Дорога в лето

Михаил Панюшкин

Это книга о том, как странно может повернуться твоя судьба, если ты просто взял и уехал из собственного города в попытке настигнуть мечту. Это книга о дружбе и безразличии, о фонарях и о железных дорогах, о перекрестках и обочинах трасс. Но самое главное – это книга о людях, которые просто живут в этом городе.

III. Художница

Дрожат огни

На нотах серых балюстрад

Мой город пуст

Гранитом уличных камней

Я слышу пульс

Укрытых пылью автострад

И гул земли

Под твердым настом площадей

И что? Ведь еще пару месяцев назад говорил — если что, заезжай. А сейчас нет — забыл, уехал? Мечешься по улицам, а дома смотрят на тебя желтыми глазами окон. Последние этажи — так далеко, что не видно, что происходит внутри, они кажутся яркими пятнами. А на первом этаже стоит человек. Он смотрит на тебя. Ты подходишь к стеклу, и пытаешься взглянуть ему в глаза. Они серые, как ночь города. Кажется, будто Москва смотрит на тебя, пронзает взглядом насквозь.

В дыхании города — запах мокрых сигарет и сладкая гарь сгоревших нефтяных фракций. В глазах города — каннабисовая краснота и муть алкалоидов. В мозгу города яркие краски токсикомании — он надышался сгоревшим бензином и жженым табаком.

А ты бежишь по улицам — и свет падает на тебя, и кажется, будто это светят окна поезда. Но только почему он едет так медленно? Он приехал на последнюю станцию? Но ведь это же был экспресс в никуда, то есть, получается, до этого самого «никуда» можно доехать?

А ведь, пожалуй, это и есть то самое «нигде». Оно есть там, где ты не существуешь. А для тех, кто вокруг, тебя и в самом деле нет. Видишь, как они проходят мимо? Иногда их взгляды равнодушно скользят по тебе — ты слишком невзрачно одета, чтобы привлекать внимание. Кто-то не замечает тебя настолько, что толкает плечом, и ты отшатываешься, падаешь на серый асфальт. Но этот кто-то даже не замечает, что толкнул тебя, он бежит дальше — наверное, хочет побыстрее добраться домой с работы. Он тебя просто не увидел, не заметил. И те, кто идут дальше, тоже не заметили, они усердно шагают, что им до тебя.

Ты опираешься руками, встаешь, и некоторое время задумчиво смотришь на поцарапанные руки. Облизываешь кровь. Между пальцев видны гнутые спины мостов. Ты идешь к ним — ветер, он рвет с тебя легкую куртку, но ты и этого не замечаешь — бесцельно бродишь туда и обратно по тротуару, теперь ты следишь за прохожими. Ты затаилась, ждешь, когда на тебя хоть кто-то взглянет.

И время идет, ты вынимаешь часы из кармана. Часы мужские, потертые и побитые. Но работают, упрямо вращают шестернями и отсыпают время горстями на весы жизни. Темнеет, и ты снова подходишь к таксофону. Снова бросают трубку, ты набираешь еще раз, и результат тот же. Может быть, раньше ему и не было все равно, но сейчас ему плевать. Ты швыряешь трубку об стекло, оно покрывается радужной паутиной трещин, но даже злостью не купить внимания больше, чем на секунду — взгляд пары прохожих и ты снова забыта.

Вернуться обратно? Ты помнишь, как дойти до вокзала, это не так уж и далеко. Просто сдаться — и снова будет все то же самое, и мать встретит на пороге с торжествующей улыбкой. И отец начнет рассказывать про то, как хорошо работать в его магазине. А тот мальчик снова будет приходить к тебе домой, пить пиво и рассказывать о работе, доме, а родители будут по вечерам говорить о том, что пора бы уже и замуж. Еще продолжать?

— Хера! — говоришь ты.

Ноги сами несут тебя на странную улицу, будто прошитую вдоль линиями фонарей. Они лучше солнца, потому что светят, когда надо. Хотя нет. Потому что солнце нельзя забрать себе. А с лампой проще — каждый может, придя домой, зажечь свою маленькую звезду. И радоваться тому, что она только его. Ты смотришь в мостовую. Она покрыта керамическими плитками. На одной из них написано «звезда моя!»

— Тварь, — говоришь ты и плюешь вниз.

Здесь так много людей, но они идут медленнее. Тебе кажется, что вот-вот кто-нибудь обратит на тебя внимание. Но это не так, рубеж не перейти. Тем, кто поют под облупленной стеной с надписью «Витя ты в нашем сердце», ты не нужна. Просто…

— На пиво не добавишь?

Вот-вот. Обратили.

— Отвали.

Ты идешь дальше — и проходишь мимо фонтана, на котором стоит пошлая позолоченная фигура. Присаживаешься на бордюр — ноги устали, а еще вся ночь впереди. Ночь? А потом день? Долго до того, как свалишься, а, мечтательница? Но сейчас так не хочется об этом думать. И ты смотришь на черноволосую женщину с растрепанными волосами. Она поет незнакомую песню.