Шкурный интерес

Марина Серова

Когда у известного предпринимателя Степанова трагически погибла жена Елена, мирно отдыхавшая на бакинской даче одного из партнеров мужа, все говорило о том, что причиной несчастья стала передозировка наркотиков. Но профессиональному телохранителю Евгении Охотниковой удалось доказать, что это всего лишь умелая инсценировка – Елена вообще не была наркоманкой. Однако кому и зачем понадобилось убивать женщину, не принимавшую никакого участия в делах мужа? Может быть, истинной жертвой должен был стать сам Степанов? Чтобы выяснить это, стоит повнимательнее присмотреться к бакинским сотрудникам его фирмы. И тогда, возможно, Охотникова решит задачу, ответ на которую вначале казался таким очевидным и логичным…

Глава 2

Целиком погруженный в подготовку похорон Степанов все-таки нашел время и пообщался с генеральным директором строительной компании «Архос» Евгением Андреевичем Тучиным. Для начала Дмитрий Анатольевич связался с Тучиным по телефону. Тот выразил Степанову свои соболезнования и охотно согласился встретиться, предложив для этой цели собственную квартиру. Они договорились на два часа дня.

Как ни странно, Евгений Андреевич не стал выстраивать классический «новорусский» особняк неподалеку от Набережной, а предпочел жить в обычной хрущевке, рядом с проспектом Кирова. Правда, квартира его насчитывала пять огромных комнат, обставленных подобающим образом, соответствующим человеку его уровня.

Тучин проживал в этих хоромах со своей женой Елизаветой Федоровной, дочкой Машей, сыном Володей и телохранителем Сергеем. Последний показался мне смутно знакомым. Маше, как сообщил отец, недавно исполнилось тринадцать лет. Это была высокая худенькая девчушка с большими синими глазами — копия матери. Увидев нас, Маша очень застеснялась и убежала к себе в комнату. Володя, напротив, оказался чрезвычайно резвым семилетним мальчуганом, и во время беседы Степанова с Тучиным он без конца с дикими криками носился по комнате. Сергея описывать не стоит, он по внешнему виду мало чем отличался от большинства телохранителей деловых людей в современной России.

— Мои глубочайшие соболезнования, Дмитрий Анатольевич, — в который раз повторил Тучин, когда мы сели за стол.

Степанов слегка склонил голову. Елизавета Федоровна разлила по чашкам чай.

— Елена Руслановна была хорошим человеком, — продолжал Евгений Андреевич. — Сердце у нее было доброе. Таких людей теперь почти и не встретишь. Царствие ей небесное! — Тучин набожно перекрестился.

— Царствие ей небесное, — повторил Степанов и тоже осенил себя крестом.

Помолчали.

— Ты о чем-то хотел меня спросить, — первым завел разговор Тучин.

— Ты ведь наверняка слышал, как умерла моя жена? — задал вопрос Дмитрий Анатольевич.

— Как же не слышать? Весь город об этом только и судачит. Никогда бы не подумал…

— Вот и я не думал, а оно вот как обернулось! — Дмитрий Анатольевич развел руками. — Я хочу, Евгений Андреевич, отыскать тех людей, что мою жену в могилу вогнали. Расправиться с ними как с бешеными собаками!

Тучин нахмурился и проговорил:

— Это как же ты с ними расправишься? Уж не убийство ли ты задумал, Дмитрий Анатольевич?

— Не-ет, убивать я никого не стану. Не такой я человек, хотя, может, и надо было бы. Я их за решетку отправлю. Пусть баланду хлебают!

Евгений Андреевич кивнул:

— А я-то чем тебе могу помочь?

— Ты ведь рассказывал, что видел Елену на проспекте с известным барыгой, Капканом. Ты бы шепнул мне на ушко, как на этого Капкана выйти? Неоценимую услугу окажешь! А после сочтемся…

— Не в счетах дело, — промолвил Евгений Андреевич. — Я тебе почему о Капкане сказал? Чтобы предупредить. Чтобы ты за женой получше приглядывал. А вот на человека выводить… Не-ет, этим я не занимаюсь. Ты на зоне не сидел, Дмитрий Анатольевич, многих понятий не знаешь. Я бы и сам с удовольствием такого, как Капкан, сгноил, да только… под очень серьезными ребятами он ходит. Не понравится им это. А ребята авторитетные, «косяков» за ними сроду не водилось. Да что я тебе объясняю… Сложно это все. Ты меня правильно пойми, Дмитрий Анатольевич, я бы, может, с радостью тебе помог, да не в моих это силах. Ты уж как-нибудь сам попробуй. С наркоманами потолкуй, в доверие к ним вотрись. Они все Капкана знают. Ты на меня, Дмитрий Анатольевич, не серчай. Бывал бы там, где мне довелось, сам бы понял, в чем дело…

— Да я понимаю, — вздохнул Степанов. — Меня компаньон предупреждал. Это я так, для очистки совести. Нужно испробовать все варианты.

— Может, коньячку, Дмитрий Анатольевич? — внезапно предложил Тучин.

— Нет, Евгений Андреевич, благодарю. Дела в первую очередь. Не до коньячка.

Тучин пожал плечами. Стараясь следовать правилам хорошего тона, Дмитрий Анатольевич еще немного побеседовал с Тучиным на отвлеченные темы, в основном о бизнесе и об общих знакомых. Когда Степанов сказал, что ему пора, Евгений Андреевич повторил свои соболезнования, после чего мы попрощались.

Так подтвердились слова Чумакова — генеральный директор компании «Архос» нам не помог. Предстояло искать другие варианты.

— Мне необходимо подумать, — заявил Степанов по дороге домой. — Подумать, от чего можно оттолкнуться, и в соответствии с этим разработать план действий.

— Может, мне тоже что-нибудь придет в голову, — отозвалась я.

— Это было бы просто замечательно.

Похороны состоялись на следующее утро. Поскольку в мои обязанности входило сопровождение клиента везде и всюду, я тоже присутствовала. Это было впечатляющее зрелище.

Воскресенское кладбище запрудили иномарки. Среди желающих проститься с покойной были не только жители Тарасова, но и бизнесмены из Москвы, Питера, Уфы и других городов России. Прилетели и компаньоны Степанова из Баку. В глаза сразу бросился Чумаков, не забывший одарить меня своей «неотразимой» улыбкой. Стоит заметить, что многие из соболезнующих имели откровенно криминальную внешность.

На всех церемониях мне пришлось стоять в первых рядах, по правую руку от Дмитрия Анатольевича. Стояла невыносимая жара. Я тоскливо слушала монотонные напевы священника в черной сутане и, когда все начинали креститься, делала то же самое. Наконец гроб опустили в могилу, и по его покрытой черным лаком дубовой крышке отрывисто и резко, как бы подчеркивая необратимость случившегося, застучали комья земли. Я тоже отдала последнюю дань усопшей. Гостей оказалось так много, что еще до того, как к работе приступили могильщики, гроб уже был полностью укрыт покрывалом из плодородной кладбищенской почвы.

Когда там, где еще полчаса назад была глубокая, овальной формы яма, образовался аккуратный холмик, отличающийся от соседних более темным цветом и рыхлой структурой земли, на могилу стали укладывать венки. Их количество и размеры некоторых из них просто поражали.

Я уж думала, что не дождусь окончания церемонии, но все же такой момент настал, и провожающие начали расходиться. Мне еще предстояло побывать на пышных поминках в одном из престижнейших ресторанов Тарасова.

Во время поминок Степанов много пил и почти не закусывал, несмотря на то, что стол буквально трещал от яств. Но, казалось, алкоголь не оказывает на Дмитрия Анатольевича никакого воздействия. Глубокие складки ни на секунду не сходили с его высокого лба. Похоже, мой клиент о чем-то напряженно размышлял.

Во время поминок к Степанову подошел Мехман Абдулаевич Магерамов.

— Как дальше жить думаешь? — мрачно спросил он.

— Искать негодяев, у которых Елена приобретала наркотики.

— Верное дело. Я бы тебе помог, да только у меня проблемы вдруг наметились. Мне срочно надо выезжать в Грузию. Задержусь там дней на десять, а то и больше. Но потом обязательно тебя найду. Если ты к этому времени ничего не узнаешь, я лично приму участие в расследовании, задействую все свои связи — и старые, и новые. Елена должна быть отомщена. Такого человека жизни лишили! Я, как сын Кавказа, такого простить не могу! Да и ты, Дима, наверное, тоже.

— А ведь ты продолжал любить Елену вплоть до того момента, когда она умерла…

— Продолжал, — тяжело кивнул Магерамов.

— Лучше бы она с тобой была, Мехман, — горько вымолвил Дмитрий Анатольевич. — Может, тогда все было бы иначе…

— Ты эти штуки, Дима, брось! — мрачно сказал Магерамов. — Жаль, что я должен уезжать. Ты смотри, не раскисай без меня! — Магерамов положил руку Степанову на плечо. — Крепись, Дима, — попробовал он подбодрить друга.

Наконец все формальности были выполнены. Казалось, Степанов вздохнул с облегчением.

— Ну вот, — сказал он, когда мы вышли на улицу, — теперь я могу полностью отдаться делу поиска людей, загубивших Елену!

Я поняла, что месть виновникам смерти жены превратилась для Степанова в навязчивую идею. Он будет одержим ею денно и нощно и не успокоится, пока не доведет задуманное до конца.

— Извините, Дмитрий Анатольевич, за нескромный вопрос. Мехман Абдулаевич, как я поняла, любил вашу жену?

— Любил, — кивнул Степанов. — Еще как любил. Он чуть было не отбил ее у меня много лет назад. У них был очень красивый и страстный роман. Какое-то время мы с Мехманом даже считали друг друга врагами.

— Но в итоге Елена Руслановна предпочла вас.

— Да. Она объяснилась с Мехманом и попросила принять сделанный ею выбор с уважением. Мехман — очень благородный человек. Он не стал разубеждать Елену, а просто смирился.

— И вы с Мехманом Абдулаевичем, как я понимаю, стали в итоге друзьями…

— Да. Мехман оказался верным и преданным другом. И все эти годы мне было перед ним несколько неудобно, потому что я прекрасно понимал, какие чувства продолжает он испытывать по отношению к моей жене.

— Наверное, он тоже горит жаждой мести, — предположила я.

— Думаю, да. Идемте к машине, Евгения Максимовна. Нет смысла здесь больше задерживаться.

— Послушайте, — заговорила я по дороге к дому Степанова, — а ведь я знаю одного наркомана! Валерка Иваньков. Он вполне может вывести нас на след. Главное, обставить все так, чтобы не вызвать у него подозрений.

— И как это дело провернуть?

— Мы можем прикинуться, будто нам срочно требуются наркотики. А там видно будет. Может, Валерка подскажет адрес какого-нибудь барыги, если повезет — то и адрес самого Капкана.

— Даже если мы отыщем этого Капкана, каким образом отправить его за решетку? — поинтересовался мой клиент.

— Я размышляла на эту тему. Можно запечатлеть акт продажи наркотика на пленку. У меня как раз есть фотоаппарат, замаскированный под сигаретную пачку, специально для тайной съемки. Я получила его в подарок от одного доброго знакомого, с которым мне давным-давно пришлось служить в одном секретном подразделении. Быть может, пришла пора им воспользоваться?

— Хорошая идея. А почему бы нам не поехать к этому Валерке прямо сейчас? Хотя нет, первым делом нам нужно взять фотоаппарат, вряд ли он у вас с собой.

— Первым делом вам, Дмитрий Анатольевич, следует переодеться. Неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит, что солидный мужчина в деловом костюме, со стрелочками на брюках — наркоман? А потом уже заедем ко мне. Я тоже переоденусь и захвачу фотоаппарат. Кстати, машину придется оставить на порядочном расстоянии от дома Валерки.

— Я как-то не подумал обо всем этом, — вздохнул Степанов.

— У вас есть дома какие-нибудь выцветшие джинсы, потрепанная рубашка, словом, что-нибудь такое, что позволит Валерке принять вас за «своего»?

— Можно поискать.

— Вот и отлично! Тогда едем к вам.

* * *

Это случилось у самого дома Дмитрия Анатольевича. Я выбиралась из машины первой, и как раз в этот момент мой натренированный глаз уловил какое-то движение у дерева напротив.

— Оставайтесь в машине, Дмитрий Анатольевич! — крикнула я. — И пригнитесь пониже!

Я вынула из кобуры пистолет, разрешение на ношение которого не так давно продлила. Озираясь по сторонам, я начала медленно двигаться в сторону дерева. Казалось, на улице — ни души. Тихо шелестела листва. В квартале от нас протяжно мяукала кошка. Мой слух обострился до предела, но ничего подозрительного он уловить не смог. Я уже начала думать, что стала в последнее время излишне осторожной.

И тут за деревом что-то шевельнулось. Я замерла на месте. Алая вспышка словно прорвала дыру в ночной тьме, грохот выстрела развеял царившее на улице умиротворение. Я упала на землю и выстрелила в ответ. Со стороны дерева последовала еще одна вспышка, и я заметила чей-то высокий, сутулый силуэт. Человек со всех ног убегал прочь.

Через несколько секунд он скрылся из виду.

— Похоже, приходили по вашу душу, Дмитрий Анатольевич, — сообщила я, вернувшись к машине. — Мехман Абдулаевич прав, вам следует быть предельно осторожным. Кому-то срочно требуется отправить вас на тот свет.

— Совершенно не понимаю — что происходит? — произнес Степанов. — Чертовщина какая-то!

— Может, Дмитрий Анатольевич, у вас появились проблемы, не имеющие отношения к смерти жены? — поинтересовалась я.

— Может быть. Но сначала я должен расквитаться за Елену. А потом уже все остальное. Пока я не отомщу за смерть жены, собственная жизнь мне безразлична.

Степанов без конца твердил одно и то же. Это уже начинало меня раздражать.

— А может, все это взаимосвязано, — резонно заметила я. — Вы ведь не в курсе, какие дела и с кем имела в последнее время ваша жена? В конце-то концов, если вас убьют, мстить за Елену Руслановну будет некому. Вы подумали об этом?

Дмитрий Анатольевич почесал затылок со словами:

— Пожалуй, вы правы, Евгения Максимовна.

* * *

Дмитрия Анатольевича Степанова было не узнать. Теперь он походил на некую маргинальную личность, в прошлом ведущую полуинтеллигентный-полубогемный образ жизни, а ныне опустившуюся на самое дно российского общества. Мятые брюки, всклокоченные волосы… В общем, видок у него получился впечатляющий, дающий богатую пищу воображению. Я просто залюбовалась рубашечкой, которую собственноручно поваляла в пыли. Оставалось сменить гардероб и мне, а также вооружиться фотоаппаратом.

…Тетушка, напекшая две огромные тарелки пирожков с картофелем, только охала да ахала, наблюдая за мной, внезапно воспылавшей страстью к бомжовской моде.

— Ты хоть пирожков-то с собой возьми, Женечка! — почти умоляла она.

— Угу, — отвечала я, запихивая очередной пирожок в рот.

Дмитрий Анатольевич взирал на эту сцену, и впервые за последние дни его губы тронула легкая улыбка.

— Вы бы хоть объяснили, к чему весь этот маскарад! — сокрушалась тетушка, склонившись надо мной, занятой превращением почти новых джинсов в нечто драное и лохматое.

— Потом, тетушка, потом! Сейчас времени нет.

В лежавшей на диване дамской сумочке, которую я тоже хорошенько потрепала, покоился драгоценный фотоаппарат. Он был выполнен в виде пачки сигарет «Золотая Ява».

Если бы умудренный опытом человек взглянул на кружочек, образованный буквой «Я», от его глаз не укрылся бы стеклянный блеск объектива. Сенсорные участки на корпусе фотоаппарата позволяли сделать снимок одним легким прикосновением пальца. Потрясающая штучка!

Наконец я была полностью экипирована. Я сделала знак Степанову, и мы направились к выходу.

— А сувениры-то? Сувениры привезла? — закричала моя милая тетушка вдогонку.

Но ответа она так и не услышала — я к тому времени уже стояла в дверях.

— Извини, тетушка, я страшно спешу, мы с тобой еще обязательно поговорим! — бросила я на прощание и захлопнула дверь.

Лишь на улице я вспомнила, что забыла прихватить пирожки. Думаю, в тот момент никто бы не поверил, что парочка оборванцев подозрительного вида, бредущих по вечерней улице, — это известный тарасовский предприниматель и его телохранительница.

В ближайшем ларьке я купила настоящую пачку сигарет «Золотая Ява», чтобы создать у наркоманов и, возможно, впоследствии у наркоторговцев впечатление курильщицы, причем предпочитающей сигареты определенного сорта. Я очень надеялась, что присущая мне ловкость рук в нужный момент меня не подведет.

* * *

Валерку Иванькова я знала со школы. Он учился на несколько классов младше меня. Среди учителей бытовало мнение, что Валерка — вундеркинд. Иваньков состоял в школьном драмкружке, и о его артистических талантах ходили легенды. Ему пророчили карьеру звезды экрана и все прочее в этом роде. Отец Валерки погиб в автокатастрофе вскоре после того, как будущий наркоман появился на свет. Валерка остался целиком на попечении матери. С ней дружила моя тетушка, и мне не раз случалось оказываться у Иваньковых дома. В то время это был щупленький мальчик с вечно растрепанными волосами и с удивительно умными карими глазенками.

Когда Валерка пристрастился к наркотикам, точно никто не знал. По всей видимости, это случилось с ним на втором курсе учебы в Тарасовском государственном университете.

Именно тогда его успеваемость резко пошла на убыль. Хотя, возможно, объяснение этому — неожиданная смерть матери от рака легких. Мать Валеры очень много курила.

Как Валерка мне впоследствии рассказывал, началось все с обычной «безобидной травки». Уповая на ее «чудодейственные» свойства, будущий наркоман пытался обрести новые ощущения и уйти от серой, скучной и несправедливой объективной реальности. Потом Иваньков попробовал более тяжелые наркотики, потом еще более тяжелые, и так в конце концов добрался до героина. Надо заметить, что даже сейчас, когда Иваньков находился на последней стадии болезни, именуемой наркоманией, его метким пародиям на известных деятелей политики и поп-культуры позавидовал бы сам Максим Галкин. Короче говоря, обычная и вместе с тем чрезвычайно грустная история.

* * *

В Валеркином подъезде отчетливо пахло помойкой. Света не было.

Квартира Иванькова располагалась на девятом этаже, и добираться туда пришлось на кряхтящем, словно старый циррозник, лифте с загадочной надписью на одной из стен: «Теркин — лох!» Дмитрию Анатольевичу происходящее явно не нравилось, но воспринимал он это молча, только время от времени морщил нос.

Я позвонила в обитую истершимся дерматином дверь, имевшую весьма неэстетичный вид. Никто не откликнулся. Я позвонила еще раз, и спустя полминуты за дверью послышалась какая-то возня. Тут я вспомнила, что, пока не поздно, стоит кое о чем предупредить Степанова.

— Общаться нам придется на «ты», — шепнула я ему на ухо.

Степанов кивнул.

— Кто там? — раздался за дверью хриплый мужской голос.

— Это Женя Охотникова с другом! Помнишь такую?

В ответ хозяин квартиры что-то невнятно пробормотал, затем щелкнули замки.

Валера выглядел совсем плохо. Он походил на стремительно засыхающее дерево. Лицо его было бледным, под глазами мешки. На его губах блуждала рассеянная улыбка.

— Можно к тебе?

— Конечно!

Дом Валерки напоминал Зимний дворец после его захвата большевиками.

Мне, конечно, случалось видеть неприбранные квартиры, но с таким «погромом» я столкнулась в первый раз.

— Валера! — Иваньков протянул Дмитрию Анатольевичу руку.

— Дмитрий.

— Вы уж извините за беспорядок… — словно оправдывался Валерка. — Времени не хватает катастрофически! Не до чистоты.

Я хмыкнула.

— Чаю нет, — продолжал Валерка, провожая нас в комнату, вероятно, когда-то служившую гостиной. — Можете попить водички из крана. Еды тоже нет. Раскумар! — пояснил он.

Валерка смахнул с дивана на пол какие-то шмотки, книжки и мухобойку.

— Можете присаживаться!

Мы со Степановым последовали этому приглашению.

— Значит, водички никто не желает? — Иваньков никак не находил себе места. — А я вот, пожалуй, намахну стаканчик.

Валерка удалился и вернулся уже с граненым стаканом, наполненным мутноватой жидкостью, которую, очевидно, полагалось считать водой. Он устроился напротив дивана, на полу.

— А здесь можно курить? — осведомилась я.

Валера пожал плечами:

— Курите.

Я вынула из сумочки пачку «Золотой Явы» и закурила. По комнате поплыл сизый дымок.

— Это ж какими судьбами, Евгения? — обратился ко мне Валерка.

— Ты что, Иваньков, под кайфом? — вместо ответа задала вопрос я.

— А то! Я в сказочной стране! А вот ты что-то на себя не похожа. Прикид у тебя какой-то… У-у-у! Уж не присоединилась ли ты к нашему племени? К племени торчков?

От этих вопросов я даже вздрогнула. Ведь моей целью являлось повернуть мысли Валерки именно в этом направлении.

— До такого состояния, как у тебя, я все равно не дойду, — отозвалась я, стараясь намекнуть на появившуюся у меня заинтересованность в наркотических препаратах и не вызвать при этом подозрений.

Иваньков наживку проглотил:

— У-у-у! — покачал он головой. — Все понятно! Скажи-ка, Женечка, а до какого состояния ты уже дошла?

— Я не собираюсь говорить на эту тему.

— У-у-у! Все ясно! Уж не за раскумаром ли ты явилась, красна девица?

Я сделала вид, что смутилась, и заерзала на месте. Дмитрий Анатольевич все это время сидел, отрешенно уставившись в одну точку, застыв в одной позе, словно каменный истукан. Валерка оглядел нас и усмехнулся. Он истолковал наше поведение по-своему.

— У-у-у! Все становится на свои места! Так это ты с ним торчишь? — Валерка кивнул на Степанова.

— Ты, Валера, хам и грубиян! — делано возмутилась я.

— Ты под чем? — спросил Иваньков у Дмитрия Анатольевича.

Тот встрепенулся:

— А? Что вы сказали?

Иваньков рассмеялся.

— Во торчок! — озвучил он свое мнение по поводу Дмитрия Анатольевича. — Бороздит себе космические просторы на другом краю галактики, а потом понять пытается, что мы сказали! Расслабься, дружище! — Валерка тяжело опустил руку Степанову на плечо. — Я не святой отец, чтобы ко мне на «вы» обращаться! Ты, — Иваньков ткнул Степанову в грудь, — под чем, спрашиваю?

— Я трезвый, — растерянно молвил Дмитрий Анатольевич.

Валера вскинул брови:

— Да ну!

— Он трезвый, — подтвердила я. — И я трезвая. Просто у Димки, — я все же решилась назвать Степанова подобным образом, как тяжело мне это ни далось, — большие проблемы…

— Ломки, что ли? — недоверчиво покосился на Дмитрия Анатольевича Иваньков.

— Говорят тебе, проблемы, — огрызнулась я, — а ты все свое, ломки да раскумары!

Иваньков пожал плечами:

— Я же по вас вижу — торчать хотите и все тянете да тянете, никак к делу не приступите. Ну, выкладывайте, зачем пришли?

Я собралась духом и сказала:

— Нам бы наркоты достать…

— Лавэха есть? Героин могу толкнуть прямо сейчас.

— Как — сейчас?

— Ну, у меня есть своя заначка.

Такого поворота событий я не предусматривала. Мы надеялись выйти через Валеру на наркоторговцев, а он предлагает собственные услуги. Я лихорадочно соображала, что делать.

— Нет, Валера, героин нас не устраивает, — не терпящим возражений тоном заявила я.

— Как это — не устраивает?

— Вот так. Я же говорила, что до твоего состояния доходить не собираюсь. Нам бы кой-чего полегче…

— Анаши, что ли? С этим сложнее. Я марихуаной сейчас не увлекаюсь. Несерьезно как-то. Это с барыгами связываться надо. Геморрой, — он махнул рукой.

— А если мы очень-очень попросим? Самое замечательное — это если ты познакомишь нас с кем-нибудь из барыг лично.

Иваньков нахмурился:

— Проблематично…

— Я постоянно слышу — люди берут «дурь» у некоего Капкана, — сказала я, обращаясь как бы к самой себе. — Вот бы на него напрямую выйти!

— У Капкана только очень серьезные люди берут. Мне до них далеко. И цены у Капкана из области сюрреализма. Не пролетарский Капкан человек! Напрямую на него даже мне не выйти, — Валерка покачал головой.

— Да бог с ним, с Капканом! Ты пойми, Валерка, срочно «дурь» нужна! Неужели не поможешь?

— Трубу свою еще не проторчала? — ухмыльнулся он.

Я подумала, стоит ли показывать Валерке, что у меня есть мобильный телефон, но в итоге махнула на эту мелочь рукой:

— Нет, — я вынула телефон из сумки. — Нужен?

— Нужен. Сейчас со Стопором свяжемся. Сколько вам?

— В смысле?

— Анаши сколько? Пакет, два пакета, стакан?

— Спичечный коробок, — назвала я количество марихуаны, о котором имела хоть какое-то представление. Слова «пакет» и «стакан» мне ни о чем не говорили.

— Значит, пакет, — заключил Иваньков, взял последнее достижение бытовой радиотехники в руки и уверенно набрал номер. — Сообщение для абонента номер… — заговорил он в трубку. — Стопор… Вы записываете, девушка?.. Перезвони по… Номер! — шепотом, обращаясь ко мне.

Я продиктовала Валерке номер своего мобильного.

— Подпись: Иванек, — закончил Иваньков.

— Ну что? — спросила я, когда зеленоватый свет на табло телефона погас.

— Что-что? Ждать надо! Что! Только учтите, придется вам и мне отсыпать!

— Отсыпем, чего уж там.

Иваньков сбегал на кухню, принес еще стакан воды и нажал на кнопку «Воспр.» магнитофона «Электроника», изрядно покалеченного жизнью, без деки и без ручки. Из динамика зазвучал знакомый голос Сергея Шнурова: «Мы на кухне сидим и пьем, нам сейчас принесут ганджубас. Мы его с нетерпением ждем, и латинские ритмы пульсируют в на-а-ас…» Валерка пустился в какой-то расхлябанный пляс, отдаленно напоминающий танец, совершенно не попадая в такт музыке. Похоже, настроение у него было отличное.

— Сегодня пыхнем! — объявил он.

…Шло время, а Стопор все не звонил.

— Может, он вообще не получил нашего сообщения? — предположила я.

— Сразу видно, что новички! — расхаживая взад-вперед по комнате, с важным видом разглагольствовал Валера. — Запомните, Джа любит терпеливых!

— Кто такой Джа?

— Джа — бог той травы, с которой мы сегодня кайфанем, — объяснил он.

«Ну вот, — подумала я. — У них, оказывается, еще и своя мифология есть». Я никогда не представляла себя в роли человека, стремящегося приобрести наркотики, и сейчас все происходящее казалось мне нелепым сном, грозящим обернуться кошмаром. Голова шла кругом.

Наконец позвонил Стопор. Его разговор с Иваньковым был весьма лаконичен. Я не слышала речи наркоторговца, только ничего не значащие ответы Иванькова: «Нет»… «Один»… «Когда?»… «Будем».

Валера вернул мне телефон.

— Все в порядке! — сообщил он. — Через час стрелка. В Заводском. А пока можно расслабиться, послушать музыку.

… До встречи оставалось минут двадцать. Иваньков потребовал, чтобы я дала ему денег на такси.

Заводской район считается в Тарасове самым криминальным. Не каждый отважится разгуливать по его мрачным закоулкам, а уж тем более заглядывать во дворики после захода солнца. Однако именно этим Валера и заставил нас заниматься.

Мы опоздали на пять минут. На условленном месте никого не было.

— Может, он не стал дожидаться и ушел? — задала вопрос я.

Иваньков залился неестественным смехом.

— Не-ет! Барыги своего не упустят! Они всегда запаздывают. Чувствуют власть над чужими судьбами, собаки!

Я огляделась. Дворик не вызывал оптимистического настроения. Со стороны одного из подъездов слышались приглушенные пьяные голоса с характерными блатными интонациями. Метрах в двадцати от нас с восхитительной непринужденностью справлял нужду человек бомжевского вида. Еще откуда-то из-за густой завесы деревьев доносились пропитые и насыщенные матерной руганью голоса двух женщин. Я зябко поежилась.

Время шло, а наркоторговец все не появлялся. Терпение мое было на пределе, и я, чтобы хоть как-то усмирить все возрастающее нервное напряжение, начала притопывать на месте.

— Хотят ребятки торчать! Хотят! — продолжал делать свои выводы Иваньков.

В конце концов не выдержал Дмитрий Анатольевич:

— Ну где же этот Стопор?!

Валера приложил палец к губам.

— У-у-у! Что ж ты так нервничаешь, друг? Не стоит! Говорят тебе — накуришься сегодня, значит, накуришься!

Миновало еще пятнадцать минут. Степанов отозвал меня в сторонку.

— Еще немного, — сказал он, — и я пошлю этого Валеру вместе с его Стопором и анашой к чертям собачьим!

— Мне все равно. Моя функция — обеспечивать вам защиту. Поверьте, мне это безумие нужно куда меньше, чем вам, — буркнула я.

Мы вернулись к Иванькову. Не знаю, насколько бы еще хватило Дмитрия Анатольевича, но тут подошел Стопор в сопровождении двух ребят. Стопора я опознала только по приветствию Валеры:

— Что, Стопор, опять под кайфом?

— Угу! — Стопор скорчил довольную гримасу. Его слегка пошатывало.

Спутники Стопора обладали весьма колоритной внешностью: один весь в прыщах, другой очень худой, с резко очерченными высокими скулами.

Я закурила во второй раз за вечер.

— Вы тут пока потусуйтесь, — сказал Стопор, — а я попробую разузнать насчет «тем».

Стопор скрылся в глубине дворика.

— Косяк, — представился тот, что с прыщами.

— Вовчик, — представился скуластый.

— Ты под чем? — спросил Косяк у Степанова.

— Он трезвый, — пояснил Валерка. — Он всегда такой.

— А вы по скольку берете? — допытывался Косяк.

— Мы скромные, — отвечал Валерка. — Пакетик на всех.

— А мы с Вовчиком — стакан.

— А Косяк — это потому, что «косяки» курить любишь? — поинтересовалась я.

— Не-е, — отозвался Вовчик. — Это потому, что он человек «косячный». Ходит по городу и на всю улицу про наркоту орет. И все равно ему: мусора, не мусора. Своей головы не жалко, хоть бы чужие пожалел! Влипнем мы однажды с его благословения куда-нибудь! Да только что ему объяснять!

— Да, что мне объяснять! Я вообще не понимаю этого гонева! — говорил Косяк нарочито громко, почти кричал. — Хоть сейчас на проспекте встану и начну орать: «У меня в кармане „баян“ с герой!»

Мимо прошла пожилая женщина и бросила на нас обеспокоенный взгляд.

— Хочу — ширяюсь, хочу — не ширяюсь! — не на шутку разгулялась «демократическая» натура Косяка. — Кому какая разница!

— Ну что же ты так переживаешь? — попытался успокоить Косяка Иваньков. — Не стоит оно того! Нервные клетки не восстанавливаются!

— Да потому что, в натуре, кому какая разница! — не унимался Косяк.

Не знаю, как обстояло дело насчет физического здоровья этого типа, а вот психическое наркотики ему явно основательно подорвали.

— Если ты кому-то нужен, тебя и чистого заберут, подкинут в карман что-нибудь, — продолжал развивать свои идеи Косяк, не жалеющий чужие головы. — Так какого хрена тогда гнать! Знаете, какой облом недавно был? — произнес он неожиданно тихо, резко переключившись на другую тему.

— Какой? — задал вопрос Валерка.

— Сейчас расскажу.

Гневный рассказ Косяка показался мне откровенным бредом неизлечимого шизофреника:

— Скинулись толпой, короче. Звоним бабе Люсе. «Баба Люся, нам шесть банок! Капуста есть». Она: «Приезжайте завтра, все будет». Ну, мы, ясное дело, давай мечтать, кто в каких мирах и как отрываться будет. Приехали на другой день. А баба Люся: «Ой, ребятки, — мимика Косяка в те моменты, когда он цитировал бабу Люсю, очень впечатляла, — а я две банки продала! Четыре возьмете?» А нам четырех на толпу не хватит. Пришлось возвращаться с пустыми руками. Через пару дней мы с Вовчиком на двоих наскребли. Решили заторчать. Мечтаем, ясен перец. Звоним, а баба Люся нам: «Ой, ребятки, кончилось все! На той неделе будет!» Опять облом. А на следующей неделе у нас бабла не было. И, как назло, бабу Люсю на улице встречаю. А она: «Что ж вы, ребятки, не заходите? У меня ж двенадцать банок лежит!» Отсюда — мораль: не дели шкуру непроданного эфедрина!

— Это точно! — засмеялся Иваньков.

— Нельзя же так жить, — машинально пробормотала я.

— Так жить нужно! — снова завелся Косяк. — Во!

Он закатал рукава и гордо продемонстрировал «дорожки» на внутренней стороне предплечий.

Тем временем подошел Стопор.

— Борода! — сообщил он. — Несрост! Кончилось все!

— У-у-у… — протянул Иваньков.

Косяк со злостью сплюнул.

— Тьфу, черт, опять пьянствовать придется!

— Не хочу я пьянствовать, — жалобно захныкал Вовчик и замотал головой так отчаянно, словно агенты иностранной разведки требовали от него измены Родине в форме раскрытия важной государственной тайны. — Это ж потом от похмелья с утра маяться!

— А кто хочет?! — взбесился его приятель. — Я лично хочу торчать! Понимаешь, тор-чать! Но, поскольку другого выхода на сегодняшний день я не вижу… — конец тирады, как всегда, оказался у Косяка обескураживающе неожиданным: — А все дело в том, что алкоголь не изменяет сознания!

* * *

— Вы уж не обессудьте, мужики, — разводил руками Стопор.

— Так уж получилось… Бывает…

— Бывает, — согласился Валера.

— Ну так я пойду? — виновато спросил Стопор. — Дела, они на месте не стоят…

— Не стоят, — словно попугай повторил Иваньков.

— Иди, — кивнул Вовчик.

— Иди, иди! — закричал Косяк. — Еще раз подобная ботва повторится!..

— Иди, — присоединился к общему мнению Валерка.

— Вот всегда со Стопором так, — заметил Косяк, когда наркоторговец ушел. — В вечном ступоре! В следующий раз к Капкану обратимся. Оно, конечно, подороже, зато и надежней.

Мы со Степановым переглянулись.

— Капкан, он ведь, говорят, на совесть работает, — сделав задумчивый вид, молвила я.

— Несерьезно это все, — скептически выразил свое мнение Иваньков. — Не по-пролетарски.

— Решено, — сказал Вовчик. — Завтра звоним Капкану.

— А вы не могли бы нас с ним свести? А то нам срочно нужно… — осторожно осведомилась я.

— Нет, — покачал головой Косяк. — Капкан левых людей не любит.

— Что, совсем никак? — Я и не пыталась скрыть разочарование, которое ясно прозвучало в моем голосе.

— Совсем никак.

Косяк развернулся к Вовчику.

— Надо идти, — сказал он.

— Надо.

В этот момент краем глаза я заметила группу «бритых» молодых людей, бредущих в нашу сторону характерными походками, что называется, вперевалочку.

— Гоблины, — сделал вывод Косяк. — Докопаться хотят. Возможно, капусту снимать будут. Надо, короче, отсюда валить.

Тем временем «бритые» парни приблизились к нам на расстояние, которое не оставляло сомнений: с нами собираются серьезно поговорить. Их было семеро. Один из них неприятно хихикал.

— Закурить не найдется? — спросил, чрезмерно растягивая ударные гласные, самый высокий и плечистый из них. Я мысленно обозвала его «великаном».

— Не курим, — угрюмо ответил Косяк.

Я вынула из сумочки пачку, раскрыла ее и протянула «великану».

— У девушек брать не по понятиям, — отозвался тот.

Хихикающий «гоблин» развеселился еще больше.

— Слушайте, а что вы вообще в нашем районе делаете? — спросил самый маленький и щупленький из страдающих никотиновым голодом молодых людей.

— Друга навещали, — ответил за всех Валера.

Снова хихиканье. Типа, издающего эти звуки, я окрестила «весельчаком».

— Есть бабки? — осведомился самый страшный из «гоблинов», с угрожающей дьявольской ухмылкой на губах. Его мое сознание зафиксировало как «товарища с улыбкой Сатаны». — Пацану десяточку на лекарства. Болеет он, печенку посадил.

Вовчик с кислой миной на лице потянулся к карману.

— Держи.

— И все?! — «товарищ с улыбкой Сатаны» презрительно повертел в руках десятирублевую купюру. Тем не менее он от нее не отказался. — Мы про десятку, значит, для приличия сказали, а тебе с пацаном поделиться жалко? Падла!

Молодой человек, обеспокоенный здоровьем друга, выдвинул вперед кулак и тут же отвел его в сторону. Вовчик отпрянул. Хихиканье перешло в заливистый смех. Остальные вымогатели тоже расхохотались.

— Дай сотку!

— Нету сотки, — прохрипел Вовчик, и кулак на этот раз достиг цели. Удар пришелся Вовчику в живот, и он согнулся пополам.

Смех «весельчака» уже начал походить на лошадиное ржание.

— Вы кто, вообще, по жизни? — на этот раз заговорил, обращаясь к Дмитрию Анатольевичу, самый щупленький из подонков.

Это было уже слишком. Мое терпение лопнуло.

— А ты сам-то кто по жизни? — поинтересовалась я.

— Ты чего?! — рассвирепел «гоблин» и двинулся в мою сторону. — Дырка с мясом! Хочешь, чтобы тебя по кругу пустили?

— Мне просто интересно, кто ты по жизни, — повторила я.

— Я — правильный пацан! Я живу по понятиям! А ты — дырка с мясом!

— А пошел ты на!..

«Правильный пацан» на мгновение опешил, а потом замахнулся. Но его кулак описал лишь половину траектории и был перехвачен моей левой рукой. Я вывернула плечо почитателю понятий и швырнула бедолагу на землю. «Гоблины» на несколько секунд пришли в замешательство. Валерка воспользовался этим и пустился наутек.

«Гоблины» стряхнули с себя оцепенение и перешли в наступление. Боковое зрение, все это время неустанно несшее вахту, помогло мне оценить обстановку: «великан» метил мне в челюсть. Его «коллега» развернулся к Дмитрию Анатольевичу. Четверо оставшихся «гоблинов» смыкались вокруг Косяка и Вовчика. К тому же делал попытки подняться на ноги тот, кого я только что нокаутировала. Все это прошло через мой мозг, как через процессор компьютера, за доли секунды.

Я произвела прием, называемый в карате «вертушкой»: подпрыгнула и, распрямив ногу, нанесла удар сначала по голове вымогателя, намеревавшегося расправиться с Дмитрием Анатольевичем, а затем по голове «правильного пацана», метившего в меня. Оба повалились на землю. Оставшиеся типы явно растерялись, а это самая ужасная ошибка, какую только можно допустить в драке.

Я, как буря, ворвалась в круг, в центре которого топтались перепуганные Косяк с Вовчиком. Первого попавшегося мне под руку «гоблина» — «весельчака» — я наградила ударом «майо-гири» в живот. Второму достался «удар-молния», или «урокен», в нос. Теперь на меня наступал «товарищ с улыбкой Сатаны» в сопровождении приятеля. «Товарищ с улыбкой Сатаны» получил «маваши-гири» по своей выразительной челюсти. Раздался хруст, который ни с чем не спутаешь. Приятель его неуверенно попятился. Мое чуткое ухо уловило приближение противника с тыла. Кто-то из сраженных мной пришел в себя. Я сделала ложный выпад, словно собиралась нанести отступающему боковой удар, этот выпад в подходящий момент обратился в так называемый «удар льва» — ногой назад, и обернулась. Нападавшим оказался самый высокий и крепкий из «правильных пацанов». Не успев очнуться, он вновь оказался в бессознательном состоянии.

Надо отметить, что мои спутники тоже не теряли времени даром. Степанов нейтрализовал щуплого типчика, позволившего в отношении меня откровенно оскорбительные высказывания, а также добил «весельчака», который, видимо, рассчитывал отделаться ударом в живот. Косяк с Вовчиком отчаянно пинали ногами катающегося по асфальту «гоблина», который вначале пытался одолеть меня с братской помощью человека, улыбочкой походившего на Люцифера, а потом, когда тот свалился со сломанной челюстью, попробовал пойти на попятную. Косяк с Вовчиком проявляли звериную жестокость, упиваясь зрелищем чужой крови.

— Ну все! Хватит! — сказала я. — Сражение окончено!

— Получай, сука! — орал Косяк, в очередной раз занося ботинок над окровавленным лицом.

Я схватила его за плечи:

— Ну все! Финиш!

— Да я ему! — никак не успокоясь, повторял снова и снова Косяк, пока мы с Вовчиком оттаскивали его подальше от избитого. — Родная мама не узнает!

В этот момент к нам подбежал Иваньков.

— А я за вами со стороны наблюдал, — заявил он. — Как в кино! Честное слово!

Вид поверженных «гоблинов» был воистину жалок. Они корчились на земле и стонали. Моему клиенту больше ничто не угрожало. Я вздохнула с облегчением.

* * *

— А ты молодец, деваха! — восторженно отозвался Косяк о моих способностях, когда мы наконец вышли к автобусной остановке. — Они теперь надолго запомнят! Где ты этому научилась?

— Карате занималась несколько лет назад.

— Что же ты из спорта ушла, торчать начала? Да что там говорить… Ну, теперь я тебя, в натуре, уважаю. Тебе ведь совсем не досталось? Мне вот губу разбили.

— А у меня шишка на лбу будет, — откликнулся Вовчик.

— А Валерке сказать нечего, — усмехнулся Косяк. — Он как заяц в кустах отсиживался.

— Я искал наиболее рациональное решение проблемы, — поджав губы, попытался сказать хоть что-то в свое оправдание Иваньков.

— «Рациональное решение», — передразнил Вовчик. — Даже признаться, что струсил, не можешь! Вот отвага Женьки заслуживает воспевания в сказаниях и былинах!

— Шпана боевыми искусствами профессионально не владеет, — скромно ответила я. — Мне приходилось вступать в поединок и с более серьезными противниками.

— Ну, деваха, я теперь себя обязанным чувствую! — говорил Косяк. — Знаешь, я, пожалуй, сведу тебя с Капканом. Скажу, что ты — моя очень старая, проверенная и дорогая сердцу знакомая. Только это недешево встанет, как замечал наш сыкун Валерка. — Последние слова заставили Иванькова что-то гневно пробормотать. Косяк, не обращая на него внимания, продолжал: — Но зато качественно! Капкан — старая фирма, с орденами за особые заслуги. И еще — мы себе тоже отсыплем за услугу.

— У-у-у! — уныло протянул Валерка, моментально забыв о своих обидах. — Я на халяву накуриться хотел, а вы у меня эту халяву отбиваете? Придется тогда и мне отсыпать!

Я подумала, что в знак благодарности все трое могли бы быть менее жадными. Хотя мне, в принципе, было все равно.

— Завтра Капкан тебе продаст, — заверил Косяк.

— А как с тобой связаться?

— Я тебе свой домашний телефончик дам. Есть куда записать?

Я вынула из кармана записную книжку.

— Записная книжка для таких, как мы, — вещь незаменимая, — одобрительно склонил голову Вовчик.

Косяк продиктовал мне номер своего домашнего телефона.

— Завтра вечерком, часиков в пять, позвони, — сказал он.

Я кивнула, и в этот момент подъехал наш с Дмитрием Анатольевичем автобус.