Москва. Автобиография

Группа авторов

Этот город за восемь веков своей истории повидал немало. Об этом городе говорили, что он стоит, подобно Риму, на семи холмах, что церквей в нем сорок сороков, что он хлебосолен и радушен – а еще не верит слезам... Именно с этого города после избавления от татаро-монгольского ига началась история государства Российского, и именно этому городу было суждено стать столицей. В этом городе жива память о прошлом, и все же он всегда современен. Этот город – Москва.

Москва при Алексее Михайловиче, 1650–1660-е годы

Сэмюел Коллинс, Павел Алеппский, Августин Майерберг

Английский врач С. Коллинс прожил в России девять лет и по возвращении на родину опубликовал «Письмо к другу о нынешнем состоянии России».

Город Москва занимает очень большое пространство, обнесенное тремя стенами, кроме той стены, что окружает Императорский дворец. Внутренняя стена красного цвета и сложена из кирпича, вторая белая, а третья деревянная и набита землею. Последняя имеет около пятнадцати или шестнадцати миль в окружности, а выстроена была в четыре или пять дней по случаю приближения крымских татар. В ней бревен столько, что можно выстроить из них род лондонских тонкостенных домиков в пятнадцать миль длины. С тех пор как его величество был в Польше, видел тамошний образ жизни и стал подражать польскому королю, круг его понятий расширился: он начинает преобразовывать двор, строить здания красивее прежнего, украшать покои обоями и заводить увеселительные дома. Что же касается до его сокровища, состоящего из драгоценных каменьев, то ни один государь с ним не сравнится. У него есть, однако, много камней и не очень дорогих, потому что русские любят иметь множество драгоценных каменьев и замечают в них одни важные недостатки. Одежда царя такая же, как и боярская, только богаче. Царица отличается высокой уборкой головы и рукавами рубашки длиною от 30 до 36 английских футов, а рукава ее верхнего платья так же широки, как у наших бакалавров. Все женщины высшего сословия одеваются так же. Обыкновенно ее императорское величество совершает поездки свои ночью (в колымагах, покрытых красным сукном), с большей частью своих женщин, т. е. горничных девушек, боярынь и швей. Недавно вывелось между женщинами обыкновение ездить верхом в белых шляпах с шелковою повязкой на шее и садиться на лошадь по-мужски. <…>

Путешественник Павел Алеппский также воздал должное московскому зодчеству.

Что касается их палат, находящихся в этом городе, то большая часть их новые, из камня и кирпича, и построены по образцу немецких франков, у которых научились теперь строить московиты. Мы дивились на их красоту, украшения, прочность, архитектуру, изящество, множество окон и колонн с резьбой, кои по сторонам окон, на высоту их этажей, как будто они крепости, на их огромные башни, на их обильную раскраску разноцветными красками снаружи и внутри, кажется, как будто это действительно куски разноцветного мрамора или тонкая мозаика. Кирпичи в этой стране превосходны, похожи на кирпичи антиохийские по твердости, вескости и красоте, ибо делаются из песку. Московиты весьма искусны в изготовления их. Кирпич очень дешев, ибо тысяча его стоит один пиастр, и потому большая часть построек возводится из кирпича. Каменщики высекают на них железными инструментами неописуемо чудесные украшения, не отличающиеся от каменных. Известь у них хорошего качества, прочная, держит крепко, лучше извести алеппской. Окончив кирпичную кладку, белят ее известью, которая пристает к кирпичу весьма крепко и не отпадает в течение сотни лет. Поэтому кирпичное строение не отличается от каменного. Всего удивительнее вот что: вынув кирпич из обжигательной печи, складывают его под открытым небом и прикрывают досками; он остается под дождем и снегом четыре, пять лет, как мы сами видели, не подвергаясь порче и не изменяясь.

Все их постройки делаются с известковым раствором, как в нашей стране древние возводили свои сооружения. Известь разводят с водой и кладут в нее просеянный песок, и, только смочив кирпич водой, погружают его в известковый раствор. Когда сложат обе стороны стены на некоторую высоту, заполняют (промежуток) битым кирпичом, на который наливают этот раствор, пока не наполнится; не проходит часа, как все сплочивается друг с другом и становится одним куском. Каменщики могут строить не более шести месяцев в год, с половины апреля, как растает лед, до конца октября.

Обыкновенно все строения в этом городе скреплены огромными железными связями внутри и снаружи; все двери и окна сделаны также из чистого железа — работа удивительная. Над верхней площадкой лестницы воздвигают купол на четырех столбах с четырьмя арками; в средине каждой арки выступ прочный, утвержденный прямо с удивительным искусством: обтесывают камень в очень красивую форму и, просверлив его, пропускают сквозь него железный шест с двумя ветвями на концах, заклепывают их и заканчивают стройку над этим камнем, который представляется великим чудом, ибо висит в средине, спускаясь прямо. Эти чудесные постройки, виденные нами в здешнем городе, приводили нас в великое удивление.

Известно, что Алексей Михайлович любил выезжать летом в пригородные усадьбы — Коломенское, Преображенское, Измайлово. Именно с этого времени, кстати сказать, начинается «городская» история Измайлова и Преображенского, где появляются первые дворцы и соборы. С. Коллинс писал о царском выезде в Преображенское:

Ежегодно под исход мая царь отправляется за 3 мили от Москвы в увеселительный дворец, который называется Преображенским, потому что он посвящен Преображению на горе, и согласно с текстом Священного Писания: «Наставнице, добро есть нам здесь быти, и сотворим сени три», у царя есть три великолепные палатки. Собственно его палатка сделана из золотой материи и украшена соболями; царицына из серебряной материи и украшена горностаями; палатки князей соответствуют их степеням. Палатки царя, царицы, одиннадцати детей и пяти сестер их составляют круг, середину которого занимает церковная палатка. Вид на них так величествен, что я не видывал ничего подобного в этом роде. Впереди поставлены рогатки и стражи на ружейный (мушкетный) выстрел от палаток, и никто не может пройти эту ограду без повеления, потому что царь не хочет, чтобы простой народ видел, как он забавляется.

Посланник же австрийского императора Леопольда А. Майерберг сообщал своему господину:

В Кремле мы видели лежащий на земле медный колокол удивительной величины, да и произведение русского художника, что еще удивительнее. Этот колокол по своей величине выше Эрфуртского и даже Пекинского в Китайском царстве. Эрфуртский вышиною девять футов шесть дюймов, диаметр его жерла без малого 8 футов, окружность 9 футов, толщина стен шесть с половиною дюймов, а весит 25 400 фунтов. Пекинский колокол 131/2 футов, поперечник его 12 футов, окружность 44 фута, толщина 1 фут, а вес 120 000 фунтов. Но русский колокол вышиною 19 футов, шириною в отверстии 18 футов, в окружности 64 фута, а толщиной 2 фута, язык его длиною 14 футов. На отлитие этого колокола пошло 440 000 фунтов меди, угару из них было 120 000 фунтов, а все остающееся затем количество металла было действительно употреблено на эту громаду. Я говорю не о том колоколе, что отлит и поднят в царствование Бориса Годунова: в него обыкновенно звонили, когда праздновалось какое-нибудь торжество во славу Бога или в воспоминание святых, когда принимались посланники иноземных государей или приводились в Кремль к царю: этот колокол и до сих пор еще висит на башне, хоть и не служит уже для употребления в вышеназванных случаях. Здесь речь идет о колоколе, вылитом в 1653 году, в царствование Алексея: он лежит еще на земле и ждет художника, который бы поднял его, для возбуждения его звоном в праздничные дни набожности москвитян, потому что этот народ вовсе не желает оставаться без колокольного звона, как особенно необходимого условия при богослужении.