Скрытый остров. Книга 1. Уходили мы из Крыма…

Михаил Авдеев-Ильченко, 2019

Первая книга цикла «Скрытый остров» – это приключенческий роман о судьбах подданных Российской империи, которых революция и гражданская война разбросали по всем континентам планеты. Большая часть описанных в книге событий, эпизодов, диалогов взята из дневников и мемуаров очевидцев. Герои книги живут среди событий, которые действительно происходили. Например, несущийся по рельсам бронепоезд без единого человека; нападение на корабль пиратов; попытка русских эмигрантов взять в аренду два тихоокеанских острова, чтобы обустроить на них свой мир; извлечение ими клада в России под присмотром чекистов – всё это реально случившиеся события истории.

Глава 2. Стрелянные зайцы

Июль 1919 года

Умирающий мальчик просил дать волшебный порошок. Побольше волшебного порошка. Мальчик чувствовал приближение чего-то страшного и всеми силами души противился этому. Он клялся матери, что всегда будет хорошим, будет вечно любить и угождать. Обещал всё на свете, говорил ласковые, неизвестно где услышанные, совсем взрослые слова.

Мать с ужасом бессилия молча смотрела на сына выплаканными глазами. Спохватившись, гладила мальчика по голове, говоря что-то бессвязное, бесконечно нежное. Зашла медсестра, принесла порошок в пакетике, похожий на сахарную пудру.

Глаза мальчика засветились счастьем, он стал горячо убеждать, что дальше будет жить только заботами о матери и о доброй женщине, нашедшей волшебный порошок…

Ночевавший в избе Борис знал от доктора, что ребёнку не помочь. Нужен опытный хирург, оборудованная операционная. Не найти этого в войсках, наступающих сквозь какие-то деревеньки.

Стало невыносимо, и он ушёл в сарай. Есть для отдыха ещё пара часов. Потом бросок на арьергарды красных, бой. Лучшее, что сейчас возможно сделать, — попытаться забыться сном. К рассвету голова должна быть ясной. Нельзя, чтобы дрогнули голос при команде или рука при выстреле. Солдат надо сберечь…

Утром мальчик умер, улыбаясь во сне. В мире не нашлось для него настоящего волшебного порошка. Не смог он принести матери счастье, чего так страстно хотел…

Проклятой гражданской войны шёл второй год.

* * *

Полк в очередной раз выбил красноармейцев из какого-то населённого пункта.

Здесь проходила стратегически важная дорога. Когда-то на ней поселились люди, чтобы кормиться. Бойкое место разрослось до небольшого города, который погибал теперь из-за этой дороги — она понадобилась двум насмерть враждующим армиям. Одна вооружённая орда уже трижды выметала смертью с улиц орду другую. Побеждённые недолго собирались с силами и вышибали из городка победителей.

Когда-то вдоль этой дороги шли дети, держась за руки молодых красивых женщин в светлых платьях и шляпах с широкими полями… Теперь это дико представить — дорога не вела более ни к добру, ни к покою.

Обычных людей на улицах давно не было, кроме тех, кто вооружён, чумаз, оборван и сильно измучен дурацкими манёврами: город взять — город сдать.

Обычные люди скрылись: кто за горизонтами, кто в тёмных углах и в подвалах, а кто и вовсе под землёй.

Штурмующие войска лишили дома бессмысленных дверей, дворы — ненужных ворот. Улицы были в битом стекле, пухе вспоротых перин, во всевозможном мусоре и хламе.

Не красят битвы города, не до красот в бою солдату. Успевали только своих хоронить, чужих в ямы сбрасывать — и на том спасибо… Жить можно, потому что нужно…

После занятия городка добровольцами в третий раз Борис с несколькими офицерами устало сидел на земле, прислонившись к стене какого-то дома. Ждали отставших обозников — патроны и гранаты почти кончились.

Где-то далеко, в конце улицы, где скрылись преследующие врага передовые части, послышались выстрелы. Борис безо всякого интереса посмотрел в ту сторону.

По улице шёл Михась: не торопясь, держа в одной руке револьвер, а в другой шлем лётчика.

Борис задержался взглядом на шлеме:

— Знатная вещица, на обезьяньем меху, — тупо подумал он. — Вот только с чего это вдруг мне Неверов привиделся? Что вы за видение, Михаил Андреевич?

«Видение» заметило Бориса и широко улыбнулось. Они обнялись. Михась оказался настоящим: чувствительно похлопал друга по плечу. К тому же — призраки не пахнут машинным маслом и порохом. Не водится за ними такого.

Какое-то время стояли молча, разглядывая друг друга.

— Говори…

— С утра был чудесный день, — продолжал улыбаться Михась. — Сначала порадовал противника бомбами. Безнаказанно, в полное своё удовольствие. Вторым вылетом «подбил к обеду» разведывательный самолёт красных. В третий раз, будто я обидел кого, накинулись черти со всех сторон, всю машину изрешетили.

— Ты у нас известный пулеулавливатель, — кивнул Борис.

— Сел на опушке леса, — продолжал Михась. — Успел от расстрела с воздуха спрятаться за деревьями. Пошёл к нашим. Деревню удалось обойти незамеченным. Я же в кожаной куртке: примут крестьяне за комиссара — добро пожаловать на вилы. Кому интересно, что там бес верещит, когда православные за хвост тащат… Представь себе, чудесный день продолжился — тебя встретил…

Накаркал Михась — не был день чудесным… Улицу быстро заполнили крики и выстрелы — по ней бешено неслась конница красных.

Друзья забежали в переулок. Влетели в подъезд кирпичного трёхэтажного здания. Поднялись на чердак. Осторожно выглянули в окошко.

Городок быстро наводнялся большевиками. С разных сторон доносились звуки боя, но они постепенно угасали.

— Эта грязная тупая работа мне всё больше не по нутру, — устало дыша, произнёс Михась. — Утверждаюсь в мысли, что я создан природой, чтобы придаваться пустым прихотям…

— Самое время…

Друзья оглядели чердак: вокруг хлам всякий, преимущественно разбитая мебель. Приметили тёмный угол. Начали сооружать в нём баррикаду, из-за которой было бы удобно отстреливаться.

Приволокли древний тяжеленный шкаф, набили его деревянными останками столов и стульев. Баррикада получилась надёжной. Теперь они были готовы дать короткий, бессмысленный бой.

Только всё равно надо было что-то делать, чем-то себя занять… Старая привычка — умирать не хочется.

— Чтоб я ещё раз… услышал от тебя про «чудесный день»… — тихо сказал Борис. — Может поспать удастся. По очереди…

Стрельба в городке окончательно прекратилась. Мимо дома проскакал какой-то деятель и громким басом призывал спрятавшихся по углам сдаться добровольно. Обещал жизнь и достойные условия плена. Упрямым и непонятливым предсказывал быструю смерть.

Этот речистый друзьям не понравился. Стреляные зайцы не верят в морковку с неба.

— Надо будет нашему батюшке попенять, — заметил Михась. — Даром он полковой хлеб кушает. Плохо молебны об избавлении от большевиков служит. Может, молитвы у него неправильные?..

Около дома, где прятались друзья, остановились трое всадников. Спешились, привязали лошадей. Ничуть не осторожничая, громко разговаривая, вошли в дом. Поднимались по лестнице.

— Оказались мы с тобой, Боренька, в деликатном положении, — прошептал Михась.

— Пропасти на них нет…

Красноармейцы зашли на чердак. Один сказал:

— Показывай, Ванюша, где мешок спрятал. Солдаты подошли совсем близко к шкафу-укрытию. Ждать было нечего.

Борис и Михась выпрыгнули из-за баррикады. Ударами кулаков и рукояток револьверов одного гостя оглушили, двух вогнали в безвольный ступор. Спешно связали ремнями. Заткнули рты первыми попавшимися тряпками. Сняли с красноармейцев ремни, нашли какую-то верёвку и обездвижили пленников надёжнее. Сели передохнуть, прислушиваясь к звукам на улице. Михась закурил.

Пленники оказались людьми к битью привычными, в себя пришли быстро, зашевелились.

— Ну что, порубим сволочь, потешим душеньку? — равнодушным голосом спросил Борис.

— Для чего ж мы их ждали, — согласился Михась. — Только мешок посмотрим сначала. Этот, кажется, Ванюша…

Михась отвесил звонкую оплеуху самому молодому из солдат. Тот, мыча и выпучив глаза, задёргал подбородком в сторону остова дивана.

Спрятанное оказалось награбленным хламом, который солдатики оставили во время последнего отступления. На чердак они забрались, чтобы богатство изъять и поделить. Самой ценной вещью в схроне оказался серебряный подсвечник. Милая, изящная вещица со стройной девушкой в центре цветочной композиции — Борис даже засмотрелся на неё. Потом поразился нелепости происходящего — в городке, занятом красными, загнанный на чердак белогвардеец любуется подсвечником… Он зло швырнул серебряную безделушку за баррикаду.

— Что, Ванюша, помирать придётся? — обратился Михась к пучеглазому солдату. — Есть и хорошая новость: это последнее в твоей жизни огорчение.

— Давай обыщем сначала, — предложил Борис.

Из кармана Ванюши извлекли серебряные часы с надписью на крышке «За наездничество и джигитовку штабс-капитану Исакову Петру Сергеевичу».

— Краденым кормится… — зловеще зашипел Михась. Ванюша отчаянно замотал головой и замычал.

— Что же ты, сволочь косорукая, по карманам штабс-капитанов лазишь? — продолжал шипеть Неверов. — Видишь, что тут написано?

Борис вынул кляп у солдата.

— Я, господин офицер, грамоте не умею, — страстно, горя глазами, заскулил Ванюша. — Вещицу выменял, ваш бродь. Не отнимал ни у кого… Христом Богом умоляю… Детишки, старики…

— Мне твою свечку задуть — делов, что плюнуть, — зло выговаривал Михась. — Не врёшь, что капитана не убивал? Поклянись своим Лениным…

Страх на лице солдата сменился искренним удивлением:

— Мы против Ленина…

— Молодцы… Кто у вас за главного?

— Мы против царя и Ленина. Мы — за большевиков… Теперь удивился Михась.

— Это меняет дело, — подумав, сказал он. — Что ж ты раньше не сказал…

Ванюша поклялся всеми святыми, что не убивал штабс-капитана, и получил обратно свой кляп.

— Вот видишь, Борис, — сказал Михась. — Какой просвещённый представитель народа-богоносца. Становится интересно.

Он вынул кляп у самого старшего из солдат, почти пожилого мужичка с печальным лицом.

— А ты за кого воюешь?

— Какая разница? — пожал плечами мужичок. — За ту или другую дурь под пули лезть… Вы, белые и красные — только болтаете по-разному, по делам вас хрен отличишь.

— Принимается, — кивнул Михась и вернул кляп солдату.

Третий красноармеец, крепко сбитый мужик средних лет, смотрел волком. «Как бы не укусил», — подумал Борис, вынимая у солдата изо рта скомканную тряпку.

— Нас будут искать, — сразу и твёрдо заявил крепыш. — У входа наши лошади. Поэтому…

— Вы меня испугали, — оборвал Михась. — Сейчас заплачу… Прекрасно знаешь — терять нам нечего. Пленных офицеров вы расстреливаете, что бы там ни обещали…

Красноармеец промолчал.

— Не грусти, солдатик, — продолжил Михась. — Война — она весёлый дух любит. Ты зачем воюешь?

— Помещиков не люблю, — немного помедлив, спокойно заявил крепыш. — Они горбом мужика всегда добро наживали. Ни по закону людскому, ни по справедливости богатели… Потом на войну нас послали, чтобы побольше народу в России извести и землю ему не давать…

— Понятно: или воля голытьбе, или в поле на столбе…

Что же офицеры плохого вам сделали?

— Они тоже войны хотят. Те же баре, только в мундирах…

— Митинг окончен, — объявил Борис, сжал челюсти солдата и затолкал между ними скомканную тряпку.

Друзья сняли форму с крепыша и Ванюшки, с чувством омерзения облачились в эту вонючую дрянь. Свою форму сложили в мешок, который взяли с собой. Было без разницы: если попадутся — солдат из крестьян им без фальши не сыграть. Лучше не пытаться и не позориться перед смертью.

На прощанье Борис не удержался:

— Расходились бы по своим деревням, — сказал он солдатам. — Там хозяйство прекращено, всё сыпется, зарастает. Образа в паутине… Если с оружием на нашей дороге мельтешить продолжите, не будет вам доброго конца…

Немного сутулясь, друзья вышли из дома. Оседлали лошадей, не торопясь направились прочь из городка.

Минуя кладбище, увидели красных, охранявших дюжину пленных казаков, поверивших речистому агитатору и теперь рывших себе братскую могилу…

— Откуда берутся эти существа? — в бессильной злобе выдохнул Борис. — Какие-то совсем уж беспросветные глубины подлости. Раньше ни за что бы не поверил, что такие существуют…

— Ничего, Россия всех перемелет, — тихо отвечал Михась. — Мучителям воздастся. Если кто вдруг в этой жизни от возмездия уйдёт — его род в следующих поколениях нагонит. Проверено…

Заставу красных на окраине городка миновали неожиданно легко. Благо почти все красноармейцы были заняты оборудованием позиции. Друзья пришпорили лошадей. Парочка служивых у пулемёта на обочине жестами призвала их остановиться. Михась угрожающе проорал им в ответ какой-то бред с тремя отчётливыми словами: «комиссар… пакет… срочно…»

Первые минуты все мысли были о пулемёте, ствол которого смотрел им в спины. За поворотом дороги выдохнули — пронесло…

Едва не пристрелили свои. Уверовав в спасение, друзья забыли о своём красноармейском обличье. К счастью, наскочили на роту, где Бориса многие знали в лицо, что и спасло. Мало кого теперь брали в плен. Это военные действия разворачиваются по правилам; взаимному истреблению людей правила только мешают.

Доложили командиру. Перекусили у кухни. Определились с ночлегом. Прежде чем зайти в палатку, Михась поднял глаза к небу и негромко, чуть кивнув головой, произнёс: «Спасибо, Господи! Я знал, что ты нас видишь!..»