Белолуние

Надежда Васильевна Кремень, 2020

Вторая книга цикла рассказывает о приключениях героев в Миравии. Селене, Зебу и Гарашу предстоит отправиться за сывороткой для больного короля, но простая, на первый взгляд, задача может обернуться непосильным испытанием. Союзники оказываются врагами, реальность – вымыслом, невозможное – очевидным. Как не ошибиться? Кому доверять? Чего опасаться? Правда и ложь, дружба и предательство, прошлое и настоящее переплелись в новом рассказе Мудрейшего, ведь его истории правдивы, как сама жизнь.

Благородный разбойник

Тем временем по Шёлковой дороге, что вела из тарийской столицы к загородным дворцам знати, скользила неприметная карета, запряжённая парой гнедых. На дверях не было ни гербов, ни вензелей, только похожие на большие шахматные доски квадраты, с перламутровыми вставками вместо белых полей и с агатовыми — вместо чёрных.

Справа и слева от кареты колонной по трое вышагивали рослые молодцы, все как один с угольно-чёрными волосами. Лошади бежали рысью, и мужчины двигались с той же скоростью, явно не испытывая ни малейшей усталости.

В карете, облокотившись на обтянутые ливарийским шёлком подушки, сидели друг напротив друга худой мужчина лет пятидесяти с пустыми бесцветными глазами и маленькая светловолосая девочка. На малышке было васильковое платье из тончайшего сукна и короткая накидка, подбитая соболем. В белокурых волосах сверкала витая сапфировая диадема.

Отодвинув занавеску длинными костлявыми пальцами, мужчина выглянул в окно и одобрительно кивнул — свита маршировала как на параде. Его спутница вздохнула, демонстративно уставившись в потолок:

— Мне скучно, господин Шамшан. Кажется, эта дорога никогда не кончится!

Мужчина отвлёкся от созерцания свиты и небрежно пожал плечами:

— Вы должны титуловать меня «ваше Величество», сударыня. А я, если угодно, буду называть вас Лайдой.

–… принцессой Лайдой, — девочка лениво скользнула по нему взглядом и принялась следить за мухой, ползавшей по потолку.

Муха вела себя безобразно: то норовила сесть на нос её Высочеству, то, как сейчас, уползала туда, где до неё было никак не дотянуться.

— Просто Лайдой, — зевнул Шамшан, вытянув длинные ноги. — Вы давно не принцесса, сударыня. Ваша династия низложена, и моё покровительство — лучшее, на что вы можете рассчитывать.

Лайда потеснилась. Ноги его Величества занимали слишком много места, и сидеть было неудобно.

— Почему же вы… — она поискала слова, — … оказываете мне покровительство. Ведь я дочь бывшего короля.

Шамшан выдавил сухое «хе-хе», означавшее что-то вроде сдерживаемого смеха:

— Видите ли, сударыня, живая вы куда полезнее, чем мёртвая. К чему мне вас убивать?

Девочка заёрзала на подушках. Каким-то непостижимым образом они оказались слишком жёсткими и слишком мягкими одновременно. Наблюдая за её страданиями, Шамшан едва заметно усмехнулся:

— Не беспокойтесь, я не строю никаких матримониальных планов…

— Матри… — Лайда запнулась — … мотриривальных?

Мужчина хмыкнул:

— Можно сказать и так. Проще говоря, я не намерен устраивать ваше замужество. В отличие от королевы Клибеллы.

— Тётя собиралась выдать меня замуж?

— Для вас это новость? Хотя чему я удивляюсь? Вы ведь не знакомы с её Величеством. Её план по захвату мира был так по-женски очарователен, что мне было даже немного обидно слышать треск, с которым он провалился.

— План по захвату мира? — Лайда, наконец, перестала ёрзать, устроившись более-менее удобно. — Я вас не понимаю, господин… ваше Величество.

— Желаете знать всё? Извольте. Когда при содействии королевы Клибеллы я устранил последнее препятствие на пути к трону…

— То есть, убили моего отца…

Шамшан поморщился:

— Я бы не стал называть это убийством. Убийства происходят в портах и кабаках, в переулках квартала Крыс, иногда и в домах богатых горожан, но в королевских дворцах — никогда. Если сильный, устраняет досадную помеху в лице слабого, то это не убийство. Это борьба за власть. Когда лев охотится на антилопу, вы не называете его убийцей?

— Нет. Но мой отец был человеком!

— Как и ваша матушка, ваши сёстры, гвардейцы, горничные, даже доктор… Я готов скорбеть о каждом из них, но, увы… Лев не может пощадить антилопу из жалости. Это извечный закон жизни, сударыня. Сильный поедает слабых.

— Выходит, мой отец был слабым?

— Несомненно. А слабость — единственный недостаток, который не дозволено иметь королю.

— А как же Тумай? Он тоже был слабым?

— О, нет! В каком-то смысле я им восхищался. Тумай был из тех, у кого всё и всегда получается. Обласканный славой отпрыск древнего рода! Человек, перед которым весь народ склоняется в подобострастном⁴ поклоне. Нет, он не был антилопой, но знаете, сударыня, львы убивают не только травоядных.

— И что потом? Что случилось после того, как вы… устранили препятствие?

Шамшан потянулся, его суставы хрустнули:

— Знаете, что было нужно королеве Клибелле? Какую плату она хотела получить за свою помощь?

Лайда помотала головой, хотя ответ был давно известен.

— Ей нужны были вы, сударыня.

— Зачем же?

Тонкие губы Шамшана вытянулись в подобие улыбки:

— Её Величество мнит себя великим стратегом. В действительности, всё, на что она способна, это мелкие интриги, с которыми справилась бы любая камеристка⁵. Вообразите: королева решила взять вас на воспитание, чтобы в будущем устроить ваш брак с Витасом Первым. Странная идея, не так ли?

Девочка фыркнула:

— Мой брак с Витасом?! Вот ещё! Он же некрасивый! Я бы нипочём не согласилась выйти за него замуж! А если бы тётушка решилась настаивать, я бы объявила голодовку и умерла бы, честное слово!

Шамшан слушал её, подперев голову рукой и отрешённо кивая. Его лицо казалось серьёзным, смеялись только глаза, да и то не слишком убедительно.

— За минувший год я успел изучить ваши повадки, сударыня, — проговорил он, когда Лайда, наконец, успокоилась, — и теперь нисколько не сомневаюсь, что собственную жизнь вы цените куда выше всего прочего. Так что насчёт голодовки вы, пожалуй, погорячились.

Хуже всего, что самозванец был прав. Лайда ни за что не уморила бы себя голодом, как не сделала этого год назад, оказавшись в его власти.

Когда стребийская каравелла, которая должна была доставить её к тётушке, вышла из порта, девочка стояла на палубе, глядя на удалявшийся берег, и украдкой смахивала слёзы. В Стребию ей не хотелось.

Во-первых, она успела привыкнуть к королеве Соне и научилась ею манипулировать. Это оказалось проще простого. Её Величество была из тех, кто любит пушистых котят, клубничное мороженое и розовые пионы в фарфоровых вазах, а потому страдальческий взгляд голубых, как льдинки, глаз всегда действовал на неё должным образом.

Во-вторых, в Миравии Лайда по-прежнему сохраняла статус наследницы престола, пусть и опальной⁶, а в Стребии могла стать лишь племянницей королевы. Не очень-то завидная роль, если разобраться.

В-третьих, девочка ни разу за двенадцать лет не видела свою тётю. Вдруг королева Клибелла окажется ведьмой, злющей, как тысяча ярг? А что? В сказках таких пруд пруди, кто сказал, что в жизни должно быть иначе?

Вот почему Лайда была уверена, что отплытие в Стребию не сулит ей ничего хорошего. Когда же появились тарийские галеры и принялись топить корабль, она до того перепугалась, что забилась в узкую щель между стеной и каким-то железным сундуком и сидела там до тех пор, пока не появился человек в остроносых башмаках. Это потом Лайда узнала, что на нём был лиловый плащ с красивой агатовой булавкой и широкополая шляпа по моде прошлых лет. Сперва же она увидела только башмаки.

— Вылезайте, сударыня, — сказал носитель башмаков, и Лайда тотчас узнала ядовито-вкрадчивый голос Шамшана. — Корабль вот-вот утонет, и, если в ваши планы не входит утонуть вместе с ним, извольте пройти в шлюпку. Вылезайте, я жду.

И принцесса покорно вылезла, став его пленницей.

Возвращаясь в Туф, она воображала, что сразу по приезде окажется в башне Мертвеца или, что ещё вернее, в дворцовом подземелье, но вышло иначе. Её действительно разместили во дворце, но не в темнице, а в гостевых покоях. Конечно, в прежние времена эти комнаты были для неё недостаточно хороши, но лучшей тюрьмы она не могла и представить.

У бывшей принцессы появилась собственная прислуга и вполне сносный гардероб. Если учесть, что ей не дозволялось выходить из гостевых покоев, имевшихся платьев с лихвой хватало. Кормили тоже неплохо. Иногда от Шамшана поступало приглашение отобедать в столовой, но чаще для неё накрывали стол прямо в комнате.

Со временем Лайда привыкла к новой жизни, и даже стала находить в своём положении некоторые преимущества.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но я не желаю вам зла, — сказал ей Шамшан во время одного из совместных обедов. — Вы гарантируете мою безопасность и благополучие. С моей стороны было бы чёрной неблагодарностью не ответить вам тем же.

— Я вас не понимаю, — отозвалась девочка. Она ела нежнейшую перепёлку, тушёную в ежевичном желе, и перепёлка занимала все её мысли. — Я гарантирую вашу безопасность? Что это значит?

Шамшан отложил вилку и промокнул губы белоснежной льняной салфеткой:

— Пока вы у меня в гостях, королева Клибелла не решится напасть на Тарию. Вы — её последняя надежда, и она не станет рисковать вами.

— Моя тётушка знает, что я у вас?

— Разумеется. Бывают козыри, которые стоит приберечь на потом, но есть и такие, о которых нужно объявить как можно раньше. Вы — мой главный козырь, сударыня.

Лайда не стала возражать. В сущности, тогда ей было всё равно.

Только сейчас, четырнадцать лун спустя, она вдруг осознала, что обладает над Шамшаном не меньшей властью, чем он над ней.

Было и ещё кое-что.

Когда гнев прошёл, девочка вдруг поняла главное: только королева Клибелла, та, при содействии которой, была убита её семья, поможет ей вернуть прежнее благополучие. Сейчас вероломная тётушка — её временный союзник, и неважно, что у Витаса смешной нос и рыжие волосы. Главное, он король. Если бы замысел Клибеллы осуществился, то уже через четыре, максимум пять лет, Лайда сумела бы занять место, которое было уготовано ей по праву рождения. Конечно, Миравия — маленькая страна, и личности Лайдиного масштаба будет в ней тесновато, но стать королевой всё-таки гораздо лучше, чем провести остаток жизни в плену у Шамшана.

Размечтавшись, девочка вздохнула и тотчас покосилась на своего омерзительного спутника (не заметил ли?), но тот дремал, запрокинув голову.

Если бы только Витас Первый был хоть чуточку посимпатичнее! К примеру, как Гараш. Честно говоря, Лайда всегда мысленно именовала сына Первого марсия только так, хотя ни за что в этом бы не призналась. «Дум Квестин Алекрос Мармиллион Вегар Тумай» звучит, конечно, хорошо, но «Гараш»… Было в этом имени, больше похожем на лошадиную кличку, что-то невозможно романтическое. Будто ветер свистит в степях Забелогорья. Положим, про ветер это Лайда придумала. В Забелогорье она никогда не бывала и, в сущности, не имела понятия, свистит там ветер или нет, но была уверена, что если и свистит, то только так и никак иначе.

В общем, если бы Витаса звали Гарашем, он бы от этого только выиграл. Лайда тихонько вздохнула, в очередной раз поправив подушку, вновь ставшую слишком мягкой. Витаса зовут Витасом, тут уж ничего не поделаешь. И глаза у него не карие, а зелёные. Или голубые? Да какая, в сущности, разница?!

Однажды Шамшан сказал кое-что, показавшееся Лайде необыкновенно важным:

— Люди — полезный ресурс, сударыня. Научитесь использовать их с умом, и вы сможете многого добиться.

Витас — ресурс не просто полезный, а прямо-таки бесценный! Добраться до него было бы сказочным везением.

Лайда скривилась от собственной глупости. Везения не бывает! Чтобы получить то, что хочешь, нужно постараться. Сначала использовать королеву Клибеллу, потом Витаса, потом… Домечтать она не успела.

Шамшан вдруг открыл глаза и рубанул воздух ладонью, с силой шлёпнув себя по ноге. Убитая муха беспомощно распласталась на ворсистой ткани.

Лайда открыла, было, рот, но промолчала. С Шамшаном лучше не ссориться. Вдруг он и её — как эту муху.

К счастью (или к сожалению, это как посмотреть), продолжать разговор не пришлось. На улице вдруг зашумели, и карета, покачнувшись, остановилась. Скорчив кислую мину, Шамшан отогнул занавеску, но тотчас отпрянул от окна. Стекло разлетелось, внутрь кареты брызнули осколки, осыпав Лайдино дорожное платье. Обхватив голову, Шамшан упал лицом в подушки. Девочка завизжала.

Снаружи шла борьба: кто-то пытался взять карету приступом, мидавы защищались.

— Выходите! — раздался звонкий юношеский голос. — Мы вас не тронем!

Что-то тяжёлое грохнуло в дверь кареты. Шамшан выпрямился и недобро хмыкнул — похоже, до последнего верил, что мидавы сумеют его защитить. Однако вышло иначе. Дверь вдруг распахнулась, двое молодчиков с замотанными лицами ворвались внутрь, и выволокли пассажиров из кареты. Всё это время Лайда не переставала визжать, и разбойник (кем же ещё могли быть нападавшие, если не разбойниками?) ткнул её кулаком в бок. Больно не было, но девочка булькнула и затихла. Злить разбойников не хотелось.

Выяснилось, что немалая толпа оттеснила мидавов от кареты, и, хотя охранники бросались в бой с присущей им яростью, отвоевать позиций они уже не могли.

— Ценности на землю! — крикнул разбойник, гарцевавший на сером жеребце.

Лицо его скрывал шарф, какие носят красноземельцы, с яркой росписью из полос и ромбов, а голос был совсем молодой, да и глаза с венчиком белёсых ресниц смотрели поверх платка с юношеским задором.

Шамшан скривился, неторопливо отстегнул от пояса кошель и бросил его под ноги.

— Ценности на землю! — повторил юноша.

Лайда не сразу сообразила, что разбойник обращается к ней. Только когда кто-то больно ткнул её в спину, девочка поспешно вытащила из волос диадему и осторожно положила её на землю, присев в увечном подобии реверанса. Разбойники захохотали. Двое мидавов едва не прорвались к карете, но путь им тотчас отрезали конные.

— Шубку на землю! — велел предводитель, явно потешаясь над Лайдой.

Девочка сняла накидку, но, вместо того, чтобы бережно положить рядом, швырнула её прямо под копыта лошади. Конь переступил с ноги на ногу, втаптывая драгоценный мех в дорожную грязь. Разбойник взглянул на неё сверху вниз, но в его взгляде не было угрозы. Лайде даже почудилось что-то вроде восхищения.

В это мгновение командир мидавов выкрикнул какой-то клич, и бойцы исчезли. Нападавшие завертелись на месте, ища тех, кого только что атаковали, но черноволосые мужчины не появлялись. Вместо этого в воздухе начали вырисовываться контуры огромных собакообразных тел.

Воспользовавшись растерянностью потерявших преимущество разбойников, мидавы врезались в толпу. Раздался отвратительный хруст. Победоносные крики сменились воплями ужаса.

— Мидавы! — заорал кто-то. — Спасайся, кто может!

Тут-то Лайда и опомнилась. Будто кто-то шепнул ей на ухо: «Беги! Другого шанса не будет!»

Метнув последний взгляд туда, где мидавы терзали перепуганных людей, девочка подхватила платье и помчалась в сторону леса. Сзади застучали копыта. Кто-то из разбойников гнался за ней, и Лайда надеялась лишь на то, что успеет добраться до деревьев раньше, чем её схватят. Там, в лесу, пешему передвигаться легче, чем конному. Только бы успеть! Только бы не упасть!

Подумав так, Лайда вдруг наступила на платье и, конечно, упала лицом в скользкую влажную траву. Что-то перелетело через неё. Поднявшись на четвереньки, девочка увидела брюхо серого жеребца. Юноша в пёстром платке протянул ей руку:

— Прыгай, я тебя увезу!

Лайда оглянулась. Толпа заметно поредела. Некоторые из нападавших валялись вокруг кареты, другие — с криками бежали прочь. Один из мидавов вдруг повернул голову, и, заметив девочку, бросился к ней. Лайда охнула, взглянула на разбойника, после — на мидава. Юноша вновь окликнул её:

— Прыгай, не то пожалеешь!

Лайда вскочила на ноги и, вцепившись в его руку, неловко взобралась на лошадь. Мидав прыгнул, метя прямо в неё, но серый жеребец вдруг взвился и полетел по полю, унося разбойника и принцессу.

Примечания

4

Подобострастный — покорный, льстивый, раболепный.

5

Камеристка — комнатная служанка при госпоже.

6

Опальный — находящийся в изгнании.