Безупречная смерть. Детектив

Маргарита Макарова

Детектив – сценарий телесериала. Погони, убийства, покушения. Барселона, Германия, Африка, Париж становятся ареной для странных и неожиданных событий и встреч. Героиня, спасаясь от преследователей, проходит сквозь пирог разных социальных слоев. Русские банкиры, испанские аристократы с оргиями в Фигейросе, потомки русских эмигрантов первой волны, масоны, – все они причудливо вплетаются в сетку событий. Удивительная развязка никого не разочарует. Иллюстрации автора. Книга содержит нецензурную брань.

Потапенко

Осеннее утро на подмосковных дачах выдалось суетливым. С раннего утра на 72 км от Москвы, на повороте с Волоколамского шоссе на грунтовую дорогу дачного поселка «Красный Октябрь», стояли встречающие. Председатель и сторож дачного товарищества ждали оперативно-розыскную группу. Две полицейские машины лихо развернулись и затормозили, заметив энергичное махание встречающих. Из одной из них вышел низкорослый и худенький человек. Круглые очочки, в тонкой черной оправе, сползали ему на нос. Такие носили в свое время деятели партии и революции.

— Хорошо, что встретили. Ваши дачи ни на одной карте не отмечены. Только в легендах, — обратился он к встречающим, протягивая руку. — Следователь Потапенко. Сергей Леонидович.

— Олег — председатель правления.

Председатель, Олег Павлович, неохотно пожал руку молодому следователю.

— Я — сторож. Николай Васильевич. Сразу хочу сказать, ничего необычного не заметил, не участвовал, не принадлежу, не состоял.

Сторож стоял, пьяно пошатываясь, и даже не пытаясь дотянуться до руки следователя. В темном рваном пальто, в ушанке, он, казалось, давно забыл, что такое парикмахерская и бритва, а может, и не знал этого никогда. Неровные пряди седых волос, вернее их клочья, свисали из под ушанки на лоб и опухшие веки и щеки Василича. В руках он держал авоську. В ней недвусмысленно позвякивало стекло. На ногах у него были валенки с галошами. Рядом стояли две собаки — пушистая серая в пятнах Машка и такой же как хозяин грязный, весь в клочьях — Мишка. Собаки преданно терлись у ног Василича, недоверчиво и подозрительно косясь на милицейские машины.

— Ладно, Василич, тебя никто и не спрашивает. — Олег Павлович дотронулся до плеча старика и повернулся к следователю.

— Вам на «седьмую» линию, а потом снова повернуть налево. И вниз, к лесу, до поворота. Там вас Зоя ждет. Это она труп обнаружила.

Следователь улыбнулся. Он наклонился к окошку машины.

— Ребята, поезжайте, начинайте, я сейчас подойду.

— Тут ведь недалеко уже? — он поднял лицо и посмотрел на председателя.

Машины медленно тронулись с места, пытаясь объехать ухабы и впадины. Встречный «нисан» затормозил всю полицейскую кавалькаду. Дорога была слишком узкой в этом месте, и, чтобы разъехаться, выезжающей машине пришлось подать назад.

— Повезло вам сегодня, всю эту ночь дождик хлестал. Ваши коллеги с Истры тут все прокляли и быстренько отсюда смотались. А сегодня — тишь, да благодать, да солнце светит.

Председатель растеряно смотрел на работника полиции, не зная, что говорить и что делать.

— Давайте пройдемся, вы мне расскажете, что знаете об этой девушке. Ну, и проводите, заодно, до места.

Следователь достал сигареты и предложил собеседникам. Сторож, наконец, протянул руку и взял одну, сунув ее куда-то за ушанку. Председатель покачал головой.

— Не, я уже не курю. О смерти пора думать. Пожить охота.

Потапенко закурил. В одной руке у него был планшет, другой, с зажженной сигаретой, он недвусмысленно показал на дорогу, предлагая пройтись.

— Что это за дачи? Чьи они?

— Ну, это старые дачи. От завода. Военного. Лопатки мы делали, для ракетных двигателей. Да вы сами посмотрите. Почти все домики своими руками построены, ну, кроме нескольких новых, что построили в последнюю пару лет уже.

Мужчины вступали на территорию поселка. Старый, покосившийся забор из горбыля то тут, то там перемежался новым, сплошным. Кое-где дырки в заборе прикрывались приложенными к ним проржавевшими спинками от старых железных кроватей послевоенных времен, или каркасами раскладушек.

— Значит случайных людей здесь нет? Если кто-то продать, например, захочет?

— Нет. Все идет через завод. Не заводские тут только дети заводских. Бывает, что запущенный участок стоит много лет, заброшенный и заросший. Вот как этот.

Он махнул рукой и показал на еле-еле державшийся забор из тонкого посеревшего штакетника. Сам домик, синий, похожий на собачью будку, и по размеру чуть-чуть побольше, уже наклонился на бок, как будто пережил сильное азиатское землетрясение. Крохотное окошко было мутным и серым. Сквозь него едва-едва подавала знаки жизни шторка.

Они поравнялись с глухим дощатым забором. Сторож приотстал и, звякнув стеклом в авоське, достал бутылку «клинского». Поколдовав над ней минуту, он отбросил пробку и жадно хлебнул пива прямо из горла.

— А как вы все это хозяйство охраняете? Вышки? Собаки? Карабинеры? Колючая проволока, электрический ток? Яд кураре?

Василич поперхнулся пивом.

— Ну а как же, все как у людей, не сомневайтесь. Вот Машка, вот Мишка. И ружье у меня есть.

— Это единственные ворота, через которые можно въехать на территорию дачного поселка?

Потапенко кивнул на оставшиеся позади столбы, с прикрепленным к ним металлическим шлагбаумом.

— Въехать — да, — председатель закашлял. — Но войти можно через калитку в поле, через калитку с просеки — там другие дачи, более позднего времени.

Василич поднял бутылку и отхлебнул сразу несколько глотков.

— Нее…, там сейчас уже нельзя войти. Я там все эти калитки позапирал. Игорь там железные калитки поставил — ну я их и запер. Но войти сюда — нет проблем. Через лес, через дыры в заборе. Через сам забор. А вышка у нас одна — водонапорная, да и та на ладан дышит. Скоро без воды будем сидеть.

Центральная линия поселка пересекалась боковыми ответвлениями. Перпендикулярные линии дорог шли вверх, к полю, и вниз, к лесу. Они поравнялись с 7 линией. Около поворота был ссыпан песок. Председатель облегченно вздохнул. Он остановился и махнул рукой вниз, к лесу.

— Ну вот, вам сюда, на 7 линию. Там вам Зоя все расскажет. Она нашла труп.

— А родственникам сообщили?

Следователь никуда не торопился. Он остановился у поворота дороги и мягко улыбнулся.

— Да, Зоя звонила вчера ее сестре. Та сказала, что сегодня утром подъедет.

— Все же расскажите мне, кому принадлежит участок? Расскажите, что знаете об этой семье. И давайте уж пройдем к дому.

Сторож еще отхлебнул из бутылки. Все тронулись вдоль заборов. Собаки не отставали от хозяина и внимательно изучали канавы и кусты, время от времени задумчиво оглядываясь и с сомнением поглядывая на следователя.

— Ну, что сказать, — Олег Павлович вздохнул. — Тут все все друг о друге знают. Нанизывается все друг на друга. Кто как живет, у кого трусы посреди цеха упали, у кого дочку убили. Бабку-то их все знали. Она в литейном цехе работала. Она и взяла участок, позже всех правда. Ну, там долгая история с родственниками у нее была. Потом вот все умерли, остались только сестры. Внучки, то есть.

— Значит это их дача?

— Формально — нет. Формально — дача записана на бабку. Они не стали возиться с документами и переписывать участок на кого-то из живых. Мать-то у них умерла давно, лет пятнадцать назад. В автокатастрофе разбилась. Девок-то — бабка растила, одна. Хотя мать тоже одна была, так их родила от разных мужчин. В последний год, правда, ей повезло. Замуж вышла. Удачно так! Сразу с мужем и дочками в Париж укатили. Бабка-то так радовалась за них. И вот, поди, как обернулось. Там она и разбилась вместе с мужем. В Париже как раз какие-то волнения были что ли, так даже тела ее не привезли, говорили — сгорело. Девочки сиротами одни вернулись… Он вздохнул.

Они подошли к лесу. Под фонарем были большие металлические ворота, выкрашенные черной краской. Около них стояли две полицейские машины. Здесь их ждала Зоя. Она была в розовой, с переливом, куртке, синих спортивных штанах, что продают на рынках по сто рублей за штуку, и огромных резиновых сапогах. На куртке была зеленая заплатка.

— Зой, вот, привел… рассказывай… как и что, — обратился к ней председатель. — А я, если можно, пойду уж. Не лежит у меня сердце на трупы смотреть.

— Слабонервный что ль? — низким голосом хохотнула Зоя.

Она была с непокрытой головой. Рыжие волосы были гладко зачесаны назад и собраны в смешной, маленький, высокий хвостик. Обручем, приглаживающим тонкие волосы, служила косичка из искусственных волос. В ушах были классические сережки с синим камнем, то ли остатки былой роскоши, то ли ностальгия по ней.

— А мне какого было тут… целую ночь… рядом с трупом. А может и убийцей… Одной!

Она смотрела свысока, и это было легко Она была выше всех своих собеседников на голову.

— У тебя же собаки, — председатель обернулся, уже готовый убежать подальше отсюда.

— У нее тоже была собака, — Зоя сдвинула брови и сурово посмотрела на хлипкого следователя. Она замолчала.

— Да, я читал рапорт об обнаружении трупа. Собака-то нашлась?

Потапенко смущенно посмотрел на женщину снизу вверх.

— Нет. Убежала, как дверь открыли… навылась… бедняжка.

Председатель нервно и суетливо переминался с ноги на ногу, готовый дать старт в любую минуту.

— Ну, я пойду пожалуй? Если понадоблюсь я всегда тут. На 8 линии. Зоя покажет.

Он развернулся и, не дожидаясь ответа следователя, смешно перебирая ногами и гребя руками как веслами, засеменил вдоль линии вверх, к централке. Через минуту его пятнистая военная телогрейка охранника-рыболова скрылась в проулке.

Сторож и следователь тоскливо посмотрели ему вслед. Солнце припекало, ветра не было, был отличный день бабьего лета.

— Как вы обнаружили труп?

— Да, я уже рассказывала, когда звонила в милицию. — Зоя недовольно фыркнула. — Собака выла двое суток. Ну, думаю, что ж такое, собака воет, свет Анька не включает, сама не показывается, даже собаку не выпускает. Пошла в окно посмотрела, а там она с кровавым лицом на диване лежит, не откликается. Глаз, и тот, только один. Жуть какая.

— Вы заметили, когда она приехала? С кем она приехала?

— Ну, я слышала шум машины. Два дня назад это было. На такси она любит ездить, от Истры-то. До Истры, значит, на автобусе, она говорила, а потом, такси берет. Тьфу, никак не могу о ней в прошедшем времени сказать.

— Понятно, значит, вы не видели — одна она приехала, или с кем-то?

— Да нет, не видела. У меня ж теперь забор сплошной. Не видно мне было.

— А вообще, она часто сюда приезжала?

— В последнее время реже, а раньше-то каждую неделю прикатывала.

— А с кем она приезжала? Вы хоть кого-нибудь видели?

— Ну, видела. Чего же, она — девка молодая. И с подружками приезжала, и с парнями.

В этот момент из-за поворота центральной линии выехало такси. Машина с желтой шашечной шапкой медленно приближалась к полицейским.

— Это, наверное, Дашка едет. Приучила ее сестра ездить на такси.

Зоя показала на приближающуюся машину.

— У нас тут больше никто на такси не ездит. Кроме этих двух сестер. Только они.

— Почему так? Дорого что ль?

— Ну, у кого деньги есть, тот на машине давно, а у кого нет — то какое же такси-то?

Машина плавно затормозила прямо напротив того места, где стояли Потапенко и Зоя.

Задняя дверца отворилась, и из такси вышла совсем молодая девушка. Высокая, с тонкой костью, она была одета ярко и модно. Серые брюки, с еле видимой полоской, отлично облегали фигурку. Белая, теплая, стеганая жилетка была надета поверх черно-белой полосатой кофточки. Белые сапоги явно не предназначались для путешествия в деревню. Клетчатая охотничья шляпка с небольшими полями и серым страусиным пером, и такой же клетчатый шарф выделяли бы ее в любой толпе. На руках у нее были перчатки — черные, с белыми силуэтами скелетных костей на внешней стороне. Небрежность, с которой она носила все эти вещи, говорила о привычке так ходить и вызывать изумленные взгляды.

Лицо ее было заревано.

— Даш. Зря ты все-таки приехала, не надо тебе все это видеть. Иди-ка ты ко мне. Я тебе валерьянки налью, а хочешь, чего-нибудь покрепче?

Та молча подняла голову и посмотрела на Зою.

— Да уж, — пробормотал сторож и достал новую бутылку «клинского». Выпитую он аккуратно положил в авоську.

Потапенко подскочил к Дарье и дотронулся до локтя.

— Пойдемте, вам надо и опознать вашу сестру, и посмотреть, нет ли пропаж в доме. Пойдемте.

— Да куда ж ты молодую девку тащишь такие ужасы смотреть?! Вот, ****ь, ничего не соображает. Я тебе все опознаю. Я хоть видела уже, и то как не своя хожу, спать не могу. А вещи она потом посмотрит. Труп хоть увези.

Следователь недовольно оглянулся к Зое и сторожу.

— Пожалуйста, повторите свои показания моему оперу, я сейчас пришлю его. Он должен все записать. Если что-то еще вспомните, подойдите ко мне, или позвоните.

Он медленно зашагал к воротам. Оглянулся.

— А вы не уходите, — обратился он вдруг к сторожу. — Вы мне понадобитесь немного попозже. Обойдем тут места возможного проникновения.

Даша и следователь вошли в открытую железную калитку. Густой кустарник наполовину перекрыл проход. Огромные стебли злотого шара были аккуратно связаны бечевкой и стояли коричневым засохшим тростником. У самого входа, прямо за воротами, возвышалась заросшая травой куча песка. Тут же были навалены ветки на остатки кострища. Тропинка не была выложена ни плитками, ни засыпана гравием. Следователь и Дарья шли по мокрому размякшему грунту, утопая в воде. Участок был не ухожен. Тут не было красиво подстриженного газончика, цветущих осенних клумб и каменных экибано. Небольшой кусок вскопанной земли — видимо тут сидела картошка — и опавший, зацветший, не выкопанный лук — вот все, что говорило, что земля не заброшена.

Старые, заросшие серым лишаем яблони делали сад похожим на декорацию к фильму ужасов. На полностью голых деревьях то — тут, то — там висели забытые яблоки, или же это было все, что народилось. Слева от тропинки стоял полусгнивший деревянный остов маленького парника. На горизонтальной перекладине все еще болтались обрывки грязного полиэтилена. Чуть подальше, ближе к соседскому домику, прямо у большого куста красной смородины, на котором в полном составе висели засохшие ягоды, наклонилось пугало, вернее то, что от него осталось — пестрый халат и ведро, надетые на перекрестие.

Забор между соседскими участками частично обвалился, хотя и болтался местами серым самодельным штакетником на ржавых железных столбах. Вместо забора густой стеной стоял бурьян. По участку вокруг дома медленно и сосредоточенно ходили оперативники. Дверь была на распашку. Трупу не было холодно. Потапенко вошел вслед за Дашей. Она сразу же пошла в следующую дверь и застыла на пороге.

При дневном свете покойница выглядела еще более страшно и нереально. Часть лица была сметена, оставшаяся вся была залита кровью, уже потемневшей и засохшей. Остановившийся глаз был выпученным и мутным. Даша вскрикнула и отвернулась.

— Почему у нее глаз такой мутный? — испуганно пробормотал она.

— Открытые глаза высыхают через час после смерти, — спокойно произнес стоящий позади нее Потапенко. — Вы узнаете сестру?

— Да, да, — пойдемте отсюда. — Даша сделал шаг в сторону, назад, вон из этой комнаты.

— Еще один момент на сегодня. Давайте вместе обойдем дом, и вы внимательно посмотрите и проверите, не пропало ли чего.

Даша презрительно посмотрела на маленького следователя.

— Да что тут могло пропасть?! Тут нет даже телевизора!

— Ну хорошо. Может, что-то поменяло свои места, сдвинуто, лежит не в том порядке.

Даша, повинуясь, вошла в большую комнату.

— Да тут всегда был бардак, — прошептала она.

Большая комната была и правда большой. Тут стоял диван, большой полированный стол в углу, журнальный столик и несколько стульев. Поверх шоколадного линолеума лежал старенький ковер зеленовато бежевых тонов.

— А это что за древность? — Потапенко кивнул на стенку.

Там висело колесо, черное, местами проржавевшее, очевидно выпиленное от чего-то более целого.

— Это часть от швейной машинки прадеда. Антиквариат.

На диване грудой были свалены журналы и книги.

— А это что такое?

Потапенко подошел к журнальному столику. На нем стояли пустые пластиковые коробочки и два бокала.

— А это из-под салатов. Мы в Истре покупаем готовые, — Даша даже не посмотрела в сторону стола.

— Да нет же. Бокалы. Их два. С кем ваша сестра поехала на дачу два дня назад?

Даша посмотрела на бокалы и расплакалась.

— Я не знаю, она ничего мне не сказала. Тут все как было. Ничего не изменилось. Что вы от меня хотите?

— А это что?

Следователь указал на растерзанную игрушку на полу.

— Доберман. А где собака? — ее голос впервые оживился.

— Как так получилось, что собака не залаяла на чужого? — Потапенко и не собирался отвечать на вопросы.

— Не знаю я, не знаю!

Даша устало опустилась на диван.

— Давайте осмотрим тут все до конца, а потом оперативники вас отвезут домой. А погорим уже потом. Позже.

— Это комната Шевчука, — она махнула головой на дверь, обтянутую черным бархатом. Встала. — Это бывший муж Аньки. Он приезжает иногда. А нам что, мы не против.

Комната была особенной, холодной. Большое окно выходило на север. Огромный, когда-то обеденный стол опять же был завален книгами, вдоль стен были сооружены полки для книг и альбомов.

— Тут все равно никто спать не мог. Холодно.

Свободные участки стен были обклеены картинками из плейбоя вперемежку с классической живописью и иконами. Диван в углу явно использовался как плацдарм для лишних одеял и матрасов.

— И он спит тут? — в голосе Потапенко зазвучали сомнения.

— Редко. Обычно идет спать наверх, в мансарду.

— А что там у вас наверху?

— Там моя комната, в которой я сплю, и танцевальный класс. Анька очень любила танцевать перед зеркалами. Она там себе балетную комнату сделала.

— Что значит сделала?

Девушка медленно поднималась по крутой лестнице на второй этаж. Тут был маленький коридорчик с двумя дверями.

— Вот. Смотрите!

Стену, противоположную двери, занимало большое окно. Оно не было занавешено шторами или ставнями. Противоположные стены были зеркальными. В углу, на двух брусках держалось круглое древко от лопаты. По всей видимости, это был балетный станок. Тут же, с потолка свешивалась синяя боксерская груша. На полу, валялись красные боксерские перчатки. Они отлично сочетались с красным ковром.

— А это кто дубасит? Бывший муж?

— Мы все понемногу.

Следователь посмотрел на тонкую и хрупкую девичью фигурку и первый раз улыбнулся.

— Вот тут он спит, — она показала на квадратуру матраса, лежащего в углу комнаты и накрытого голубым покрывалом.

Даша прошла в глубь комнаты к окну. Сверху были видны два соседних участка и проход в лес.

— Дааа…, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, — следователь поправил очки.

— Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые — старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.

Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались, по меньшей мере, три кучи мусора, не считая то тут, то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван — вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.

— У вас всегда все так было запущено? И кто занимался вообще участком?

— Шевчук весной копал. Немного. Картошку сажал. Чеснок и лук зеленый. Как бабушка умерла пять лет назад, так все и накрылось, и клубника, и вообще.

— А участок чей?

— Ничей. Земля и вода принадлежат только небу.

Даша отвернулась от окна и посмотрела на молодого, невысокого и хлипкого следователя. Он разглядывал качающиеся верхушки сосен.

— Да ну?!!! Поэтому люди и убивают друг друга за все это? Может вы не знаете истории?

— А вы знаете! — она фыркнула. — Настоящей истории не знает никто. Как можно знать настоящие причины того, что было тысячи лет назад?

— Я закончил юридический факультет МГУ. Мы изучали.

— А моя сестра просто разговаривала. И знает пять языков как русский.

— Хорошо, давайте закончим осмотр дома. Кстати, меня зовут Сергей Леонидович.

Сергей Леонидович отвернулся, наконец, от окна и пошел в соседнюю комнату. Дашина комната была чуть-чуть меньше танцевального зала и темнее. Тут было совсем пусто. Матрас на ножках с грудой одеял, кресло-качалка, и кресло-кровать. Все тут было в беспорядке. На креслах валялись вещи, брюки и куртки. Книги и журналы были не только на тумбочке, но и на полу. Смешные фигурки из киндер-сюрпризов попадались прямо под ногами, хотя место им было отведено на подоконнике. Лишь большие репродукции картин Дали вносили ноту порядка и органности в детский кавардак.

— А чашка чья? Это вы пили чай? — Потапенко показал на опрокинутую чашку на тумбе.

— Да не знаю я! Я ничего не знаю, — Дарья заплакала.

— Ну, хорошо. Хорошо, успокойтесь. Я это и без вас выясню. Идите к машинам, вас отвезут домой.

— Ну что тут, ребята? Хоть что-нибудь можно сказать? — Потапенко нацелил свои очки на место возлежания трупа.

У постели колдовал серенький, невзрачный, пухленький и маленький мужичонка. Он обернулся и перестал суетиться.

— Выстрел в упор. Мгновенная смерть, точнее смогу сказать как всегда, после вскрытия.

— По-моему, — следователь поправил очки, — самое главное тут вскрыто.

— Торопыга ты, очкарик, торопыга…

— А что, Николаевич, а может быть это самоубийство? — Потапенко плюхнулся в кресло у входа. Может мы просто записку не там ищем? Может дома есть записка?

Николаич захихикал старой шутке.

— Ну да. Ну да. Голова лежала на записке. Тело отсутствовало. А если ты серьезно, то оружия-то нет.

— Да, мало ли, унес кто угодно. Тут проходной двор какой-то, свалка, мусорка, помойка какая-то. Ходи и бери что хочешь!

— Да нет же, смотри, на столике перед зеркалом, чашка чая. Печенье лежит. Вазочка с медом. Ну кто будет гурманичать и пить чай с медом, чтоб потом разнести себе пол черепа, или собеседнику.

— Николаич, ты только глянь, — Потапенко рассматривал фотографии над креслом, — В комнате молодой девки фотки какие-то военного времени, а внизу, ты посмотри, нет, ты только посмотри, откуда это? Глянь, тут на фотке человек тысяча, и все голые. А тут рокерша какая-то, вряд ли наша.

Николаич подошел к креслу и нагнулся, чтобы получше рассмотреть.

— Дурак ты, Потапенко, во-первых, это не фотография, — он отогнул карточку от стены. — Вот смотри, это художественное фото — видишь? — Женевская галерея. Может она была там на выставке этого фотографа. Девка-то — художница. А во-вторых — если бы ты хоть немного умел строить временную цепочку, а не думал бы о… Бабка-то — старая была! Небось, это ее фотографии.

— Зато девки — молодые! Бабка умерла. А они сюда компании возили. А с кем, скажи, она тут коньяк пила? Тоже с ветераном войны?

Николаич выпрямился. Он посмотрел вверх. Над дверью висели денежные купюры кануна революции 1905 года.

— Вот, посмотри, это подлинные деньги. Наверняка из музея какого-нибудь. Старинные.

— Еще скажи ее из-за этих монеток убили, тоже старинные. Сантимы и еще что-то, песеты, кажется. — Петренко ткнул пальцем в обклеенный монетками голубой бархат.

Потапенко встал и сделал шаг к дивану.

— Не похоже, что рядом кто-то спал. Что скажешь? Она прямо посредине кровати лежит. Да и подушки все у нее под головой. Тело двигали?

Николаич застыл рядом и промолчал.

— Это получается, — Потапенко продолжил свои рассуждения. — Что кто-то вошел в дом, открыл дверь своим ключом, подошел тихо к ней пока она спала, и в упор выстрелил. Даже собака не гавкнула.

— Либо он приехал с ней, выпил коньяка, может даже усыпил ее, и пристрелил среди ночи. Спокойненько ушел и дверь закрыл. И опять собака не гавкнула.

Потапенко распирало. Он вышел в коридор и обернулся.

— В любом случае, это был знакомый человек! Которого знала собака!

Следователь вошел в большую комнату и застыл у стола. Николаич последовал за ним.

— Второй бокал — чистый. Видишь?

— Тогда она ждала кого-то. И поставила бокал. И собака его не растерзала.

— Ты лучше сюда посмотри, — Николаич был уже у окна. Он нагнулся и выдвинул из-под стола вместительный таз. Половину ёмкости занимал сухой корм для собак.

— Ну и что? Корм для добермана. Собака же была.

— Дело в том, что в мусорном пакете у входа, мы нашли три больших упаковки собачьего сухого корма. Все пустые. И посмотри, тут, — он показал под тазом. — Видишь? Ровный ободок пересыпанного корма. Значит, весь этот огромный таз до верху насыпали кормом.

— Так, погоди-ка, погоди-ка. Значит это не доберман слопал полголовы, — Потапенко засмеялся и присел перед столом. — Это же подтверждает как раз то, что я говорю. Убийца был знакомым. Пришел вместе, либо сам открыл дверь. Он не просто не испугал собаку, он ее прекрасно знал, и даже насыпал корма! Это либо сестренка — паинька, либо бывший муж, кто еще так мог заботиться о псе?

— Ну, интерпретация и объяснение фактов — твое дело. Мое дело — их найти.

Потапенко хмыкнул. Он встал и пошел к выходу.

— А что снаружи? — оглянулся он.

— Да полный погром, — Николаич остановился перед лестницей, ведущей наверх. — Столько натоптано, да еще после дождя.

— Пахать, крестьяне!

Потапенко хлопнул дверью дачи и бодрым шагом направился к железной калитке.

За воротами его ждала Зоя и сторож. Они тихо о чем-то говорили, сторож то и дело прикладывался к бутылке. Зоя не стала дожидаться, когда следователь подойдет ближе.

— Чего ж вы девку молодую потащили на изуродованный труп-то смотреть? — заорала она, как только его увидела. — Как она сегодня там одна-то дома будет?

— А какие у них отношения были? У сестер-то? Может она ее пристрелила?

Зоя даже покраснела от этих слов. Веснушки ярко выступили у нее на лице.

— Тьфу, даже говорить с тобой не хочу. Татарин. Ты девку что ль не видел? Кого она убить-то могла?

— Ну, дружка попросила убить. Как это обычно бывает.

Сторож опрокинул бутылку и вылил последние капельки себе в рот. Он бережно открыл авоську и аккуратно, чтоб не звякнуло, положил туда пустую бутылку, достал следующую.

— Да сколько же у вас там пива?! — Потапенко взял Высилича за руку. — Остановитесь. Нужно все-таки поговорить.

— Господин начальник, так разве пиво помешает? Было бы дело, а пиво правды не скроет, — Василич отхлебнул из горла и качнулся.

— Да, со сторожем вам и правда повезло. Здесь и мышка не проскочит.

— А ты что расхорохорился-то? — Зоя звонила явно не по чинам. — Знаешь анекдот такой есть об орле, к которому на плечо воробушек сел. Оглядывается наш орел, а тот косячок забивает и говорит — ну, что уставился?! За дорогой следи!

Следователь улыбнулся.

— Скажите мне, милые воробьи, из леса смог бы кто-то пробраться незаметно в этот дом?

Василич вдруг поднял руку с бутылкой и замычал.

— Он хочет сказать, — перевела мычание сторожа Зоя, — что со стороны шоссе, от просеки трудно мимо Игоря проскочить. Видите, двухэтажный дом? Там Игорь постоянно обитает. Он в лесу сейчас канаву прокапывает. Да там и пройти сейчас невозможно. Болото. А тропинку Игорь уничтожил: обрушил в свою канаву.

— А эта дорога куда ведет?

Следователь показал рукой на продолжение 7-й линии.

— Ведь это не к центральной линии она возвращается? Или она идет вокруг всего поселка?

— Нет, тут тупик, — внезапно заговорил Василич. — Тут как раз все открыто, и дорога выходит прямиком в лес без всякой калитки, или замка.

— И не живет никто в это время?

— Только наездами по выходным, — Зоя сменила гнев на милость.

— Ну что ж, пройдусь-ка я тут. Посмотрю что там.

Потапенко посмотрел на свои промокшие ботинки, ничего не прибавил и пошел по лужам. Собаки сторожа — Машка и Мишка грустно посмотрели ему вслед.

Дачи шли по обе стороны линии. Они располагались не ровно в линию, а хаотично, по внезапному импульсу владельцев, не считаясь ни со здравым смыслом, ни с желаниями соседей. По всей вероятности, застройка шла по принципу — кто первый построил. Тут были и новоделы. Один бревенчатый, покрашенный в черный цвет, с узорчатыми купеческими решетками на узких окошках, второй — небольшой, но красного кирпича, за почти кремлевской, тоже кирпичной, сплошной изгородью. Везде было пусто, тихо и мокро. Остатки листвы сыпались под ноги. Вот и последний домик. Дорога выходила в лес, трансформируясь в тропинку.

Самый крайний домик был явно осиротевшим и потерявшим хозяев. За натянутой сеткой стоял маленький обшарпанный сарай. Когда-то он был ядовито-синего цвета. Но сейчас стал почти серым, и только с подветренной стороны краска сохраняла свою ядовитость. Две двери рядом, одна из них была распахнута, и рваная грязная ветошь свисала наружу, прикрывая содержимое дома.

Потапенко обошел забор. Хоть и покосившийся, он был целый, и обе калитки были на замке. От леса, в глубь участка, шла небольшая примятость. Следователь потрогал замок, и он остался у него в руке. Ступая как можно осторожнее, он двинулся к дому. На тропинке, у самого порога валялось надкушенное яблоко. Он дернул закрытую дверь. Она даже не дрогнула. Тогда он поднял занавеску и заглянул в соседнюю половину сарая. У окна стояло раздолбанное кресло. На подоконнике лежала груда свежих окурков.

Вдруг раздался резкий звонок. Потапенко вздрогнул. Оглянулся. Звук шел от кучи прогрызенных мышами самодельных одеял, сваленных на железной кровати в углу халупы. Потапенко сдернул несколько тряпок. Под кучей ветоши на боку лежал мужчина. Небритый подбородок и грязная одежда умоляли о ванне и горячей воде. Сметенная черепушка и кровавое месиво вместо верхней части головы сожалели об упущенных возможностях помыться.

В кармане его драной рубашки пищал и посверкивал мобильный телефон. Следователь аккуратно салфеткой извлек вибрирующую технику на свет. На табло высвечивалась неопределенность номера. Он приложил телефон к уху.

— Алло.

— Кто это говорит? — раздался женский голос. — Вы кто такой?

— А кому вы звоните? — Потапенко поправил сползшие очки.

В ответ в трубке все стихло.

— Дурак, — раздался истеричный женский голос, и механические гудки оповестили об отбое.

— Весело, — пробормотал следователь и вышел из сарая.