Кого ты видишь? Я медиум. Книга первая

Марина Зилотина, 2023

Наши дни. Реальность скрывает духовный мир, где обитают сверхъестественные существа и пропадают медиумы – личности, раскрывшие аномальные способности и ставшие заложниками вечного конфликта Тьмы и Света.Лука Гордон – авторитарный бизнесмен, социопат и медиум. Сопротивляясь превращению в вампира, наполовину монстр, наполовину человек, он замуровал демона в себе, приспособился к раздвоению личности и за годы самоконтроля даже выстроил свою бизнес-империю.Юная Камилла Бриг отрицает мистику, но обладает необъяснимым магнетизмом для представителей демонического мира.Сталкиваясь с одержимым медиумом, она становится объектом его зависимости и преследования. Ее появление срывает с вампира все оковы, ломает тщательно продуманную жизнь и обостряет внутренний конфликт: монстр или человек?Справится ли Гордон с хищной натурой, когда узнает в своей жертве не только желанную добычу для демонов и их адептов?

Глава 8. «Избранник»

Топтаться на пороге смысла больше не было. Я призвала на помощь все самообладание и, убедившись, что не перепутаю последовательность слов в приветствии, вошла в дом. Кроме меня в гостиной были трое. И трое глупо себя чувствовали. Органичностью актеры не блистали. Участники придумывали оправдание своим позам, стараясь ликвидировать неловкий наигрыш.

— Милая! — мама бросилась через гостиную. На груди — комплект для самостоятельного моделирования из чайных роз вопросительного персикового цвета. Приветствие опущено. Представление друг другу упразднено.

«Значит, разговор уже не первый. Будут приучать к седлу необъезженную лошадь», — я фальшиво улыбнулась. За спиной мамы завозился Бриг:

— Детка, ты помнишь Ванюшу? — Вопрос отца застал врасплох.

— Да, Ванечку? Ванюшу? Помнишь? — В надежде на ошибочный диагноз амнезии дочери мама устремила на меня влажные глаза.

«Значит, Ванечка?» — я умиленно прослезилась, но обнаружила проблемы в реакции мыслительных процессов. В моих контактах ни «Ванечек», ни «Ванюшей» не было. Разочаровавшись в долгосрочной памяти, я решила пойти эмпирическим путем, посмотрела за ее плечо и… зажмурилась. Родители застыли. Претендент икнул, а Лика вдруг завыла. Сама виновница скандальной фуги мечтала только об одном — не удариться в истеричный хохот.

Смущенно улыбаясь, на меня смотрел вовсе не Ванюша, не Ванечка и даже не Иван. А Вантуз. Мальчишка, которого так окрестил дражайший отпрыск самих же Бригов. Долговязый, неуклюжий, косолапый слон-медведь, старше меня на восемь лет, никогда не поспевающий за нашими проделками драчун и редкий тугодум, увивавшийся за мной со времен песочницы. Он настолько нелепо выглядел с охапкой ядовито красных роз, которые на фоне его помятой копии военной формы походили на вязанку хвороста, что я покосилась на нашего флориста: «И как его цветочное послание истолковать? Мне — кричащий намек на интим. А маме — Мадам, я не забуду вас?!»

— О! Ванту… Ванечка, — принимая из рук обострившегося воздыхателя букет, мне не удалось произнести его имя без заминки. Дефект артикуляции заметили не все, а только я и обладатель столь двусмысленного прозвища. Ванюша растерялся и забыл о цели своего визита. Принимая во внимание самобытность гостя, родители упростили этикет до минимума.

— Ванечка здесь проездом. — Скудность маскировки их мотивов убедила — родители пребывают в возбуждении от перспектив. Я захватила пару виноградин с блюда и обратилась к герою вечера:

— Да как удачно — к ужину! — Своим гостеприимством я шокировала не только зардевшегося ухажера. Мама засуетилась и приступила к прямым обязанностям хозяйки. Отец дипломатично вызвался помочь. В радиусе десяти метров осталась только Лика. Руки были развязаны, парень перед носом в восторженной прострации, родители на кухне. Я сбросила маски. — Так, Ваня. Или как называть тебя теперь?

— Вантуз, — гость усмехнулся без тени ложного стеснения и поразил реакционной аргументацией. — Ты удивишь меня только в одном случае. Если согласишься выйти за меня… завтра!

Я не сомневалась, что смогу отстоять свой суверенитет. Но перспектива довести до открытой конфронтации трех соучастников, попирающих мою свободу, была не из приятных. Однако творческая натура отвлекла от планов контратаки, и я занялась художественным анализом колоритного юноши.

Его лицо заострилось, подчеркнув мужественные выбритые скулы. Из-под густых бровей сверкали ореховые глаза. Как южанин, Иван отличался ровным бронзовым загаром, и румянец, выдающий темперамент, только подчеркивал безупречность кожи. Густая копна вьющихся пшеничных волос, выгоревших на солнце, частично скрывала все те же знаменательные уши. Зато прошлая тучность переросла в медвежью «крупнокалиберность», теперь уже, упакованную в милитари.

«Все в образе конфедерата», — переключилась на его армейские штаны, гадая о содержании набитых, наглухо застегнутых карманов. Но мой оценивающий взгляд дезориентировал юношу. Он горделиво поправил «экстерьер»… Моя виноградина попросилась экстренно назад. Я сбежала в ванную.

В столовой был сервирован стол, расставлены приборы, закуски, фрукты, вино и свечи. Фоном звучал позитивный Штраус. Отец настраивал гитару, Вантуз басовито блеял с матушкой на кухне, а я стояла у окна и перебирала головки кровавых роз. Никакого отклика они не вызывали. Я не могла поймать ни аромата, ни атмосферы самого букета. Словно, он был чужой.

Незаметно поднялась к себе и устроилась напротив ирисов в холодной гамме. Закрыла глаза, вдохнула аромат. Снизошел покой. Ирисы отозвались хвоей, дельфиниум — бальзамическим древесным удом, а маргаритки — свежестью дождливой летней ночи. Вынесла плачевный диагноз: «Паросмия — извращение обоняния по типу обонятельных галлюцинаций. Верный признак — шизофрения».

— Девочка, за стол! — Снизу раздался мамин голос.

В дверях эркера появился бестактный Вантуз:

— Вот это стеклянная тюрьма! Аквариум. А так уютно. Пахнет красками.

— Вантуз, идем к столу. Не надо ни компромата, ни диффамаций, ни авансов.

— Чего? — У Ваньки вытянулось лицо. Я только чертыхнулась, вспомнив о приблизительном уровне IQ новоявленного жениха, и объяснила для пустоголовых:

— Идем. Ты лучше ешь и ничего не говори. Родители будут довольны.

Медведь с высоты своих практически двух метров окинул глазами комнату и вдруг понизил голос:

— Цветы?

— Цветы.

— Чьи?

— Мои.

— Не понял?

— Пойдем, медведь, они не съедобны.

Вантуз прищурился, но гостя к столу препроводила Ли. Да так любезно, что тот забился в угол и выразительно пыхтел. Я только искусала губы, подавляя хохот.

Семейство почтило вниманием большой овальный стол в просторной терракотовой столовой. Во главе стола — отец. Напротив — гость. Мама мечется между кухней и гостиной. Ли несет караул, орошая слюнями пол в метре от Ивана, а я — «бледной плесенью» в углу — продумываю тактику отречения от брака. За обильным ужином идет оживленная беседа. Родители выуживают малейшие детали о соседях, садах, вине, погоде, экспансии туристов, рыночной торговле, подводной охоте и новостройках в родном городе. Иван, уничтожая закуску и аперитивы, подробнейше посвящает Бригов в курс дел.

Когда семейство с жаром отдалось музыкальной паузе, я удалилась на крыльцо. Предлог был безобидный — Лику тошнило от Ивана. И чтобы не остаться без собаки, я выбрала миссию Красного Креста, пренебрегая подтанцовкой и бэк-вокалом. Пока Ли паслась у кустов, опомнился телефон. Но заводная мелодия сиртаки, доносившаяся из столовой, не позволяла абоненту сосредоточиться на диалоге. До меня доносился только рокот. Я была раздражена, поэтому случайный абонент удостоился холодного приема:

— Уважаемый, вы мимо цели. Настройте ваш прицел. Будьте здоровы.

Обнаружив картину — Бриги в одной связке с Княжиным, я обреченно констатировала — родители соскучились по дому, и срочно начала искать альтернативу таким застольям. Озарением сработал вопрос отца:

— Как охота? Батя твой нашел напарника?

Наши семьи с давних пор дружили. Мужчин объединяли две страсти: греко-римская борьба и подводная охота с гарпунами. Иван впал в другую крайность. Захлебываясь азартом, описывал отцу последние трофеи. Красное словцо громилы было сообразно его масштабам. Однако родителей гипербола нисколько не смущала. Мама украдкой промокала слезы. Когда высморкался отец в салфетку, я вмешалась:

— А когда же подавать «Каре»?

Мама опомнилась, «баян» умолк, отец пришел в себя, Ли получила огромную лепешку. Я отправилась на кухню за традиционным семейным блюдом.

— Каре ягненка в фундуке?! — Ваня обнаружил второе дыхание. Его влюбленные взгляды резко поменяли свой объект. — Да это же такой деликатес!

— Я помню, как ты его любил, — мама сияла, отец млел. Приступ тошноты накрыл уже не собаку, позеленела я. Ваня был параллелен ко всему, кроме ягненка:

— Да я его просто обожаю! И не только его. — Меня поставили в один ранг с едой, удостоив затуманенного взгляда. Нет, показалось. — Мм… А ваша мусака с баклажанами…

— Ох, Ваня… Побалую тебя на завтрак.

Ваня вряд ли слышал мамины анонсы, обгладывая четвертое баранье ребрышко. Бриг-старший тоже от него не отставал, а я посматривала на часы и ковырялась вилкой в греческом салате. В голове стучало: «На завтрак?! О, нет. Не переживу подобного матримониального экстрима».

На телефон пришло сообщение: «Мы должны поговорить!»

— Ты-то кто? — Источник не определился. Через пять минут пришло еще одно: «Выслушайте меня!» — тот же аноним. Я недоумевала. — Вантуз здесь. С набитым ртом. Проглотит, буду слушать, пока не начнет икать. Вот, кстати, уже «привет от сухомятки»…

Вантуз выразительно икнул. Мама поспешила со стаканом воды, папа протянул бокал вина. Мое участие исключили. Я удалила еще пару нервных требований и перевела телефон в режим «полета».

Время — девять. Закат завял, поднялся пыльный ветер. Иван жевать не перестал. Родители — в экстазе. Я — в трансе. Лика — рядом в сочувствующей позе.

— Ты наелся, мой хороший? Тогда идем. Мне надо выгулять собаку. — Иван подавился сырным пирогом и уставился на березового монстра, что вырос за моей спиной. Ласково перебирая звенья удавки на шее решительно настроенной собаки, я бессовестно испытывала гостя. — Иван, настаиваю. В лес. Там о многом можно вспомнить и поговорить.

— И незаметно избавиться от трупа. — отец спрятал в кулак усмешку, но дипломатично отвернулся от незадачливого кандидата.

— А здесь нельзя? — мама поджала губы. Лика получила последний кусочек пахлавы, который уничтожила на месте, не сводя глаз с лица бледнеющего жениха.

— Че далеко тащиться-то? Прикопать могла бы и на огороде. — Непосредственный участник и «посредственный умом», герой поправил ворот форменной рубахи, стряхнул крошки питы и вылез из-за стола с набитым животом.

— Ванюша, я — твоя! — я распахнула дверь и, сорвав рукоплескания у онемевших родителей, под млеющие взгляды увела несчастного от дома под руку.