Инвалидность души

Марина Александровна Уральская, 2023

Книга, сначала название которой просится "Дурка". Однако, книжка содержит забавные случаи и повествование об опыте выживания в Москве в конце девяностых годов прошлого века – в начале нынешнего. Честно, беспристрастно автор рассказывает о подлинном существовании в Москве и о жизни по ту сторону забора психиатрической больницы, заявляя, что так называемая "Дурка" на самом деле – не такое уж ужасное место.

Сказ о наболевшем или сказка о счастье, любви и дружбе по-московски

1998 год.

Не могу забыть, как сильно меня потрясло известие о насильственной смерти человека, инородность которого в этом мире я чувствовал. Я был занят поиском значительной (как мне тогда казалось) суммы денег для осуществления моих коммерческих проектов, когда друзья и близкие Сергея только начали привыкать к тому, что его больше нет.

В далекой юности я, Сергей и Димка удирали с последних уроков, чтобы поиграть в футбол, пачкали мелом школьные платья девочек, прятали, шутки ради, их сумки. К Восьмому марта воровали цветы на рынке. Родителей, бывало, обманывали, исправляя цену, начирканную незадачливой продавщицей на серой оберточной бумаге, в которой был завернут кусок Пошехонского сыра или Докторской колбасы. Таким образом можно было «заработать» от двадцати копеек до одного рубля (если постараться, конечно).

Отец мой сильно пил — он работал много… на грузовике… шофером. Иногда давал мне рублей пять на карманные расходы. Не помню, чтобы когда-нибудь брал деньги у матери… да у нее их и не было. Лет в четырнадцать я впервые ощутил себя самостоятельным. Мне помогли в этом абаканский проводник, в вагоне которого я разместил ящики с дешевой водкой, продавец в одном из только что открывшемся магазинчике в центре Красноярска и уверенность в своих силах. Позже я подключил к своему делу Серегу и Димку. В те времена мы были неразлучными друзьями. И, естественно, после армии, приехав в Москву, совсем незнакомую и чужую, встретить их мне было более, чем приятно. Признаться честно, настоящего чувства дружбы к Сергею я никогда не испытывал. Было в нем что-то такое, что отталкивало меня. Я уважал его силу, простоту, но никогда не понимал его дерзкой, бездумной самонадеянности. Наверное, мы были очень разные люди.

Вечером 10 апреля 199… года я поднялся на восьмой этаж и настойчиво позвонил в дверь, три раза постучал и еще раз позвонил: этот код придумал Серега, и он был известен всем его друзьям. Мне открыл незнакомый тип в очках и сером костюме. Он поведал мне о случившемся.

Черствое сердце не отзывается на трагические события учащенным сердцебиением. Черствое значит больное. В опустошенном жадной жизнью человеке чувства не вырываются наружу и не возникают спонтанно. Я был чудовищно равнодушен к случившемуся. Посетить могилу Сергея я отказался. По-настоящему меня волновало только то, что в ближайшее время желаемой суммы денег занять мне будет не у кого, а кредит в банке взять непросто.

Противно вспомнить, какой я был бездушный. Но боль пришла сейчас, одновременно с осознанием утраты. Я потерял его и вместе с ним частичку себя. Около месяца я сам не свой. Жизнь моя тускнеет, мрачнеет, темнеет. Я хожу в черных джинсах и черной рубашке. Отключаю телефон в любое время суток. Практически ни с кем не общаюсь. С наступлением темноты не включаю свет. Пару дней назад наконец-то затемнили мастера стекла на моей белой «девятке». Да вот кота черного приобрел — пусть будет моим талисманом.

Что-то не так у меня. Сегодня я понял — совесть мучает.

Свою вину перед близким другом я обязательно исправлю: напишу повесть в память о Сергее. Я должен это сделать, я уверен. Сегодня же приступаю к работе над сочинением. Никто не сможет мне помешать выполнить этот долг. А когда напишу, обязательно схожу на его могилу и в Сергиев Посад съезжу — за упокой записку передать.

Несерьезные у тебя с женщиной по имени Жизнь отношения были, поэтому Смерть супругой твоей стала, Сережа. Прости мою откровенность и не взыщи при встрече на небесах.

1. Две ночи.

В четвертом часу ночи машина с тульскими номерами неслась по направлению к Москве со скоростью двести, но водитель, казалось, не замечал этого. Он думал лишь о том, что ему несказанно весело и легко потому, что он сегодня впервые совершил Поступок. Он был уверен, что повторит это еще не один раз в своей жизни. Двадцать шесть лет, прожитые им до этой ночи, теперь казались ему бессмысленно проведенным временем. Он находился в экстазе от сознания собственной силы. Он смог сделать то, что не могут, по его мнению, другие, обычные люди. «Я стал выше их», — вырвалось непроизвольно откуда-то изнутри. Мысль эта пьянила и отрезвляла одновременно. «Похоже, я еду с закрытыми глазами», — с улыбкой произнес Сергей и начал искать место для парковки. Через пять минут красный «Порше» был замаскирован еловым молодняком, а дерзкий ездок, еще раз попрощавшись с безрадостным существованием и прозябанием, засыпал. Сон его был прерван кошмарным видением: его мать, истекающая кровью, умирает и шепчет что-то. «Мама, я здесь, не покидай нас», — не сдерживает рыданий Сергей. А в ответ: «Ты не мой сын; где мой Сережа?» Кошмар сменился кошачьим посланием по пейджинговой связи. Пришло следующее.

Дорогой хозяин! Сегодня не первое апреля, но именно в тот день я хотел все сказать тебе. И не мог. Мне было плохо: ослеп от света, который ты забыл погасить накануне. Я тут сижу на подоконнике, голодный и холодный, и все думаю о тебе. Глаза мои слезятся, и хвост свой я давно уже не держу пистолетом, так как он сильно облез… Это все потому, что ты, кажется, никогда не давал мне настоящего мяса и рыбы, а кормил меня чем-то похожим из коробочки с надписью «KITIKET», купленной тобой в супермаркете «Седьмой континент». Но даже суррогат из твоих рук мне приятен — ты же знаешь, как я к тебе привязан. Будь ты рядом, я бы прыгал от радости до потолка, носился бы на задних лапах (а если бы ты попросил, то и на передних) с тарелками в зубах. И пусть я переломал бы все ребра и свернул себе шею: я на все готов, лишь бы примоститься у тебя на коленях. И прекрати, пожалуйста, считать меня вшивым. Любой ветеринар подтвердит, что это не так. Я породистый, ласковый, благородный и довольно неглупый кот. Я ведь прекрасно понимаю, что тебе гораздо больше, чем меня хочется гладить нагримированных импозантных овец и овечек, разъезжающих за рулем шикарных автомобилей. Может быть, они хорошие, классные… но когда я представляю, как их морды касаются твоего лица (такого родного для меня) или, что ты теребишь их уши и гладишь во всяких приятных местах, мне хочется загрызть тебя, спина моя прогибается и я начинаю шипеть от злости и боли.

Мой милый хозяин, если я тебе вконец надоел, если ты хочешь, чтобы я больше никогда не терся о твои ноги и не покусывал, любя, твои руки, возьми меня за шкирку и выкинь из своей жизни или дай пинка посильнее, чтобы я отлетел подальше, и чтобы пропало желание приблизиться к тебе. Только не молчи (терпеть этого не могу) и не откладывай на завтра. Иначе я подумаю, что по-прежнему тебе нужен. Ты мой наркотик, моя валерьянка. Можешь смеяться, а я все еще жду тебя, сидя на подоконнике, никем не согретый и ужасно голодный. С любовью, твой кот. «Кто бы это мог быть?» — озадачился Серега. И тут он рассмеялся… «Котик, сладкая девочка, я бы с удовольствием примчался бы к тебе, будь я Володькой!» — сомнений не оставалось никаких — проверил номер пейджера, который держал в руках: сообщение пришло для абонента 26-027. Видимо, накануне в спортзале взял не свою игрушку, а Вовчика. «Наверняка, мои девки мне названивали», — пронеслось в голове у Сергея. Рассуждения моего друга были прерваны резким взмахом руки с черно-белой палочкой, крепко зажатой жадными пальцами. «Ваши документы!» — рявкнула детина в сером обмундировании. Гаишник оказался толковым — читать умел. Пришлось минут тридцать объяснять ему, почему на машине установлены номерные знаки У896РС71, а в ПТС записано У869РС71. Но ничего, отпустил… И взял недорого. «Этот хоть не обнаглевший», — подумал Серега. И тут ему почему-то вспомнился рассказ одной своей красноярской подружки. Светка ее звали.

Однажды поссорилась Светка со своим парнем ночью в центре Красноярска и убежала от него. Домой поехать не могла — сынишку своего с нянькой не хотела будить. Решила заявиться к подруге. Вышла на дорогу и стала голосовать. Остановилась машина ГАИ. Спросили, откуда, куда, почему и зачем. Объяснила. Те согласились подвезти ее (благо, было недалеко). Славные гаишники мудро предложили подождать Светку во дворе на случай, если подруги не окажется дома. Дверь никто не открыл, поэтому провела ту ночь Светка не в постели, а на заднем сидении белых «Жигулей» с синей полосой, откусывая куски хлеба, угощаясь крепким кофе и болтая с сотрудниками ГАИ.

Двое их было. Один, лет сорока, юрист по образованию, спокойный и рассудительный, грустно произнес: «Ночью на улице сплошной криминал». А второй, не проживший еще и четверти века, спросил: «А что, Свет, паспорт у тебя с собой? Если нет, отвезем тебя в отделение, чтобы личность твою устанавливали. Шучу я».

Нудная работа была у них в ту ночь. Сами сказали, что не любят, когда их на разметку засылают. Другое дело за кем-нибудь погоняться, а потом залихватски крикнуть: «Руки на капот!» Или крики потерпевших в мелких ДТП выслушивать. Гораздо веселее.

Однажды приехали на вызов (часа три прошло с того момента, как авария случилась), и один водитель на другого орет: «Я никогда правил не нарушаю, деньги своим горбом зарабатываю — я простой служащий банка! До перекрестка сто метров доехать не мог, чтоб развернуться, козел!» А для пущей убедительности в том, что правил он никогда не нарушает, когда приехали представители ГАИ, он незамедлительно (это спустя три часа-то) отсчитал пятнадцать здоровенных шагов и установил знак аварийной остановки. Смех, да и только.

Был конец апреля. Размокропогодилось. Машина с проблесковым маячком плелась впереди рабочих, освежавших прошлогоднюю разметку. Где-то в два нарушителя задержали: по полосе встречного движения ехал; остановили — оказалось, что заблудился от усталости. Мелкого барашка в бумажке взяли и отпустили. (О получении взятки Светка узнала, разумеется, только по выражению глаз своих новых знакомых). «Вот я понимаю, человек. Спокойно признал свою вину… А то порой на таких ребят нарвешься: матерятся, чуть ли не плюют в тебя…А мы тоже люди… У нас нервы есть…разозлиться можем. Ты не хами нам, и мы тебя поймем — как человек человека понимать должен», — философствовал Дмитрий Иванович. Андрей молча кивнул.

— А правда, что теперь водительское удостоверение легче купить, чем получить? — задала наивный вопрос Света. Головы повернулись и стали сантиметра на три ближе от Светкиного лица.

— Конечно нет. Кто тебе его продаст!

— Нет, я серьезно. Разговоры ходят. Дыма без огня не бывает, сами знаете. Минуту длилось молчание. Светик уже успела пожалеть о затеянном разговоре. Она всегда была человеком очень мягким, тактичным, всегда боялась сделать людям больно; и теперь не хотела никого обижать.

— А сколько ты хочешь дать? — тихо, будто пугаясь собственного голоса, спросил Дмитрий Иванович.

— Нисколько. Я только поинтересовалась. Вы ведь все-таки органы.

— Мы не органы. Мы власть, — обиженно ответил человек в форме.

Наступила неловкая пауза. Каждый думал о своем. Несмотря на то, что была уже глубокая ночь, Светику спать совсем не хотелось. Смотреть в окно на проползающие мимо мокрые, серые, холодные стены домов надоело. Света достала из сумки тетрадь с лекциями по логике (она уже училась на философском факультете Красноярского университета) и стала читать.

— Не порть зрение — пригодится, — отечески предостерег Дмитрий Иванович. Освещение действительно было плохое, и Света убрала тетрадку.

Разметку закончили.

Молодой гаишник (или «гибэдэдэшник» — кому как нравится) неожиданно резко повернулся к Светке и спросил: «Ты крови боишься?»

— Не могу сказать, потому что не знаю.

— И все-таки, Светлана, никак я не могу понять, почему твой парень не помчался за тобой этой ночью. Я бы на его месте тебя не отпустил ни за что. Ладно, поехали мы тебе кое-что покажем.

— Не надо!

— Да ты не бойся. Здесь недалеко.

Совсем скоро машина припарковалась у высокого парапета. Светку оставили посидеть в машине. Она почти уже задремала, когда над ухом прогремел звонкий насмешливый голос: «Вылезай». Подняв глаза, увидела черное дуло — на мгновение стало страшно. «Зачем?» — вяло спросила Светка. «Увидишь, пойдем», — ответили ей. Светик послушно двигалась по тропинке среди мокрых деревьев за человеком в форме. Метров пятьдесят — и неприятное зрелище заставило ведомую остановиться.

— Долетался, почти ничего от BMW не осталось. Смотри, сколько крови…Вчера вечером не стало человека — ножом его на этом месте пырнули. А машину разбил, когда от преследования своих дружков удирал. Пока, Свет, ничего не трогаем. Вот такая у нас работа. Привычно уже.

— Как можно к такому привыкнуть? В мирное время!

— Ко всему можно: и к вдыханию дорожной грязи и выхлопных газов, к простаиванию на тридцатиградусном морозе, к ругани, к отсутствию здоровой пищи, к ужасным дням после ночных дежурств. И к тому, что «скорая помощь» несется, чтобы помочь кому-то на свет появиться или чтобы кому-то жизнь спасти. Тоже привыкаешь. При-вы-ка-ешь.

— Грустно это все.

— Да, веселого мало, но все ж бывает. Пойдем обратно, что ли? Поди замерзла.

— Действительно прохладно.

— Сколько времени?

— Половина пятого, скоро и домой можно будет.

— Теперь поработать надо, — сказал Дмитрий Иванович и направил железного коня в центр города. Оживленная днем улица в этот ранний утренний час была пуста. Редко звук мотора нарушал тишину. И почти каждый водитель нарушал скоростной режим на радость, смешанную с печалью и злостью, новым знакомым Светы. Ведь для них постоять с радаром на дороге и выловить нарушителя значит Заработать.

Промчался мотоцикл. Ездоков было двое: парень и девушка.

— Дмитрий Иванович, помните на прошлой неделе…

— А что было на прошлой неделе? — поинтересовалась Светка. И двое спокойно поведали еще одну ночную историю.

… На вызов машина ГАИ не опоздала, но помочь пострадавшим уже не могли ни сотрудники ГИБДД, ни люди в белых халатах. Дьявольская двухколесная машина валялась на обочине. Три машины с включенными сиренами окружили место происшествия.

На асфальте валялись две человеческие ноги, рука и туловище, истекающее кровью. Еще одно тело, пару часов назад прекрасное и молодое, было бездыханно. Длинные светло-русые волосы были пропитаны кровью, все еще продолжающей течь из наводящей ужас своей мертвой красоты головы. Тело уложили на носилки и накрыли с головой белой простыней. Живое туловище этого не видело.

— Что с Леной?

–…

— Где Лена? Что с ней?

–…

— Скажите…по…по… пожалуйста… что с ней…

— Хорошо. Все хорошо. В больницу повезли.

— К… курь… курить…

Ему дали сигарету.

Без шлемов ездили, без номерных знаков, выпив водки перед дорогой. Народ живой, шутя, пугали — одним словом — САТАНЕЛИ… значит, смерти хотели. Ее и получили.

— Ой, сто двадцать летит! — ухмыльнулся Андрей. Нарушитель не остановился. Устроили погоню. Было более, чем весело: визг шин на повороте и то азартное настроение, которое бывает на охоте. Все же догнали. Вытащили парня из машины. Учинили допрос. Оказывается: на красный проскочил и думал, что его видели, потому и убегал. «А мы-то думали, что у тебя наркотики или оружие», — разочарованно промямлил Андрей. На всякий случай осмотрели салон и, не найдя ничего подозрительного, отпустили наглеца восвояси.

— Так удирал, будто машину только что угнал, — размышлял Дмитрий Иванович.

— Наверное, этот парень любит острые ощущения, — высказала свое мнение Светка.

— Наверное, мы тоже, — рассмеялся Андрей.

В семь часов утра няня обычно будила сынишку, а было уже полседьмого. Так что Светка, оставив телефон своим новым знакомым, поспешила домой. В голове и сердце на всю жизнь осталось: «Мы тоже люди, ты не хами нам».

2. Ну и характер у тебя, девчонка!

Серега остановил свой «Порше» на одной из центральных улиц Москвы напротив входа в ресторан. На соседнем здании весело бегала реклама: CASINO ФОКУС. И под ней постоянно горели розовые мелкие буковки с завитками: наша работа Вас изумит, добро пожаловать.

У гостеприимно распахнутой двери ресторана миловались девушка и парень бандитской наружности. Он нежно обнимал ее и гладил по голове, и вдруг заговорил. Чуть не плача.

— Юль, чего я сегодня делать буду! Впервые попал в такую идиотскую ситуацию — денег в кармане осталось всего двести баксов. Ух, зато как мы вчера оторвались в «Монте Кристо». Там подавали, слышь, Юлька, смотри сюда: вот таких (показывает руками) рыбешек с гарниром из винограда. Уж

там ты научишься различать вкусы… А ты, вообще, в ресторанах жрешь? Нет?! Ну, ты и деревня. Ох, я нашел такое место, слышь ты, Юлька, там готовят кашу, настоящую, английскую… отдельно подают поджаренный сахар и масло. Ю-уль, о чем задумалась? Да ты небось ничего не смыслишь в здоровой пище!

Юлька глупо улыбнулась толстобрюхему Диме и заглянула в его рыбьи глаза, одиноко торчащие на опухшем, измятом, прыщавом лице с синим шрамом на левой щеке.

— Димулечка, я что-то домой хочу.

— Лови такси и езжай — отдохни, радость моя! — участливо отозвался «Димулечка».

«Радость» так и сделала.

Таксист попался угрюмый. Разговаривать не хотел, да вдобавок слушал какое-то нудное радио. Юльке пришлось слушать стихи…

Юльке почему-то вдруг стало стыдно за свой паразитарный образ жизни, но лишь на короткое мгновение. После непродолжительной паузы заиграла музыка Эдварда Грига. Юленька задремала. Разбудил ее все тот же хриплый женский голос.

— Дорогие слушатели, недавно в Америке был обнаружен и вскрыт сейф знаменитой авантюристки начала этого десятилетия, Хэйди Флейс. Эта роковая женщина, сумевшая одурачить богему и деловые круги, заслужив безупречную репутацию благодаря деньгам и потеряв ее при разоблачении (скандал, как вы помните, прогремел на весь мир) умела, как выяснилось не только торговать «девочками» в Беверли-Хиллс, но и творить. Нам показались любопытными два стихотворения, написанный Хэйди в десять и пятнадцать лет. Они были застенографированы ею в аккуратной толстой тетрадочке, найденной в сейфе.

— Остановите, уважаемый, — намеренно растягивая слова, попросила Юленька. Она небрежно достала из кармана пятидесятидолларовую купюру и отдала ее водителю.

Поднимаясь к себе по лестнице (заботясь о своей фигуре, она никогда не пользовалась лифтом), Юля напевала свою любимую песенку — «Разговор в тиши».

— Нимфа, Нимфа, что за груди!

— Что так смотришь — не твои.

— Нимфа, Нимфа, свои груди

Мне в свой дар ты обрати.

-Вот уж нет. Скажи на милость…

— Нимфа, Нимфа, подари!

— Нет сказала. Что за наглость —

Лезть за даром. Ух, смотри!

— Нимфа, Нимфа, я завою.

— Водяной, ты глупый что ли?!

— Грудь сжимает мне от боли,

Я уже всю ночь ведь вою.

Приняв ванну с розовым маслом и сделав себе расслабляющий массаж, Юленька улеглась в постель. И стала сама с собой разговаривать.

— Придурок, купил себе пару месяцев назад сотовый телефон и теперь его отключает, чтобы никто не беспокоил. Мне сотовый и пейджер подарил… Запрещает их давать кому-либо. Хочет, чтоб только он мне звонил — беспощадный тиран! А я не удержалась… Звякнула на днях старой подруге, с которой со школьной скамьи не виделись и не созванивались: жизнь слишком разная была, и родители ее сильно меня не любили. Ну, так вот…звоню… Та, скотина, говорит, что ей некогда, так как она котлеты жарит… Я ей так спокойно номер сотового и пейджера оставляю и мило так ей: «Ну, беги жарить свои котлеты… будет время — позвони». Что бы вы подумали? Через пять минут звонок: «Дорогуся, я так соскучилась, давай встретимся». Наверняка, котлеты в тот день недожаренными получились… Эх, ну почему жизнь такая нехорошая… До Димы встречалась с Лёшей, у того все было: двухэтажная квартира, «Мерс», деньги, вкус… дома все в коврах… и статуэток разных штук сто… картин полно… Сразу понимаешь, духовность в человеке есть — у него все такое дорогое… А Любкин друг, пожалуй, тоже ничего. Накупил всякой вкуснятины в супермаркете «Гитлер-парк» нам на ужин на пятьсот долларов… Хороший такой, душевный… Повезло же свинье, этой Любке.

Ох, непонятно день или ночь, хочу ли я спать или нет. Состояние противное.

… В этот утренний час в одном домике на краю села в Ярославской области девяностолетний старик лежал на койке. У окна сидела его седая, беззубая жена. Она смотрела на спокойную гладь озера Неро и о чем-то тихо плакала.

— Настасья, скажи, сейчас день или ночь?

— Сейчас день настает, день.

Юля лежала на спине с закрытыми глазами и не могла уснуть. Назойливые мысли продолжали лезть в голову.

— Как же я на работу завтра пойду? Бухгалтерский труд нелегкий… Особенно, если по совместительству… Приходится порой оставаться допоздна… и делать, что скажут. Эх, жизнь моя славная, ну что мне делать с тобой? Еще эта драка… теперь синяк небось под коленочкой будет. Тоже, случилось же. Спокойно себе трапезовали в «Кафе-Довись», что где-то на Цветном бульваре, и тут лохушка со своим лохом появились, значит. Вот… Да… Ой… Димулечка мой на секундочку отошел, ну я и решила подойти познакомиться с этой парой — на приключения меня что ли потянуло — сама не пойму. Ах да, я хотела их сфотографировать… за деньги… потом их фотографии выслать по почте (делать мне больше нечего; они, смешные, поверили). Эта лохудра то ли выпила лишнего, то ли что… да приревновала меня к своему лошку. Отвела в сторонку… Да как налетит на меня с кулаками… Часы мне порвала, ненормальная. Так я их и не нашла. Красивые такие были, почти золотые, правда «Made in Thailand», но ничего, солидные. Они куда-то упали и пропали. Димулечка пришел… Я в панику, в слезы: «Где мои часы… мои «Картье». Он меня утешил: сказал, что подарит часы. Не «Картье», конечно, но уж точно что-нибудь стоящее. Вот теперь синяк под коленочкой… Тошно жить.

Помню, давно, еще в школе, классе во втором был случай. В конце урока зашел в класс дежурный по коридору и спросил: «Ребята, часы никто не потерял?» А ему тут же вопрос: «А какие?»

… Абонемент в солярий подорожал, а я «тонаком» не пользуюсь… Теперь буду ходить бледная, как полотно… даже неприлично. Тут к доктору ходила — горлышко заболело. Он мне: «На что жалуемся?» А я ему: «Да, вот, доктор, смеяться и улыбаться больно». Он хохотал, как сумасшедший. Успокоившись немного, сказал: «В наше время это не только Вам». А мне действительно больно уголки губ поднимать, а надо… И слово «черешня» хочешь или не хочешь, а произноси каждое утро… Работа, жизнь такая… «Главное улыбаться не переставай, а доллар мы как-нибудь нарисуем», — советуют хорошие люди.

Как же тошно от всех этих дел! Была бы хоть любовь на свете! Любви нет. Нет ее… и ничего нет.

Купила тут кожаные брюки, думала практично и красивая, аккуратная ходить буду… Походишь тут, как же… На работу можно ходить теперь только в валенках и бушлате, по возможности в сером. Теперь только дома в них (в брюках кожаных) хожу и сама «тащусь» от своего внешнего вида. Выглядеть красивым и счастливым сегодня опасно. Вот на днях заказал сосед по телефону продукты на дом. Через тридцать минут приехали.

— Пиццу заказывали?

— Да.

— Получите.

И не стало человека.

Блин, как же башка трещит от этих мыслей. Ходишь хорошая, без побрякушек, не в золоте и не в бархате с кружевной отделочкой, ходишь простая — так говорят, что ты «какая-то фу». Наденешь сногсшибательное нечто, так они, вы думаете, рады будут вас видеть? Нет, они на вас обозлятся… Они вас возненавидят. Нет любви на свете. Все жестокие… Ну как мне заснуть? А? Нет, правда, легче умереть. Уму непостижимо, что в стране творится. Только вот петь, смеяться, улыбаться и танцевать никак нельзя переставать… Никак… Надо уметь быть счастливым.

Скоро наступит новое тысячелетие. Завязка каждого столетия (начиная с XYII века) в России сопровождалось катаклизмами. Интересно, что теперь-то будет с нами? Хочется видеть происходящее как бы со стороны и утешить всех несправедливо обиженных, сказав им: «Не раскисайте, справимся. Страдания человека для общества и истории в целом — капля в море. Подумайте об этом… и может быть, вам станет легче. Мы выживем!»

Никому верить сейчас нельзя. Кругом одни волки. Если ты не будешь злым, ты не выживешь. Но если ты перестанешь быть человеком, то у тебя не будет права жить. Высшая сила накажет тебя тогда, когда ты меньше всего будешь ждать плохого.

Сколько раз меня обманывали — я был, пожалуй, слишком добрым. Я был неуклюжим в своем стремлении быть хорошим. Обманывали те, кому я больше всех доверял. Любимая женщина меня предала, но я продолжаю безумно любить ее. Я хочу быть с ней несмотря ни на что. Если бы мир мог понять, как я ее люблю. Это чувство глубокое, сильное — сильнее меня.

Когда-то и я был любим. Сейчас я это понимаю. Как жаль, что нас порою любят те, кого мы ненавидим… Ее признания в любви были мне противны. А вы бы поверили куртизанке, вчерашней уличной девке? Вот и я не поверил. А зря. Надо жить так, чтобы верить. Иначе потом будет мучительно больно.

… Помню сидели мы с ней в темной комнате на диване. Она, как пацаненок, коротко остриженная, была задумчива и не весела. Кто бы мог подумать, что проститутка может быть таким славным и добрым другом. Поверьте, она умела исповедовать. Мне было легко с ней. В тот вечер испугала она меня — я боялся после звонить ей: голова перестала слушаться меня. Сердце мое кричало: «Останься с ней, забудь про карьеру хотя бы на время… она женщина — она будет хорошей женой, хорошей матерью».

Мы смотрели телевизор. На экране молодые люди обменивались обручальными кольцами и целовались.

— Смотри, они решили создать семью. Интересно, зачем люди в церкви венчаются? Я думаю, чтобы бояться потом шаг в сторону сделать: перед богом в верности клянёшься, как бы.

Конец ознакомительного фрагмента.