Белолуние

Надежда Васильевна Кремень, 2020

Вторая книга цикла рассказывает о приключениях героев в Миравии. Селене, Зебу и Гарашу предстоит отправиться за сывороткой для больного короля, но простая, на первый взгляд, задача может обернуться непосильным испытанием. Союзники оказываются врагами, реальность – вымыслом, невозможное – очевидным. Как не ошибиться? Кому доверять? Чего опасаться? Правда и ложь, дружба и предательство, прошлое и настоящее переплелись в новом рассказе Мудрейшего, ведь его истории правдивы, как сама жизнь.

Заноза

Лайда зажмурилась и не открывала глаза, пока не перестала слышать за спиной шумное мидавье дыхание. Если не видеть опасности, то её, вроде, и нет. Будучи совсем ещё крохой, принцесса не раз проделывала этот трюк. Закроешь глаза — и всё исчезает: сердитое лицо гувернантки, злая собака, противный рисовый пудинг. Так переносить страдания куда легче.

Ехали долго. Пока конь скакал по ухабам, Лайда изо всех сил держалась за куртку разбойника, боясь упасть. Жёсткая, шероховатая ткань царапала изнеженные ладони, но это ещё полбеды.

Хуже другое — было страшно. Так страшно, как никогда не бывало прежде. Ведь Шамшан, Кассис, Рати Ривай — все, кого Лайда боялась прежде, были ей хорошо знакомы, а, значит, понятны. Чего ожидать от разбойника, девочка не знала, а потому не ждала ничего хорошего.

Можно было попытаться вообразить, что бандит окажется благородным юношей из обедневшей семьи. Что, узнав принцессу, он тотчас упадёт на колени и принесёт клятву верности, пообещает защитить её, во что бы то ни стало.

Можно было понадеяться, что это королева Клибелла послала своих слуг под личиной разбойников, чтобы те освободили её племянницу и доставили в Стребию.

Можно было мечтать, сколько душе угодно, но Лайда просто ехала с закрытыми глазами, ожидая неизбежного столкновения с реальностью.

Вдруг лошадь замедлила бег, и девочка приоткрыла глаза. Теперь они шли по лесу, петляя между деревьями.

Когда к привычному запаху прелой листвы примешался лёгкий аромат дыма, Лайда уже не сомневалась, что цель путешествия где-то рядом. Вскоре вдалеке замаячили люди, а дымный запах стал вполне очевидным да ещё дополнился благоуханием приготовляемой на огне снеди. Теперь Лайда непрерывно держала глаза открытыми. Даже моргать старалась как можно реже, чтобы не упустить ничего интересного.

Когда путники приблизились к лагерю, из-за куста возник взъерошенный оборванец с клокастой чёрной бородой.

— Пароль! — потребовал он.

Лайдин спаситель махнул рукой.

— Пароль! — не отступал страж.

— Ты нешто ослеп, Головня? — звонко выкрикнул юноша. — Не видишь, с кем говоришь?!

— Тебя не увидишь, как же! — окрысился мужичонка. — А только велено паролю говорить — так говори!

— Мной и велено! — расхохотался молодой человек.

Чернобородый отвернулся, бормоча под нос что-то неразборчивое, а после вновь принялся за дело:

— Говори паролю или катись к медвежьей бабке! Мне тут с тобой цацкаться резону нет!

— Молодец, Головня! У тебя не забалуешь! — похвалил юноша, отсмеявшись. — Ну, держи свой пароль: «Вороны клюют мертвечину».

Головня закатил глаза:

— А вот на тебе — выкуси! Не тот пароль!

— Как так не тот?

— Говорю: не тот!

— Брешешь!

— А вот не брешу!

— Какой тогда?

— Не знаешь — так проваливай!

— Ух, ты ж, кровопийца! Ну, стало быть, другой. «Под ёлкой — волки». Нешто этот?

Головня подбоченился:

— И никакой не этот, дырявая башка!

Рассердившись, юноша дёрнул коня за повод, тот переступил с ноги на ногу и обиженно зафыркал.

— Не помнишь, стало быть, паролю-то, — злорадно проскрипел Головня.

— Шёл бы ты лесом! — огрызнулся молодой человек, пуская коня в шаг.

— Точнёхонько, ваша милость, — картинно расшаркался Головня, уступая дорогу. — «Шёл бы ты лесом» — он самый и есть.

— Выпорю, — пообещал всадник, походя пнув его мыском сапога.

Разбойничий лагерь выглядел совсем не так, как представлялось принцессе. Во всяком случае, кольев с насаженными на них отрубленными головами тут не было, как не было ни захлёбывавшихся лаем собак, ни, скажем, бойцов на ножах, которые бы танцевали в центре огненного круга, угрожая вырезать друг другу печёнки. Словом, лагерь как лагерь. Обычное поселение.

По краям большой, поросшей вереском поляны стояло несколько хижин из прутьев и елового лапника. Под деревьями толкались привязанные лошади.

В самом центре пустоши тлел костёр, вокруг которого сгрудились местные обитатели, похожие на пастухов или бродячих торговцев. Лайда насчитала шестерых. Пахло чем-то съестным, но принцесса не сразу определила, чем именно. Всё прояснилось, когда разбойники принялись рыться в золе и с криками бросать друг другу потемневшие кругляшки. Печёная репа — привычная пища бедняков. Лайда невольно поморщилась.

— Чего морду кривишь? — бросил её провожатый, не оглядываясь.

— Откуда ты знаешь? — Лайда нарочно решила говорить ему «ты» — пускай не зазнаётся.

Юноша ловко спрыгнул с коня и протянул руки, помогая ей спуститься. А попросту говоря, подхватил за талию и поставил на землю.

— Затылком вижу. Посиди тут, в стороночке, да сильно не шебурши. Я сейчас, скоренько.

Проходя мимо развалившихся у костра приятелей, он махнул рукой, на лету поймал брошенную ему репу и скрылся в ближайшей хижине. Лайда огляделась. Шагах в десяти от кострища валялось упавшее дерево. Туда и направилась принцесса. Усевшись на источенный жуками ствол, она уткнула подбородок в коленки и стала ждать. Разбойники косились с любопытством.

Наконец, какой-то парень лет двадцати с неожиданно седыми волосами, поманил её рукой:

— Иди к нам. Чего сидишь, как жаба на мосту?

Лайда отвернулась, изобразив презрение. Бандиты захохотали.

— Им, Ляхой, твои политесы мерзительны, — отозвался краснолицый дядька с маленькими водянистыми глазками. — Они — барышня знатная. Самый, так сказать, цвет…

— Какой такой цвет, Кабан? — осклабился третий. Его рябое лицо было обезображено шрамом, тянувшимся от угла рта до самого уха. — Кормчего помнишь? Так вот сестра евонная была белошвейка. Это, я понимаю, цвет. Платьёв у ей было — завались. Панталоны батистовые…

— Ты почём знаешь про панталоны-то? — хрюкнул Кабан.

Разбойники снова загоготали. Рябой надулся:

— Говорю — стало быть, знаю.

Тот, кого называли Ляхоем, со смехом двинул его в плечо:

— Брешешь, Лягуха! Как пить дать, брешешь!

— Чего с этой-то? — неожиданно сменил тему рябой, кивнув в Лайдину сторону. — На кой она нам сдалась, спрашивается?

— Не твоего ума дело! — заявил Кабан и тоже посмотрел на принцессу. — Начальству оно виднее.

— Она жрать может готовить, — принялся рассуждать долговязый яйцеголовый детина с глупым лицом. — Стирать там… Одёжу чинить…

— Эта? — усомнился Ляхой. — Ты зенки-то протри, Бурелом! Не такой породы эта пташка. Её сызмальства мамки-няньки пестовали, нянчили. Нет, жратвы от такой не допросишься. Верно я говорю?

Вопрос был адресован Лайде, и девочка вновь скривилась.

— Немая что ли? А ну ещё и глухая? — Кабан задумчиво поскрёб подбородок. — Это, братцы, совсем худо.

— И ничего не худо! — задорно отозвался Ляхой. — Нам с ней лясы точить резона нет.

— Так-то оно так, — согласился Кабан. — А ежели тебе, к примеру, сказать ей надо: «Почини, девка, мою душегрейку». Тогда как?

Лайда зажмурилась и закрыла уши руками. Пусть болтают, что хотят, а слушать она не станет — противно. В это время что-то ударило её по ноге. Не больно — всё-таки три нижние юбки так запросто не пробьёшь, — но вполне ощутимо. Лайда открыла глаза. Платье было испачкано сажей, рядом валялась печёная репа.

— Вот так, стало быть, — Ляхой демонстративно обтёр руки о штанину. — Запущу в неё чем-нибудь, и дело с концом.

Тут-то Лайда и рассвирепела. Такое случалось с ней нечасто, но уж если случалось… Оглядевшись по сторонам, девочка быстро обнаружила то, что искала. Рядом с деревом валялось несколько толстых сучьев. Выбрав тот, что покрупнее, Лайда схватила его и тотчас запустила в разбойника:

— Не смей швырять в меня репой, свинья!

Получив палкой в скулу, бандит изумлённо захлопал глазами. Остальные покатились со смеху.

— Пташка-то клюётся! — схватился за живот Кабан. — То-то она тебя!

Ляхой вскочил на ноги:

— Ух, зараза!

Нужно было бежать, но Лайда не могла пошевелиться от страха.

— Я ж тебе, гадина!.. — взревел бандит, двинувшись на неё. Его кулаки были сжаты, губы дрожали.

Лайда зажмурилась. Она не станет смотреть. Ни за что!

Вдруг издалека послышался окрик:

— Остынь, Ляхой! Сам виноват! Нечего в барышню репой швырять, тогда и в глаз не получишь!

Лайдин спаситель приблизился и встал между новоиспечёнными врагами. Он смотрел насмешливо, но бандиты отчего-то притихли, странно скукожившись.

— Чего она меня палкой-то? — пробурчал Ляхой.

— А то сам не знаешь! — хмыкнул атаман. — А ты, девонька, молодец, не струсила!

«Ещё как струсила!» — хотела сказать Лайда, но промолчала. И вообще решила больше с разбойниками не пререкаться. На всякий случай. Вышло, правда, не очень. Да, что там! Совсем не вышло, если начистоту. Всё оттого, что молодой атаман вдруг спросил:

— Ты кто такая? Как звать?

Лайда возьми и скажи:

— А сам-то представиться не желаешь? А то так и ходишь с платком, лицо прячешь.

Разбойники снова засмеялись, но иначе. Прежде они ржали, как лошади в горящей конюшне, теперь же робко захихикали, переглядываясь.

— Твоя правда, — согласился юноша. — Невежливо выходит.

Сказав это, он снял свой пёстрый платок, и Лайда невольно охнула. Перед ней стоял вовсе не юноша. Да и не «стоял», если разобраться. Принцесса привыкла доверять своему зрению, но сейчас усомнилась в его надёжности, потому что атаман оказался… женщиной. Точнее, девушкой лет девятнадцати.

Лицо у неё было круглое, бледное. Нос короткий, чуть вздёрнутый. Светлые глаза с белёсыми ресницами и кустистые рыжеватые брови. Одним словом, не красавица. Принцесса даже почувствовала что-то похожее на разочарование. Она-то представляла благородного юношу. А тут мало того, что девица, так ещё и страшненькая.

— Стало быть, зови меня Занозой, — криво улыбнулась атаманша.

— Это не похоже на имя, — прошептала принцесса.

Атаманша оглядела свою свиту:

— Тут, девонька, у всех имена такие. Не то имена, не то клички собачьи. Верно я говорю?

Разбойники закивали, заугукали.

— А только мы и таким рады. Вот Ястреб, а это — Сныть, — продолжала девушка, поочерёдно указывая на разбойников. — Это — Кабан. Это — Бурелом. Ляхоя ты знаешь. Язык у него поганый, грабли загребущие, мозги — как у цыплёнка. А всё ж он незлой, Ляхой-то.

Разбойник стоял пристыженный, не поднимая глаз.

— Иди сюда, — неожиданно предложила принцессе Заноза. — У костерка посидим, покалякаем.

— Я с ними сидеть не стану! — огрызнулась Лайда. — Особенно с этим, — она указала на Ляхоя. — Не желаю, чтобы он меня оскорблял.

Она была уверена, что атаманша разозлиться, но та кивнула разбойникам:

— Подите, ребятушки, просвежитесь. А мы туточки по-девичьи побалакаем.

Когда, фыркая и скалясь, разбойники убрались восвояси, Лайда осторожно подобрала платье и села на трухлявый пень поближе к костру. Заноза подбросила щепок, и притихший, было, огонь вновь разгорелся.

— Стало быть, этот тощий дятел — наш король? — атаманша подожгла прутик и теперь размахивала им из стороны в сторону, глядя, как дымный хвост тянется по воздуху.

— С чего ты взяла? — осторожно поинтересовалась Лайда.

— Мидавы. Они абы за кем таскаться не станут, а тут бились как черти. С чего бы, спрашивается? Выходит, большую шишку везли. Так что ли?

Лайда неопределённо покачала головой.

— Не скажешь? — удивилась Заноза. — Чего тогда драпала?

— Может, я твоих головорезов испугалась.

— Ой ли? — закатила глаза атаманша. — Мои головорезы тебя пальцем не тронули. Репой разве треснули, да и то несильно. А драпала ты от мидава чернявого. Так?

— Допустим, — уклончиво ответила принцесса. Она до сих пор не решила, сможет ли использовать разбойницу в своих целях, а потому не торопилась откровенничать.

Заноза удовлетворённо кивнула:

— Платье у тебя справное, шубка соболем подбита. Была шубка. Покуда ты её коню под копыта не шваркнула, девонька. Так запросто, будто у тебя таких шубок воз да ещё полвоза. Цацки золотые…. Ну, да это я так. К слову пришлось. Теперь, стало быть, главная загадка: кто ж ты будешь, пташечка?

Лайда молчала.

— Боишься, значит? — догадалась разбойница. — Думаешь, продам тебя ихнему Величеству с потрохами?

— Если заплатит — продашь, — в тон ей проворчала принцесса.

— Частенько тебя, поди, продавали, — вздохнула атаманша, — коли совсем людям не веришь. Годков-то тебе сколько?

— Тринадцать, — отозвалась принцесса, не заметив подвоха.

Заноза прищурилась, вглядываясь в её лицо:

— Я думала, десяти не сравнялось. До того ты маленькая. Ну, да мне немногим больше было, когда меня из дому выперли. Оно, знаешь, как бывает? Живёшь себе, горя не ведая, а тут — на тебе. И вся твоя жизнь бесприютная больше гроша ломаного не стоит.

— Почему тебя из дома выгнали?

— Почему и тебя. Мешала сильно.

— Меня никто не выгонял.

— И то верно. Ты сама драпака задала. Выходит, не расскажешь, чем тебе ихнее худосочное Величество не угодило?

Лайда не ответила.

— Ну, коли так, — пожала плечами Заноза, — прощай, как говорится. Не поминай лихом.

— Что значит «прощай»?! — возмутилась девочка. — Прогонишь меня?

— Дороги к лагерю ты не видала, стало быть, никого не приведёшь. Завяжу тебе зенки да и отволоку подальше.

— Откуда ты знаешь, что я дороги не видела?

— Говорю же: затылком глядеть умею. Ты всю дорогу с закрытыми глазами сидела, как крот слепенький.

— Куда же я пойду?!

— А мне что за дело?! Вали, куда хочешь, да уж не обертайся!

Лайда неохотно поднялась. Вышло даже хуже, чем она рассчитывала. Куда теперь идти? Что делать? Да, не всё ли одно?! Куда ни пойдёшь — мидавы сцапают и отведут к Шамшану, а там…. И думать страшно!

Лайда оглянулась. Заноза смотрела незлобно, вроде бы даже жалостливо. Выходит, не всё потеряно.

Принцесса вздохнула, глянула искоса, будто бы снизу вверх и снова вздохнула. Конечно, атаманша разбойников не такая лёгкая добыча, как королева Сона, но и у неё есть сердце. Нужно только подобрать к нему ключик.

— Пожрать что ли не хочешь, на дорожку-то? — окликнула девочку Заноза.

Сработало! Лайда смиренно покачала головой и вдруг, зарыдав, бросилась к ногам разбойницы:

— Не прогоняй меня! Прошу! Помоги!

Видела бы атаманша своё лицо! От прежней уверенности вмиг ничего не осталось: щёки раздула, ресницами захлопала…. Того и гляди — заплачет. А Лайда — всё о своём:

— Отвези меня к тётушке, она тебе денег даст! И золота — сколько попросишь!

Тут она, конечно, перегнула, но разбойница наживку заглотила, не поморщившись:

— Как же я тебя за море-то переправлю, девонька?

Не успела принцесса испугаться, как она пояснила:

— Что ты — королевская дочка, это я сразу скумекала. Небось не дурочка! А только до тётки твоей нам вовек не добраться.

— Она заплатит, — всхлипнула девочка. — Сколько нужно заплатит.

Заноза вытянула губы трубочкой и смешно задвигала ими из стороны в сторону — задумалась.

— Вот что, девонька. Есть у меня в порту, в Ристоне один человечек. С виду неказистый, а только кудесник, каких поискать. Уж он-то найдёт, как нас за море доставить, ежели тётка твоя золота не пожалеет. Но смотри: дёшево не станет!

Смахнув слёзы, Лайда стукнула себя кулачком в грудь:

— Всё, что пожелаешь, отдаст!

— Тогда по рукам, девонька! — Заноза протянула принцессе обветренную ладонь с поломанными ногтями. Лайда вложила в неё свою сухую, сморщенную ладошку:

— По рукам!