Особая миссия

Михаил Серегин, 2008

Ольга Николаева – психолог-консультант, старший лейтенант спецназа МЧС. Ей поручают особое задание: эвакуировать из окрестностей разрушенного землетрясением селения Кайдабад в Афганистане сотрудников российской медгруппы, а также разыскать начальника госпиталя, резидента русской разведки Судакова, который должен передать ей микропленку с секретными данными. На поиски Ольга отправляется вместе с матерым американским военным Грегом и французским полковником Полем. Вскоре выясняется, что за сведениями, хранящимися на пленке, разом охотятся и моджахеды, и спецслужбы США…

Глава вторая

…Едва я вышла из самолета, как сразу же поняла, что к месту назначения мы еще не прибыли. Никаких гор вокруг не было. Лишь на горизонте невысоким темным забором виднелась какая-то сплошная масса. На мой вопросительный взгляд командир экипажа, тоже спустившийся из самолета на бетон, ответил:

— В Кайдабаде не осталось ни одной целой полосы. Садиться некуда. С парашютом тебя выбрасывать приказа не было. Здесь аэродром уцелел. Правда, полосы короткие, но ничего, как-нибудь взлетим… А ты отсюда на машине. Всего-то часа полтора…

— А где мы?

— Нижний Пяндж. Таджикистан… Не знаю только, удастся ли тебе здесь найти машину…

— А ты, командир, из-за меня не расстраивайся. Машину не найду, так верблюда какого-нибудь достану… Без транспорта не останусь…

Очень довольный своей шуткой насчет машины и тем, что я ее поняла и поддержала, командир от души засмеялся. Он же, без всякого сомнения, сообщил генералу Васильеву, где меня высадил, и вопрос с машиной уже, скорее всего, решен. Было командиру всего лет тридцать пять, лицо чисто выбритое, никаких признаков бороды. И черная как смоль шевелюра густая, даже намека нет на залысины. Ну явно не он мне сегодня снился…

Пока мы с ним смеялись, вдали на взлетно-посадочную полосу вырулил джип и на полной скорость помчался к нашему самолету. Ошибиться было невозможно, поскольку наш «Як-42» стоял на территории аэродрома в полном одиночестве. Метров за десять до самолета джип резко затормозил и остановился почти рядом с нами. Из него выскочил человек с погонами капитана войск МЧС и бегом направился ко мне.

— Старший лейтенант Николаева? — закричал он, не успев еще остановиться.

— Так точно, капитан, — ответила я. — А в чем, собственно…

— Приказ генерала Васильева. Вас срочно доставить в Кайдабад. Прошу в машину. Нас ждут на границе…

— Эй, капитан, — вмешался командир экипажа. — А может быть, через реку лучше не здесь, а в Кулябе? Там гораздо ближе к Кайдабаду…

— К востоку отсюда все мосты на Пяндже разрушены землетрясением, — ответил невозмутимый капитан. — Здесь единственная уцелевшая переправа… Мы теряем время. Нас ждут…

Подхватив свой компактный рюкзак со спецснаряжением, я прыгнула в джип, и тот рванул с места, не дожидаясь, когда я опущусь на сиденье. Я даже не успела заметить, как капитан оказался за рулем.

«Этот человек движется быстрее, чем я успеваю поворачивать голову», — с удивлением подумала я, наблюдая за водителем.

На вид ему было лет двадцать пять, но скорее всего он решил, что я чуть моложе его. Мой вид часто вводит мужчин в заблуждение относительно возраста. На меня капитан не посмотрел ни разу после того, как выскочил из джипа. Смотрел он куда-то выше моей головы. Или ниже, что мне было гораздо больше понятно… Уж я-то знала, что даже когда я в спецкомбинезоне, там, ниже, есть на чем остановить взгляд мужчине. А вот надо мной что он разглядывал?.. Не знаю!

Мы пролетели через селение с унылыми постройками без окон, низкими и длинными. И улица была настолько узкой, что казалось, едешь по какому-то тоннелю между двумя заборами, а не между домами… Неожиданно мелькнуло ну совершенно российское здание провинциальной сельповской архитектуры, на котором я, к своему удовлетворению, успела заметить надпись «Магазин». Машина резко затормозила, и я вписалась лбом в стекло.

— Держаться надо, барышня, — ухмыльнулся капитан, по-прежнему не глядя на меня. — Ты мне все стекла побьешь…

«Наглец! — возмутилась я, обидевшись на стремительного капитана почему-то сразу и сильно. — Он еще смеяться надо мной будет!»

— А ты, капитан, не скалься, — вслух отрезала я, потирая ушибленный лоб. — Твои глубокомысленные замечания и неуставное обращение ко мне ясно говорят о том, что я тебе нравлюсь. И нравлюсь сильно. Ты меня хочешь, но боишься, и поэтому защищаешься, хотя на тебя пока еще никто не нападал… Так что — оставь свою иронию для жены. Ведь у тебя с нею, кажется…

Я внимательно посмотрела на него. Он заметил и поежился.

–…проблемы? Особенно в постели…

Это был нокаут.

Мне даже стало немного жалко его. Он густо покраснел, лицо покрылось мелкими капельками пота, а нижняя челюсть едва заметно задрожала. То ли от злости, то ли расплакаться собирался…

Я была уверена, что попала в десятку, но это было не особенно сложно. Аномально высокая скорость движений капитана не могла быть врожденной. Просто он таким образом давал выход своей избыточной психической энергии, не имея возможности расходовать ее обычным способом — в общении с женщиной.

В чем именно была суть его проблем с женой, я, конечно, вряд ли скажу, какая-либо информация об этом отсутствует. Да и к чему мне это знать? Был бы он моим пациентом, диагноз мне ставить пришлось бы. Достаточно уверенности в том, что это — типичный случай. Просто я знаю, что психическая энергия всегда ищет обходные пути, когда не может быть израсходована обычным, нормальным путем. Например — в постели…

Это как вода перед плотиной — растекается вширь и в конце концов находит низинку, чтобы двигаться дальше, не стоять на месте. Энергия должна расходоваться, если не так, то иначе… И кинетические, моторные функции чаще всего оказываются той ложбинкой, по которой течет избыточная внутренняя энергия. Иначе ее может накопиться столько, что она в конце концов прорвет плотину, и это будет уже нарушением психики. Такой человек может даже представлять серьезную опасность — и для самого себя, и для тех, кто вокруг…

Но это же хорошо известно любому начинающему психологу. Так что, Оленька, нечего гордиться, что тебе удалось так запросто «расквасить нос» неграмотному в этом отношении капитану.

В чем он, собственно говоря, перед тобой так уж провинился? Что, страдая от какой-то своей внутренней неуверенности, проявил в отношении тебя психологическую агрессию, попытался на тебя напасть? Так ведь это обычная, стандартная реакция человека. Да и, надо сказать, он ее довольно мягко проявил…

Почему же ты приняла это так близко к сердцу? Это же не на тебя лично была реакция, а на «женщину» вообще. И оборонялся он, скорее всего, от своей жены, которая по какой-либо причине не выходит у него из головы.

Чего ж ты «кулаками»-то принялась махать? У тебя тоже, что ли, проблемы с мужиками?..

«Запомни, Оленька, что я тебе сейчас скажу, и больше никогда не забывай! — сказала я самой себе как можно внушительнее. — Оскорбленное самолюбие — это синоним женской неудовлетворенности собой и явный признак неуверенности в себе. Ты-то что озлобилась? Сомневаешься в своей привлекательности для мужчин?.. Хороша, нечего сказать!..»

Я смущенно вздохнула. Что делать, я была права! Нужно внимательнее за собой следить.

«А теперь помоги человеку, что сидишь-то!.. — продолжала я себе выговаривать. — Злорадствуют только слабые… Только аккуратней, без жалости, а то совсем его раздавишь…»

У капитана между тем в глазах прорезалась какая-то мысль, и растерянность во взгляде сменилась подозрительностью. Он теперь смотрел мне прямо в глаза, причем с таким внутренним напряжением, будто собирался меня сейчас изнасиловать.

— Ты знаешь мою жену?

Он не столько спрашивал, сколько утверждал. Сам он в это уже поверил, ему нужно было только, чтобы я это подтвердила.

— Ничего я о тебе не знаю, капитан. И знать не хочу… — я устало вздохнула. — У тебя на лбу все написано… А я читать умею.

Капитан продолжал смотреть на меня все еще подозрительно.

— И еще! — В голосе у меня появилась жесткость. — Я не обязана ставить тебе диагноз. Поэтому не надо нагружать меня своими проблемами… С женой сам разбирайся…

Я устало и даже несколько брезгливо взмахнула рукой, словно отмахивалась от его проблем. И даже засомневалась — не слишком ли театральным вышел этот жест. Для меня всегда важна была психологическая правдоподобность моего поведения. Наверное, это что-то вроде заботы о чести своего мундира…

— Впрочем, могу сказать, раз уж мне пришлось влезть в твои дела, — добавила я даже несколько неожиданно для себя. — Тебе с ней нужно расстаться, пока вы друг друга не уничтожили…

Я посмотрела на него сочувственно.

— Пойми одну вещь, — продолжала я, — женщин много, и все они разные. Очень разные. Ни одна из них не похожа на твою жену. И каждая может тебя полюбить… Да дело даже не в любви.

В моем голосе появилась досада. Я говорила все это и одновременно с удивлением прислушивалась к словам, которые произносила.

«Кому я это все говорю? — как-то успевала я еще и недоумевать. — Ему? Или себе?..»

— С любой другой женщиной ты сможешь чувствовать себя уверенно. И тебе не придется так суматошно двигаться по жизни…

При этих словах капитан вздрогнул.

— Только сначала разберись с самим собой. Сам не сумеешь — сходи к психоаналитику. К вашему, штатному. У меня сейчас для тебя просто времени нет. Это же так быстро не делается… Это же часами нужно говорить, изо дня в день… У меня приказ, да и у тебя тоже. У нас с тобой есть задание. Люди ждут нашей помощи, а мы тут мозги друг другу крутим, проблемы свои решаем…

Я специально не смотрела на него, пока все это говорила. У меня не было никакого желания устанавливать с ним особо доверительные отношения, вроде тех, которые всегда возникают между психоаналитиком и пациентом. Хорошо известно, что почти все пациенты, как правило, влюбляются в своих аналитиков. Особенно когда сеанс психоанализа сводит мужчину и женщину…

Поэтому я старалась по возможности отстраниться от того, что я говорю, словно это и не я вещаю. А просто он сам понимает…

Но в этот момент я неожиданно разозлилась. Не на капитана — на саму себя. Почему на мужчин постоянно нападаю? Отомстить кому-то хочу?..

«Все, подружка! Стоп! Ни шагу больше в эту сторону, — мысленно дернула я себя за рукав форменного комбинезона, почувствовав, что стою на краю пропасти, дна которой не видно. — А то будешь опять карабкаться вверх по обрыву и снова сдерешь коленки и ногти пообломаешь. А тебе работать нужно. Тебя люди ждут…»

Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем произнесла медленно, как магическое заклинание, следующую фразу:

«Никакого Сережи никогда не было, нет и больше никогда не будет…»

Я замерла, прислушиваясь к себе. Но ничего толком не поняла и добавила на всякий случай, просто надеясь, что мне удастся себя убедить:

«Забудь это имя, радость моя… Искренне тебе советую…»