Бастард царя Василия

Михаил Васильевич Шелест, 2023

Это продолжение книги "Бастард Ивана Грозного".Главный герой, едва не утративший свои магические способности, пытается жить своим умом и умениями, однако судьба уготовила ему царские почести и царские хлопоты.

Глава 6.

У Саньки это уже был третий заход в парилку и он лупцевал себя дубовыми вениками неистово. Адашев знал способности Ракшая, потому ему не мешал и сидел на нижней ступеньке прячась от обжигающего пара.

— Как ты можешь это терпеть? — Проговорил Алексей Фёдорович, прикрывая лицо от обжигающего воздуха, передвигаемого взмахами веников.

Санька же только кряхтел.

— Ты специально сюда сбежал? — Спросил боярин.

— Псарь не должен смотреть, как блудит царь, — ответил выдуманной прибауткой Александр. — У меня тут запасной секретный выход имеется. Чтобы никто дверь банную не припёр и трубу не закрыл, чтобы угорели мы. Сейчас тоже может пригодиться. Не высидим мы так долго с тобой. Знаю я своих девиц. Весьма искусны они в плотских утехах.

Адашев покряхтел немного и спросил:

— Где дверь, говоришь?

— Да пойдём уже. Там и обмоемся.

Он дёрнул на себя крюк с мочалками и показал на распахнувшуюся дверь.

— Проходи, Алексей Фёдорович.

Это была обычная душевая, где они пошкрябали друг друга мочалками, обмылись и прошли в другую комнату — раздевалку.

— Занятно тут у тебя, — удивился боярин. — Много труда вложил. А всего-то в баню. И свет у тебя необычный. Что за светильники?

На стенах во «дворце» висели масляные лампы, закрытые квадратным стеклянным колпаком. Зелёные матовые стёкла, связанные в кубы свинцовыми рёбрами не очень хорошо пропускали свет, но Санька радовался и этому. Лучины и свечи в этом мире его просто утомили и он, отдав шведам целых двадцать рублей за сто стёкол примерно десять на десять сантиметров, радовался этому лучу света в тёмном царстве почти по-детски.

— Масляные. Конопляное масло.

Адашев обвёл помещение внимательным взглядом. Потом встал и выглянул за другую дверь, за которой была задняя часть дворца и стояли ещё две девицы-воительницы.

— Ох ты, господи, — перекрестился Адашев. — везде они у тебя стоят.

— Берегут.

— Надёжные?

Санька пожал плечами.

— Я вот, что тебе хотел сказать, Ракшай.

Он поёжился и Александр достал из платяного шкафа две большие махровые простыни. Одну он отдал Адашеву, в другую завернулся сам.

— Убить меня пытались, — сказал окольничий. — Три раза за этот год. При взятии Казани стреляли из пищали и лука, когда Азов брали стрела попала в шею. И в Москве перед нашим отъездом стрельнули, да, похоже, что потравили зельем стрелу. Неможется мне всю дорогу. И всё хуже, и хуже деется. Сейчас сижу и голова кругом идёт.

— Может от пара?

— Не-е-е… И до бани было. Травил сегодня весь день. И сердце трепыхается, аки голубь в руках. Да! Государю о том не сказывал. И ты молчи, ежели что. Что тревожить понапрасну? Может, посмотришь меня? Не растерял свой дар?

Ракшай понял, о чём говорит Адашев, но боялся даже попытаться. Он много раз пробовал незаметно от травмированных людей, попытаться восстановить повреждения, но у него ни разу не получилось.

— Похоже, что растерял, Алексей Фёдорович… Не получается у меня что-то последнее время. Как разбойники напали на наст под Великим Новгородом, так такая злость меня обуяла, что до сих пор не проходит. А по злобе та сила не приходит ко мне. Не раз пробовал. Может не сейчас, а как спать ложиться будешь?

— Боюсь не доживу. Худо мне, Ракшай. Ох, как худо.

Адашев вдруг наклонился и упал бы на деревянный пол, застеленный дерюжными половиками, но Александр подхватил его и аккуратно положил на скамью.

— Марта! — Крикнул он.

Это было кодовое слово, означавшее тревогу. Кикиморкам не нужны уши, чтобы слышать и дверь на улицу тут же отворилась.

— Возьмите его и срочно наверх, в мою опочивальню.

Две стражницы подхватили Адашева и, открыв ещё одну тайную дверь с выходом на лестницу, понесли боярина наверх. Сам он вернулся в парилку и, прислушавшись к звукам из банной трапезной, оных не услышал, а потому тихо отворил дверь.

В комнате ни царя, ни Сильвестра не было, зато из соседних двух комнат отдыха слышались смех и весёлые возгласы.

— «Ну и слава богу», — подумал Санька и выскочил в предбанник, и там по лестнице вбежал на второй этаж, где находилась его спальня.

Что делать он не знал. Если потеря сознания произошла от действия яда, то это вообще не по Санькиному профилю. Он никогда не лечил от отравления и не знал, как лечить, даже если бы у него и работал его дар исцеления. А дар не работал.

— Он умирает, — сказала старшая караула, уже прибежавшая на сигнал тревоги.

Кикимора знала, что говорила. Они точно чувствуют приближающуюся смерть, потому, что должны сопроводить душу к входу в Аид.

— Что можно сделать? — Спросил Ракшай.

— Наполнение силой света тут не поможет, — сказала старшая. — Тут помогли бы вампиры. Они высасывают всё. Могли бы и яд высосать, но с ними связываться вам людям, себе дороже. Всю оставшуюся жизнь кровь просить будут. Да и нет их тут поблизости. Хотя… Если так позовёшь, как нас, то может и придут. Сильный у тебя зов. Но, не советую. Они с тебя такую цену возьмут!

Санька крутил в голове фразу призыва и мысли о грядущей расплате. Что попросят вампиры, он не знал, но предположить можно. Скорее всего чью-то жизнь.

— Чёрт! — Ругнулся он.

Тяжело выбирать кому умирать. Но ведь он даже не знает, что попросят вампиры? А время уходит.

— Он умирает, — повторила старшая.

— Вампир, встань передо мной, как лист перед травой!

Воздух в спальне сгустился и с тихим хлопком в центре комнаты появился вампир. Это было сероватое существо маленького роста, стоящее на задних ногах, с кожистыми крыльями, красными глазами и зубами выступающими вперёд из очень узких губ. Ушей у существа почти не было.

— Кто звал меня? — Спросило оно, так как первичных половых признаков у существа не наблюдалось.

— Я звал, Князь света, — сказал Александр.

Почему он так назвал себя, он бы сейчас не сказал. Само вырвалось. Как-то ведь надо было представляться.

— И что тебе от меня надо, Князь Света? — Усмехнулась сущность.

— Мне нужно, чтобы ты отпил немного крови у этого человека и одновременно высосал весь яд. Говорят, вы так можете.

— То, что касается крови, мы можем всё. Мы даже можем её заморозить. Хочешь я заморожу тебе кровь, Князь Света?

— Сейчас дело не во мне. Сможешь очистить его кровь?

— Это будет стоить дорого.

— Сколько? Что тебе надо?

Санька так и стоял обмотанный простынёй, словно патриций. Он был напряжён и от того прям в спине. А ещё ему был неприятен этот кожаный мешок для крови.

— Ты действительно хочешь узнать цену? Не пожалеешь?

— С чего вдруг? — Удивился Санька. — У нас ещё нет контракта.

— Когда я назову цену, ты уже будешь мне должен одну жизнь.

— Хрена себе у тебя условия! — Возмутился Санька.

— Я ещё делаю тебе скидку на незнание, так как мог бы уже сейчас требовать от тебя одну жизнь, потому что это ты вызвал меня. Но я не стану этого делать. И так… Ты готов узнать цену контракта?

— Готов, но только ту жизнь, которую я выберу сам!

— Договорились, — прошипела тварь. — Если я заберу у него яд, ты будешь мне должен три человеческие жизни.

— Тогда, когда я сам выберу их!

— Договорились. Мы бессмертны и можем ждать. Но с одним условием.

— Каким?

— При этой твоей жизни. И если ты так и не отдашь их мне, а вдруг надумаешь умереть, то я заберу кровь твоих самых близких людей. Договорились?

— Да! Действуй уже!

Крылатое существо просеменило к кровати на которой лежал Адашев и склонилось над ним. Вампир не прикасался к нему, но лицо царского советника вдруг резко побелело.

— Э-э! — Вскрикнул Санька. — Я сказал, немного крови!

— Не нужна мне его кровь, — проговорила тварь. — Сейчас он очнётся. Я ухожу, но за тобой должок!

Воздух схлопнулся в том месте, где только что находилась нечисть. Адашев открыл глаза.

— Что со мной? — Спросил он, а голос за спиной Ракшая произнёс:

— Что здесь происходит?

В дверном проёме, одетый только в длинную нательную рубаху, стоял царь.

— Алексей Фёдорович занемог. Перегрелся небось, — проговорил Санька, думая, что успел увидеть самодержец.

— А что тут за бес с крыльями только что был? Рядом с кроватью…

Ну вот, подумал Санька, началось.

— Какой бес? — Спросил он. — Не было никакого беса.

— Был! — Царь настаивал. — Я видел. ТЫ видел? — спросил он, стоящего прямо за ним Сильвестра.

— Нет. Беса я не видел, — сказал осторожно духовник, но глаза его были испуганно открыты.

— «Видел!», — мысленно вздохнул Александр.

— Да как же?! — Возмутился государь. — Голый такой… С крыльями и хвостом.

— Не было беса, государь, — проговорил Адашев. — Примнилось тебе.

Иван шагая чуть пошатываясь, вошёл с опаской в комнату.

— Но я же видел, — сказал он неуверенно. — Был бес… Потом исчез и ты открыл глаза. Он ещё говорил что-то.

— Мёдок у Александра Мокшевича крепок, — с заискиванием проговорил Сильвестр.

Иван потряс головой и подошёл к лежащему Адашеву.

— И ты не видела беса? — Спросил царь начальницу караула.

— Не видела! — Подтвердила «девица».

— Ступай уже, — тихо сказал Санька.

Они остались вчетвером. Чтобы как-то снять возникшее вдруг напряжение Санька сказал:

— В парной ему поплохело, вышли в трапезную, вас нет. Думали ушли. Поднялись сюда, он прилёг на лежанку.

— А девка?

— Стражу попросил помочь поднять Фёдоровича сюда.

— Совсем не помню, как шёл, — вставил Адашев.

— И всё-таки, бес был! — Упрямо сказал царь притопнув ногой. — Не злите меня! Не такой уж я упитый мёдом. С меня девки весь хмель… вые… выбили.

Он рассмеялся.

— Ох и рукоблудницы они у тебя, Санька! Искусницы!

— Никшни, государь, — одёрнул его Сильвестр.

— Да ну тебя! — Отмахнулся от духовника Иван. — Надо было тебе не в парную идти, Фёдорович, а с девками остаться. Мне пришлось с тремя заниматься. Или скорее им со мной…

Он снова засмеялся.

— А ты, Сильвестр, с одной-то хоть управился?

— Я то управился, а вот ты, государь сегодня каяться будешь да поклоны бить. Блудный грех замаливать.

— Чего это? — Удивился Иван. — Тогда вместе поклоны бить будем. Вместе каяться.

— Мне каяться не в чем. Я супружеством не обременён. Иных обетов не давал. А блудный грех на девке остался. А вот ты, государь…

Царь замахал на него руками.

— Полно тебе! И так голова кругом. Не усугубляй.

— Вы в путешествии и в ратном походе… — Начал Санька. — И то не блуд, ежели умысла измены нет. Просто силу мужскую выпростали. Ежели не сбрасывать её, она закисает и уд может отвалиться.

— Во-от… — Показал Иван на Саньку. — Здравые слова. Береги свой уд смолоду! Ты как, Фёдорыч? Отошёл?

— Отошёл, вроде.

— Ну так пошли продолжим?

— Я бы сейчас твоего сбитня выпил, — тоскливо глядя на Саньку, сказал Адашев.

— Ты не кручинься, боярин. Прошло у тебя всё, — тихо сказал ему Александр. — Нет в тебе той заразы.

Адашев посмотрел на перемотанную тряпицей руку, пораненную отравленной стрелой.

— А раной я не занимался, — отрицательно покачал головой Санька.

— Что это вы шепчитесь? — Спросил, возмутившись, царь. — Пошли уже! Холодно тут у тебя, Александр.

В Санькиной спальне всегда было прохладно, и даже холодно. Только в лютые морозы он её протапливал. И то только чтобы совсем не выстудить. С детства он привык к холоду и даже босым бегал по снегу. Что-то у него в организме было нарушено. Или перенастроено. Читал он раньше про такие случаи, когда у людей нормальной была повышенная температура. И им в одежде было сильно жарко. Но у Саньки организм к одежде адаптировался быстро, а вот к неожиданному холоду привыкал через некоторое время.

Они спустились вниз и продолжили застолье. Париться они прекратили. Оделись. Периодически выходили на свежий воздух, пропахший снегом и дымом, поднимавшемся из печных труб. Не все селяне восприняли его отопление по белому, но все поставили трубы, оценив их хорошую тягу. Теперь дымовые трубы стояли даже в домах с обычными очагами.

Через некоторое время, Адашев, сославшись на нездоровье, отпросился отойти на покой, а вслед за ним исчез и Сильвестр, сославшись на якобы отобравшую силы девку. Однако, обратив внимание на его хитрый взгляд Санька подумал, а не сговорился ли тот с той же девкой на продолжение блудного игрища, но уже в отведённой ему ко сну «келье».

Иван Васильевич уже тоже начал уставать и отпустил Адашева, являвшегося царёвым постельничим, словами: «Ступай-ступай, Фёдорович! Меня Санька разденет».

— Сказку расскажешь мне? — Спросил Иван, когда они остались одни.

— Расскажу, государь.

— Интересную?

— И поучительную.

— Как там у тебя… Сказка ложь, да в ней намёк — добрым молодцам урок?

— Как-то так…

Александру сегодня точно было не до сказок. Из головы не уходила его сделка с вампиром. Он её не особо страшился. Загубить чужую жизнь за Адашева — его единственного при царе сторонника? Да легко. Смотря какую жизнь, правда. Но он сразу придумал для вампира, как он думал, каверзу.

Саньку беспокоили покушения на Адашева.

— Ты знаешь, что на Алексея Фёдоровича жизнь покушаются. За этот год, говорит, четырежды.

— Знаю, — насупился Иван. — Ищут. Думаю, что найдут.

— Коли найдут, мне отдай после дознания. Я его сам кончу.

Царь посмотрел на Ракшая.

— Оно тебе надо? Руки кровью красить? На то палачи есть.

— Сам хочу, государь. То враги государства Российского, а значит и твои. Этих надо с особым тщанием. На торговой площади в базарный день.

— Раз мои враги, то, значит, мне надо с ними расправляться?

— У тебя есть слуги — руки твои. Не след тебе себя кровью марать. Отдашь?

Царь дёрнул плечами и скривился.

— Отдам. Пошли уже спать. Что-то и меня сморило.

Они поднялись на третий этаж дворца и вошли в небольшую тёплую спаленку.

— Я вот, что хотел тебе сказать, Ракшай, — сказал Иван, когда устроился на перине. — Давно как-то я сказал боярам, что ты брат мне по батюшке. Помнишь, пошутил я, что он прижил тебя с Марфой Захарьиной. Так вот, пошутить-то я пошутил, а молва людская разнесла, что будто ты его наследник, а не я.

Санька замер, раскрыв рот, потом закашлялся, поперхнувшись скатившейся не туда слюной.

— Час от часу не легче, — кое-как откашлявшись, с трудом проговорил он. — И что сейчас?

Иван усмехнулся.

— Удумали мы с Адашевым каверзу учинить. Мы официально признаем тебя наследником престола. Вторым после моего сына… и меня, естественно.

— Для чего? — Удивился Санька.

— Для того, чтобы узнать, кто против меня и моего рода умышляет зло. О том мы уже объявили… по-тихому. Письма батюшкины «нашли». Их и искать-то не надо было. И так имелись. Дитё и вправду было, да сгинуло не знамо куда. Потому и кривда правдой смотрится.

Иван замолчал и глубоко вздохнул.

— Да и разумен ты, в отличие от моих бояр и дьяков. Дар опять же твой в грядущее заглядывать… Вот я и подумал, что ежели что случиться со мной или сыном моим, то лучшего правителя для Руси не сыскать. А Захарьин-Юрьев род тебе в помощь будет.

— Не очумел ли ты, государь?! — Вскинулся с напольной лежанки Александр. — Ты меня спросил?!

— Рцы, Санька, — устало и тихо приказал царь. — Засыпаю я.

Иван уснул, а Санька ещё долго ворочался, перебирая в мыслях новость. Судьбы родичей правителей всегда были печальны. Редко кто из них мог даже семьёй обзавестись или детей родить. А уж к покушениям и отравлениям во дворцах все просто привыкли.

— «Вот ведь удружил государь!», — думал Санька. — «Сейчас в Усть-Лугу поедут гонцы… Да как бы не передумал потом царь-батюшка в игры эти играть. Чтобы больших людей губить надо зачинщика найти, а я вот он-чем не зачинщик».

Третьих петухов Александр встретил с «дурной» головой. Разбудил его Адашев, который пришёл помогать одеться царю.

— Надо бы похмелиться, — хмуро буркнул государь.

Спустились в банную подклеть и увидели в трапезной Сильвестра, всклокоченного, и похоже, только сейчас проснувшегося.

— Ты здесь, что ли почивал, отец родной? — Спросил его Иван Васильевич.

— Так тут хоромы, почитай, царские… И тепло, и снедь с питьём на столе осталась.

— Снедь же, вроде, девки должны были убрать, — удивился Александр. — Не приходили, что ли?

Сильвестр потупил глаза.

— Приходили. Убирали. И снова принесли. Славные у тебя девки.

Государь раскрыл от изумления рот, а потом рассмеялся.

— Ну, ты, отец родной, и ухарь! — Вскричал он. — Ай да Сильвестр! Отец — молодец!

— Грешен, грешен… Сёдни со вторых петухов молюсь и каюсь.

Дверь одной из комнат «отдыха» отворилась, и оттуда вышла абсолютно голая «амазонка». Она спокойно прошла мимо удивлённых мужчин в предбанник и закрыла за собой дверь.

— Видим мы, как ты молишься! — Засмеялся Иван. — На коленях оба стояли?

— Он из неё беса вчерашнего изгонял, — вставил Санька, вспомнив один из рассказов Боккаччо.

Государь смеялся раскачиваясь телом, потом ойкнул, схватился за голову.

— Ну вас, уморите, налейте лучше мёду кислого… холодного…

Сильвестр, дабы скрыть смущение, кинулся исполнять желание Ивана первым.

Медовуху и другие напитки из мёда Александр любил и готовил по своему рецепту, заквашивая, остужая и сцеживая, дображивая, и укупоривая в бочонки. Она получалась у него хмельной и острой с небольшой кислинкой, как шампанское, потому, что он добавлял в неё не до конца выбродивший сок крыжовника.

«Лечились» не долго и ещё потемну, солнце уже всходило поздно, принялись за обход города. Водяное колесо уже не крутилось, но принцип его работы царю объяснили. Обошли все постройки на острове быстро и Александру вся проделанная им работа показалась мизерной. Тем более, что царь Иван больше молчал и свете факелов было видно, как он кривился. Спрашивал, в основном, Адашев, которому построенное явно нравилось, особенно портовые погрузочно-разгрузочные «махины», с приводным колесом, которое крутилось ходившим в нём, как белка, человеком. Такой белкой на время стал сам Александр.

На берега решили проехать когда рассветёт и вскорости вернулись в баню. Сильвестр сославшись на потребность замолить «грехи тяжкие», ушёл в свою опочивальню. В трапезной остались втроём.

Царь, снова изрядно пригубив мёда, молча ушёл в «свою» комнату отдыха.

Санька сидел упав духом. Адашев глядел на него улыбаясь.

— Не понравилось царю моё детище, — наконец со вздохом сказал Санька вливая в себя очередной ковш кваса.

Адашев хмыкнул.

— Ты, Александр, не посыпай голову пеплом. Государь много повидал различных городков и крепостиц, и никогда не выражается, покуда всё не обсмотрит и не обмерит. Прежде чем сказать худое или доброе, он три дня смотреть и спрашивать будет. Вот сейчас поспит и на чистую голову тебе спрос учинит. А я тебе скажу, что, то, что я увидел — это хорошая работа. Почитай за лето ты торговую заставу поставил, и крепость вокруг острова возвёл не хуже «орешка». Стены, конечно пониже, но то дело наживное, и пушек поменьше, но и с тем поможем. Здесь ли будет город или выше-ниже по реке, не важно. Главное, ты дорогу устроил прямиком к нему.

— «То не я», — чуть не вырвалось у Александра, но он промолчал. — «А вот город я построил! Я! И хороший город!»

От слов Адашева он успокоился. Огонь гордыни его чуть пригас. Но внутри булькала обида на царя. Потом Александр «взял себя в руки» и придушил гордыню совсем. За это лето он сильно изменился. Страсти в нём кипели. Может быть от того, что его организм проходил положенные ему стадии умственного развития и взросления. Ведь, несмотря на его развитое по мужски тело, он по внутренней сути был восьмилетним ребёнком с его страстями и нервами. Только его «тот» ум и физическое развитие делало Ракшая взрослым. А поначалу, из-за невысокого роста, все принимали его за малолетку.

— Слушай, Алексей Фёдорович, — вспомнил Александр. — Что это вы с Иваном Васильевичем придумали с моим наследием на престол? А брат его двоюродный Владимир Старицкий, внук царя Василия как же? Ведь он наследник престола после Дмитрия Ивановича. Как его здоровье, кстати. Охраняете его, как я просил?

— Слава богу, здоров наследник престола… А по твоему вопросу скажу, что хоть и приближен Владимир Андреевич к царю и замещает его и сейчас в Москве, но не люб он Ивану Васильевичу. Не показывает он сего, но в мыслях гневен на друзей Старицких за мать свою.

— Так дело то не в наследниках! — Воскликнул Ракшай. — Правильно ты говоришь, что дело в «друзьях» наследников. Все старые роды стремятся к власти. Да и молодые не хотят оставаться не у дел. Вон и в царёвой тысяче брожения идут. Я почему и сбежал из Москвы, что отплёвываться и отбрехиваться устал. Дел невпроворот, Россию по кускам рвут, а они земли делят. Идите и берите земли Крымские да украинские. Так нет, млять, тут друг у друга вырывают.

— Правильно и ты говоришь. И не только говоришь, но и делаешь. Смотрит на Земли Ливонские царь-государь. Прирасти ими хочет.

— О землях потом. Мне то что с правом на наследование престола делать?

— Как это, что делать? Жить, как и раньше. Это же на всякий случай…

— Хрена себе, на всякий случай. То тебя убивают, а сейчас меня убивать станут. Друзья Старицких сильно расстроятся, что Владимира подвинули. Да и он, хоть вида не подаст, а злобу затаит.

— Не затаит. Смирный он, — возразил Адашев. — А с его друзьями да мамашей его, княгиней Хованской, справимся кое как… Всему придёт время.

Они помолчали. Санька время от времени недовольно дёргал головой.

— Ты скажи, как с моей хворью справился? — Наконец не выдержал боярин.

Александр махнул рукой.

— Не бери в голову. То моё дело.

Адашев нахмурился.

— Слышал я твой торг. С кем это ты? С бесом, что государь узрел?

— Почти, — буркнул Санька. — Не важно с кем! Говорю, не бери в голову. Не велика плата за твою жизнь. Вон мне государь обещал покусителей твоих выловить и мне отдать. А я ему отдам.

— Худо то, — тихо прошептал Адашев. — Одно дело самому врага убить, а другое врагу человеческому отдать…

— Не трави душу, Фёдорыч. Самому тошно, но уже ничего не поделать.

Санька вздохнул.

— А-а-а! — Мотнул он головой. — Будь, что будет! Главное — день простоять, да ночь продержаться!