Москва Поднебесная

Михаил Бочкарёв, 2006

Что случиться если любое желание одного асоциального человека будет мгновенно воплощаться в жизнь? Что случиться если все высшие ангелы спустятся с небес в город, где люди превращаются в настоящих свиней, рушатся телебашни, автовокзалы атакуют полчища крыс, а по улицам бродят ожившие холодильники? Что случится, если стена сознания не будет восстановлена? В этой книге насыщенной множеством персонажей и действий читатель откроет для себя новый, фантастический и гротескный мир Москвы. Мир Москвы Поднебесной…

Крыса

Купив бутылку «Арбатского» красного, Елисей вышел из магазина и встал в тени пыльных деревьев. Протолкнул какой-то палочкой, подобранной неподалёку, пробку внутрь, отчего та издала неприличный звук, и разом из горла выпил половину. После нервно закурил, всё ещё имея перед глазами картину вокзала, заполненного миллионами крыс, и сквозь это жуткое батальное полотно увидел, как к нему приближается сосед Семёныч, тоже явно злоупотребивший накануне. Хотя что скрывать: трезвым Семёныча Нистратов не видел никогда.

— Здарова, сосед! — обрадовался старик, предъявив на свет божий ряд зубов, в котором не хватало нескольких снизу и двух передних сверху.

— Привет, Семёныч!

— Винцо пьёшь? — обрадовался сосед-алкоголик ещё больше, узрев заветную бутыль. Глазки его загорелись, ручки затряслись, а на плешивой маленькой головке резво взметнулись ввысь три волоска, будто антенны, уловившие винный запах.

— Угощайся. — Елисей протянул старику бутылку, и тот, жадно ухватив её, снял с древесного сучка дежурный пластиковый стаканчик. Налив полный, он, смакуя, выпил, блаженно зажмурившись.

— Слыхал? — спросил старик, когда в животе его потеплело. — На вокзале-то что было сегодня…

Свидетель кошмара неопределённо промолчал, и сосед, решивший, что тому ничего не известно, авторитетно поведал.

— Там сегодня одна баба из Воронежа… колдунья… рассыпала зелье какое-то, и со всех окрестностей повылазили крысы. Бешеные все, глаза горят! Обожрались этой дряни и словно ошалели. Трёх человек загрызли насмерть, милиционеру одному откусили ценность главную, повалили Икарус с пассажирами и обгадили всю площадь! — Семёныч деловито замолчал, ожидая реакции на феерический анонс.

— Да? А потом? — подыграл Елисей.

— А потом на них собак напустили, секретных, спецназовских. Морды — во! — Семёныч изобразил пьяный взмах и чуть не упал. — Так они их всех пожрали в момент! Таких, говорят, собачек сейчас в Чечню отправляют, террористов ловить! Я их сам видел… Лошади! — Он закивал сам себе, и с ужасом увидел, как Елисей глотает из неосмотрительно оставленной им на земле бутылки. Старик протянул стаканчик, жалобно сглотнув. Елисей налил тому остатки.

— Собаки эти — помесь волка с овчаркой! — продолжил он, поспешно выпив содержимое одним глотком. — Им ещё колют чего-то, как курам американским, так они вырастают с лошадь! Лошади, точно! — Он как будто засомневался, уставившись в пространство блёклыми зрачками. — А может, с лошадью помесь? Хрен его разберёт…

— Так что, — перебил Елисей стариковские бредни, — крыс и правда всех уничтожили?

— Крыс? Крыс всех!.. — заверил Семёныч, выискивая что-то среди кустов. — Пожрали всех до одной! А, вот она! — старик с неожиданной прытью нырнул в кустарник и так же ловко вынырнул, имея в руках заныканную ранее чекушку водки. С мастерством фокусника одним пальцем он вскрыл бутыль и сотворил из одного стаканчика два.

— Э-э-э… — начал было Нистратов, но Семёныч уже налил в оба и протянул соседу зловонную жидкость.

— На вот, — он достал из кармана застиранных брюк солёный огурец в целлофане и вручил Елисею, как вымпел победителю олимпиады, — закуси! Фирменный посол. Мой! — похвастался он.

«Да чёрт с ним со всем!» — подумал Елисей и, беззвучно соприкоснувшись с соседской пластмассовостью, выпил, откусил мягкий тёплый огурец, попахивающий то ли нафталином, то ли ещё какой дрянью. Он быстро прожевал его, боясь, что после «фирменного посола» его стошнит. Но этого не произошло.

— Хороша! — похвалил сивуху старик, маневрируя антеннами на маленькой головке. — Ты, Елисей Никанорыч, как сам-то? Не видать тебя.

— А-а… — Нистратов махнул рукой, чувствуя, что опьянение возвращается, а с ним в душу возвращаются спокойствие и отрешённость от всех забот.

— Ну, брат, это ты зря! А дочки как, растут? Старшая твоя, смотрю, красавица вымахала, вся в мать! — Старик завистливо скосил на Елисея размытый частым потреблением сивухи мутный глаз.

— Растут… — подтвердил Елисей, получая новую порцию из чекушки, — куда им деваться. — Тут он вспомнил, что перед нападением тварей Эль Хай так и не успел досказать, что же Нистратову делать дальше. — Слышь, Семёныч, а ты в Зеленограде был когда-нибудь?

— В Зеленограде? — Старик задумался, пережёвывая блёклые полосочки губ. — Был, — вспомнил он.

— Там, говорят, курган какой-то есть?

— Курган? Не, нету! — Семёныч отрицательно закачался.

— Стела там на кургане, говорят, стоит?

— Стела? Стела есть! Стоит! — заверил он и, причмокивая, высосал из стаканчика водку. — «Три штыка» — так, вроде, называется, — прохрипел он.

— Так, так. — Елисей тоже выпил и вдруг решил завтра же поехать в Зеленоград и проверить, что это всё значит, что это за ключ и что он открывает. Но прежде он решил зайти в салон мага с хвостом и всё у него расспросить и про крыс, и про ангелов, и про собаку-оборотня, и особенно про хвост! В организме его появилась какая-то хмельная смелость, глаза загорелись, и он, выхватив у старика чекушку, разлил оставшееся по стаканам. Тут же выпил сам, не дождавшись соседа, и, смяв чужой, столь порой необходимый стаканчик, бросил его на землю перед изумлённым алкоголиком, который панически осознавал, что теряет собутыльника.

— Всё, Семёныч. Привет! — Елисей вышел из-под тени импровизированного летнего кафе и направился домой.

* * *

Дома Елисея встретила жена, которая, посмотрев на него глазами, полными отвращения, горько усмехнулась и сказала, чтоб дочерям он в таком виде не показывался. А сама подумала, что у мужа начался кризис средних лет и что от безделья он спивается.

Елисей прошёл на кухню, съел две холодные котлеты с белым хлебом, выпил стакан холодного и, похоже, скисающего молока, и на цыпочках просочился в спальню, где и уснул тревожным пьяным сном.

В этот раз приснилось ему вот что. Елисей стоял на взлётном поле аэродрома, среди громоздких самолётов, и явственно чувствовал, что находится здесь абсолютно один. Никого из техников или лётчиков на обозримом пространстве видно не было. В окнах здания аэропорта пустовали залы ожидания, замерли на полпути подвижные трапы. Даже ветер замер. Казалось, будто само время против всех законов логики встало, оборвав свой ход.

Елисей начал вертеться из стороны в сторону, силясь хоть кого-нибудь найти живого в этом сюрреалистическом мире, и тут панически осознал, что едва взгляд его касается любого воздушного судна, оно, лопаясь мыльным пузырём, исчезает в неизвестность, не оставляя от себя ничего, даже металлических брызг. Взгляд Нистратова метался от одного самолёта к другому, и всякий раз они исчезали.

Это происходило так быстро, что он не успевал как следует рассмотреть очередного алюминиевого гиганта. Но и остановиться Елисей не мог. Это было похоже на цепную реакцию. Вскоре на поле не осталось ни одного самолёта. Все испарились, будто были секундными голографическими иллюзиями. Елисей увидел, как солнечный свет вдруг потускнел, будто яркость убавили, и, подняв голову к небу, узрел жуткую картину.

Из солнечного круга на синем безоблачном фоне, как из коллекторного люка, высунулась голова крысы. Она смотрела, сверкая красными глазами, в самую душу Елисея, и хищно ухмылялась. Ему сразу стало так страшно, так безысходно пусто, что весь мир представился ему не огромной галактической бесконечностью, а замкнутой сферой с дырочкой, в которую откуда-то льётся горячий свет, всеми воспринимаемый как солнечный и величественный, хотя это на самом деле всего лишь капля, отблеск света настоящего, случайно попавший в ничтожную дырочку из мира действительного, реального. И валяется эта сфера-псевдомир где-то на свалке того, настоящего и великого, а в неё заглядывает грязная злобная крыса.

Тут крыса, на несколько секунд полностью затмив серым юрким телом льющиеся лучи так, что сразу стало вокруг непроглядно темно, прошла огромной тушей и спрыгнула куда-то. Елисей закричал истошно и побежал, не глядя ни на что, спотыкаясь и разбивая себе колени. Так он и проснулся средь ночи, вскочив с диким воплем и разбудив жену, которая, воззрившись на мужа, определила коротко:

— Алкаш!

Елисей, истекая потом и трясясь, побежал в ванную и долго мочил голову холодной водой, пока остатки ужасного сновидения не испарились из головы окончательно. Больше он заснуть не смог, а только ворочался в полудрёме до рассвета и стонал.