Мечта прекрасная. Вторая книга-антидепрессант серии «Скрытый остров»

Михаил Авдеев-Ильченко

Остросюжетный, динамичный историко-приключенческий роман о судьбах бывших подданных Российской империи, которых революция и гражданская война разбросали по всем континентам планеты. Главные герои, взяв в аренду два тихоокеанских острова, пытаются заново начать жизнь, создать свой новый мир.Большая часть описанных в книге событий, судеб, диалогов взяты из мемуаров очевидцев и относятся к 1923—1924 годам.

Глава первая. «Бродяга»

июль 1923 года

«…судите наш народ не по тому, что он есть, а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений.»

Ф. М. Достоевский, 1876 год

Память о тебе на земле останется в детях, внуках, делах твоих. Если они у тебя есть…

Борис и Анастасия стояли на дорожке Иностранного кладбища Йокогамы перед аккуратным каменным надгробием с надписью: «U (known) Of Russia» — неизвестный из России. Человек лежащий перед ними в могиле не смог позаботился о памяти, которая останется о нём после смерти.

Может быть в России есть люди, которые любят его? По крайней мере — ранее кормили, поили, одевали, растили и возлагали на него какие-то надежды. Сам неизвестный, скорее всего, имел душевные привязанности, влюблялся, мечтал, зарабатывал чем-то на жизнь. Возможно преуспевал, был способным или даже талантлив. Существовал какой-то круг знакомых, друзей, они строили общие планы. Детей вырастил? Людям помогал? Воевал за идею?.. Отступая в боях, шагнул через границу. Страшно по-простому быстро оборвались все связи: сердечные, душевные, деловые… Умерла идея, ради которой взялся за оружие, умер и он.

Теперь гостями последнего приюта этого человека на земле будут только солнце, ветер, дождь. Никто из родных и близких не найдёт, не придёт, никогда.

Впрочем… Если неизвестный сохранился в памяти людей любящих, то он не пропал без вести. Оживать будет его душа в добрых воспоминаниях…

Борис и Анастасия пошли по дорожке вглубь Иностранного кладбища. Оказалось, много «неизвестных из России» нашло здесь последний приют. Соберись они при жизни вместе, большая получилась бы компания, на многое способная.

Могилы на кладбище, как правило, располагались очень скучено: коммунальная квартира была бы дворцом в сравнении с той теснотой, в которой пребывали умершие люди.

Встретились могилы английских и американских моряков, с выбитыми на надгробьях датами второй половины девятнадцатого века.

Немало было надписей на английском языке, их переводила Анастасия. На несколько мгновений Борис остановился в недоумении перед могилой супругов: «Always together!» — «Навсегда вместе!». Смутило его наличие в надписи восклицательного знака. Видим, что вы вместе, но что за восторги?

Массивная плита с надписью «In memory of the unknown» — «В память о неизвестном» тоже заставила задуматься. Какая память должна быть о человеке, если о нём ничего неизвестно?

Наконец, они увидели первые русские слова: «Матрос фрегата „Владимир Мономах“ Иван Сердиценко, 22 года, скончался 6 мая 1885 года».

Далее, недалеко — места погребения матросов Ивана Васильева (фрегат «Герцог Эдинбургский», умер 9 октября 1882 г.) и Василия Рудакова (фрегат «Князь Пожарский», умер 13 апреля 1881 г.).

Наконец, стали встречаться могилы мигрантов: «Варвара Николаевна Кравцова, умерла в октябре 1920 г…»

Анастасия достала из сумочки листок и развернула его. Это был, составленный перед отплытием «Бродяги» список родственников, близких, друзей, чьи следы в мире затерялись, но кто мог, после эмиграции, оказаться в Японии… Варвара Кравцова в списке не числилась.

Борис вздохнул… Иностранное Кладбище очень обширно и добросовестное его изучение займёт несколько дней. Нет, конечно, они пытались найти путь проще. Посетили местную администрацию и, показывая листок с русскими фамилиями, жестами попросили регистрационные книги.

Им ответили также жестами: книг очень много, часть из них ветхие, поэтому, шли бы иностранцы со своим листочком прямо на кладбище.

После этой сцены общения Борис задумался: что проще, выучить несколько иностранных языков или освоить одно мастерство актёра театра мимики и жестов.

Они изучали кладбище почти целый день, жутко умаялись и чувствовали себя среди умерших почти что своими.

Покидая последний приют иностранцев Йокогамы, Борис и Анастасия выяснили, что думают об одном и том же: как бережно ухаживают японцы за могилами пришлых к ним людей, в том числе и «неизвестных из России». Всё чисто, в хорошей сохранности. Казалось бы, это естественно: относиться к людям с уважением и при их жизни, и после неё. Тогда отчего так привлекла внимание и мысли ухоженность всех могил кладбища?

На корабле ждала радостная весть: исследование кладбища можно прекратить. В городе опросили русских эмигрантов и выяснили, что никто из «списка разыскиваемых» здесь не объявлялся.

Пополнять запасы «Бродяги» в порту Йокогамы планировали ещё три дня, и у Бориса и Анастасии появилась масса времени друг для друга, на мир вокруг, на счастье. Вечером беззаботно кутили с друзьями в баре, потом долго гуляли по палубе, наслаждались тихой ночью.

Утром получили в кассе корабля местную валюту, сошли на берег.

— Послушай, — сказала Анастасия. — У меня три платья. Сегодня я — в лучшем. Оно — жесткое, убогое, вышло из моды ещё до революции. Появиться в таком виде в обществе ужасно неприлично. В былые времена я бы чувствовала себя жалкой и несчастной. Теперь — нет, мне стали лучше известны значения этих слов. Однако никакие опыт и знания не отменят нужду покупки новых платьев.

Анастасия заранее выведала и подробно записала дорогу к магазинам европейской одежды. Безошибочно находила дорогу к ним, азартно изучала товары. Впервые, за сколько-то там лет, предстояло не разжиться, по случаю, чем-то носимым от дождя, ветра или по снегу, а обновить гардероб! Основательно обновить: одеждой модной, качественной, при огромном выборе и не будучи стеснённой в средствах.

Этого дня как бы и не было — промелькнул в бесконечных примерках и всё. Борис покидал магазин, навьюченный, насколько это было возможно, коробками и свёртками. Он не роптал, изначально убедив себя в том, что если так закупаться раз в несколько лет, то можно попробовать смириться. Разве что, когда Настя увлеклась, заставляя его примерять различные рубашки, штаны и куртки, он пресёк эту пытку, дав понять, что недоволен — стал корчить невыносимо противные рожи.

День второй стал гастрономическим. Предстояло выяснить, чем балуют себя гурманы Йокогамы. Блюда японской кухни оказались страшно непривычными, иногда вкусными, но чаще странными. Исчерпав запасы смелости в дегустировании, пошли на рынок, где закупили сладкого в дорогу.

На третий день гуляли в ботаническом саду и в китайском квартале. Развлекались подмечая особенности мира «другой стороны луны», ощущали себя пришельцами. Купили несколько сувенирных безделиц, поразивших яркостью, необычностью.

Вокруг был мир чужой, но доброжелательный. Казалось, каждый японец — это человек безупречно вежливый, готовый помочь. Борис, правда, слышал, как злые языки утверждали, будто японцы только перед иностранцами раскланиваются, желая произвести впечатление; друг перед другом они не так любезны.

На то языки и злые, — думал Борис, — чтобы хороших людей оговаривать. Понятно, например, почему японцы хорошо относятся к русским морякам, привычки которых не меняют времена и расстояния — душа нараспашку и последний рубль ребром…

Мысль побежала без оглядки и вот он уже оказался в дебрях размышлений о наличии общего славян с японцами. Да, внешне ничуть не схожи и совсем разные во многом, но вместе, духовно, принадлежат к одной огромной части света, именуемой «Востоком», и одинаково не до конца понятны европейцам…

В этот же вечер Борис узнал, что гостеприимная Япония не задерживает у себя надолго чужаков. Вернувшись на корабль, попали на фуршет по поводу визита представителей русской общины города. Едва успели взять по бокалу шампанского, были вынуждены замереть: с коротким рассказом о делах эмигрантов выступил бывший полковник колчаковской армии, моложавый и совершенно седой. Сразу и не разберёшь: то ли полковник поседел молодым, то ли «серебро» такого оттенка, что молодит…

* * *

Полковник рассказал, что русская община Йокогамы считается самой большой в Японии: включая евреев и татар, в ней состоит нескольких сотен человек.

Большинство эмигрантов — бывшие белогвардейцы, жители Поморья и Сахалина, беглые каторжники, их потомки.

Чаще всего, беженцы из России разобщены друг с другом. Зарабатывают торговлей вразнос. Например, приличный доход даёт продажа тканей — в Японии началась мода на европейскую одежду. Попутно русские продавцы дают японцам уроки, как правильно носить европейские наряды, шнуровать ботинки, завязывать галстук, прикреплять манжеты, запонки и сменные воротнички.

Хорошо продаются не известные японцам фруктовые варенья и соленья по русским рецептам.

Фабрикант-кондитер Морозов создал свою нишу на рынке продавая недорогие пакетики с набором конфет…

Борис с недоумением смотрел на колчаковского офицера: эй, полковник? Какие ткани, ботинки, конфеты? Какое количество взводов, рот для будущего похода сможет сформировать община? Обучаемые резервы? Чем вы тут вообще занимаетесь, господа?

Полковник продолжал рассказывать, чем именно они занимаются.

Русские женщины освоили производство парфюмерии, различных кремов и пудр. Особым спросом пользуются выбеливающие пудры — у японок модно иметь бледную кожу. Дамы из России уже по-хозяйски освоились на рынке, энергично расширяют круг покупательниц и первыми в Японии стали продавать в кредит. Конечно же, в Йокогаме распахнули двери множество небольших русских ресторанчиков с национальной кухней, всяких там «Калинок», «Волг» и «Балалаек».

Неожиданной новостью показалось то, что эмигранты из России стараются избегать смешанных браков: когда русский женился на местной — дети непременно начинают тяготеть к японской культуре, постепенно теряя свои русские корни. Ничего не поделаешь — Япония вокруг и везде.

Закончив своё короткое выступление, полковник, совсем без злобы и даже с каким-то непривычно сочувственным интересом сказал: «Надеюсь, вы нам расскажете, как там в России большевики справляются…»

Борис посмотрел на нескольких незнакомых ему людей, очевидно, также представителей русской общины, никакого желания общаться с ними не ощутил. Они с Настей присоединились к общему тосту за удачу русских беженцев и эмигрантов, поставили бокалы на ближайший столик и вышли прогуляться по палубе. Это один из верных признаков счастья — ты решительно не нуждаешься ни в каких новых знакомствах.

* * *

Ранним утром следующего дня «Бродяга» ушёл из Йокогамы.

Это был первый день августа 1923 года.

Через месяц, первого сентября, не оставляя почти никаких шансов на спасение, на город навалятся ужас и смерть. Будто гигантский дьявол заревёт утробно под морским дном залива Сагами, сотрясёт ударами землю и поднимет двенадцатиметровые цунами, которые сметут прибрежные поселения.

«Великое землетрясение Канто» случится в обед. Первые толчки разрушат пятую часть зданий Йокогамы.

В разных концах города вспыхнут пожары, ветер быстро разнесет их. Лёгкие домики из дерева, коротко превратившись в пламя, обратятся пеплом. Повезёт тем, кто быстро задохнётся в дыму. Им позавидуют те, кто чувствовал огонь до последнего умопомрачения…

В бухте порта разольётся бензин, а затем взлетит пламя на шестьдесят метров.

Убытки от землетрясения будут в пять раз больше, чем все военные расходы страны во время Русско-японской войны.

Погибнет около шестидесяти русских эмигрантов. Полностью разрушится православный молитвенный дом. Многие выжившие беженцы, потрясённые катастрофой, покинут руины Йокогамы и Японию вообще.

Будут и те, кто останется восстанавливать жизнь. Они возведут в городе временный православный молитвенный дом и через четыре месяца впервые соберутся в нём. Через двенадцать лет, в центральной части города, приход отстроит церковь из кирпича — храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы.