Лесная тропинка до храма

Мила Карпова, 2021

Феликс живет в своей маленькой деревне, и его заботят простые вещи – почему подружка не смотрит в его сторону, что делать с отцом, который чрезмерно заботится, и как поскорее выгулять лам. Но однажды его жизнь круто меняется – Феликс получает таинственное предсказание о том, что его встретит Хранитель Леса. Как жизнь совсем юного подростка связана с ужасной катастрофой, которая уничтожила половину континента десятилетия назад? Кто такой этот Хранитель Леса? И почему все стали много говорить о загадочном Ордене Очищения, который пришел из южных земель и стремительно распространяет свою идеологию?

Глава 6

Альберт стоял на берегу и чувствовал, как щиплет глаза.

Родители приехали всего лишь на три дня и ушли, оставляя его одного аккурат перед праздниками. Неужели нельзя было задержаться еще ненадолго? Видимо — нет, раз они отплывали так быстро.

Маленький кораблик несся вперед, ветер надувал парус, волны бились сумасшедшими барашками: нос корабля их разрезал, рассекал море.

Морская соль, наполнявшая воздух, норовила залезть в рот и нос, застывала кристалликами на лице, и Альберт вновь и вновь смахивал её рукавом — должно быть, тот тоже станет соленым через пару минут.

— Ты в порядке? — Софиа подошла к нему незаметно, как белая тень — и взяла за руку, согревая. — Пойдем домой? Пообедаем и отправимся в город, покупать подарки, — ладонь Берта была деревянной.

— Да, я в порядке, пойдем, — ответил он после долгой паузы и вздохнул, притягивая к себе Софу и касаясь ее губ своими — мягко, бережно, как целуют самое дорогое в жизни.

Они шли, держась за руки, и не важно, что костяшки и кончики пальцев уже покраснели от холода — стояли морозы и дул холодный ветер. Прятать руки в варежки сейчас, когда нужны касания и любовь, казалось кощунством.

— Ева приготовила куриный суп. Агнес занята — вовсю готовится к Ветрардагу.

В семье Софы — точно выверенное распределение обязанностей. Агнес — готовит и вышивает, Софиа убирается и пасет животных, Ева украшает дом к праздникам и помогает на кухне, а младшие близняшки, Инга и Иде, протирают пыль. Конечно, большинство дел все же ложилось на старших сестер, но они не жаловались.

— Печет печенья и все в таком духе?

— Да, а еще маринует мясо. Пока до Ветрардага осталась неделя и приготовления еще не в самом разгаре; вот за день до праздника в кухне будет не протолкнуться, если проголодался — это твои проблемы, волшебница Агнес превратилась в злую ведьму, — рассмеялась Софиа, запрокинув голову. На небе клубятся тучи, будет зимняя гроза…

— Забавно у вас все, — Альберт придержал перед девушкой дверь, тяжелую, из темного дуба.

— Не «у вас», — Софиа взглянула на него серьезно. — У нас. Ты тоже член семьи, — и на ее губах появилась улыбка, мягкая, как чай с медом.

Альберт растроганно взглянул на девушку и осторожно закрыл дверь, отрезал их от внешнего мира — холодного, морозного, пробирающего до костей. Здесь, в их уютном мирке, было тепло, пахло печеньем и любовью.

— Я смотрю, у вас… у нас уже все здесь украшено, — Альберт обвел взглядом магические огоньки, сплетенные в гирлянды, венки из хвои, висящие на стенах — волшебная сказка. Странно становится при одной мысли о том, что сейчас придется идти, как в бездну спускаться, в собственный дом — пустой и промозглый, едва согретый яркими улыбками родителей и печью, которую не прекращают топить.

От тяжёлых мысли улыбка потухла. Глупо скрывать — Альберт обижался, обижался с самого детства, с тех пор, как его бросили на попечение других людей, и приходили лишь поиграть, как с котенком, которого подобрали на улице.

— Хочешь эту неделю жить у нас? Как в детстве. Постелем себе на полу, будем спать в обнимку и разговаривать до глубокой ночи, — Софиа погладила его по щеке и коснулась губами виска. Наколдовала широкую улыбку и спокойную радость в глубине души.

— Отличная идея. Не придется встречать новый год одному в пустом доме.

Они поднялись по лестнице, все еще держась за руки, и отворили березовую дверь, ведущую в комнату Софии.

На золотистом покрывале с белыми следами от лапок мошу сидел Феликс, скрестив ноги.

— Я думаю, одному встречать праздники точно не придется, если у тебя есть хорошие друзья, — сказала Софиа, с улыбкой наблюдая за тем, как парни обнимаются. Она любила их обоих, как любят солнце и луну — по-разному, ведь каждый из них занимал в ее сердце одно определенное место. Феликс — друг, а Альберт — возлюбленный.

— Мне кажется, нам стоит собраться и идти за подарками вместе. А когда придем в город — разделимся, нужно же купить что-то друг для друга, чтобы был сюрприз, — затараторил Феликс, откидывая в сторону книгу, которую не так давно прочла Софиа — про яркие приключения, храбрых путников и морских пиратов, которые хотят отобрать сокровища. — Шэдельвейс, иди сюда!

— Шэдельвейс? — спросил Альберт, наблюдая за Фелем. Друг свесился и заглянул под кровать.

— Я так назвал моего мошу. Есть такой цветок с бархатными, будто шерстяными лепестками — Эдельвейс. Чем не имя? Только я решил изменить его, а то вдруг я позову своего звереныша, а ко мне цветы потянутся…

Берт рассмеялся. Он не знал точно, шутит ли Феликс, или цветы вполне могут вытащить из-под земли корни и пойти за ним, если тот попросит — но какая разница? В этом и была прелестная загадочность, окружающая Феля. Кто знает, что он выкинет в следующую секунду? Каждый раз это становилось сюрпризом.

Неожиданно в груди что-то встрепенулось и раскинуло крылья. Что-то теплое, почти горячее, и сердце забилось спокойнее. Альберт понял — это его место в жизни. Рядом с двумя самыми близкими людьми, которые знают о нем все, среди книг и акварельных красок, изрисованных блокнотов и засушенных цветов — он должен быть именно здесь. Рядом с Софой и Феликсом его сердце.

В этот момент Альберт остро ощутил переполняющие его счастье и любовь. Он там, где ему хорошо. С теми, с кем счастлив.

* * *

— Нам нужно идти домой, — Феликс заулыбался.

Лямки рюкзака давят на плечи, в кошельке — приятная пустота. Все накопления, собранные за осень, остаются в магазинах перед Ветрардагом, зато у каждого члена их семьи появляется подарок. Поход домой в деревню сродни путешествию волшебных духов зимы, которые оставляют подарки на пороге в ночь праздника. Игриво постукивают друг о друга деревянные резные игрушки, шуршат упаковками пряники, а чистые листы блокнотов будто шепчут: «давай же, нарисуй на первой странице смешную ламу!»

В их деревне рисовали все. И у каждого был свой неповторимый стиль. Альберт рисовал черными карандашами, если задумана темная картинка — заштрихует весь лист. Софиа обожала акварель, но она дорогая и сложная в использовании — поэтому девушка чаще использовала цветные карандаши, покупая целые наборы и стачивая каждый грифель до смешного огрызка. Первыми кончались желтый, зеленый и синий, поэтому самые поздние рисунки — сплошь красные и фиолетовые. Феликс признавал все материалы, от самых дешевых простых карандашей до дорогих масляных красок, любимых Мелиссой, которая целыми днями рисовала небо, облака и солнечный свет, а потом развешивала по дому — шутила, что долгими зимними ночами эти картины заменяют ей солнце.

— Да ладно, прогуляемся, что еще может случиться, не сдует же нас ветром! Фелю уже не семь лет, на ногах удержится! — Альберт засмеялся, сгреб Феликса в объятья, на что тот фыркнул.

Удивительно — то ли у друга было действительно хорошее настроение, то ли он пытался его создать, чтобы не портить остальным праздник. Его родители поступили просто ужасно… Феликс с трудом представлял, чтобы так сделали Курт и Мелисса — сорвались резко, оставив его, Бьорна и Хильду без поддержки и помощи. С другой стороны, Эмили была на целых семь лет старше Курта — скорее всего, они были очень разными, и не понимали друг друга.

— Отличная идея, — Софиа, улыбаясь, как хитрая лиса, побежала вперед, широко раскинув руки. Ловила целый мир в свои объятья, чтобы полюбить, поцеловать каждое создание в макушку и подарить свою нежность всему живому.

Оба парня, не отрываясь, смотрели за ней. Воплощением радости и счастья девушка запрокидывала голову, ловила языком снежинки и смеялась от ветра, залетающего к ней под платье.

— Она прекрасна, — шепнул себе под нос Феликс и улыбнулся.

— Не то слово, — Альберт тоже улыбнулся и тихо фыркнул, хлопнув друга по плечу. — Догоняй!

Надо же, Альберт услышал чистое восхищение Феля и ничего ему не сделал! Вмиг разлившаяся по щекам краска отступила, и стало не так уж стыдно — пусть он случайно сказал то, что на сердце лежит уже так долго! Неужели это трагедия? Ведь даже возлюбленный Софии отреагировал так, словно Феликс озвучил общеизвестный факт, будто тот шепнул себе под нос «вода мокрая» или «снег холодный»!

— Конечно, все знают, что снег холодный, а Софа прекрасна, — снова пробубнил под нос парень и припустил за друзьями, ощущая легкость на душе.

Они гуляли по заснеженному городу. Вдалеке рокотал океан, тревожно кричали белые чайки. Феликс запоминал эти мгновения — вслед за начинающейся непогодой его душа металась, сердце ныло, и все равно его затапливало счастьем. В окнах горели волшебные гирлянды, люди радостно перешептывались, а вечно суровый цветочник, у которого Мелисса покупала цветы, даже улыбнулся друзьям, пока закрывал лавку.

— Шторм! Приближается шторм! Плотнее закройте окна и не выходите из дома, пока шторм не утихнет! — вестник быстрым шагом мерял городские улицы. Его громкий, резкий голос прокатывался по лавочкам и магазинам, из которых выбегали люди. Спешили домой. — Шторм! Через час начнется шторм! Запаситесь едой и водой, до утра на улицу не выйти!

В одно мгновение город померк. Захлопнулись окна, закрылись ставни, витрины заросли защитными досками, а люди потекли по улицам. То и дело слышались дверные хлопки.

Зимняя сказка кончилась.

Альберт, совершенно завороженный, смотрел на поднимающие темные гребни волны.

— Берт, нам правда пора идти. Он не шутил, — Феликс покачал головой и показал на сгущающиеся облака. — Скоро будет шторм и метель.

Софиа утянула Альберта за руку, отрывая от зрелища. Тот моргнул пару раз и крепче вцепился в ее ладонь.

— Я сегодня заночую у тебя? Пока не хочу попадаться на глаза Агнес, она нервничает, когда ей нужно сразу много всего готовить.

— Прячешься от своей сестры у меня в доме? Ну надо же, — Альберт улыбнулся и поцеловал ее в лоб. — Конечно. А с утра можем заворачивать втроем подарки…

— Заходите тогда ко мне. Курт купил оберточной бумаги столько, что можно обернуть парусный фрегат, — Феликс улыбнулся.

У Альберта из легких будто вышибли воздух. Он побелел и широко раскрыл глаза — вот-вот выпадут и разобьются.

Парусный фрегат. Шторм.

Как там его родители?

* * *

Ночь была ветреной.

Дом иногда пошатывался, окна дребезжали при слишком сильных порывах, но Софиа, грозовое дитя, спала мирно и не беспокоилась о волнении стихии. Ее светлые волосы, заплетенные в толстую и длинную косу, лежали на серой подушке, будто первый снег на голой ноябрьской земле.

Альберт вглядывался в темный потолок и вздрагивал при каждом ударе ветра. Каким же беспокойным сейчас должно быть море, как сильно должно кидать по волнам крохотную лодочку родителей. В голове яркими взрывами возникали образы жестокой воды, сминающей небольшой кораблик, за штурвалом которого стоит храбрая женщина, паруса собирает сосредоточенный мужчина, а трюм доверху забит яркими тканями, безделушками, пряностями, которым суждено отправиться на морское дно…

Софиа заворочалась и приподняла голову с груди возлюбленного. Ее светлые глаза яркими светлячками заискрились в темноте.

— Ты чего? — хрипло после сна спросила она, укладывая ладонь на грудную клетку Берта. — У тебя сердце колотится, как безумное.

— Я не хотел тебя будить, луна моя, — он неловко улыбнулся и обхватил ее лицо ладонями. — Спи, пожалуйста.

— Как я могу спать, если тебе нехорошо? Альберт, что случилось? — стряхнув остатки сна, Софиа села напротив него и внимательно вгляделась в беспокойное лицо.

— Погода…

Альберт отвел взгляд. Этого ответа было недостаточно — он это понимал, но боялся сказать то, что лежало на душе, показаться слабым.

— Мама с папой ушли в море утром. Они плыли далеко, а сейчас так ветрено, я боюсь, что они не справятся, что они… — что-то булькнуло в горле, и Альберт сжался, обхватив плечи руками.

Его трясло, лихорадило, будто больного, и лоб покрылся испариной. Воздуха не хватало, горло как сжали сильной рукой, и по телу табунами бежали мурашки.

Прохладная ладонь Софы ощущалась как спасательный круг, брошенный почти утонувшему человеку. Прижавшись к ее груди, Альберт зарылся носом в ночную рубашку и постарался дышать, сосредоточившись на том, что возлюбленная гладит его по спине, будто пересчитывая кончиками пальцев позвонки.

— Тише. Тшш, все хорошо… Они в порядке, — шепот дошел до ушей Берта только через пару минут, когда он вновь смог дышать и не ощущал себя погруженным под ледяную воду. — Твои родители умельцы, настоящие мастера. Они умеют ходить по морю, они бы не вышли в такую погоду, они точно спят сейчас в одном из портовых городов, в уютной комнате на втором этаже какого-нибудь трактира…

— Обещаешь? — Альберт это не сказал, а скорее прохныкал, не замечая, как белая ночная рубашка становится влажной из-за его слез.

Он приподнял покрасневшие глаза и вгляделся в лицо Софы. Она выглядела очень сосредоточенной, ее взгляд был направлен куда-то далеко-далеко, а радужка еле заметно светилась. Наверное, Берту почудилось.

— Все хорошо. Завтра утром они отплывают из столицы. Они не успели уплыть далеко и смогли причалить к порту до начала бури, — она перевела взгляд на возлюбленного и коснулась его острого носа губами. — Обещаю.

Парень улыбнулся благодарно и, обняв ее за плечи, уложил рядом с собой, накрывая теплым плотным одеялом.

— Я люблю тебя, моя спасительница.

— И я тебя, дурачок. Ложись спать, — еле слышно шепнула Софиа, прикрывая глаза.

Все же ему не почудилось. Радужка и впрямь светилась.

Когда Софиа смежила веки, в комнате сразу стало темнее.

* * *

— Тебе не нужна помощь? — Феликс зашёл на кухню боком, стесняясь и пряча глаза. За ним семенил его маленький Шэдельвейс, яркое желтое пятно.

— Если тебе не жаль времени, можешь помочь мне замесить тесто для пирога, — у Ангес были красные щеки — она долго стояла у плиты — а рукава закатаны по локоть. В кухне пахло ярко, чувственно — пряностями и травами, свежим хлебом, вишневым вареньем, брусничным соусом и любовью к близким.

— Агнес… Я хотел тебя спросить кое-что… Это важно.

— М? — она, не отвлекаясь от готовки, стрельнула зелёными глазами в его сторону.

— Нам предсказали, будто мы найдём хранителя леса в этот Ветрардаг. Скажи, что это может значить — «хранитель леса»? Вдруг мы наткнёмся на бога?

— Что-то мне подсказывает, что это маловероятно. Богов уже давно не видели, говорят, что боги людей на дух не переносят.

— Но Агнес, мы же не сделали ничего плохого? — в его голосе зазвучала мольба: лишь бы не выкинуть из головы детские сказки, где мудрые боги и волшебные создания — и все они живут рядом с людьми…

Курт часто читал ему сказки на ночь, когда маленький Феликс плакал от кошмаров. Злые сны держали его когтистыми лапами за горло, а в голове — страшные картинки: брызги крови, землетрясение, огонь, много огня, съедающего деревни и города, крики людей… Сказки спасали. Утешали, сливаясь с ласковыми объятиями родителей и бархатными голосами.

— Вы — не сделали, — она наклонилась к печи и достала оттуда имбирное печенье. — Просто богов уже давно никто не видел, даже здесь, на Севере. Они спрятались, другие люди их запугали.

— Разве можно богов запугать? Они же всемогущие, мудрые и сильные, — Феликс насыпал в миску муки и разбил несколько яиц. — Боги всегда были сильнее людей.

— Люди не понимают, что они могут и не могут делать, — Агнес замешала глазурь разных цветов, яркую, как детские рисунки. — Они не чувствуют опасности, как маленькие дети — легко сделают то, что им кажется правильным, даже когда перед ними трехметровый бог.

— Тебе не тяжело жить с мыслью, что мы, люди, все испортили? — Феликс принялся перемешивать тесто большой ложкой. По кухне полетела белой пыльцой мука, должно быть поэтому у них глаза слезились.

— Тяжело, — Агнес склонила голову. Ее пальцы, длинные и тонкие, как ивовые ветви, немного подрагивали. — Но что я могу сделать?

— У нас в деревне все хорошо относятся к богам. Может, нам стоит хотя бы попытаться вернуть их на эту землю, чтобы они жили бок о бок с людьми, как раньше?

— Феликс, — Агнес хмыкнула, будто хотела рассмеяться, но у неё не вышло. — Ты ещё подросток, максималист, как и все ребята твоего возраста. Когда ты немного повзрослеешь, ты поймёшь, что трудно покорить горы в одиночку.

— Я все понимаю, — голос его стал грустным. — Я просто надеюсь, что найдётся ещё горстка таких же максималистов, как я, сумасшедших на всю голову, и мы сможем сделать хоть что-нибудь…

— Возможно, и найдётся. В конце концов, вас даже в этой деревне уже трое — слабоумных, веселых и бесстрашных. Значит, в других местах тоже полно, нужно просто лучше искать… — Агнес спрятала улыбку за бурной деятельностью: сполоснула тарелку, бросила в тесто тмин и базилик, щедро насыпала соли — вся румяная, фея домашнего уюта, расслабленная и прекрасная в своей стихии.

— А где Софиа?

— Спит у Альберта, пошла утешать его после ухода Эмили и Карла.

— Хорошо, я понял. Вообще, я за ней заходил, но у тебя так красиво, ты настоящая волшебница, — Феликс рассмеялся. — Если ты не возражаешь, пойду домой. Не буду мешать тебе колдовать…

— Хорошо, только крикни Еву и близняшек, они хотели мне помочь украсить печенье, — Агнес улыбнулась, плотнее перевязывая лентой рыжий пучок на голове.

— Конечно, — Феликс вышел с кухни и, отряхнувшись от муки, прошёл дальше по скрипящим половицам.

В доме Софы никогда не было тихо. Если его брат и сестра, Бьорн и Хильда, были детьми молчаливыми, то Ева, Иде и Инга — настоящий ураган, буйство красок, эмоций, криков, ругани и веселья; самые обычные дети, на которых жизнь не оставила отпечатка горя или печали. Да и дом был под стать хозяйкам — скрипучий, слегка пошатывающийся при ударах ветра, стены раскрашены в самые странные цвета: желтые, зелёные, розовые. Девочки красили самостоятельно, ещё когда были совсем маленькими — хотели утешить вечно грустного отца, который возвращался с рыбалки с уловом, но без улыбки. На стенах видны отпечатки детских ладоней — крохотные близняшки не умели держать кисть, и помогали, чем могли.

— Ева, Иде, Инга! Вас зовёт Агнес помогать с печеньем! Она приготовила яркую глазурь!

Послышался топот маленьких ног: сёстры табуном спускались по лестнице, обгоняя друг друга, соревнуясь, вечное «кто последний, тот дурак» — и все прибегают одновременно.

Феликс улыбнулся и прикрыл за собой дверь. На улице мороз кусался так сильно, что кожа краснела моментально, будто он смущен касанием красивой девушки. Сейчас идти в дом, заворачивать подарки в шероховатую коричневую бумагу, рисовать золотым и белым поверх, перевязывать лентами — и все вертеть в голове один вопрос: кто же придёт к ним в Ветрардаг?