Москва. Автобиография

Группа авторов (2010)

Этот город за восемь веков своей истории повидал немало. Об этом городе говорили, что он стоит, подобно Риму, на семи холмах, что церквей в нем сорок сороков, что он хлебосолен и радушен — а еще не верит слезам... Именно с этого города после избавления от татаро-монгольского ига началась история государства Российского, и именно этому городу было суждено стать столицей. В этом городе жива память о прошлом, и все же он всегда современен. Этот город — Москва.

Нашествие Едигея, 1408–1409 годы

Тверская летопись, Симеоновская летопись

Ордынский темник Едигей, стремясь восстановить былое могущество Золотой Орды и собрать дань, которую Русь перестала платить после свержения хана Тохтамыша Тимуром, летом 1408 года двинулся на русские княжества. Положение усугублялось тем, что в это время Москва воевала с Литвой, которая отняла у Руси Смоленское княжество. Едигей разорил и сжег немало городов, в том числе Серпухов, Дмитров, Ростов, Переяславль, Нижний Новгород, Городец, а в декабре осадил Москву.

О продвижении Едигея к Москве повествует Тверская летопись:

Той же зимой пришел из Орды безбожный Едигей, и с ним два царевича, и множество татар на Рязанскую землю; разорили и много зла сделали земле Рязанской, и пошли к Коломне; коломенцы выбежали из города, татары же город Коломну сожгли и взяли откуп. Оттуда окаянный Едигей с войском татарским пришел в Москву, месяца ноября в тридцатый день, а в Москве: князь Владимир Андреевич, князь Андрей Дмитриевич, князь Юрий Козельский, Митрофан, епископ суздальский, а от бояр: Константин Иванович, Константин Дмитриевич, Дмитрий Васильевич, Михайло Федорович Морозов, Иван Федорович, Филипп Васильевич, Александр Федорович и прочие бояре и множество народа закрылись в городе.

Окаянный же Едигей, стоя у Москвы, начал рассылать рати по городам: кто пошел к Серпухову и город взял, кто к Можайску, кто к Звенигороду, кто к Дмитрову, и все разорили, стариков иссекли, а молодых в плен повели; иные пошли к Переяславлю, и переяславцы побежали от них; они же, окаянные сыроядцы, город зажгли, монастыри и святые церкви огню предали, старых убили, а молодых в плен взяли; некоторые же пошли к Ростову, а князь ростовский, епископ и люди ростовцы побежали от них, окаянные же татары город зажгли и святые церкви сожгли, а Зачатиевский монастырь много раз хотели зажечь, но молитвою Пресвятой Богородицы помешала невидимая сила, не дала им зажечь.

А город Москву избавил Господь от иноплеменников, ради молитв Пресвятой Богородицы не отдал Господь людей своих в руки неверных; безбожный же Едигей и окаянные сыроядцы стояли у города у Москвы три недели, много зла сотворили земле Русской и пошли от города декабря в двадцатый день. Это великое зло случилось в земле Русской, с народом христианским из-за наших грехов.

Более подробно об осаде Москвы и о том, что происходило внутри городских стен, рассказывает Симеоновская летопись.

В эту же пору случилось так, что великий князь Василий рассорился с тестем своим великим князем Витовтом из-за каких-то дел о земле, что обычно бывало меж княжествами, ибо тогда Витовт владел всей Киевской и Литовской землей. Великий же князь Василий обо всех обидах от Витовта поведал полюбовно Едигею. Услышав о том, враждолюбец Едигей возликовал сердцем пуще кровожадного зверя, еще больше разжигая меж ними гнев. <…>

А на Москве <…> вскоре кто-то, прискакав, поведал, что враг уже вблизи города. Не успел Василий собрать и небольшой дружины, как город был осажден; он оставил в нем своего дядю, князя Владимира, брата — князя Андрея, и воевод, а сам с княгинею и с детьми уехал в Кострому. И город пришел в страшное смятение. И побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всем на свете. И поднялась в людях злоба, и начались грабежи.

Велено было сжечь городские посады. Горестно было смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали в пламени, как величие и красоту Москвы — чудные храмы — поглощает огонь.

Это было страшное время, — люди метались и кричали, и гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружили полки нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около города. Не посмели они стать близ града из-за городских орудий и стрельбы с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда все это увидели люди, пришли в ужас: не было никого, кто бы мог противостоять врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с христианами: одних посекали, а других уводили в плен. Так погибло бесчисленное множество людей: за умножение грехов наших смирил нас Господь Бог перед врагами нашими. Если где-либо появится хотя бы один татарин, то множество наших не смеет ему противиться, а если их двое или трое, то многие русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство.

Так, казня нас, Господь смирил гордыню нашу. Так сбылось над людьми прежде бывшее знамение, когда в Коломне от иконы потекла кровь… И множество людей погибло, а иные от холода поумирали, ибо тогда, на погибель христианам, зима была лютая и стужа превеликая. <…>

Когда прошло двадцать дней, с тех пор как агарянин Едигей осадил славный град Москву, возомнил он о своем величии и надумал тут зимовать. И много дней гордился, окаянный, что покорил и опустошил все окружающие Москву города. Только один город был храним Богом по молитвам Пречистой его матери и ради ее животворящей иконы и архиепископа Петра. Жители, бывшие в городе в великом бедствии, впали в глубокое уныние, видя, что им никто не помогает и что от людей им нечего ждать спасения, и вспомнили Давида, который писал так: «Лучше уповать на Господа, чем уповать на князя; лучше надеяться на Бога, чем надеяться на человека».

И взмолились все люди к Богу, низко кланяясь и говоря: «Не предай зверям души рабов Твоих, Владыка! Если мы и согрешили перед Тобой, то во имя Твое святое пощади нас, Господи!» И, взирая со слезами на животворящую икону Пречистой Богоматери, горько восклицали так: «О постоянная Заступница наша, не предай же нас и теперь в руки врагов наших!» И милосердный Человеколюбец, еще не совсем разгневавшийся, увидев печаль людей своих и слезы их покаяния, утешает их вскоре, памятуя о милости к стаду своему: величавого и гордого агарянина Едигея устрашил, навел на измаилтянина трепет перед своей всевышней и карающей десницей. И агарянин, который похвалялся пробыть в православной земле долгое время и обещал зазимовать, вдруг, забеспокоившись, внезапно снялся с места и, не желая медлить ни единого дня, сказал дружине: «Или царство наше захватит другой, или Василий соберется на нас», — такая мысль смутила агарянина. Быстро посылает он к городу, сам прося мира: и как захотели горожане, так и замирился с ними окаянный Едигей и отошел. <…>

В Тверском княжестве взяли Клинскую волость, что приписана к церкви Святого Спаса, и убили множество людей, а других увели в плен.

В этот же год была большая дороговизна на всякую пищу. Многие христиане умерли от голода, а продавцы хлеба обогатились.

Вероятнее всего, снять осаду Едигея заставили события в Орде, где кипела ожесточенная борьба за престол. Так или иначе, Москва отразила последнее в своей истории нашествие татаро-монголов — больше они город не осаждали (позднее случались, скорее, разбойные набеги — враги в 1439 и 1451 годах лишь «посады сжигали»).