Шкурный интерес

Марина Серова

Когда у известного предпринимателя Степанова трагически погибла жена Елена, мирно отдыхавшая на бакинской даче одного из партнеров мужа, все говорило о том, что причиной несчастья стала передозировка наркотиков. Но профессиональному телохранителю Евгении Охотниковой удалось доказать, что это всего лишь умелая инсценировка – Елена вообще не была наркоманкой. Однако кому и зачем понадобилось убивать женщину, не принимавшую никакого участия в делах мужа? Может быть, истинной жертвой должен был стать сам Степанов? Чтобы выяснить это, стоит повнимательнее присмотреться к бакинским сотрудникам его фирмы. И тогда, возможно, Охотникова решит задачу, ответ на которую вначале казался таким очевидным и логичным…

Глава 1

Это произошло вечером шестого июня. С кухни доносился аппетитный запах жареной рыбы. Тетушка занималась привычным колдовством за плитой. Я лежала на диванчике, тупо уставившись в телевизионный экран, и пребывала в мрачном расположении духа. Никакой работенки за последние месяцы не подворачивалось, и финансы мои были на исходе. Вот в таком настроении меня и застал телефонный звонок.

Вставать с належенного местечка было лень, и я окликнула тетушку:

— Тетя, возьми трубку!

— Тебя! — донеслось через несколько секунд.

Я нехотя поплелась в прихожую, где стоял телефон. Нехотя потому, что уже не надеялась услышать стоящее рассмотрения предложение о работе.

— Да, я слушаю!

— Евгения Максимовна, добрый вечер! Это Магерамов. Помните, я как-то пытался заключить с вами контракт на неделю, но мы не сошлись в вопросе об оплате? Мы тогда беседовали в ресторане «Скарабей».

— Да-да, я помню! Теперь вас мои расценки устраивают? — спросила я.

— Не то чтобы лично меня, но моего партнера по бизнесу, думаю, очень даже устроят! Только дело срочное!

— Срочное? Хм-м…

— Вы должны срочно приехать! — чуть ли не умоляюще сказал Магерамов и назвал адрес. — Человек за ценой не постоит!

— И в качестве телохранителя он желает видеть именно меня? — уточнила я.

— Во-первых, я много слышал о вас, и вы — единственный человек, кого я могу порекомендовать другу, положа руку на сердце, не опасаясь совершить ошибку. А во-вторых, Дмитрий Анатольевич давно помышляет о личной охране, но жена его категорически против, так как на дух не выносит всяческих слабоумных громил шкафообразной формы. Телохранитель-девушка — как раз то, что нужно.

— Мне льстит ваш отзыв обо мне. Думаю, я соглашусь.

— Тогда выезжайте как можно скорее! Я не буду вдаваться в подробности по телефону. Мы все объясним на месте.

— Ждите!

Вот так мне поступило неожиданное предложение. Из слов Магерамова я сделала вывод, что с предпринимателем, о котором он толковал, приключилось нечто нехорошее, и человека, как говорят в народе, «приперло».

* * *

Одного взгляда на особняк моего потенциального клиента было достаточно, чтобы определить, насколько состоятелен его обладатель. Судя по всему, он являлся самым что ни на есть настоящим «новым русским». Странно, что до сих пор не позаботился об охране. Резные украшения на воротах и рыжая черепица на крыше двухэтажного здания претенциозно намекали на утонченный вкус владельца.

Я ткнула пальцем в кнопку домофона.

— Назовите свои фамилию-имя-отчество и ждите ответа, — раздался монотонный, записанный на пленку голос.

— Охотникова Евгения Максимовна, — представилась я.

— А, это вы! — из динамика звучал голос Магерамова. — Мы вас ждем! Одну минутку! Я открою.

Ворота распахнулись, и передо мной предстало наполовину выветрившееся из памяти лицо.

Мехман Абдулаевич Магерамов производил впечатление истинного сына гор. Его чистый русский выговор даже как-то не вязался с внешностью представителя кавказской национальности: орлиный нос, густые черные брови, седина на висках, огромный рост и широкие плечи.

— Проходите, Евгения Максимовна! — произнес Магерамов густым, звучным басом, сопровождая приглашение широким взмахом руки.

Я пересекла сад и вскоре уже стояла на пороге шикарного дома лицом к лицу со своим будущим клиентом. Хозяин особняка развернулся спиной к стене, освобождая мне дорогу. В просторной, заставленной антикварными изделиями гостиной он представился:

— Степанов Дмитрий Анатольевич.

Я протянула ему руку. Пока Мехман Абдулаевич ходил открывать, Степанов успел приготовить кофе.

— Присаживайтесь, Евгения Максимовна!

Дмитрий Анатольевич выглядел лет на сорок. Но, наверное, на самом деле он намного моложе, а обманчивое впечатление создают хмурые складки на лбу и абсолютно седые волосы.

Степанов перехватил мой взгляд:

— Я очень комплексую по поводу своей седины. Сразу после университета поседел, мне тогда было двадцать два года, и меня призвали в армию. Я попал в Карабах. Многое пришлось повидать на той войне. Наверное, из-за этого…

— Что вы, я подумала о другом! У вас очень озабоченный вид, — заметила я.

— Да, и именно поэтому я решил обратиться к вам.

— Может, вы изложите суть дела?

— Да, конечно. Вчера, где-то между семью-восемью часами вечера мне звонила жена. Из Баку. Она там отдыхала на даче моего заместителя. Понимаете, фирма, которую я возглавляю, занимается поставкой нефтепродуктов различным тарасовским агентам, и мы неразрывно связаны с Азербайджаном. Я и сам из Баку. Старые связи помогли мне наладить бизнес именно такого рода. Честно говоря, большинство наших сотрудников работает скорее там, чем здесь. В Тарасове осуществляется лишь реализация товара. Мне постоянно приходится ездить туда и обратно.

— Ваша жена тоже участвует в бизнесе? — спросила я.

— Нет. Никогда не проявляла к нему интереса. В последнее время у нее было очень плохое самочувствие. Мой зам, надежный и проверенный человек, предложил отправить Елену на Каспий. Сейчас ведь лето, самое купание. Что может быть лучше для человека, который находится на грани нервного срыва? Тем более что Елена и сама хотела поехать.

— Пожалуй, вы правы.

— Ну так вот. Я не сообщил самого главного. Елена говорила по телефону сбивчиво и бессвязно. Сказала: мол, она давно подозревала, а теперь совершенно уверена, что мне, — и Степанов указал на себя, — грозит опасность! Еще она выдала такую странную фразу, которая мне почему-то особенно запомнилась: «Напрасно я не верила в тринадцать. А кто-то, оказывается, даже любит это число». Я ее спрашиваю: «При чем тут тринадцать, Лена, что ты такое говоришь?» А она мне: «Видела я только что число тринадцать». Короче, бред какой-то! Она хотела сказать что-то еще, но тут ее речь оборвалась на полуслове. А дальше — только шум моря, а потом и вовсе длинные гудки.

— И вы решили немедленно обзавестись охраной?

— Не совсем так. Звонок жены вызвал во мне противоречивые чувства: с одной стороны — страх за жизнь любимого человека, с другой — страх уже за свою собственную жизнь. Я приоткрыл занавеску и выглянул в окно…

Я насторожилась.

— И увидел, как некто в маске перелезает через ограду моего сада, — продолжал Степанов. — Вот тогда я и перепугался… У меня в столе лежит спортивный пистолет Марголина, калибр пять и шесть. У меня имеется разрешение на хранение оружия. Я приоткрыл дверь и, прячась за ней, разрядил всю обойму в сторону сада. Злоумышленник явно не ожидал подобного оборота событий. В щелку между дверью и дверным косяком я видел, как человек в маске пустился наутек. Я позвонил в милицию…

— И что же милиция? — спросила я.

— Приехали, потолклись на месте, сказали, что будут разбираться, пожелали всего хорошего, и… — Степанов развел руками, что, как потом выяснилось, являлось характерной особенностью его жестикуляции.

— Ясно…

— Пока милиция «спешила на помощь», — саркастически отозвался об органах охраны правопорядка Дмитрий Анатольевич, — я позвонил жене. Трубку никто не брал. Тогда набрал номер Мамеда, моего зама, на даче которого и отдыхала Елена. Понимаете, все мои компаньоны, в том числе и Мехман, который сейчас стоит рядом со мной и которому я обязан знакомством с вами, Евгения Максимовна, находились на тот момент на этой даче. Мамед поведал, что Елена уехала утром в город за покупками, но они особо не беспокоятся: она предупредила, что останется ночевать у своей подруги Севили. Она при них обговаривала этот вопрос с подругой. Я рассказал Мамеду все, что произошло, и попросил срочно разыскать Елену. Мамед заверил, что, скорее всего, все в порядке, и еще раз сказал, чтобы я не беспокоился. Он также упомянул, что Мехман вместе с Аликом Алиевичем Кулиевым, исполнительным директором нашей фирмы в Баку, пятнадцать минут назад выехали в сторону аэропорта. Мехману необходимо было вернуться в Тарасов. Я решил дождаться Мехмана и ничего до того момента не предпринимать.

— Все было именно так, — кивал Магерамов. — Я и не думал, что с Еленой или с Дмитрием могло что-то случиться, и был очень удивлен, когда Дима позвонил и пересказал мне все, что вы только что услышали.

— Но утром мне позвонил Ильясов, принес дурные вести. Оказывается, Елена хоть и ездила к Севили, но пробыла у нее совсем недолго, быстро ушла, сообщив, что у нее планы поменялись. По крайней мере, Севиль так утверждает. А куда Лена поехала потом и где находится сейчас, никому не известно! Я поручил своему заместителю подключить к поискам все имеющиеся у нас ресурсы. Мамед так и сделал. Только вот результатов пока никаких. Я решил сам вылететь в Баку завтра утром. Мехман настоял, что отправляться куда-либо при нынешнем положении дел без телохранителя с моей стороны по меньшей мере неразумно. Потому я и прошу вас о помощи, — сказал Степанов.

— На какой срок вы намерены заключить со мной контракт? — осведомилась я.

— Пока на неделю, а там, может, все и прояснится… Так вы согласны?

— Согласна. Сказать по правде, я чертовски нуждаюсь в работе. А почему бы нам не приступить к составлению договора прямо сейчас? — предложила я.

— Я не против.

Итак, я заключила контракт на неделю. Следующим утром мне предстояла экскурсия в одну из самых экзотических республик бывшего Советского Союза — в Азербайджан. А пока Дмитрий Анатольевич отпустил меня собрать вещи и попрощаться с тетей.

* * *

— Куда-куда? — переспросила тетушка, почти уверенная, что ей послышалось.

— В Баку, тетушка, в А-зер-бай-джан, — терпеливо повторила я по слогам.

— Боже правый! И это прямо завтра?

— Прямо завтра.

— Там же очень жарко! И обстановка нестабильная! — воскликнула тетка.

— Да, там очень жарко, а вот с тех пор, как там была нестабильная обстановка — нестабильная настолько, что уж дальше некуда, прошло много лет, — заметила я.

— Ты, Женечка, будь поосторожнее! Постоять за себя ты умеешь, это я знаю, но Кавказ есть Кавказ, с ним шутки плохи!

— Я обещаю быть предельно осторожной, тем более что это тоже часть моей профессии.

— Привези мне какие-нибудь сувениры, — в интонациях тетушки появилось что-то детское.

— Конечно, я тебя не забуду!

— Ой! А вот я совсем забыла! У меня же молоко на плите! — закричала, схватившись за голову, тетушка и убежала на кухню.

Я отправилась к себе собирать сумку.

* * *

Самолет вылетал из Тарасова в семь утра. Но уже в шесть мне пришлось приехать к новому клиенту. На плече у Степанова висела спортивная сумка, в правой руке — «дипломат» из крокодиловой кожи. Мехман Абдулаевич решил подбросить нас до аэропорта.

— Я бы и сам с вами полетел, — как бы оправдываясь, говорил он, — вот только проблемки у меня в бизнесе наметились, и решать их надо срочно здесь, в Тарасове. Да я надеюсь, все еще обойдется.

По правде говоря, я была чрезвычайно заинтригована. Я никогда не была в Баку и с нетерпением предвкушала встречу с необычным и удивительным. С другой стороны, я хорошо понимала, какие опасности могут грозить русской девушке на Кавказе.

На таможне мне пришлось заполнить специальную декларацию, в которой я усмотрела ряд воистину дурацких вопросов. Ну скажите, какой здравомыслящий человек проставит галочки в графах, вопрошающих, нет ли в его багаже среди прочих вещей наркотиков, оружия и всяких иных незаконных штучек, даже если именно этими предметами его багаж битком набит?

В самолете основную часть пассажиров составляли лица кавказской национальности. Это не очень меня удивило, так как бывшие советские республики в последние годы не пользовались особой популярностью среди русских.

С начала полета прошло более двух часов, когда я услышала со стороны заднего сиденья мужской голос, сообщивший кому-то, что мы уже летим над территорией Азербайджана.

— Дмитрий Анатольевич, — обратилась я к своему клиенту. — Я слышала, Азербайджан — это пустыня, а под нами все какие-то поля да лесочки…

— Азербайджан включает в себя самые разнообразные климатические зоны: от умеренной до субтропической. Пустыни и полупустыни располагаются в основном в окрестностях Баку, — объяснил он.

Я всегда думала, что переход от одного ландшафта к другому осуществляется плавно и постепенно. Но, глядя в окно самолета, я смогла убедиться, что это не совсем так. Зеленые равнины внезапно оборвались, уступая место пескам.

Самолет пошел на посадку. Под нами голубел Каспий.

— Видите полуостров, выдающийся в море? — показал в окно Степанов. — Это Апшеронский полуостров. Здесь — Баку.

Снова последовали нудные таможенные процедуры, и наконец мне была выдана карточка, вложенная в паспорт, где цель моего прибытия в Азербайджан была обозначена как туризм.

У выхода из бакинского аэропорта нас встретили.

— Ильясов Мамед Расулович, — представился необъятный мужчина с обрюзгшим, раскрасневшимся лицом.

Его спутник, невысокого роста, лысоватый, рассматривал меня с неподдельным интересом. Не требовалось быть телепатом — по характерной ухмылочке на его лице можно было догадаться, какие гнусные мысли роились на тот момент в голове лысоватого. Внезапно спутник Ильясова очнулся, поклонился и представился:

— Чумаков Иван Васильевич.

— Охотникова Евгения Максимовна.

— Евгения Максимовна, вы пленили мою душу! — заявил Чумаков.

Я привыкла к подобным комплиментам, потому в ответ лишь скромно улыбнулась. Мы последовали за компаньонами Степанова к белому «Мерседесу», припаркованному у тротуара. В машине, на заднем сиденье, нас поджидали еще двое, назвавшиеся Берцманом Эриком Иосифовичем и Кулиевым Аликом Алиевичем. Мы со Степановым разместились между ними (как говорится, в тесноте, да не в обиде), а Чумаков с Ильясовым уселись спереди.

— Куда везти? — осведомился Чумаков.

— В гостиницу.

Берцман производил впечатление очень интеллигентного человека. И говорил он образцовым литературным языком.

Кулиев — маленький, щупленький, с бегающими, словно у воришки, глазками, черными, с характерным узким разрезом.

Всю дорогу меня развлекали Берцман с Чумаковым. Это выражалось в активном обсуждении моей личности, причем меня в салоне автомобиля как будто и не было.

— Такая красивая девушка — и такая неженская работа! — сокрушался Чумаков. — Вам бы в модели, а вы… Вот что в наше время с людьми делается!

Я не успела открыть рот, чтобы возразить, как к разговору подключился Берцман:

— Я решительно против твоих идей дискриминации, Иван. Женщина имеет право заниматься всем, чем занимаются мужчины. Этот пункт закреплен в Конвенции о правах человека. Или ты, Иван, имеешь что-нибудь против идей мирового гуманизма?

При чем тут гуманизм, я не совсем поняла, но ломать себе голову над подобными пустяками не стала.

— Женщина не может быть равной мужчине, — возразил Чумаков. — Тебе, Эрик, следует почитать учебник по биологии!

И так далее, в том же духе, до самой гостиницы «Азербайджан»…

— Вы бы лучше попробовали обсудить, как искать Елену Руслановну, — заметил Кулиев, когда машина остановилась и все повалили наружу.

— Обсуждать лучше в спокойной обстановке, — моментально нашелся с ответом Чумаков.

Степанов снял двойной номер. Мне полагалось жить с ним, но в соседней комнате.

— Полиции хорошенько приплатили, чтобы начали поиск, — уже в номере неторопливо рассказывал Ильясов. — А то у них это только через три дня после исчезновения человека положено. Теперь даже картинку по телевизору показывают. Морги предупредили, больницы. Наши люди повсюду рыщут. Пока — безрезультатно. Вы уж простите меня, Дмитрий Анатольевич! Я ей говорил, говорил: «Не уезжай, Елена, никуда с дачи одна!» — а она мне все свое: «Я здесь на отдыхе, а не в тюрьме, и спутники лишние мне ни к чему!» Эх-х-х…

— Ничего, Мамед, — ответил ему Степанов. — Я тебя не виню. Сам должен был за ней глядеть. Хоть бы все обошлось! Елена всегда была вольной птицей. С ней такое и раньше случалось. Хоть бы все обошлось! Вы только не забудьте предупредить своих людей, чтобы, если что-то выяснится, звонили мне прямо в номер.

— Будет исполнено, Дмитрий Анатольевич, — кивнул Ильясов.

* * *

Телефонный звонок разбудил нас в половине первого ночи. Звонил Чумаков. Его голос отчетливо слышался в трубке:

— Дмитрий Анатольевич! Не знаю даже, как вам сообщить…

— Да уж сообщи как-нибудь. Я ко всему готов, — вымолвил Степанов.

— В третьем морге ваша жена. Я сейчас там. Вы приезжайте, мы вам объясним.

— Ждите…

Степанов осторожно положил трубку, присел на корточки и закрыл глаза. Я отвернулась и уставилась в окно. За окном простиралась живописная панорама бакинского бульвара. Неторопливо рассекали воды Бакинской бухты изящные катера. Там, где в Тарасове росли бы хвойные и листопадные деревья, тихонько покачивали кронами пальмы. Все три яруса бульвара буквально кишели прогуливающимися.

— Пойдемте, — раздался за моей спиной голос. Я поняла, что Степанову пришлось собрать всю свою силу воли.

Мы вышли на улицу. В ближайшем магазинчике Степанов приобрел бутылку вина «Чинар». Вести машину он поручил мне, а сам попивал вино, что называется, «из горла» и указывал дорогу. Огни ночного города слепили глаза. Когда мы вышли из машины у ворот морга, Дмитрий Анатольевич бросил в урну опустевшую бутылку.

Чумаков ждал у входа в здание морга, переговариваясь о чем-то с человеком в белом халате. Их беседу с интересом слушали двое полицейских. Когда Степанов отвернулся, Иван Васильевич лукаво подмигнул мне. Я сделала вид, что не обратила внимания на эту фамильярность.

Человек в белом халате соизволил проводить нас всех в зал для опознания. Казалось, его лицо, так же как и лица полицейских, абсолютно не способно выражать какие-либо эмоции. Все трое напоминали мрачные каменные изваяния.

В зале для опознания даже дыхание перехватило от едкого формалинового смрада. Присутствовал здесь и тот особый отвратительный запашок, который ни с чем нельзя спутать: так пахнет разлагающаяся плоть. Мы миновали несколько рядов из столиков с телами, накрытыми голубыми покрывалами. К каждому покрывалу была прикреплена бирка с номером. Наконец мы остановились у нужного столика. Здесь уже стоял наготове санитар.

— Вы готовы? — спросил он.

Дмитрий Анатольевич кивнул.

Санитар ловко откинул покрывало с лица трупа. Оно оказалось неестественно желтым. На лице женщины застыла гримаса ужаса. Волосы ее были спутаны. И все тот же мерзостный запашок, только теперь он ощущался сильнее.

Степанов отпрянул.

— Это она, — глухо сказал он.

Санитар поспешил скрыть леденящее кровь зрелище от наших глаз покрывалом.

— Что с ней случилось? — прохрипел Дмитрий Анатольевич.

— Ее нашли мальчишки на диком пляже, — раскрыл рот один из полицейских. — Рядом лежал шприц и ампулы без этикеток. Рукава у нее были закатаны. На запястьях — характерные точки и синяки. Она была наркоманкой, господин Степанов, и умерла от передозировки. Непосредственная причина смерти — остановка сердца. Время смерти — пятое июня, где-то между семью и восемью часами вечера.

— Как раз тогда она мне звонила… — пробормотал Степанов и вдруг закричал: — Наркоманкой?! Моя жена?! Не-ет! Я отказываюсь в это верить! Она даже практически не пила, какая еще наркомания?!

— Она могла скрывать от вас свое пагубное пристрастие, — заметил Чумаков.

— Послушайте, господин Степанов, — полицейский положил руку на плечо убитому горем вдовцу. — Припомните, не замечались ли за вашей женой в последнее время какие-либо неадекватные реакции, не было ли приступов раздражительности… возможно, жалобы на плохое самочувствие?

Дмитрий Анатольевич вдруг схватился за голову:

— Боже мой! А я, слепец, и не догадывался! У Лены часто тряслись руки во время еды, она падала в обмороки, ее тошнило! Потому я и отправил ее на отдых в Баку! Но как же я не углядел? В чем ошибся?

— Господин Степанов, — продолжал полицейский, — все, о чем вы только что говорили, — это типичные признаки наркотической ломки. У вашей жены была сильная физиологическая зависимость от наркотиков!

— Но как же так?! Почему?!

Вряд ли кто-то из присутствующих мог бы ответить на вопросы Дмитрия Анатольевича.

— А можно посмотреть на ее руки? — спросила я. — Ну, в тех местах, где она кололась?

Санитар произвел манипуляции с простыней, обнажив интересующие меня участки тела покойной.

Ничего особенного я не увидела, только то, о чем и говорил страж порядка: характерные точки от уколов и многочисленные синяки.

— Вот что любопытно, — сказал приведший нас сюда человек в белом халате, который, как потом сообщил нам Чумаков, был патологоанатомом, — некоторые уколы нанесены явно мимо вены. Видите, вот тут два следа почти сливаются в один? Первый укол, видимо, не принес удовлетворения, и ваша жена повторила попытку: вторая инъекция получилась более удачной. Что непонятно — здесь имеется похожая пара точек, только на этот раз обе инъекции имели прямое попадание в цель.

— И что это может значить?

— Обычно такие ошибки свойственны начинающим наркоманам. Хотя я, например, впервые вижу, чтобы даже начинающий наркоман после удачной инъекции делал повторную инъекцию в тот же участок вены. Они ведь перед впрыскиванием раствора обычно удостоверяются, насколько удачно введена игла. Но это может быть объяснено ошибкой. Скажем, по какой-либо причине наркоман-новичок решил, что первая попытка закончилась неудачей. Тогда все ясно. Но тут есть еще один настораживающий момент. Начинающий наркоман не станет колоть себе дозу, способную привести к смерти! Ему она попросту еще не требуется. Господин Степанов, вы давно стали замечать за своей женой неладное?

Степанов пожал плечами:

— Она всегда была немного нервной, в чем-то даже своеобразной. Но по-настоящему ее здоровье начало меня беспокоить лишь в прошлом месяце, как раз после того, как мы в последний раз отдыхали в Баку.

— Возможно, болезнь запущенная, а обострение началось недавно?

— А чем же она кололась? — спросил Дмитрий Анатольевич.

— Это пока неизвестно. Мы отдали кровь на анализ. Но, скорее всего, героином. Героин — «король» наркотиков, и наибольший процент смертности наблюдается среди людей, употребляющих именно его, — ответил врач.

— Все это так странно…

— Наркомания — страшный недуг. Трупы людей, умерших от этого зелья, привозят к нам чуть ли не каждый день, — сообщил патологоанатом.

— А ведь я знаю, кто продавал Лене наркотики! — неожиданно вырвалось у Степанова. — И я понял, что означала та фраза Елены насчет числа тринадцать!

— Да? — оживленно откликнулись полицейские, на их физиономиях появилось выражение заинтересованности. — Если вы поможете нам задержать маститого наркоторговца, принесете огромную пользу обществу! — полицейские заговорили быстро и отрывисто, перебивая друг друга. — И не только азербайджанскому, но и российскому. Многие партии наркотиков поступают в Россию через нашу страну…

— К сожалению, — медленно произнес Степанов, — этот человек не из Баку. Он живет в Тарасове, и я представления не имею, где его искать.

— Возможно…

— Я же сказал, что толком ничего не знаю! — рявкнул Степанов. — Что вы ко мне прицепились? Я полагаю, — Дмитрий Анатольевич повернулся сначала ко мне, а потом к Ивану Васильевичу, — нам здесь больше нечего делать.

С этими словами он решительно направился к выходу.

— Я с вами поеду, — заявил Чумаков уже на улице. Я догадалась, что это желание Ивана Васильевича обусловлено моим присутствием.

— А машину здесь бросишь? — удивился Дмитрий Анатольевич.

— Завтра за ней вернусь.

— Ну, как угодно…

* * *

— О каком продавце зелья вы говорили? — спросил Степанова Чумаков уже в машине, крутя «баранку».

— Женя Тучин, генеральный директор «Архоса», однажды в разговоре со мной обронил, что видел как-то на проспекте Кирова мою супругу с человеком, пользующимся в криминальном мире дурной славой. Его прозвище — Капкан. Тучин сказал, что Капкана можно опознать по особой наколке на левом запястье — заключенное в круг число тринадцать. Вот что означала странная фраза Елены! И как до меня сразу не дошло! Наверное, просто потому, что я и подумать такого не мог: моя жена — наркоманка. А ведь Капкан как раз и занимается реализацией наркотических препаратов! Торгует наркотиками всех мастей: от марихуаны до героина. У него и всяких синтетических штучек полно. Капканом его прозвали за то, что он людей в наркотическую ловушку заманивает. Причем так хитро и ловко это делает, что человек сам не замечает, как «садится на иглу». Видимо, прирожденный психолог. Бабок у него — немерено! — Степанов провел ребром ладони по горлу. — Тучина от подобных людей просто воротит так, что он даже не стал с Леной здороваться. Прошел мимо них, словно не узнал.

— А этот ваш Тучин вполне уверен, что с Еленой Руслановной он видел того самого наркоторговца? — задал хороший вопрос Чумаков. — Вы же сами сказали, что Тучин подходить к ним не стал. А значит, и наколку на запястье не мог разглядеть.

— Женя не спутает! Он не один срок отмотал.

— И что вы теперь собираетесь делать, Дмитрий Анатольевич?

— Я разыщу этого Капкана и отправлю его за решетку! Надеюсь, Тучин мне в этом поможет…

Иван Васильевич покачал головой:

— Если он поймет, что вы хотите торговца засадить, — не станет помогать. Тучин же сам на зоне бывал. Ведь у этих блатных — свои, особые, понятия.

— Поживем — увидим. Все равно — тем людям, которые мою жену погубили, я отомщу! — Степанова передернуло.

— Дмитрий Анатольевич, сразу видно, что вы на Кавказе выросли! Да, кавказцы дикари, варвары, но сохранилось в них нечто такое… — Чумаков запнулся, подыскивая нужное слово. — Искреннее! У нас когда-то эта искренность тоже имелась. А потом… Испортила нас, русских, западная цивилизация!

На этом рассуждения Чумакова прервались — мы подъехали к гостинице. Иван Васильевич помог мне выбраться из машины, не забыв при этом поцеловать ручку.

— Ну, бывай, Ваня! — попрощался с компаньоном Степанов. — Спасибо за помощь!

У меня мелькнуло подозрение, что Чумаков надеялся подняться в наш номер, а возможно, и пригласить меня куда-нибудь, но Дмитрий Анатольевич сорвал его планы. Я по этому поводу переживать не собиралась. На том и разошлись.

В номере, за чашечкой чая я узнала у Дмитрия Анатольевича, какие должности в его корпорации занимают Чумаков и Берцман. Об Ильясове и Кулиеве я уже знала все необходимое.

— Чумаков первый зам Кулиева, а Берцман — второй. Но фактически эта парочка — мозг компании. Много прибыльных идей в свое время подкинули. Особенно Иван. Если бы он еще таким бабником не был…

* * *

Результаты анализа крови покойной Степановой Елены Руслановны стали известны к десяти часам следующего утра. Работники морга оповестили нас об этом по телефону. Оставалось приехать самим и узнать подробности.

На этот раз трупы осматривать не пришлось. Нас пригласили в небольшой флигель, примыкающий к основному зданию со стороны двора, где располагалась лаборатория биохимического анализа.

Мы долго петляли по коридорам, прежде чем отыскали нужный нам кабинет с табличкой. На куске плотной бумаги шариковой ручкой было небрежно написано: «Лаборатория крови». В приемной молоденькая лаборантка предложила нам присесть и сказала, что сейчас вызовет главного эксперта.

Главным экспертом оказалась очень полная женщина. У нее было весьма экзотическое имя, больше подходящее какой-нибудь актрисе, нежели сотруднице городского морга:

— Офелия-ханум.

— А ханум — это отчество? — поинтересовалась я и тут же пожалела, что до сих пор не научилась держать за зубами свой чрезмерно длинный язык.

— Простите? — смутилась мадам главный эксперт.

— Просто отчество «ханум» звучит несколько необычно… — Я почувствовала, как настоящий «пожар» разгорается на моих щеках.

— Ханум — это принятое в Азербайджане обращение к женщинам, достигшим заслуживающего уважения возраста, — попытался разрешить возникшую неловкость Степанов. — Вообще, слово «ханум» переводится на русский язык как «тетя». Отчество в Азербайджане упоминается довольно-таки редко. В основном в сверхофициальных ситуациях. В бытовом же общении называется имя и добавляется какая-нибудь приставка, отвечающая социальному статусу данного лица. Например, «муаллим» или «муаллимэ», соответственно — учитель и учительница.

Мне ничего не оставалось, кроме как удивленно покачать головой:

— Учту на будущее.

Офелия-ханум раскрыла папку с результатами анализа крови Степановой.

— Героин она не употребляла, — уверенно заявила эксперт. — Этот наркотик сохраняется в крови в течение нескольких дней, мы же не обнаружили его следов, хотя доза, по всей видимости, была немалой. Скорее всего, это какой-нибудь синтетический препарат, из тех, что быстро разлагаются, но вред здоровью перед этим успевают нанести непоправимый.

— А можно предположить, что Елена Руслановна вовсе не была наркоманкой? — задала я вопрос, вдруг пришедший мне в голову.

Офелия-ханум улыбнулась:

— Не будьте такой наивной, девушка! Я изучила отчет патологоанатома. Все признаки налицо. Поверьте, мы сталкиваемся со случаями, подобными вашему, чуть ли не каждый день.

— Я так понимаю — препарат, погубивший мою жену, вам определить не удастся? — вмешался Дмитрий Анатольевич.

— Боюсь, что нет.

Офелия-ханум еще раз заглянула в отчет, составленный по результатам анализа крови, и спросила:

— Хм… Ваша жена страдала от ревматизма?

Степанов удивленно вскинул брови:

— Вроде нет. Она никогда об этом не говорила. А что?

— У нее в крови обнаружены вещества, образующиеся при разложении випраксина. Это мазь, применяемая при ревматизме. Всасывается через кожу.

— В ней содержатся наркотические компоненты? — уточнил Степанов.

Офелия-ханум тактично улыбнулась:

— Нет, випраксин, кроме как в лечебных целях, никак не используется.

— Быть может, подобные вещества образуются при разложении какого-нибудь наркотика в организме? — настаивал вдовец.

— Уверяю вас, к несчастью для наркоманов, эти вещества к «кайфу» никакого отношения не имеют.

— Или к счастью, — заметила я.

— Нет, девушка, — покачала головой Офелия-ханум, — счастье тут ни при чем. Наркоман все равно отыщет какой-нибудь наркотик, чего бы это ему ни стоило.

— Есть в отчете еще что-нибудь важное? — осведомился Степанов.

— Нет. Все, что написано, я вам пересказала.

Больше Офелия-ханум ничего полезного нам не смогла сообщить.

* * *

У Степанова не было причин задерживаться в Баку надолго. Остаток дня он посвятил оформлению свидетельства о смерти жены и связанных с этим бумаг, решению проблемы транспортировки тела покойной в Тарасов, а также деловым переговорам с компаньонами. Вид у Дмитрия Анатольевича был крайне подавленный. Он походил на собственную тень, на призрак, на зомби. Похоже, в нем что-то сломалось… Прежний Степанов исчез, а тот, кто ходит, двигается и говорит, — лишь призрак, не способный обрести покой.

Утром девятого июня мы возвращались в Тарасов. Я испытывала легкую досаду. Очень хотелось успеть осмотреть столицу Азербайджана, ознакомиться с его достопримечательностями, искупаться в море, купить сувениры тетушке, наконец! Все, что я увидела, — панорама пыльного бульвара за грязным гостиничным окном да столики с мертвецами в бакинском морге. Обидно…

А тут еще нелепые идеи Дмитрия Анатольевича о страшной мести!

— Я твердо намерен отыскать этого Капкана, — заявил он, когда мы дожидались своего рейса в аэропорту. — Возможно, тебе придется сопровождать меня по самым отвратным, пользующимся дурной славой уголкам Тарасова. Я могу положиться на тебя? Если ты не согласна, еще не поздно расторгнуть контракт.

— Это моя работа, — угрюмо отвечала я, — и к ней я готова всегда. Как «юный пионер».

— В таком случае, я не сомневаюсь, что у нас все получится! Мы сработаемся.