Как до Жирафа 2. Сафари на невесту

Маргарита Ардо, 2019

Жизнь меняется. Иногда к лучшему. Я была одинока, теперь у меня красивый жених. Я была сиротой, и вдруг нашлась семья моего отца. Впереди отпуск, знакомство, выбор подвенечного платья и подготовка к свадьбе. Разве это не прекрасно? Прекрасно, волнительно, радостно! До тех пор, пока в процесс не вмешивается бизнес, наследство, поклонники, приверженцы традиций и прочие недоброжелатели…

8

Бабушка ушла раздавать распоряжения, и я осталась одна. Мне невероятно захотелось поговорить с Андрюшей, поделиться и сказать, что я отчаянно скучаю. Ведь несмотря на внимание новых знакомых и родственников, похвалы, приветствия, угощения, песни, мне не хватало именно его! В моей груди образовалась дыра, хоть я и улыбалась. Вот что значит воспитанность, привычка держать лицо, а под ним скрывать всё в себе, как приучила меня другая моя бабушка. Ох, надеюсь, я вела себя прилично во время того провала в памяти и действительно никак не проявила внешне, что я чувствую! Червячок сомнения зашевелился в душе. Это ужасно — не помнить! Я же всегда стараюсь себя контролировать, а тут… Впрочем, главным было желание снова услышать, увидеть Андрюшу. Я набрала его номер в Вотс Апе. Увы, он был оффлайн. Написала:

«Скучаю. По тебе и по Машеньке»

Подумала и приписала «Очень!!!» и набрала по обычному телефону. Плевать на роуминг! Увы, мой царевич был недоступен.

Я посмотрела на часы: Машенька, должно быть, в садике. Кольнула совесть: и её я, выходит, оставила, поддавшись эмоциям. Но волшебное действие «кофе в постель» ещё не развеялось, и я решила набрать домашний номер Андрюши. Мало ли, вдруг Алина Васильевна, няня Машеньки, ответит. Или горничная. Расскажет, как они.

Пара длинных гудков, и детский голос ответил:

— Алё…

— Машенька, Солнышко моё! — растаяла я. — Это Катя.

— А тебя почему тут нету? — спросила Машенька.

— Малышка, девочка моя, — растерялась я, — я к бабушке уехала знакомиться.

— Бабушка тута.

— У меня тоже есть бабушка. У тебя своя, у меня своя. Далеко, в Грузии.

— Поэтому дедушка сказал, что ты чужая тётя?

Боль захлестнула сердце снова.

— Не знаю, — на глаза сами собой навернулись слёзы. Я сдержалась и спросила: — А почему ты не в садике, Котёнок?

— У меня сопли.

— А папа на работе?

— Мапа полетел за длакончиком далеко-далеко. А дедушка с бабушкой лугаются, чем меня колмить. Ты плиедешь, поставишь мне мультики?

Я почувствовала себя предательницей.

— Приеду, малышка. Только не сегодня.

— Завтла?

— Может быть, я постараюсь…

— Плиежай. Я соскучилася. И мапа глустный.

И вдруг фоном раздался бас Виктора Геннадьевича:

— Маша, я же говорил: не бери трубку. Это взрослые должны делать! — и тут же послышалось раскатистое прямо мне в ухо: — Да! Я слушаю.

— Здравствуйте, Виктор Геннадьевич, — пролепетала я. — Это Катерина.

— Ах, Катерина? Ну здравствуй, — недовольно ответил он.

— Виктор Геннадьевич, я завтра же вернусь… Или сегодня, если получится. Просто меня очень хотела видеть бабушка, а Андрюша не мог…

— Можешь не торопиться! — отрезал старший Жираф. — Андрей в Китае. Потом летит в Москву и Питер. У нас горит расчет бюджета на следующий год. И закупки на школьный сезон. Андрей будет занят ещё долго. Поэтому Машу сегодня бабушка забирает в Сочи.

— Не нужно в Сочи, я вернусь и с ней буду!

— Всё уже решено без тебя. Веселись.

Сказано это было так, будто мне предлагалось с задорными песнями зарубить себя бензопилой, лично упаковаться и зарыться в песочном кургане.

— Я поняла. До свидания, Виктор Геннадьевич.

— До свидания.

Я положила трубку и совсем сникла. У них всё решено. Вспомнилось Андрюшино: «Моя семья, мой бизнес, мой ребёнок». Да, наверное, я и сама виновата. В английском есть такое выражение “overreacted”, то есть прореагировала с избыточной эмоциональностью. Но мне же правда было больно! А теперь ещё больнее — показалось, что за сутки меня вычеркнули из жизни, будто я и не существовала. Все, кроме Машеньки…

Я сглотнула слёзы. И ведь сердце подсказывало, что я рано радовалась. Пожалуй, вообще радоваться — опасно. И желать быть счастливой тоже. Я поводила пальцем по кофейной гуще на матрасе. Она больше не веселила. Я резко встала, пошла в ванную, закрылась там. Включила на полную воду и разревелась от души. Сидела и запойно ревела, даже не сразу расслышала стук в дверь.

— Кати, хороший мой! Ты там не утонул? — прогромыхала за дверью бабушка.

— Всё хорошо, — соврала я.

— Тогда выходи. Завтракать будем. Или уже обедать.

— Я скоро. Сейчас, бабушка.

Вытерла слезы, умылась холодной водой, привела себя в порядок. Нос в зеркале покраснел, дыра в груди стала ещё больше. Я улыбнулась резиново, пригладила ещё раз волосы. Открыла дверь и прошла в гостиную.

— Ай, не хорошо врать бабушка! — выдала мне бабушка Алико, едва увидела меня. — Ты почему опять плакал?

Я моргнула.

— Опять?

— От вина плакал. Сегодня плакал. Что такое? Тебе плохо у бабушка Алико?

— Нет-нет, всё хорошо.

Бабушка цокнула языком, снова ткнула пальцем в потолок и покачала головой. Пауза была неприятной. Из открытого окна доносились свежие запахи сада и, казалось, что где-то за забором море. Я думала секунд десять, а потом решила: а, и ладно, расскажу всё, как есть. Чтобы эта прекрасная женщина не чувствовала себя обманутой и не гордилась мной больше. Зачем? И эта радость всё равно кончится! Пусть уж сразу! Я набрала в грудь воздуха, высморкалась и выпалила:

— Бабушка, я не та, кого ты так ждала. Я обидчивая, закомплексованная, неуверенная в себе и эгоистичная, как говорила моя другая бабушка. Я ошибка моей мамы. Я постеснялась тебе сразу сказать, но у меня есть жених… или был…. кажется. Потому что его отец, Виктор Геннадьевич, против нашей свадьбы, и он сам, кажется тоже! Теперь не отвечает на мои звонки, смски после того, как мы поссорились. Я люблю его, его доченьку-малышку Машеньку люблю, но совершенно ничего не понимаю в воспитании. И поэтому сбежала почти, приехала без них, как дура, обиделась. И да, тебе некого будет пририсовывать на семейном древе, ведь я не могу иметь детей. Прости…

— Вайме… — охнула бабушка.

Точно разочаровалась. Я всех разочаровываю — у меня дар, мне даже можно гран-при выдать «разочарование года».

Шмурыгая носом, я прогундосила:

— Зачем тебе такая внучка? Ты можешь отправить меня домой, я пойму. Потому что гордиться тебе нечем. Я сама сегодня же куплю билеты обратно, если хочешь.

— Вайме, — повторила бабушка, покряхтела, пофыркала и крепко обняла — так, что аж дышать нечем стало. Мы постояли так молча, а потом бабушка запричитала: — Бедный мой, маленький Кати. Дурной немножка совсем, очень глупый…

Потом усадила на стул, сама села напротив и заявила:

— Я всё понял: этот твой царевич Жираф — тот ещё баран!

Я опешила и даже перестала плакать:

— А откуда ты знаешь про Жирафа?

— Ты сам вчера рассказал, — пояснила бабушка. — И мне рассказал, и Бадри рассказал, и дедушка Вахтанг… И Гига рассказывал, только он по-русски не говорить.

Ой… Стыдно-то как! А бабушка продолжала:

— Потом ты плакал и заснул. Пить сегодня вино немножко будешь. Мало-мало. А про Жирафа расскажи теперь подробно, а то вчера не понятно было. Все сначала думали: вай, какой жираф? В зоопарк ты, что ли, работаешь? Почему Старший Жираф, младший Жираф, а? Объясни бабушка.

Я вздохнула, вытерла платком нос и рассказала всё, как на духу.

— Ты только не обижайся, — сказала бабушка, — но ты, мой драгоценный Кати, тоже баран немножко.

— Да, — кивнула я.

— Мужчина критиковать при дитё нельзя-я, ни при ком нельзя. Это потом, в спальне скажешь: вай, дорогой, ты не прав, ты совсем дебил, где твой мозг был; чёрное — это чёрное, а не белое. Можешь даже поругаться сильно и побить немножка, но только когда вдвоём. А при всех, при дочке нельзя. Она отец уважать должен!

Я тяжело вздохнула в ответ.

— Любишь его? — уточнила бабушка.

— Очень. Но если он меня не любит, навязываться не стану. Я никогда не навязываюсь.

— Вах, гордый! Настоящий грузинка, молодец! — сказала бабушка.

Мда, настоящий грузинка, гордый, глупый, драгоценный баран — прекрасное сочетание, хоть «Золотое Руно» пиши заново. Бабушка подумала немного, затем покачала головой и хитро прищурилась.

— Ну я не знаю, что там твой баран… ой, прости, Жираф думает. Но положись на бабушка! Бабушка умный, весёлый, придумал кое-что.

— Что, бабушка? — удивилась я.

— Тебе не скажу, а то испортишь всё. Ты вон какой горячий: басом поёшь, стаканы бьёшь, слёзы льёшь. Положись на меня, мой сердце.

— А вдруг…

Бабушка округлила карие глаза.

— Ты мне доверяешь, дорогой?

— Да, — кивнула я, и почувствовала, что в сердце действительно есть к моей новой бабушке абсолютное доверие.

— Тогда делай, что говорю. И всё. А если Жираф совсем баран и не любит, нового лучше тебе найдём. Хочешь лев, хочешь зебра, хочешь антилопа Гну!

— Нет, не хочу нового, пожалуйста! — взмолилась я.

— Значит, этого завоевывать будем. Как царь Тамар! — торжественно сказала бабушка, грузно встала и потёрла руки: — А теперь пойдем кушать и хинкали лепить. Царь Тамар тоже лепил. Во-о-от…