Особая миссия

Михаил Серегин, 2008

Ольга Николаева – психолог-консультант, старший лейтенант спецназа МЧС. Ей поручают особое задание: эвакуировать из окрестностей разрушенного землетрясением селения Кайдабад в Афганистане сотрудников российской медгруппы, а также разыскать начальника госпиталя, резидента русской разведки Судакова, который должен передать ей микропленку с секретными данными. На поиски Ольга отправляется вместе с матерым американским военным Грегом и французским полковником Полем. Вскоре выясняется, что за сведениями, хранящимися на пленке, разом охотятся и моджахеды, и спецслужбы США…

Глава четвертая

Впереди лежали развалины.

Среди них бродили странно одетые люди. Я поняла, что землетрясение случилось ночью. Началось оно сразу с толчка баллов в семь, и дома, сложенные в основном из сырцового, необожженного кирпича, рассыпались. Большинство жителей города, не успев выбраться наружу, погибли.

Спаслись только те, кто, не теряя ни секунды, сразу бросился на улицу. Не одеваясь, ничего не собирая с собой, не думая — в чем был. Если спал голым, выскакивал прямо голым. Зато живым. Те, кто пытался одеться, погибали под рушившимися домами. Уцелевшие одевались в то, что могли найти среди развалин.

Жителей Кайдабада легко можно было отличить от спасателей, одетых в форму защитного пятнистого цвета. Казалось, что спасателей значительно больше, потому что, в отличие от оцепеневших жертв землетрясения, они двигались, причем очень энергично. Спасательные работы были начаты, очевидно, с той окраины города, на которую мы выехали с капитаном Строгановым.

Машин было на удивление мало. Я видела довольно большой участок разрушенного города и насчитала на нем всего пять бульдозеров, разравнивающих уже обследованные завалы, и три малогабаритных экскаватора с очень большими ковшами… Мне уже приходилось видеть такие, когда в Орли расчищали стоянку автобусов, на которую упал один из трех столкнувшихся в воздухе самолетов. Половина искореженного двухэтажного автобуса запросто умещалась в ковше такого экскаватора… По частым взмахам огромных ковшов из серебристого, легкого, но чрезвычайно твердого сплава я поняла, что работа идет очень интенсивно. Ближайший экскаватор был мне хорошо виден… Несколько спасателей обследовали очередной завал и знаками показывали издалека экскаваторщику, сколько, какой толщины слой снять сверху и на каком участке… Иногда это были всего несколько сантиметров, и ковш поднимался практически пустой… Но я знала, что по-другому работать просто нельзя — запрещает здравый смысл, да и международные требования к спасательным работам, согласно которым технику применять вообще нельзя, пока нет уверенности, что из завала вытащили не только всех живых, но и все трупы… «С уважения к мертвым начинается уважение к живым!» — вспомнила я один из лозунгов кодекса спасательской чести, придуманного еще старой гвардией, которая сейчас заняла почти все руководящие места в министерстве…

На завалах, где экскаватора не было, расчистка продвигалась вперед значительно медленнее. Ребятам приходилось вручную лебедками, ломами поднимать камни, балки, огромные сцементированные глыбы кирпичей. То и дело кто-то из них поднимал вверх руки, подавая сигнал, что в завале обнаружен человек. Живой или мертвый, это чаще всего невозможно сразу определить, пока тело не будет извлечено из-под обломков дома.

За те несколько минут, что наш джип стоял неподвижно, я успела заметить, как раненых на носилках бегом относят к стоявшему на расчищенной от обломков домов площадке большому транспортному вертолету…

Спасатели работали группами по шесть-восемь человек, у некоторых были собаки, специально обученные для поиска в завалах пострадавших. Группы обследовали развалины одного дома за другим и медленно, очень медленно продвигались к центру города…

Работающий мотор джипа, шум винтов готовящегося взлетать вертолета заглушали остальные звуки. Но было видно, что сидящие кое-где на развалинах женщины с закутанными тряпками головами, некоторые — в парандже, раскачиваются взад-вперед и, очевидно, плачут, причитают или даже кричат.

Они были совсем не похожи на тех пуштунок, которых я видела однажды в афганской деревне в районе Герата… Год примерно назад, когда участвовала в поисках туркменской археологической экспедиции, пропавшей на перекрестке трех границ в межхребетье Копетдага и Сафедкоха. Археологи искали древний город, расположенный, по преданию, у истоков Герируда, и умудрились на пятьдесят километров углубиться на иранскую территорию, тогда как мы начали поиски с афганской… В моем личном деле в графе «территории, на которых работала» теперь наверняка среди прочих значится — «Афганистан»… Хотя вся работа на этой территории ограничилась тогда всего полусутками… Может быть, еще и поэтому сюда послали именно меня?..

Чернобородые афганские мужчины сидели на развалинах молча, уставившись в одну точку, и не помогали спасателям раскапывать свои бывшие дома. Странно было видеть у каждого из них головной убор, хотя многие были без своих традиционных халатов и шоли — длинных хлопчатобумажных покрывал, заменяющих верхнюю одежду. Некоторые даже — без рубашек. Но головы у всех покрыты — или тюбетейкой, или каким-то войлочным колпаком, или люнги — пятиметровой белой чалмой. Наверное, это было чем-то настолько традиционным, а то и просто религиозным, ритуальным, что уцелевшие заботились прежде всего не об одежде, а только о том, чтобы прикрыть головы. Аллах, что ли, запрещал им ходить с непокрытыми головами?..

Неподалеку работал экскаватор, разгребавший особенно высокий завал. Около него стояли два джипа, таких же, как наш…

— Вон он, — сказал Строганов.

— Кто? — не поняла я.

— Васильев, — пояснил капитан, — местный главнокомандующий российскими спасателями… Ему ты должна доложиться.

Наш джип тронулся с места и начал осторожно пробираться по заваленной обломками улице ближе к экскаватору. Вертолет в это время, взметая тучи пыли, медленно поднялся в воздух и пролетел над нашими головами куда-то на юго-восток.

— Куда вывозят раненых? — спросила я.

— В Кабульский госпиталь, — ответил Андрей. — Там было всего три балла. Разрушений нет, только стекла в окнах дребезжали…

Наш джип затормозил метрах в пяти перед вышедшим нам навстречу офицером в российской форме. Очевидно, это и был генерал-майор Васильев.

Я проворно выскочила из машины и бегом направилась к нему. Сама атмосфера вокруг не позволяла двигаться в другом темпе.

Офицер и впрямь оказался в звании генерал-майора. Замерев перед ним по стойке «смирно», я четко, как бравый солдат-спасатель, отбарабанила рапорт:

— Старший лейтенант Николаева по приказу из центра прибыла в ваше…

— Отставить, — оборвал он меня. — Пройдите в мою машину…

Я села в бронированный джип, оборудованный бортовым компьютером, — наверное, это был командный пункт. Мне прежде не приходилось общаться с первыми лицами на территориях бедствия. У меня всегда был начальник группы, который сам обо всем докладывал, получал приказы и инструкции, ставил мне задачу.

Теперь я сама себе была начальником особой спасательной группы. Пусть и малочисленной — всего из одного человека. Ну и пусть маленький у меня отряд. Зато задание у него ответственное. Иначе бы меня просто не вызвали…

Джип генерала оказался разделенным внутри прозрачной перегородкой, отделявшей передние два сиденья от остального салона. Сзади сидел дежурный оператор и отслеживал по компьютеру оперативную обстановку в районе бедствия, в том числе и сейсмологическую.

Васильев кивнул мне на место пассажира впереди, сам сел на место водителя. Секунд тридцать он молчал, очевидно, сосредоточиваясь. Потом взглянул на меня. Во взгляде его я не сумела прочесть абсолютно ничего. Совершенно отстраненный взгляд. Такие обычно направляют на неодушевленные предметы. Ну, возможно, еще — на трупы. Я чуть плечами не передернула от его взгляда… Я, знаете ли, жива еще, что ж на меня так смотреть-то!..

— Документы! — Голос у Васильева был равнодушный, но жесткий, не предполагающий никаких возражений по поводу того, что он говорит.

Я вручила ему свое удостоверение и дискету с шифрограммой из московского центра.

На ней было несколько файлов, из которых прочитать я смогла только один, адресованный лично мне. Его шифр был мне известен. Знать о содержании остальных не положено. Согласно должностной инструкции, правом на эту информацию обладал только непосредственный руководитель спасательных работ на месте бедствия.

Я полагаю, что в этих файлах содержалась исчерпывающая информация обо мне и поставленной передо мной задаче. Я ведь пыталась все это прочитать, когда получила приказ из Москвы, но у меня ничего не вышло…

Васильев внимательно изучил мое удостоверение и вернул его мне. С этим по крайней мере у меня все в порядке. Я, слава Аллаху, не шпион, не диверсант и не самозванец какой-нибудь, жаждущий приключений.

Васильев между тем включил небольшой дисплей, расположенный перед водителем на передней панели с правой стороны от рулевой колонки, ввел мою дискету и, словно забыв о прибывшей, погрузился в чтение моих представительских инструкций. На это ему хватило ровно минуты. Но, когда он заговорил, тон у него был уже другой. Я по крайней мере получила право на фамилию.

— Значит так, — сказал он с непонятной для меня суровостью. — Ты, Николаева, в таких делах человек новый. Поэтому полностью твое задание знать тебе пока не положено. В ситуацию я тебя введу, задачу на первом этапе поставлю. Дальше будешь действовать по обстоятельствам. Когда до второго этапа доберешься, сама все поймешь. А не доберешься — значит, и понимать не надо было…

Честно говоря, такой вводный инструктаж меня несколько озадачил. Что это за задание такое — «Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…»? Нельзя ли поконкретнее? И потом, что это за намеки — «Если не доберешься…»? Веселенькое начало, нечего сказать!

Васильев, очевидно, чувствовал двусмысленность своих слов. Неопределенность, которая прозвучала в его фразах, его самого несколько смущала. Но, наверное, он вынужден был говорить неопределенно. Единственное, что он должен был сделать в любом случае — обрисовать мне ситуацию в Кайдабаде и сформулировать мою первоначальную задачу. К чему он незамедлительно и приступил.

— Толчок силой семь баллов произошел двенадцать часов назад. Никакого предупреждения не было. В городе уцелело одно здание — мечеть, построенная в шестнадцатом веке. Почему не развалилась, совершенно непонятно. Возможно, под ней существует локальная песчаная подушка. Толчок пришелся на ночное время. Поэтому жертв очень много. В Кайдабаде, по переписи, проведенной пять лет назад, проживало около шестидесяти тысяч человек. Нашей группой эвакуировано триста пятьдесят раненых, обнаружено полторы тысячи трупов. Порядка пяти тысяч человек успели выбежать из домов или выбрались из завалов самостоятельно. Их мы пока не вывозим. Они сидят на развалинах, ждут, когда освободится транспорт. Да они и уходить-то со своих развалин никуда не хотят… Тебя это, собственно говоря, не касается… Теперь слушай внимательно и не говори, что не слышала…

Васильев посмотрел на меня строго, словно сомневаясь, что я последую его совету.

— В Кайдабаде сейчас работают уже три группы спасателей, направленных сюда в соответствии с соглашением ООН по спасательным работам, — наша, американцы и французы. Возможно, прилетят еще аргентинцы. У них очень сильная, опытная команда спасателей, но слабая дипломатическая служба. А политическая ситуация здесь очень сложная… Город пока поделен на три зоны. Каждая из национальных групп работает в своей, хотя четких границ между ними, конечно, нет, и мы осуществляем активные контакты между группами. Идиотское, кстати, правило, но на нем настояла местная власть. Обычно международная служба спасения ООН присылает объединенную интернациональную команду… Впрочем, это ты, наверное, сама знаешь… Но здесь сейчас все шиворот-навыворот-набекрень… На территории нашей зоны твоих врачей…

Произнося это слово, Васильев покосился на меня и почему-то хмыкнул.

–…пока не обнаружено. По оперативным данным, скорее всего они должны находиться на территории, где работают американцы…

Генерал сделал небольшую паузу и вздохнул, прежде чем продолжить.

— Теперь — твоя задача… Из российской медицинской миссии в Кайдабаде тебя, собственно, должен интересовать только один человек — Судаков Алексей Вениаминович, хирург, он же — руководитель миссии. Ему пятьдесят четыре года, очень высокий, худой, лысый. Фотографии его у меня нет, но его ни с кем не спутаешь. Больше двух метров роста и абсолютно лысая голова — редкое сочетание, никаких особых примет не надо… Найдешь и… Ну, словом, поможешь ему выбраться… Теперь слушай внимательно…

Я мысленно пожала плечами. Как этот генерал себе представляет: можно невнимательно слушать формулировку задачи?.. Или это с его стороны такой неуклюжий намек?.. На что?..

–…Очень важно не только найти его, — медленно, чуть ли не по слогам продолжал генерал, — но и оценить его поведение с точки зрения психологической достоверности…

Он сделал паузу.

— Ты меня хорошо расслышала, Николаева? В крайних случаях решение принимай самостоятельно… Это, собственно, и есть твоя задача… Остальное сообразишь сама. Все тебе ясно, старший лейтенант?

«Издевается, что ли?» — подумала я с иронией, впрочем, так и не разобравшись, в чей адрес я ее направляю… Судя по всему, — в свой. Хотя кое-что я успела уже сообразить. Недаром же генерал так аляповато подчеркивал слова «психологическая достоверность»… Значит, я должна оценить, насколько этот человек лжет, насколько естественны его психологические реакции. А делается это в единственном случае: когда хотят выяснить, не ведет ли он двойную игру?.. Значит, Судаков — агент. Хотя я и не знаю — которой именно из российских структур… И меня, значит, посылают выяснить — не перевербован ли он? Только я не понимаю, почему бы этой структуре самой не заняться проверкой своего агента?..

— Тумана много, генерал, — ответила я откровенно, то, что думала. — Как бы не споткнуться в тумане-то и голову не расшибить…

Васильев закрутил головой.

— Ничего больше этого говорить не могу. Не имею права… Разбирайся сама… Значит, так, — добавил генерал после паузы. — К американцам я отвезу тебя сам. Представлю Уэйнкрафту. Он у них за главного. Работать будешь с тем, кого он тебе покажет. Самостоятельно американцы на своей территории работать не дадут, обязательно своего человека приставят… Но сначала поедем к французам. Это ребята простые, из национального легиона, с ними у нас и отношения попроще сложились. Без особого этикета обходимся… Теперь последнее… У меня тут пока всего шестьдесят человек. Все заняты, ни на минуту ни одного выделить не могу. Поэтому работать будешь одна… Особая сложность — отношения с местной властью…

Тут генерал вздохнул. Тяжелый получился у него вздох, искренний.

— Район Кайдабада контролируют отряды движения «Талибан», — продолжал знакомить меня с обстановкой Васильев. — Отношение к нам открыто враждебное. Ахмед-Кхель русских терпеть не может. Это командира их так зовут… Джихад он нам пока не объявил, но дело к тому идет. Пока мы спасаем людей — не провоцируют… Но действия наши жестко контролируют и ограничивают район передвижений. Поэтому — никаких конфликтов, никаких стычек. Иначе тебе просто горло перережут. Они тут мастера с кинжалами управляться… Твоя задача — вытащить отсюда Судакова… Он нам нужен… Французов талибы тоже не любят. А вот Уэйнкрафт с ними как-то договорился. Так что без него у тебя все равно ничего не получится… Ты должна с ним подружиться. Это, кстати, тоже одна из причин, почему выбрали именно тебя. Ты женщина, молода, и внешность у тебя более чем привлекательная…

Я с удивлением прислушивалась к словам генерала. Все это он говорил мне совершенно отстраненно, как будто сам — и не мужчина вовсе. У меня еще раз мелькнуло ощущение, что я — какой-то неодушевленный предмет. По крайней мере в его глазах…

— Теперь, кажется, все… Единственное, о чем прошу — помни, что с талибами нужно быть вдвойне осторожной. Хитрые и жестокие, как все азиаты… И что у них там за отношения с мистером У — еще разобраться нужно. Не нравится мне их дружба…

Васильев включил зажигание, но с места не тронулся, а постучал в прозрачную перегородку, отделявшую нас от оператора за компьютером. Мне было видно, как тот отвел глаза от экрана монитора и вопросительно посмотрел на генерала.

Васильев щелкнул каким-то тумблером и спросил по внутренней связи:

— По прогнозу есть что-нибудь новенькое?

Дежурный оператор опять уставился на экран и принялся докладывать:

— Среднесрочный метеопрогноз благоприятный. Ближайшие двадцать часов — без осадков, ветер с юго-запада пять-восемь метров в секунду, температура от десяти градусов ночью до двадцати девяти — днем. Радиационный фон — в пределах нормы. Загазованность отсутствует. Сведений о складах отравляющих веществ не поступало. Пожар на бензохранилище французами потушен сорок минут назад… Сообщений о других складах горюче-смазочных веществ нет…

— Достаточно, — прервал его Васильев. — И так все ясно…

— Василий Кузьмич, — не умолк все-таки оператор, — поступила новая информация по сейсмологическому прогнозу на ближайшие сутки…

Генерал поморщился на неуставное обращение к себе, но замечания не сделал.

— Ну? — только спросил он.

— Сейсмостанции в Кабуле, Дели и Равалпинди сообщили свои оценки вероятности повторного толчка. Эпицентр — в ста километрах юго-восточнее нас. Афганская станция дает вероятность сорок процентов, индийская — семьдесят, пакистанская — семьдесят пять…

— Душанбе? — отрывисто и как-то сердито спросил Васильев.

— По прогнозу таджикской станции, вероятность повторных толчков почти нулевая…

— Идиоты… — процедил сквозь зубы Васильев. — Дела хреновые. Сто километров — это слишком близко. Кого не успеем откопать — совсем похоронит… Первый толчок сопровождался образованием трещин и провалов. Очевидцы рассказывают — дома целиком под землей исчезали… Обстановка ясна?

Это он уже меня спрашивал. Я кивнула.

— Тогда — едем, — сказал генерал, и джип тронулся с места.

Я обратила внимание, что, в отличие от капитана Строганова, генерал Васильев водил машину очень сдержанно, осторожно, можно даже сказать — бережно… Словно не командир спасателей машину вел, а переводил через дорогу слепую старушку советский пионер из стихов любимого писателя генералова детства Сергея Михалкова…