Буран 2.0

Михаил Миллан (2018)

Открывая глаза с утра, мы, как правило, видим привычную картину нашего с вами мира: комната, дом, улица, люди, которые окружают нас, и события, происходящие с нами по нашей воле или же вопреки ей. Но обычно никто не задается главным вопросом: действительно ли наши глаза открыты?.. Роман о мире, где привычные вещи приобретают совершенно иной смысл, где всё не то, чем кажется на первый взгляд, и о человеке, по воле случая ставшем игрушкой в руках мироздания. Содержит нецензурную брань.

5.

–…А где тут у вас отлить можно?

— You can do directly from the porch (Тебе можно прямо с крыльца).

— Чё? Ты мне человеческим языком скажи!

Девушка смягчила тон:

— Пойдём, гоу. — Она отцепилась от голубенького поручня, плавно оттолкнулась белым носочком и поплыла вглубь по станции, ловко корректируя движение руками.

Только-только вестибулярный аппарат у Ваньки пообтесался к новым условиям существования и допустил, что верх — это там, где голова, а тут снова в пространстве всё перепуталось. Организм не желал с этим мириться и отреагировал рвотным позывом.

Девушка оглянулась на звук:

— Э, поосторожней там, а то убирать заставлю! Дыши глубоко и медленно. Потом привыкнешь. Когда-нибудь под водой плавал?

— Угу. — Ванька не рассчитал силу и, оттолкнувшись вслед, пролетел мимо. Больно ударился об угол какого-то замысловатого прибора и остановился в нелепом положении, схватившись то ли за провода, то ли за трубопроводы.

— Эй, бой, плавнее надо, ты так всю станцию разгромишь!

Хорошо, что туалет был недалеко. Небольшая кабинка в переборке — едва-едва развернуться. Девушка взяла двумя пальцами гофрированный шланг, заканчивающийся подобием воронки, повертела его в руках:

— Вот, как-то так. — Девушка нажала кнопку. Где-то включился компрессор, засасывая воздух через раструб воронки, — это чтобы ничего в стороны.

Ванька разглядел шланг поближе, проверил рукой, как на пылесосе, скорость всасывания:

— Очень эротично, а девочки как?

— Приходится приспосабливаться.

— Ясно. Меткость — норма жизни! Ты… это… отвернись, что ли…

— Здесь можно закрыться. — Девушка опустила шторку, оставив Ваньку наедине с самим собой. Устройство справлялось со своей функцией хорошо, но лёгкий запах туалета всё равно присутствовал.

— А ты что, одна здесь?

— Почему одна? Ещё Али на станции, но он сейчас в лабораторном отсеке — какой-то важный эксперимент. Впрочем, у него все эксперименты важные. — Девушка глянула на часы, что невесомо болтались на её запястье. — Он сейчас придёт. У него вечерний намаз скоро.

— Чего?!

— Вечерний намаз. Али — мусульманин.

— Ваххабит, что ли?

— Почему сразу ваххабит? Али — учёный, известный генетик. Выдвигался на Нобелевскую премию в прошлом году, а ему всего тридцать три…

— Или уже…

— Какая разница! А сам-то ты чем занимаешься?

Ване не хотелось говорить правду, потому что после упомянутого номинанта на Нобелевку хвастать, что ты слесарюгой вкалываешь в каком-то захудалом автосервисе, было как-то не очень, но и врать тоже не хотелось. Поэтому сказал уклончиво:

— Я механик, вообще-то, со сложной техникой связан.

— Прекрасно, Эйван, только скажи мне плиз: весь этот спектакль — он зачем?

— В смысле? Какой спектакль?

— Вся эта глупая инсценировка с угоном. Младенцу понятно, что угнать космический корабль impossible, I do mean it’s not possible. В подготовке запуска всегда участвуют сотни специалистов — заправка топливом, проверка всех систем. Стартовый комплекс перед полётом напоминает с вертолёта муравейник — я знаю, я сама видела. Я знакома с российской космической программой, с графиком пусков — там нет ни слова о возрождении программы полетов русского «Бурана». Я знаю всех ребят из отряда космонавтов, потому что предполётная подготовка у нас совместная, но тебя там никогда не видела. А этот твой внешний вид… Алкоголь в крови с несовместимым для живого человека уровнем. Нет, русские, пока не улетели, у себя в сегменте иногда закрывались и выпивали. Это строжайше запрещено правилами, но они это делали. Иногда. Нелегально и тайком. Но это просто смешно — прятаться, — ведь система вентиляции общая, и запах алкоголя разносился повсюду. Но мы относились к этому снисходительно. Как у вас говорят, смотрели сквозь пальцы. Ведь все знают, что русские и водка — понятия неразделимые, но напиваться до такой степени, как ты, да ещё во время старта! Why? Впрочем, ладно — это дело твоё и твоего руководства. Лучше скажи, зачем твоему правительству свои действия оформлять таким странным, никакой логике не доступным способом? Сначала прошла информация в новостях, что в Москве произошёл взрыв. О причине все терялись в догадках: то ли теракт, то ли техногенная катастрофа. Печально, конечно, но чем я могу помочь здесь, на орбите? Мне свою работу надо делать. А дальше я занимаюсь своими делами — вдруг толчок. Ощутимый такой. Я сначала подумала, что это мелкий метеорит, — а что ещё можно подумать? Они тут летают как бешеные — я уже два раза выходила наружу менять элементы на солнечных панелях. Давление воздуха проверила — не падает. Значит, герметичность не нарушена. Уже хорошо. Посмотрела на экран, Oh man, компьютер ведёт проверку герметизации шлюза. А с чего вдруг его проверять? Оказывается, этот дурень только что произвёл стыковку в автоматическом режиме с неизвестным грузовым кораблём и собирается после проверки открыть входной люк. Какой, к чёрту, грузовик? Откуда? Ближайший прилёт «Союза» с новым экипажем только через неделю по графику. Я к обзорному куполу, смотрю — это не грузовик, а самый настоящий шатл. Ничего не понимаю! Какой, к чёрту, шатл — программа-то закрыта, потом пригляделась — красные звёзды и серп и молот на корпусе… Доложила в Хьюстон — те в шоке. До сих пор никто не понимает, что происходит. Запрашивала ваш ЦУП — там тоже всё видят, но тоже в замешательстве. А руководство молчит. И Москва молчит. Я понимаю: ваш президент эксцентричный человек, мне он даже симпатичен своей первобытной харизмой — нет-нет, я нисколько не умаляю ни его ума, ни его деловых качеств руководителя, я верю, что его поступки продиктованы интересами своей страны и русского народа, просто мне кажутся странными его некоторые методы. Не то что бы он агрессивен для других или зол, просто он непредсказуем иногда. А это вызывает сумятицу в умах и недоверие в мире.

— Блин, и к чему этот базар?

— К тому, чтобы ты мне сказал правду, что на самом деле происходит.

— Я ж тебе говорю: мы с Серым к Вовану на дачу собрались, а сами в говно. В метро хер пустят, а на тачку бабок нет. Смотрю — «Буран» стоит. По трапу забрались — внутри никого. Я такой в кресло сел, тумблеры пощёлкал — тишина. Серый надо мной ещё смеяться начал, потом отлить вышел. А я чего-то разозлился даже. Ещё покрутил рукоятки какие-то, вижу — кнопка «Автомат». Нажал — оно всё ожило, засветилось, я за Серым метнулся, да поздно. Башкой треснулся — до сих пор болит. Во, смотри — шишак какой…

Кэрол грубо оборвала его тираду:

— Ваня, извини, но я тебе не верю. Неужели ты сам не чувствуешь, какой бред несёшь? Не можешь говорить правду — лучше молчи, иначе я буду думать, что ты сумасшедший. Потому что так примитивно врать может либо безумец, либо отъявленный негодяй. И давай прекратим этот разговор, тем более что Али возвращается.

Откуда-то снизу (впрочем, это смотря как располагаться — может быть, и сверху) выплыл щуплый темноволосый человек с аккуратно подстриженными, как у голливудских актёров середины прошлого века, усами и в таком же белом комбинезоне, что и Кэрол.

— О, у нас гости… Когда прилетели? А я работаю и ничего не слышу. Кэрри, ты говорила, что следующий экипаж — только через неделю. У русских сменились планы? — бойко начал он по-английски и с широкой улыбкой протянул Ваньке руку: — My name is Ali.

— Ваня, — ответил Ванька на довольно крепкое рукопожатие и поправился для солидности: — Иван.

Али перешёл на ломаный русский:

— А где мой друг Семёнов? Мой друг Семёнов из Сколково с результатами расчётов?

В разговор вмешалась Кэрри по-английски:

— Этот парень прилетел один. При странных обстоятельствах. О цели прилёта не говорит. Изначально вёл себя более чем неадекватно — пришлось применить шокер. Ты ещё смеялся: зачем на орбите шокер? Как видишь — пригодился. Уровень алкоголя в крови — запредельный!

И если Али, занятый своими мыслями, сразу не обратил внимания на то, как выглядит и как одет новый член экипажа, то теперь спортивные штаны, грязная футболка и кепка на затылке на этом оч-чень странном русском удивили американца. А увидев бутылку у него в руках, удивлённо спросил:

— Beer, isn’t it?

Кэрри поспешила пояснить:

— Это я в русском сегменте взяла, чтобы этот парень не умер от алкогольного отравления.

— То есть чтобы нейтрализовать смертельную дозу яда, нужно к тому, что есть, добавить ещё? Логично.

— Али, ты смеёшься, но это работает! Не знаю как, но работает. Вам, мусульманам, этого не понять. Мой дед, когда вечером приползал в стельку пьяный домой из соседнего бара, всегда утром пивом отпивался. Я не говорю, что это хорошо — хлестать виски каждый вечер, — но утром деду пиво помогало не умереть…

— А зачем? Не понимаю, какой в этом смысл — пить каждый день?

— Трудно отучить от пьянства человека, пережившего «сухой закон».

— И где он сейчас?

— Он умер. Давно уже…

— Прости, но пиво его всё-таки не спасло.

— Увы, не спасло. Он погиб в аварии. Проезжавший водитель уснул за рулём и протаранил бар, в котором дед постоянно ошивался. Там обычно народу полно. Всем ничего, а деда насмерть. И потом, дожить до девяносто четырёх — тоже неплохо.

— Сожалею. Я лишь хотел сказать, что алкоголь для человека — всё-таки не самый полезный продукт.

— Али, мы отвлеклись, выгляни в иллюминатор. — Сказано было загадочным тоном и в то же время непреклонно.

— А что там? — Али оттолкнулся от поручня и влетел в обзорный купол. — Ого, русские возобновили программу полётов кораблей многоразового использования? Здорово, а я и не знал!

— Даже ЦУП этого не знает. Этот парень утверждает, что он угнал этот корабль по пьяной лавочке прямо из центра Москвы.

— Бред! Это невозможно!

— Согласна, но факт № 1: русский челнок с выставки, где он служил экспонатом, исчез. Факт № 2: он теперь находится на стыковочном узле МКС. Хьюстон в шоке, Москва молчит, а с нами здесь непонятный парень довольно маргинального вида. Ты можешь объяснить, что всё это значит? От парня толку нет — он либо дьявольски хитёр, либо…

— Ребята, а ничего, что я ещё здесь? Вы можете человеческим языком, по-русски, говорить? А то чувствую себя как в хачлабазе — вроде бы зашёл только пивасика взять, бабки им свои принёс, а они между собой бла-бла-бла — то ли обмануть хотят, то ли ещё чего замышляют, — неприятно, а ты стоишь как дурак! Так и вы о своём о чём-то базарите, а я, как дурак, слушай!

— Али, я не уверена, что он и вправду не знает английский. Будь осторожен, держи подробности своих исследований в тайне. Я подозреваю, что причина всех событий именно в этом.

— Кэрол, детка, я никогда не делал секрета из своей работы. — И уже обращаясь к Ваньке, перешёл на ломаный русский: — Иван, мы здесь занимаемся очень важными исследованиями — разработкой лекарства от рака. И у нас уже есть значительные результаты. Невесомость даёт невероятные возможности для работы с клетками и генетическим материалом. Мой русский коллега Семёнов через неделю привезёт сюда свои компьютерные расчёты и результат обработки материала — того, что я отправлял на Землю с предыдущим экипажем. Если тебя это, конечно, интересует. А сейчас извини — мне пришло время сотворить молитву.

Али извлёк из-под устройства, напоминающего велотренажёр, небольшую площадку где-то 50 на 70 сантиметров размером. С одной стороны этой площадки или платформы — коврик с арабской вязью и бахромой по краям, с другой — телескопическая штанга хай-тековского вида с шарнирами всех степеней свободы. Али прикрепил вакуумную присоску на конце штанги к гладкому месту на борту станции, поправил бахрому, которая торчала во все стороны, и вынул из кармана какое-то устройство с пачку сигарет величиной. И, хотя его никто не просил, поспешил пояснить:

— Это молельный коврик, специальный для космических полётов: в невесомости его необходимо как-то фиксировать. А в руках у меня прибор, который позволяет в любой момент определять направление на Мекку. Это очень важно — станция-то постоянно вращается. Смотри.

Али включил приборчик и, глядя на экран, рукой отрегулировал и зафиксировал положение коврика.

— Это устаревшая модель, — прокомментировал он свои действия, — сейчас ученые из Исламского космического университета создали полный автомат: фиксируешь на любой поверхности — и он сам определяет и поворачивается по направлению к Мекке и постоянно поддерживает это направление. А сейчас — извини меня, плиз.

Али подлетел к коврику, осторожно, стараясь не нарушать выверенное положение оного массой своего тела, пристегнул к нему колени специальными ремнями на липучке — видимо, в космосе по-иному ритуал не соблюсти — и согнулся ниц в молитвенном порыве.

«Ни хера себе учёный! Такой ещё и пояс шахида с собой принесёт! Взорвёт тут всё к чёртовой бабушке! Во славу Аллаха-то, чего ж не взорвать?»