Доноры за доллары

Михаил Серегин, 2004

Когда бесследно исчезает танцовщица ночного клуба, мало кому до этого есть дело. Только разве врачу городской больницы Володе Ладыгину. Он не может остаться равнодушным. Ведь девушку лечили в больнице, где он работает, да еще она – знакомая его друга. А раз так, Володя будет копать до конца. Для начала он выяснил, что она попала в закрытую частную клинику, а потом – что в этой клинике расчленяют людей на «запасные» органы. Теперь осталось дело за малым – накрыть всю эту преступную организацию и сдать ее ментам…

ГЛАВА 10

«Уехать, уехать — куда уехать?» — только эта мысль — вот все, что у него теперь осталось. Спасибо брату — разрешил пока в его квартире пожить в Теплом Стане, а то…

Он со вздохом посмотрел на свое отражение в осколке зеркала.

«Что делает с человеком страх, боже мой!» Он провел рукой по щетине и ужаснулся, поймав взгляд обезумевших, каких-то больных, лихорадочно блестящих глаз.

В этом человеке, который выходил на улицу только раз в неделю, в магазин за продуктами, и жил в комнате, окна которой были постоянно закрыты занавесками, он отказывался узнавать себя.

Он прожил довольно бурную жизнь, но до сей поры редко испытывал страх, тем более такой страх. Даже когда ему прямо в лицо летел тяжеленный кулак противника, он находил в себе силы соображать трезво. Именно в этом заключался секрет его бесконечных побед — в холодном и ясном уме, в отваге.

Но теперь — теперь все было иначе. Он не знал, откуда и когда появится тот, кого ему следовало бояться. А потому он боялся всех и всегда. Он хотел накопить силы, чтобы встретить врага лицом к лицу, но враг его был многолик и одновременно невидим, а потому силы таяли с каждым днем.

Он понял это, когда вырвал телефонный шнур из розетки, потому что даже редкие звонки доводили его до белого каления. После этого он понял, что проиграл.

Смириться с этим он не захотел, а потому сегодня впервые открыл занавески, выбрился, вонзая бритву чуть не до крови в свою заросшую щеку, вычистил пальто и решительно вышел на улицу, захлопнув дверь. Ключи он оставил на полке в прихожей.

* * *

— О, это уже интересно. И кто же, по-вашему, отрезал бедняге почку, после того как вы его прооперировали?

— С чего вы взяли? — Жуков состроил удивленное лицо. Он, вероятно, принимал меня за не совсем нормального. — Почка у пациента отсутствовала уже на момент операции.

Теперь была моя очередь удивляться.

— В смысле, это вы ее отрезали?

— Нет, ну что вы. Ее не было раньше — она была удалена, очевидно, около года назад. Наверняка были какие-то проблемы. Может быть, именно на фоне этого и развилось то заболевание, по причине которого мы вынуждены были прибегнуть к операции.

— Очень хорошо! А больше никаких особенностей вы не заметили у этого пациента?

— Ну, как было уже известно, ожирение сердца, общая изношенность пищеварительной и выделительной системы…

— Спасибо, спасибо… А как фамилия этого пациента?

Жуков покосился на заключение:

— Сергеенко его фамилия. Валентин Иванович Сергеенко.

* * *

Выскочив из кабинета Жукова, я помчался в свой кабинет, в котором, как и прежде, был довольно редким гостем. С уходом Юдина мои терапевтические дела шли из рук вон плохо. Отделение работало как придется, врачи целыми днями травили анекдоты в курилке. Слава богу, пока ни один больной не подал жалобу начальству, все больше терпеливые попадались — покорно маялись в очереди, хотя имели право за такие деньги иметь отдельного врача. Каждая неделя начиналась с желания навести порядок, но только желание оформлялось в твердую решимость, как тут же случалось очередное ЧП, которое уводило меня в сторону от праведного пути. «Благими намерениями вымощена дорога в ад!» — назидательно говорила мне каждый раз Инночка, ужасаясь моей безалаберности. Я соглашался с ней и обещал исправиться, а чтобы она была немножко снисходительнее, разрешил ей время от времени запираться в моем кабинете с подружками.

Сейчас я застал ее одну: она сидела, закутавшись в мохнатый шарф, и играла в «Lines». Когда Инна узнала, что я даже элементарно не могу расставить цветные шарики в этой простой компьютерной игре без особых проблем, она пришла в ужас и стала втайне считать меня совершенно пещерным типом.

— Привет! — бодро поприветствовал ее я, хотя в душе сильнее всего хотел бы, чтобы ее сейчас здесь не было.

— Привет, — равнодушно отозвалась Инна, не отрываясь от экрана — видимо, шарики стали вести себя особенно буйно.

— Инночка, ты не могла бы меня пустить ненадолго в мое собственное кресло? — вкрадчиво спросил я.

— Зачем это? — искренне удивилась она, быстро щелкая «мышкой».

— Ну, предположим, я хочу погреться — ты же там, наверное, так пропитала кресло своим теплом, что можно оранжерею высаживать, — сострил я. Посвящать девушку в мои секреты нельзя, а гнать ее отсюда взашей, тем самым обижая и порождая всяческие вопросы и подозрения, тоже не лучший выход. Но оторвать Инночку от игры не было никакой возможности, а дорогое время стремительно уходило.

Пришлось пойти на хитрость. Пробурчав: «Ладно, я подожду», направился к креслу и, проходя мимо стола, будто случайно зацепил ногой провод, который соединял электронного монстра с розеткой.

— Владимир Сергеевич, что вы делаете! — в ужасе взвыла моя ассистентка, подскакивая на кресле, словно ужаленная. — Вы же компьютер испортили! Его же нельзя из сети выключать.

— Так я не специально, я споткнулся, — почти искренне оправдывался я. — И что теперь будет?

— Что, что! Полетит у вас оперативка, как пить дать!

— Что вы говорите! — всплеснул руками я. — Так срочно бегите за Хоменко — он что-нибудь да придумает.

Инночка, хлопнув дверью, убежала, дав мне возможность в тишине и спокойствии позвонить самому интересному для меня сейчас человеку.

— Это регистратура Склифосовского? А Юдина Павла Петровича вы можете мне найти? Девушка, это очень срочно и очень важно! Кто говорит? Следователь по особо важным делам Сидорчук говорит, вам известна моя фамилия? — орал я. — Вот так-то лучше, — удовлетворенно пробормотал я про себя, когда в трубке раздалось: «Соединяю».

Услышав сдержанный баритон Юдина, я обрадовался так, словно он был моей последней надеждой. Первым, что я у него спросил, было:

— Паша, у вас телефон не прослушивается?

* * *

Вдоволь побродив по городу, он сел на заледеневшую скамейку и стал соображать. Свежий воздух и общество людей повлияли на него благотворно: он расслабился, обрел некоторую уверенность. Осталось продумать свои дальнейшие действия. Все оказывалось таким непростым и таким неопределенным, что трудно хоть в чем-то быть уверенным. Тем более определять, как и какими методами действовать.

Заявить в милицию? Бессмысленно: он был уверен, что все это учреждение — на короткой ноге с самыми значительными милицейскими чинами.

Тогда что? Остается только действовать самому. «Лучшая защита — это нападение», — любил приговаривать тренер, ставя ему удар. Поэтому он решил идти на таран, не думая, каковы будут последствия. А последствия могут быть самые жестокие — это он тоже осознавал.

Бороться с врагом в одиночку с успехом можно только на ринге или в модном боевике — это понимает любой взрослый человек. Но есть ли у него выбор? К кому можно обратиться за помощью в этом городе, где действовал только закон джунглей — каждый сам за себя?

Поразмышляв еще немного, он поднялся и решительно отправился ко входу в метро. Проехав три остановки до Кольцевой, перешел на Серпуховскую линию. Выйдя из метро, на окраине города взял такси на оставшиеся деньги и быстро доехал до нужной ему улицы.

Конец ознакомительного фрагмента.