстинкту, положила руки ему на плечи. Улыбка Гийома сделалась еще шире, он потянулся к Элизе и поцеловал ее.

Казалось, земля ушла у нее из-под ног. Единственное, что помогло Элизе в эти несколько мгновений устоять и не упасть — это крепко держащие ее руки Гийома. Она ответила на поцелуй, не очень переживая о том, что никогда до этого не знала, как это делается.

Элиза не поняла, когда они успели переместиться на кровать. Лежа под балдахином, они продолжали целоваться так, как будто больше никогда не собирались отрываться друг от друга. Захмелевший взгляд Элизы иногда бродил по комнате, но все ее внимание тут же перетягивало на себя жаркое дыхание Гийома.

«Слишком хорошо, чтобы быть правдой», — успела подумать она.

Стук распахивающейся двери беспощадно разорвал на кусочки миг блаженства, который они так страстно и жадно делили друг с другом.

— Милорд! Прошу прощения, милорд…

Элиза и Гийом отпрянули друг от друга, вскочив с кровати и уставившись на застывшего в дверях посыльного — тощего лопоухого молодого человека, который был едва ли намного старше их. Тот, в свою очередь, в ужасе выпучил глаза и раскрыл рот, словно в немом крике.

На несколько мгновений в комнате повисло напряженное молчание. А затем слуга, продолжая стоять в дверном проеме, сосредоточил свой опасливый взгляд на Элизе, заметил амулеты на ее шее и со страхом прошипел:

– Ведьма…

— Что тебе нужно? — не скрывая своей злобы, рявкнул Гийом.

— Ведьма! — повторил тот, словно не слыша слов графа, и несколько раз перекрестился. — Спаси, Боже… Демоница! Милорд, верно, околдован! Приворожила, дьявольская девка! ВЕДЬМА! Боже, спаси! — Его голос постепенно начал переходить на крик. Не прекращая креститься, он начал пятиться обратно в коридор.

Гийом в два шага преодолел расстояние до двери, втащил слугу за шиворот в комнату и хорошенько встряхнул его:

— Не ори, болван!

Тот посмотрел на своего господина круглыми от ужаса глазами. Он не прекращал осенять себя крестным знамением. С губ его срывался едва различимый лепет, а взгляд то и дело возвращался к девушке.

— Гийом, — обратилась Элиза и уловила в собственном голосе предательскую дрожь, — это неправда… я… я тебя не приворожила! Я никогда не стала бы делать ничего такого! Клянусь тебе!

— Я знаю. — Он стоял к ней спиной, все еще держа за шиворот злосчастного слугу, и она не видела его лица, но голос его тоже дрожал. От злости. — Я знаю, Элиза. Но тебе лучше уйти.

— Но я…

— Видишь, у меня теперь проблемы? — раздраженно проговорил юный граф, слегка поворачиваясь к ней. — Мне надо с этим разобраться. Я разберусь. И тогда… увидимся. — Он нервно улыбнулся краешком рта. — Иди.

Элиза коротко кивнула, взглянула на него и попыталась улыбнуться. Вышло немного нервно, но она решила, что это лучше, чем ничего. Прошмыгнув за дверь, она почти бегом бросилась вниз по лестнице. Гийом проводил ее глазами и снова повернулся к слуге. Тот сжался: взгляд графа не предвещал ничего хорошего.

— Объясни-ка мне, друг мой, почему ты решил ворваться в мою комнату без стука?

— Дверь была… м-м-милорд, дверь была приоткрыта, и я подумал…

— Ты подумал, — с нескрываемой злостью передразнил он. — Ты уверен, что умеешь это делать?

— Я п-прошу прощения, милорд, у меня было срочное…

— Что — срочное? — нетерпеливо прорычал Гийом.

— Милорд, меня послали сообщить, что прибыл ваш новый учитель.

«Только этого не хватало!»

— Учитель, значит? Не припомню, чтобы об этом был разговор…

— Чтобы учить вас, милорд, навыкам боя на мечах.

— Ах вот как, — задумчиво повторил Гийом.

«Очередная попытка приставить ко мне занудного надзирателя — на этот раз под предлогом того, что мне будет интересно?»

— Да, он… ждет вас в общей зале.

— Замечательно! — Гийом расплылся в улыбке, и на этот раз она вышла почти пугающе миролюбивой. — С нетерпением жду знакомства с ним, раз так.

Выйдя из своей комнаты и вытолкав оттуда слугу, Гийом с силой захлопнул дверь и стремительно направился по лестнице вниз. Он не рассчитал силу, отталкивая слугу, и бедняга врезался спиной в стену, сдавленно охнув. Гийома это не волновало. Ни хмель, ни желание еще не ушли до конца из его тела, и теперь первое будоражило ему кровь, а второе выводило из себя невозможностью удовлетворить его. Единственное, что вызывало радость — мысль о том, что сейчас ему будет, на ком выместить злость.

***

Выбежав во двор через дверь, которой пользуются слуги, и устремившись к опушке леса, Элиза помчалась прочь. Она даже успела столкнуться с кем-то в дверях, едва не сбив его с ног, но сердце ее колотилось так часто, а разум был настолько занят одной мыслью — «бежать!» — что она почти не заметила препятствия.

Добравшись до перелеска, она продолжила продираться сквозь заросли, будто чувствуя за собой погоню. Остановилась она, лишь когда в боку сильно закололо от долгого бега. Опершись рукой о ствол ближайшего дерева, она согнулась и приложила вторую руку к боку и попыталась отдышаться.

Дыхание понемногу пришло в норму, но в горле все еще стоял тяжелый противный ком — невыносимо горький.

«Что со мной такое? Что меня… так задело?» — спрашивала она себя и не находила ответа. Она лишь чувствовала, что мерзкое прозвище «ведьма», к которому она, как ей казалось, привыкла, внезапно прозвучало слишком ядовито. Момент, о котором она не смела даже мечтать, ускользнул от нее и был безвозвратно испорчен. А руки и губы до сих пор помнили прикосновения Гийома, и тело страстно жаждало их. Однако отчего-то Элиза знала, что вряд ли ей посчастливится оказаться в его объятиях снова в ближайшее время. Если вообще посчастливится…

«А чего я ожидала?» — спросила себя Элиза, мрачно усмехнувшись и сделав несколько шатких шагов в чащу. Она цеплялась за деревья так, словно лишь они сейчас могли удержать ее от погружения в омут горечи.

Обычно природа всегда умела утешить ее — любое горе и любая печаль смягчались, когда Элиза оказывалась в окружении леса и позволяла свободному, могущественному лесному духу захватить себя, сделать своей частью. Мать-Земля никогда не оставляла свою дочь, когда та приходила к ней за успокоением. Однако сейчас все отчего-то было иначе. Словно ее горе было гораздо больше, гораздо сильнее, чем тот покой, который лес мог поставить ему в противовес.

Элиза понимала, что не хочет делиться этим ни с Рени, ни с Фелис. Ей казалось, что понять ее не сможет никто. Никто!

«А чего я ожидала?» — вновь спросила себя она, бредя по чаще леса, уронив руки вдоль платья и задрав голову к небу, пытаясь не выпустить рвущиеся наружу слезы. — «Он граф, а я… кто я? Простушка. Лесная ведьма. Никто… я для него… никто. Как же могло быть иначе?»

Обессиленно привалившись к стволу ближайшего дерева, Элиза обняла его, уткнувшись лбом в шершавую, пахнущую смолой кору, словно надеялась, что так у ее печали будет меньше свидетелей, и разрыдалась в голос.

Пытаясь отыскать в своем разуме хоть что-то успокаивающее, она вспоминала, как во время своего бегства краем уха услышала, что Гийому нашли нового учителя. Злорадство, родившееся в ее душе, отчего-то заставило поток слез чуть стихнуть. Она знала, что обычно происходит с теми, кто пытается учить юного графа. Кем бы ни был этот человек, с Гийомом ему придется несладко, и мысль о его предстоящих мучениях заставила Элизу мстительно улыбнуться сквозь рыдания.

«Удачи вам, месье, кем бы вы ни были», — язвительно пожелала она этому незнакомцу, с удовлетворением думая о том, как тому достанется за то, что появился так не вовремя.

***

Мужчина со светло-русыми волосами, одетый во все черное, стоял, сцепив руки за спиной. Он с интересом глядел в окно, наблюдая за бурной жизнью во дворе графского дома.

Несмотря на почти болезненную худобу, он не производил впечатления слабого: идеально ровная спина, спокойный взгляд и твердость, с которой он стоял, намекали на то, что этот человек чувствует себя уверенно, даже будучи гостем в чужом доме. В его лице с выступающими от худобы скулами словно было что-то лисье. Более внимательный наблюдатель мог бы разглядеть небольшие петли у него на поясе, предназначавшиеся для ножен. Сейчас они пустовали, но можно было сделать вывод, что этот мужчина привык носить с собой оружие.

Услышав громкий звук приближающихся шагов, он повернулся, слегка прищурившись: после яркого света из окна в полумраке залы поначалу было сложно что-то разглядеть.

Створки дверей с грохотом распахнулись, заставив проходящую по коридору служанку взвизгнуть.

Высокий светловолосый юноша замер в дверях, обшарил взглядом помещение, и, остановив взгляд на госте, изучающе сузил глаза. Его доходящие до середины шеи волосы сильно растрепались от быстрой ходьбы, присобранная на поясе длинная синяя рубаха небрежно смялась. Льдисто-голубые глаза, тонкие скулы и брови вразлет добавляли ему сходства с каким-то хищным животным, которого только что оторвали от охоты или разбудили.

Не отрывая взгляда от гостя, граф вошел в помещение, медленно опустив руки. Если мгновение назад он почти бежал, то сейчас вдруг зашагал медленной, нарочито расхлябанной походкой, нехарактерной для знатной особы. По его внешнему виду гость довольно быстро заключил, что юный граф не совсем трезв.

Выйдя на середину залы, молодой человек хищно осклабился, отвесив непрошеному гостю манерный поклон, и с деланной восторженностью вскрикнул:

— Добрый день!

В его голосе сквозила такая неприкрытая издевка, что, казалось, ее бы различил и глухой. Чаще всего людей такая манера вводила в замешательство, однако гость лишь вежливо кивнул в ответ, прикрыв глаза с истинно христианским смирением.

— И вам, — тихо ответил он.

— Это вас прислали меня учить? — Юноша заложил руки за спину и задрал подбородок, резко убрав с лица улыбку.

— Боюсь, формулировка не совсем верна. Никто не присылал меня к вам, я лишь услышал весть о том, что вам требуется учитель фехтования, и изъявил желание явиться к вашим родителям, чтобы предложить свою кандидатуру. Поговорив со мной, они, надо думать, сочли меня достойным соответствующей должности — равно как и я нашел их предложение интересным.

Все это было произнесено спокойным, ровным, ничего не выражающим голосом. От такой манеры Гийом почти растерялся. Ему стоило огромных усилий снова собрать свою нарочитую дерзость в кулак и сохранить тон по-прежнему пренебрежительным. Желание вызвать у этого человека неприязнь теперь перемежалось с острой потребностью сбить с него спесь.

— Вот как, — юноша приподнял брови.

— Меня зовут Ансель де Кутт, — представился гость.

«И почему он такой раздражающе вежливый?!»

— Гийом де'Кантелё. Хотя, вы, наверное, и так в курсе. Но это неважно! — Не убирая рук из-за спины, Гийом сделал шаг навстречу гостю и придал лицу картинно скорбное выражение. — Видите ли, месье де Кутт, дело в том, что я не хочу у вас учиться.

Гийом помнил, в какой ступор такая постановка вопроса ввела пожилого напыщенного преподавателя риторики. Обученный ведению споров и дискуссий старик отчего-то совершенно растерялся перед лицом дерзости и напора юного графа. Гийом тогда испытал истинное наслаждение, разъясняя неудавшемуся наставнику, что учиться риторике у теряющих дар речи стариков — бессмысленная затея.

Однако на этот раз все вышло иначе.

— Не хотите учиться фехтованию или не хотите учиться именно у меня? — без тени обиды или раздражения уточнил Ансель. — В первом случае прошу меня простить: выходит, я по какой-то причине был введен в заблуждение. Как, впрочем, и ваш отец, рассказавший мне о ваших стремлениях. Во втором, — он чуть помедлил, — с вашего позволения, я хотел бы знать, почему.

Гийом победно хохотнул.

«Вот оно! Пора поставить его на место».

— Ха! Да потому что… — Гийом начал говорить почти скороговоркой, быстро и воодушевленно, однако отчего-то оборвался на полуслове, понимая, что не может найти толковых объяснений. Он призадумался, помедлил и глубоко вздохнул.

— «Потому что»? — с едва заметным намеком на улыбку подтолкнул Ансель.

Гийом поджал губы. Что-то вдруг заставило его ответить честно.

— Потому что, знаете ли, в этой семье есть обычай нанимать мне чрезвычайно назойливых наставников. Каждый, кто хотел чему-либо меня научить, очень быстро принимался меня воспитывать. Вероятно, я сужу о вас предвзято, — он манерно взмахнул рукой, — но я видел многих учителей, и мне сложно представить, что с вами все будет иначе.

Ансель понимающе кивнул.

— Вы основываетесь на своем личном опыте и доверяете своим суждениям. Я ценю такой подход. И все же я подозревал, что опыт в общении с людьми в каждом отдельно взятом случае должен быть подкреплен личным впечатлением, полученным непосредственно от них.

Гийом прищурился. Фраза показалась ему немного сложной, чтобы чуть захмелевший разум сумел воспринять ее. Он всячески попытался не показать этого, одновременно борясь с желанием переспросить.

— Не понимаете? — дружественно улыбнулся Ансель.

— Я не… — Гийом нахмурился. — С чего вы взяли?

— Видите ли, когда я говорю о таких вещах, многие молодые люди, вроде вас, искренне не понимают, о чем я. Вероятно, я сужу о вас предвзято, но я видел многих учеников, и мне сложно представить, что с вами все будет как-то иначе.

Гийом сжал челюсти так, что у него скрипнули зубы. Однако колкость Анселя не могла не вызвать у него мысленного восторга. Никто из его учителей прежде не смел вести себя с ним так. И ведь обвинить Анселя де Кутта хотя бы в намеке на грубость было невозможно!

«Вот ведь…» — с досадой подумал Гийом и вздохнул.

— Ладно, положим, я вас не понял, — нехотя признал он. — Вы поясните?

Ансель кивнул.

— Я хотел лишь сказать, что не знаю, чем именно создал у вас впечатление, будто собираюсь вас воспитывать, но такой цели я никогда не преследовал. Вы, конечно же, вправе мне не поверить, но — как и вы со мной — я сейчас был с вами предельно честен.

Гийом посмотрел на него с подозрительностью. Он готов был признать, что подобным умением убеждать и удивительно спокойной, собранной манерой говорить, пожалуй, не обладал ни один из его предыдущих горе-наставников. Все они отчего-то боялись Гийома, а этот Ансель — нет. И все же были и другие учителя, которые подавали надежды, но не оправдывали их. Гийом не хотел тратить время еще на одного.

— Боюсь, у меня нет желания проверять, врете вы или нет. С куда большей охотой я сейчас прокатился бы верхом. Ах да… этим, пожалуй, и займусь.

Слегка поклонившись — по своим меркам, даже более-менее учтиво — Гийом развернулся и направился к выходу.

— Боюсь, с этим могут возникнуть затруднения, — тихо проговорил Ансель.

— Простите? — Гийом остановился на полдороги, уставившись на него с утихшей было злостью.

— Я попросил слуг не пускать вас на конюшню. — Он будто бы равнодушно пожал плечами и добавил: — Сегодня.

«А ты крепче остальных, чертов пройдоха!» — усмехнулся про себя Гийом.

— Вот как! — На лице его появилась и тут же потухла ухмылка: к собственному удивлению, Гийом заметил, что повторяется в своих высказываниях. А ведь умение как следует огорошить горе-наставников он считал своим особым представлением, на котором повторные реплики были дурным тоном.

Гийом заставил себя собраться с силами.

— Интересно было бы знать, и как, по-вашему, они мне помешают?

— Вам просто не выдадут упряжь. К тому же, я попросил привратников закрыть главные ворота и не открывать их вам, — он кивнул, — сегодня. Выехать верхом через ход для прислуги, насколько я понимаю, проблематично. — Ансель слегка пожал плечами, с легкостью выдерживая уничтожающий взгляд молодого графа.

— А вы, я смотрю, провели большую подготовку, — хмыкнул Гийом. — Но все напрасно, месье де Кутт. Видите ли, я не настолько беспомощен, чтобы не суметь открыть ворота самостоятельно. Думаете, слуги вторят вашей дерзости и остановят меня?

Ансель не ответил, а лишь расцепил руки, которые до этого все время держал за спиной, и красноречиво подбросил на ладони внушительную связку ключей.

— Боюсь, вас остановит замок. Как и в случае с кладовой, в которой хранится конная упряжь, и оружейной, где вы держите арбалеты. Боюсь, моя изначальная формулировка была недостаточно точной. Позвольте мне исправить эту оплошность: даже если вам захотят открыть ворота, такой возможности не будет.

Некоторое время Гийом стоял, не шевелясь, будто не мог поверить в происходящее.

— У слуг тоже есть ключи, — возразил он и уловил в собственном голосе легкую беспомощность. Несколькими минутами ранее она привела бы его в неистовство, однако сейчас он был слишком ошеломлен, и это чувство затопило его полностью.

— Они тоже у меня. Я попросил слуг одолжить мне их на время нашего разговора. Под мою ответственность. Они согласились. Люди в вашем доме очень добры. — Ансель улыбнулся, смиренно прикрыв глаза, и про себя искренне поблагодарил слуг за оказанное доверие, а старшего графа и графиню Кантелё — за то, что выделили ему некоторое количество полномочий для выполнения задачи, за которую он взялся.

Ошеломление, наконец, схлынуло, и Гийому пришлось осознать, что этот выскочка сумел обхитрить его. Юноша скрипнул зубами, развернулся и снова направился к выходу. Единственным его желанием было сбежать как можно дальше отсюда — хотя бы и просто назло этому человеку. Он не сомневался, что придумает, как пробраться в конюшню, обдурить слуг — все это никогда не представляло для него особой сложности.

Однако при следующем его шаге створки дверей вдруг резко захлопнулись прямо у него перед носом, и он едва не врезался в них, не сумев сразу остановиться. С другой стороны послышался звук запираемого засова, и Гийому показалось, что он попал в какой-то безумный сон.

Несколько мгновений он стоял, тупо глядя на закрытую дверь. Осознание, что он заперт против воли в одном помещении с этим Анселем, доходило до него постепенно. Пришлось приложить огромные усилия, чтобы сохранить самообладание.

— Вы все предусмотрели, да? — елейным голосом проговорил он, медленно поворачиваясь и склоняя голову набок.

Ансель лишь пожал плечами. Он будто бы удивлялся, что никто не додумался поступить так до него, но не озвучил это недоумение вслух, дабы не обижать своих предшественников.

Гийом тем временем продолжал кипеть от злости.

— Задумали просто запереть меня? — хмыкнул он. — Я же говорил: с вами не будет иначе! Вы сказали, что не хотите воспитывать. Однако что же вы делаете сейчас?

Он почувствовал, что эти обличительные речи могут все же помочь достучаться до Анселя де Кутта.

— Вы, верно, мните себя человеком чести. Высоких нравов и принципов, — он прищурился. — О, да! Вижу, так и есть. — Гийом сделал шаг навстречу Анселю, слегка покачнувшись. — Так вот спешу сообщить вам, месье де Кутт, вы — не более чем простой лжец! Вы солгали мне только что.

По лицу Анселя пробежала едва заметная тень. Гийом заметил ее и решил, что выбрал правильный метод борьбы.

— Почему вы хотите меня учить? — продолжал напирать он. — Я вам не нравлюсь, уж это точно! И, знаете, что? — Он широко улыбнулся, посмотрев на Анселя с искренним вызовом. — Я не изменюсь. Вы питаете надежды, что в отличие от всех других наставников сумеете воспитать меня на радость отцу и матушке, но вы обманываете себя! Я останусь таким, как сейчас. А вам, даже если вы продолжите упрямиться, придется мучиться со мной, понимаете? — Он сделал еще шаг навстречу, снова покачнувшись. — Понимаете?

Ансель изучающе посмотрел на Гийома. Мысль, посетившая его изначально, лишь подтвердилась — юноша был нетрезв.

— Может, ты сядешь? — Он миролюбиво кивнул на стоящие вокруг длинного стола резные стулья. Юный граф лишь презрительно отмахнулся, увлеченный своим монологом.

— Зачем вам это все? Куда проще для нас обоих было бы, если б вы прямо сейчас убрались восвояси, а я бы догнал хорошенькую девицу, которую мне пришлось прогнать, и продолжил бы вечер в ее обществе. — Гийом осклабился, явно бахвалясь. Ансель в ответ заметно нахмурился. Юноша заметил его недовольство, и предпочел надавить: — Вы ведь понимаете, о чем я толкую, месье де’Кутт? Я говорю о…

— Понимаю, — оборвал Ансель с неожиданной жесткостью. — Нет необходимости подробно расписывать, что ты имеешь в виду.

— Отчего же не расписать? Так уж вышло, что я люблю эту тему, да смилостивится Господь над моей низменной душой за мои пороки. — Гийом небрежно пожал плечами, картинно закатив глаза. — Так что, если вы все же возьметесь меня учить, то постоянно будете слышать от меня нечто подобное. Другие мои рассуждения вам тоже не понравятся, а их у меня предостаточно. Я клянусь вам, это будет не работа, а пытка.

Ансель на миг устало прикрыл глаза, но ничего не сказал.

— Я ведь уже успел надоесть вам, — миролюбиво заявил юноша. — К чему такие мучения?

— Боюсь, ты не так много знаешь о мучениях, юноша, — отозвался Ансель, и что-то в его голосе заставило Гийома чуть присмиреть. — Что до твоего обучения, — он вздохнул, — я не склонен так легко менять свои решения. И пока оно остается прежним. Если ты мнишь себя единственным молодым человеком с собственными воззрениями, со склонностями к похоти, с избытком упрямства и с крепким норовом, ты глубоко заблуждаешься, а также недооцениваешь мое терпение.

Уже в который раз за этот разговор Гийом оторопел. Он не знал, что сказать. Сейчас он прекрасно понимал, как чувствовал себя тот учитель риторики, которого он прогнал, и подумал, что Господь решил воздать ему за тщеславие.

— Вы… что, действительно хотите стать моим учителем?

Ансель не изменился в лице.

— Я уже дал твоим родителям соответствующее обещание. Отказаться от него за один разговор было бы неразумно, учитывая, что непосредственно к тренировкам мы даже не приступили, и никаких аргументов, указывающих на твои конкретные претензии ко мне по поводу обучения, я не услышал.

Гийом сделал шаг назад, снова с интересом вглядываясь в собеседника. Охватившее его до этого раздражение испарилась, отчего-то сменившись любопытством, несмотря на тот факт, что его практически силой заставили вести этот разговор. Применить силу к безоружному мужчине, просто-напросто отняв у него ключи, граф почему-то даже не помышлял.

«Да кто же ты такой, черт тебя побери? Почему ты так себя ведешь? Что тебе нужно?» — думал он, глядя на Анселя. — «Зачем… я тебе?»

— Обещание, — он нахмурился, — это сильная вещь. Вы — человек слова, верно, месье де Кутт? Вы не отступитесь?

— Рад, что ты, наконец, это осознал.

Гийом вздохнул.

— Что ж, так и быть. — Он прищурился. — Но я все еще не понимаю, зачем это вам. Интересно, через сколько дней вы будете тайно замышлять грех убийства в отношении меня? Странно, что вы уже не мечтаете об этом. Или мечтаете? — Он хитро прищурился, вопрошающе кивнув, но Ансель, похоже, не оценил эту шутку, он лишь строго взглянул на новоиспеченного ученика.

— Лучше сразу приступить к тренировкам.

И снова ему удалось удивить юного графа.

— Сразу, то есть… сейчас? — опешил Гийом.

— Да. Не вижу причин откладывать. Ты ведь уже почти протрезвел.

— А вам… разве не нужно отдохнуть с дороги? Осмотреться? Поесть? Хоть бы расположиться с вещами в отведенной вам комнате?

— Я это уже сделал. Я трачу на такие вещи немного времени. — Ансель улыбнулся краешком губ, снисходительно наблюдая за удивлением на лице ученика. — Не они обыкновенно занимают мое внимание. Так что предлагаю идти, я уже заприметил на территории ваших владений несколько мест, хорошо подходящих для отработки начальных навыков боя на мечах.

Ансель направился к двери, которую в этот момент как раз вновь открыли. Проходя мимо графа, он небрежно бросил ему связку ключей, и Гийом поймал ее на лету.

Помедлив несколько мгновений, юноша качнул головой, усмехнулся и, сжав ключи в руке, направился за учителем.