В прицеле – Олимпиада

Максим Шахов, 2011

Чаша терпения премьер-министра России переполнилась. Вот уже который год все спецслужбы пытаются обуздать пособников международного терроризма, а воз и ныне там. Кроме того, на носу Олимпиада в Сочи, которая должна стать самой безопасной за всю историю... И премьер волевым решением создает принципиально новую структуру – Главное управление федеральной антитеррористической разведывательно-оперативной службы, сокращенно ФАРОС. Именно она координирует все службы антитеррора России, а комплектуется сотрудниками ФСБ и ГРУ. В ней будут служить бывший боевой пловец, старший лейтенант Голицын по прозвищу Поручик и его испытанная команда. А это значит, что шансов сорвать Олимпиаду у врагов нет...

5. КАК ПО МАСЛУ

Генерал-майор Леонид Яковлевич Бормышев, не глядя, подмахнул приказ о превращении старшего прапорщика Копняка в младшие лейтенанты, собрался и уехал. Направился он прямиком в столицу, в самый ее центр, где на Охотном Ряду высилось здание Государственной думы. Там и находился кабинет международного политика, штатного думского психолога и экстрасенса Семена Яковлевича Бормышева.

Генерал вошел без стука. Брат, увидев его, с явным неудовольствием оторвался от экрана компьютера.

— Леня, на тебе лица нет. Что стряслось? Немцы в городе?

Он поднялся из-за стола. В то, что эти двое являются братьями, верилось с трудом. Старший, Семен Яковлевич, был щуплым, невысоким, почти на две головы ниже младшего, Леонида Яковлевича, зато обладал роскошной шевелюрой. И глаза. Глаза были похожи. Но если взгляд старшего брата, казалось, пронизывал собеседника, как рентгеновский луч, то про младшего обычно говорили: «Нахально вылупился».

— Тобой интересуется разведка, — выпалил лысый гигант.

Старший Яковлевич усмехнулся уголками губ, но глаза смотрели серьезно.

— Хорошо, что не контрразведка. Рассказывай.

Бормышев-младший вкратце передал содержание своего разговора со Старостиным, а заодно и то, что услышал про секретного агента Дервиша. Семен Яковлевич наморщил лоб, прикрыл веки и зашевелил губами. Таким способом он обычно думал. Наконец он взглянул на брата. При этом заговорил с раздражением, чего никогда себе не позволял.

— Вице-адмирал, говоришь? Старостин? Не знаю такого. Да и знать не хочу. И встречаться с ним не имею ни малейшего желания. Ну не нравится он мне. Если хочешь, называй это интуицией. Ладно, давай к делу. Показывай свой секретный материал, что еще за Басмач?

— Дервиш, — поправил младший брат и протянул распечатку.

Но Бормышев-старший уже погрузился в чтение. Читал внимательно, только тихо приговаривал:

— Интересно, интересно…

Прочитав последнюю страницу, он отложил бумаги в сторону. Задумчиво побарабанил пальцами по палисандровой поверхности письменного стола. Потом снова уставился на брата, внимательно и испытующе.

— И как ты видишь дальнейшее применение этих листочков?

Тот озадаченно потер лысину:

— Ну, я думаю, ты как консультант-футуролог поставишь в известность спецслужбы указанных стран. Ты же состоишь при межправительственной комиссии. В результате твой авторитет как консультанта поднимется до уровня — выше некуда. И ты воспользуешься им для того, чтобы сделать меня начальником Федеральной антитеррористической службы. Тогда у меня появятся новые возможности помочь тебе. И ты поможешь мне подняться на очередную ступеньку.

— В премьер-министры, что ли, метишь? Или уж сразу в президенты?

— А как тебе удобнее?

— Меня бы ты больше устроил в качестве президента США. Но ты там не родился, так что проехали. Может быть, сделать тебя Генеральным секретарем ООН? У меня там все схвачено… Ладно, я подумаю. Блин, как же все не вовремя!

Младший брат-генерал насторожился:

— У тебя проблемы?

Семен попробовал уйти от ответа:

— Да как тебе сказать…

Но Леонид не отставал. Наконец, старший нехотя признался:

— Я тут в Питере, в университете, лекции читал. Ну, и познакомился кое с кем.

— С бабой, что ли? — презрительно фыркнул младший.

— С какой бабой?! С девушкой! Проблемы у нее, так я обещал помочь.

— И что за проблемы?

Семен покачал головой:

— Это тайна.

У младшего брови полезли чуть ли не на темечко.

— Ну, ни хрена себе! Я ему государственные тайны выложил, а он от меня интим с мочалкой засекретил!

Несмотря на разницу в росте, Семен Яковлевич посмотрел на генерала сверху вниз. И похлопал по плечу.

— И правильно делаешь, от старшего брата ничего скрывать нельзя. Поживешь с мое — поймешь.

— Как хоть ее зовут?

— У нее красивое имя — Олимпиада.

— А главное — редкое, — усмехнулся Леонид. — Если у нее проблемы, посоветуй ей сменить фамилию.

— Что ты предлагаешь? — не понял Семен Яковлевич.

— «Сочинская». Если ее будут звать Олимпиада Сочинская, то проблем у нее не будет. По крайней мере, до две тысячи четырнадцатого года, — пояснил генерал.

— У тебя прорезалось чувство юмора? Никогда раньше не замечал.

— Жизнь заставляет, — вздохнул генерал.

И он рассказал старшему брату об утреннем приключении на дороге. Тот долго смеялся.

— Значит, ты хотел проучить этого старого козла, а он оказался твоим соратником, да еще старшим по званию? Я же говорю, что ты недостаточно уважаешь старших! Да, забавно получилось, но ты тут действительно ни при чем. Это комизм жизни… Ну хорошо. Сделаю по-твоему, прямо сейчас и отправлюсь, — он еще раз пробежал глазами донесение Дервиша. — Для начала к натовцам, оттуда в Париж, потом в Прагу. Покручусь немного в Европе, дальше махну в Японию, давненько там не бывал.

— А в Афганистан?

Старший брат взглянул на младшего как на дурака.

— Я что, самоубийца? В Брюсселе свяжусь с американцами, пусть они сами свои проблемы расхлебывают. Но сначала заедем в одно злачное местечко, расслабимся немного.

— Немного вина, немного секса, — в тон ему продолжил генерал. — А как же твоя Олимпиада?

— Олимпиада — мечта поэта и романтика, не смей пачкать ее своими грязными помыслами, — с достоинством ответил Семен Яковлевич и повернулся к секретарше: — Мальвина, детка, возьми нам с тобой на завтра билеты до Парижа через Брюссель. Нас не будет несколько дней. Вернемся к выборам. А сейчас я отъеду, мне нужно пообщаться с братом в спокойной обстановке.

Бормышев-младший мельком скользнул взглядом по яркой секретарше, которую его брат даже не удостоил собственного имени. Всех своих любовниц он для удобства именовал Мальвинами. Чтобы не путаться.

На распоряжение шефа секретарша Мальвина ответила таким взглядом, исполненным ненависти и презрения, что заметивший это генерал даже испугался. Но он привык относиться к старшему брату с уважением и полагал, что тот знает, что делает.

Братья спустились вниз и вышли к стоянке. Здесь стояла машина, которую Семен Яковлевич арендовал вместе с мигалкой и спецсигналами у одного из депутатов Государственной думы. Тут генерал спохватился:

— Не советую ехать на твоей машине. У тебя номера «АМР», а быдло на трассе просто звереет, когда видит членовоз с мигалкой. Давай на моей. Буквы «ЕКХ» еще пока уважают. Да и за рулем у меня верный человек. Джигит, орел. Подполковник, между прочим. Он парадным лимузином на Красной площади управлял. Такой не продаст. А если и захочет продать, ему столько никто не заплатит.

Генерал весело заржал и махнул издалека ждавшему в машине подполковнику Берзекову:

— Науруз, заводи! — И повернулся к брату. — Но только запомни — секретность превыше всего. Террористы ни за что не должны догадаться, что у них в штабе утечка.

Семен Яковлевич скорчил гримасу невыразимого страдания.

— Леня, о чем ты? Те, к кому я собираюсь обратиться, — профессионалы высочайшего класса. Секретность у них в крови, на уровне инстинкта.

Он неодобрительно покачал головой, но возражать не стал и последовал за братом в его машину. Мысленно он уже общался с высочайшими профессионалами — руководителями международных антитеррористических сил — и представлял, как поразит их своим даром предвидения.

Ситуацию осложнял один неприятный момент. Дело в том, что господина Усаму бен Масиха, подозреваемого в связях с террористами, привел в ООН сам Семен Яковлевич. Тогда Бормышев собирался использовать его в своих целях. Но вышло так, что где-то просчитался. Позже он пожалел о своем решении и попытался задвинуть своего протеже. Но, оказалось, уже поздно. Теперь Семену Яковлевичу самому приходилось опасаться своего орудия. Не зря говорят мудрецы: «Тот, кто пытается натравить бешеную собаку, может пострадать первым».

Северная Америка

Территория на юге штата Монтана очень живописна. Поросшие травой холмы перемежаются лесами и пересекаются реками. Далеко на западе возвышаются отроги Скалистых гор. Дальний Дикий Запад. Где-то в этих краях индейские воины Сидящего Быка окружили и вырезали до последнего человека отряд храброго, но самонадеянного полковника Кастера. Не пощадили ни людей, ни лошадей. Говорят, из всего отряда выжил только гнедой жеребец по кличке Команч.

На склоне горы стоял дом из толстых сосновых бревен, обнесенный вокруг высоким забором. На туристических картах он значился как этнографическая реконструкция торгового форта середины XIX века. При желании здесь и в самом деле можно было отбиться от военного отряда индейцев и от наряда полиции.

Во всяком случае, главарь террористической группировки накбаитов Абдул Серхан чувствовал тут себя в полной безопасности. Террористы перебрались в леса Монтаны из Сент-Луиса, где группа арендовала склад автомобильных запчастей. Но в один прекрасный день подозрительным складом вдруг заинтересовались агенты ФБР. Пришлось срочно собрать людей, оружие, взрывчатку и забраться подальше в глушь.

Группа Серхана была занята подготовкой серии террористических актов в крупнейших городах Соединенных Штатов: Нью-Йорке, Лас-Вегасе, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сиэтле и Бостоне. Города были расположены как на западном, так и на восточном побережье Северной Америки. В этом смысле база на юге Монтаны была удобна еще и тем, что находилась почти в центре страны, приблизительно на равном удалении от предстоящих мест проведения акций.

Абдул Серхан собрал людей для последнего инструктажа. В большом сарае ждала своего часа упакованная в специальные контейнеры взрывчатка. Для переброски людей и груза были задействованы вертолеты. После катастрофы 11 сентября спецслужбы стали проявлять повышенное внимание к самолетам. На вертолеты же пока не обращали никакого внимания.

Группа Серхана собралась во дворе. Абдул приказал им построиться. Выполнение простых команд дисциплинировало и мобилизовало бойцов. Из-за ближних гор послышался шум. К базе приближался вертолет. Серхан напрягся, правда, не очень сильно. Он ждал прибытия арендованных вертолетов, но не сейчас, а немного позднее.

Вертолет приблизился. Серхану его вид не понравился. Он не мог ручаться, но ему показалось, что вместо заказанного транспортника он видит ударный боевой вертолет «Апач». А спустя несколько секунд террорист уже ясно разглядел на пилонах закрепленные ракеты и связки шестиствольных электрических пулеметов.

А еще через секунду «Апач» обрушил на сравнительно небольшую огороженную территорию базы всю свою огневую мощь. Половина бойцов была сразу же скошена и искрошена пулеметными очередями. Следом ударили ракеты, от взрыва которых сдетонировала сложенная на складе взрывчатка. Взрыв получился не таким сильным, как в Хиросиме, но тоже довольно мощным. Пламя бушевало долго, пока не пожрало все тела и постройки. Из числа террористов не спасся никто.

Спустя полчаса, когда огонь немного утих, неподалеку от места взрыва опустился длинный, как автобус, транспортный вертолет «Чинук» с двумя винтами. Но и он был не из тех вертолетов, которые так ждал Серхан. На «Чинуке» прилетели два взвода морских пехотинцев. Они десантировались с борта вертолета и рассыпались по окрестностям. До темноты бойцы тщательно прочесывали склоны горы и соседние перелески, но так никого и не нашли. С базой было покончено.

Париж

Ранним утром по улице Вожирар, которую краеведы-историки считают самой древней и самой длинной улицей Парижа, привлекая внимание встречных мужчин, шла яркая блондинка. Звали ее Далида. Разумеется, это было не имя, а кличка. Подпольная кличка.

Далида была египтянкой, ее родители, функционеры националистической арабской партии «Миср аль-Фатат», неоднократно запрещенной и переименованной, после окончательного запрета организации в 2000 году перебрались во Францию.

Далиду абсолютно не интересовали идеи панарабизма и всеобщей исламизации. Просто ей нравилось жить на адреналине. Но при этом те, кто искал острых ощущений посредством экстремального дайвинга, альпинизма или прыжков с парашютом, вызывали у нее глубочайшее презрение. Нет, она предпочитала идти другим путем. Адреналин должен был составлять основу ее жизни, а не играть роль временного развлечения. И только так.

Поэтому уже в ранней молодости Далида связалась с экстремистами. Причем не с одной группировкой, а сразу с несколькими — с исламистами, леваками, антиглобалистами. Это было гораздо интереснее, к тому же предоставляло возможность выбора.

Но Далиде не нравилось, что все ее новые знакомые все-таки больше болтали, чем боролись. Поэтому время от времени она общалась и с криминальным миром. Бандиты болтали меньше, а стреляли чаще. Но и здесь преобладали понты, а зачастую и коммерческие интересы.

Однажды в гости к ее отцу зашел старый друг. Это был очень уважаемый человек, шейх Усама бен Масих. Точнее, не шейх, а пир. И не простой, а Великий Пир. Он сам просил, чтобы его так называли. Пир — не просто учитель. Он — личный наставник мюрида. Усама бен Масих претендовал на то, чтобы быть личным наставником сотням и тысячам своих последователей. Да и само его имя, точнее, прозвище — бен Масих — означало «сын мессии».

Выглядел он импозантно. Высокий, широкотелый, с черными как смоль кудрявыми волосами. На переносице его имелся едва заметный шрам — следствие операции после ранения в голову. Позже она узнала, что в том бою он едва не потерял один глаз и теперь почти им не видит. Но это только прибавляло ему шарма и величия.

Узнав о широте интересов Далиды, он предложил ей интересную и хорошо оплачиваемую работу. Для начала дал задание познакомиться с популярным журналистом, известным своими разоблачительными расследованиями. Она не только познакомилась с журналистом, но и очень быстро оказалась в его постели в квартире на улице Вожирар.

Когда Усама бен Масих приказал Далиде убить журналиста, она не удивилась. И задание уничтожить информацию на его компьютере восприняла как само собой разумеющееся. К тому же она успела выяснить, где, в каких электронных почтовых ящиках журналист хранит продублированную информацию.

Она застрелила журналиста из малокалиберного пистолета, снабженного глушителем, когда тот принимал ванну. Потом вызвала группу зачистки. Они приехали на красно-белом микроавтобусе «Скорой помощи» с красным шестиконечным крестом и надписью «SAMU». Труп закрепили на носилках, вывезли в пустынное место и закопали. В опустевшей квартире было решено создать временную базу «Аль-Накбы».

Следующее задание, которое получила Далида, было совсем простым. Ей нужно было встретить в парижском международном аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль семью «туристов», наркокурьеров-глотателей из Афганистана, и доставить в расположенный на полпути к Парижу пригород Сен-Дени. Когда-то это место было известно монастырем — усыпальницей французских королей. Сейчас район славился необычайно высоким уровнем преступности и являлся обиталищем иммигрантов, преимущественно арабского происхождения. Здесь в одной из дешевых квартирок и находился приемо-пересыльный пункт наркокурьеров.

Но несложная процедура едва не обернулась провалом. У женщины-курьера в желудке вскрылся один из контейнеров с героином. По дороге из аэропорта, прямо в машине, ей стало плохо. Но Далида не утратила присутствия духа. Она завезла остальных членов семейства на конспиративную квартиру, где те остались ждать «разгрузки», а больную повезла «в больницу».

Отъехав подальше, Далида остановила машину в безлюдном проулке, где хладнокровно застрелила перевозчицу из того же малокалиберного пистолета с глушителем. Стреляла она в упор, в голову, чтобы случайно не повредить оставшийся товар. Затем она снова обратилась к группе «зачистки». Те приехали, перегрузили тело женщины в свой медицинский фургон, там же вскрыли брюшную полость, извлекли груз, а тело отвезли и закопали рядом с журналистом. Позже Далида сообщила семье женщины, что та умерла в больнице.

С тех пор прошло немало времени. За это время пустырь, где были зарыты журналист и перевозчица наркотиков, успел превратиться в небольшое кладбище. Но все это было мелочью по сравнению с предстоящей акцией. Все приготовления были закончены. Оборудование и оружие было сложено в квартире на улице Вожирар. Здесь же должны были собраться все участники акции. Далида посмотрела на часы белого золота, украшенные крупными бриллиантами. Часы были сняты ею с одной из жертв на память. Она немного опаздывала, соратники должны были уже собраться.

Когда она вошла в подъезд, то сразу поняла, что попала в ловушку. Запах металла и кожи вернее, чем гадание на кофейной гуще, подсказал, что помещение кишит полицейскими. Значит, квартира провалена и окружена. Она, конечно, могла поднять шум, предупредить соратников, пожертвовав собой… Нет, подобная глупость даже на секунду не пришла ей в голову.

Вместо того чтобы воспользоваться лифтом, который теперь превратился в мышеловку, она направилась к лестнице. В полумраке подъезда мелькнула тень. От стены отделился человек — полицейский в бронежилете — и загородил дорогу.

— Туда нельзя, мадам! Там проходит полицейская…

— Мадемуазель! — с негодованием поправила Далида.

При этом она быстрым движением извлекла из сумочки свой незаменимый малокалиберный пистолет с глушителем и выстрелила полицейскому под нижнюю челюсть. Так, чтобы пуля пробила основание языка и вошла в череп. Ни крикнуть, ни задуматься. Он стоял на ступеньку выше, поэтому прием прошел как по маслу, без шума. Полицейский сполз по стене и растянулся на лестнице.

Далида перешагнула через убитого, поднялась на второй этаж, распахнула окно и, не мешкая ни секунды, спрыгнула во двор. Привычка носить днем кроссовки очень помогла. За спиной она услышала полные бессильной ярости и разочарования, сдавленные крики полицейских. Она была уверена, что стрелять они не станут, чтобы не спугнуть тех, кто скрывался в квартире журналиста. И не ошиблась.

Пригнувшись, Далида скользнула вдоль ограды монастыря босоногих кармелиток Дешо. Если бы ей доводилось когда-нибудь читать роман «Три мушкетера», она бы знала, что на этом самом месте, за монастырем Дешо, д’Артаньян сначала чуть не подрался с Атосом, а затем, быстренько подружившись с мушкетерами, вместе с ними переколол отряд гвардейцев кардинала.

Но она книжек не читала. Не знала и того, что позднее, уже не в книжке, а в реальной жизни, революционеры казнили здесь более сотни священников. Так, хоронясь за памятными историческими заборами, она огородами и переулками выбралась на площадь к собору Святого Сульпиция, свернула за угол, где и спустилась в метро.

Прага

В западной части Праги, на высоком берегу Влтавы, куда не достигают участившиеся в последнее время наводнения, располагался зеленый район, застроенный уютными виллами.

Социалистическое правительство Чехословакии, как эта страна называлась в старое доброе время, имело давние традиции гостеприимства по отношению к террористам. Здесь находили приют и отдохновение от преступных трудов итальянские, немецкие, ирландские, палестинские и даже японские боевики. Все, кроме неофашистов.

Сбросив коммунистический режим, чехи покончили с этой традицией. Но кое-какие завязки остались. В частности, небольшая вилла за глухим бетонным забором. Кому она принадлежала, сами террористы понятия не имели. Но здесь их принимали, снабжали оружием, взрывчаткой и необходимой информацией.

Место, где стояла вилла, называлось Лысой горой. На этой горе в старину табориты Яна Жижки окружили последнюю шайку адамитов — сатанистов, тех, что причащались человеческой кровью, с упоением предавались свальному греху, обивали свои телеги кожей, заживо содранной с крестоносцев, и мечтали залить землю кровью по лошадиную холку. Пленных и раненых сатанистов по приказу слепого полководца согнали в кучу, завалили обломками их же телег, хворостом и предали огню. Пепел и золу тщательно перемешали с землей. После этого на Лысой горе густо разрослись странные деревья.

Здесь сейчас и базировалась группа накбаитов Халима Серхана. Увы, сейчас Халим готовился отплатить гостеприимным хозяевам самой черной неблагодарностью. Прага должна была заплатить за членство и председательство в Евросоюзе и за политическую поддержку, оказанную Соединенным Штатам и Англии в их войне с Ираком.

Сигналом к началу действий группы Халима Серхана должен был послужить звонок из Америки от его брата Абдула. Халим ждал звонка двое суток, но тот так и не позвонил. Халим сам позвонил в Штаты, но брат не отзывался. Это могло означать только одно — Абдул Серхан и его группа арестованы или уничтожены. Вообще-то контрольным временем были сутки, но Халим никак не хотел поверить, что с братом могла случиться беда. Но поверить пришлось.

Осознав это, Халим взял в сарае велосипед и вывез его за боковую калитку виллы. Документы, кредитные карточки и наличные деньги загодя были рассованы по карманам его «тревожной» куртки. На улице он оседлал двухколесный аппарат и покатил вдоль заборов вниз, по направлению к реке.

Возле забора соседней виллы он заметил соседку — пани Мороженкову. Дама преклонных лет, она компенсировала потерю былой привлекательности невероятной интенсивностью расцветки и оригинальным покроем лица. Ее пунцовые, в обтяжку, щеки, лиловые надутые губы, начерненные ресницы оттянутых к вискам глаз приятно гармонировали с розовыми волосами.

«Прекрасное прикрытие, — отметил про себя Халим. — Рядом с ней даже слона не заметят».

Дама, похоже, также собралась на велосипедную прогулку, но потерпела неудачу. Она с недоумением вертела перед собой велосипедный насос. Халим остановился и галантно предложил свою помощь. Помощь была принята с благодарностью. Дальше они покатили вместе, непринужденно болтая.

Не успели они отъехать на сотню-другую метров, как навстречу показалась колонна черно-белых машин и микроавтобусов с мигалками и надписью «Местска полиция» — городовые. А также машины службы безопасности — белые с зеленой полосой и серебристые с сине-желтыми зигзагами и гордым девизом «Помогать и хранить».

Вне всякого сомнения, колонна направлялась навестить виллу, которую только что покинул Халим. Прямо перед его носом одна из машин вдруг остановилась, из нее выскочили двое, скрутили переходившего улицу смуглого парня и затолкали в машину. На Халима внимания не обратили, лишь скользнули глазами по его партнерше.

На развилке Халим расстался со своей яркой спутницей и тут же забыл о ней. Он думал о потерянном брате, о соратниках, которых собирался, но так и не успел предупредить, и в ярости заскрипел зубами.

Где-то на границе Афганистана и Пакистана

Кучка глинобитных построек за высокими заборами, которую только с большой натяжкой можно было назвать кишлаком, лепилась к скалам. В этих убогих постройках размещался лагерь талибов. Под стеной, в тени одной из хижин сидели двое молодых парней, одетых по-европейски. Бороды, которые они начали отпускать совсем недавно, походили скорее на щетину недельной давности.

Один из них, Равиль Хайрулин, сделал глоток теплой мутной воды и поморщился. Потом протянул фляжку соседу, которого называли Санчесом Гиеной.

— Тебе не кажется, что здесь даже камни пахнут кровью? — спросил Равиль. — Странно…

— Что странно? — не понял Санчес.

Они разговаривали по-русски, так как Санчес пять лет учился в Москве, а Равиль родился и вырос в Набережных Челнах.

— Во все времена люди в этих местах сражались и резали друг друга с такой яростью, словно кругом не безжизненная скалистая пустыня, а ценные плодородные земли. Кого здесь только не убивали! Скифов, персов, греков, римлян, арабов, монголов, англичан, русских, американцев. Ну и конечно, местных — пуштунов, белуджей и их соседей — таджиков и узбеков — резали не меньше.

— Ерунда, — не согласился Санчес. — Камни и вправду воняют, но не кровью, а тухлятиной. Потому что местные режут на них своих вонючих баранов. А воюют они не из-за земли, а просто от дикости.

Равиль удивился:

— Ты называешь стремление к свободе дикостью?

Санчес сплюнул. Слюна была липкой и тягучей.

— Смотри сам, — сказал он. — Вот живут рядом два народа. Один умный, а другой — дурак на дураке. Оба народа мерзнут, голодают, болеют. Плохо живут, в общем. Потом умный народ начинает строить теплые дома, шить одежду, добывать огонь трением. А дураки вместо этого только молятся своим духам и ждут. Ждут, когда наступит тепло, когда мамонт с обрыва свалится, когда молния в дерево ударит. Умный народ становится все сильнее и многочисленнее. Ему не хватает места, и он предлагает дуракам-соседям жить вместе. Территорию в обмен на разумный и осмысленный образ жизни, на знания и технологии. А дураки-соседи им отвечают, что лучше вымрут до последнего человека, но будут свято хранить свои племенные особенности — холод, голод, грязь и глупость. Все вместе это называется национальной гордостью. А чем дальше — тем хуже. Дураки, быть может, уже и сами рады бы теплый дом поставить или огня своими руками добыть, но не могут. Потому что тогда скажут, что это влияние врагов-соседей, чуждый образ жизни. Так и сидят дураки в своем неповторимом дерьме. Все умное и полезное считают враждебным. А если умные соседи попытаются образумить их силой, то дураки и в самом деле скорее погибнут, чем поумнеют. Так и помрут — вшивые и голодные, зато свободные. Вот, к примеру, французы и немцы покорились Риму и сами создали великую культуру и великие империи. А гордые афганцы отбили все нашествия и бережно сохранили свою неповторимую и оригинальную дикость. Для них любой прогресс — враждебное и тлетворное влияние Запада и посягательство на свободу.

Равиль покачал головой.

— Нет, ну почему любой? Ведь оружие они предпочитают современное, а не копья с дубинами… — Он с тоской огляделся и спросил: — Ну а мы тогда что здесь делаем?

Санчес сделал еще один глоток теплой, затхлой воды и вернул флягу Равилю.

— Талибы, конечно, дикари, но они наши союзники, — сказал он. — А мы ведем борьбу с мировым и особенно американским империализмом.

— В этой дыре? — Равиль невесело усмехнулся. — Ты противоречишь сам себе. Вспомни, когда ты в последний раз видел американца.

— Живого или мертвого? — уточнил Санчес.

С улицы из-за глинобитного забора-дувала послышались крики мальчишек:

— Американцы! Американцы едут!

Для детей это был настоящий праздник — побегать за «Хамви» американских саперов, покидать в них камнями, при этом ругаться и плеваться. А что делать, когда нет ни мультиков, ни компьютерных игр? Даже в бутылочку не поиграешь — пить вера не позволяет, а целоваться не с кем. Разве что с ишаком.

Вдали, поднимая тучи пыли, показалась колонна из нескольких «Хамви» в сопровождении бронетранспортера. Для обычного рейда саперов машин было подозрительно многовато. Это поняли и боевики-талибы, которые, несмотря на жару, бдительно дежурили на боевых постах.

Равиль взял автомат, но Гиена Санчес тронул его за рукав и указал в противоположную сторону. Там вниз по склону горы спускалась цепочка фигурок в камуфляже песчаной расцветки. Видимо, где-то за скалами они высадились с вертолетов, и теперь можно было ожидать воздушного налета.

— Окружают! — крикнул Равиль.

Среди американских десантников Равиль заметил фигурки бойцов пакистанского спецназа. Нет, это была не рядовая зачистка. Их обложили, как волков, и шли уничтожать.

Талибы рассыпались за дувалом, занимая круговую оборону. Не прошло минуты, как застучали первые выстрелы и очереди. Внутри периметра дувала разорвались пущенные навесом мины, засыпая боевиков песком и мелкими осколками камня. Талибы понимали, что шансов на спасение у них нет, и собирались дорого продать свои жизни.

— Давай за мной! — бросил Равилю Санчес.

Тот с удивлением последовал за товарищем. Санчес подбежал к хижине, под полом которой была вырыта яма зиндана. Сейчас там содержались двое пленных голландских журналистов. Охранял их бородатый талиб в коротких — выше щиколотки — штанах.

Вбежав в хижину, Санчес без лишних слов выстрелил охраннику в голову. Все произошло так быстро, что ни жертва, ни Равиль не поняли, что происходит. Санчес наклонился к убитому и отцепил от его пояса две пары ржавых наручников. Одну бросил Равилю.

— Надевай!

Он откинул крышку, закрывавшую вход в примитивную тюрьму, и спрыгнул вниз. Послышался шум возни, тихий вскрик, за ним еще один. Потом над люком поднялась голова Санчеса. Он показал свои скованные браслетами руки.

— Чего ждешь? Давай сюда.

Равиль только теперь понял, что задумал его сообщник. Он отбросил автомат в угол хижины, быстро защелкнул наручники на своих запястьях и скользнул в люк за Санчесом. Внизу, в темноте, можно было едва различить трупы двух заложников-голландцев. Их оттащили подальше в угол.

— Пришлось сломать им шеи, — объяснил Санчес. — Если их все-таки найдут, скажем, что нас было четверо, но они умерли от побоев. Жалко…

— Что жалко? — не понял Равиль.

— Что пришлось им шеи ломать. Я стрелять люблю. И не в затылок, как вы все, а в лоб. В упор. Чтобы в глаза человеку посмотреть перед смертью. Неповторимое зрелище.

Шум боя сначала усилился, потом постепенно стал затихать. Ждать пришлось долго. Наконец добровольные пленники услышали над головой шаги и грубую американскую речь. Люк откинулся, и сверху появилась голова в каске. На черном лице негра глаза и зубы сверкали даже в темноте зиндана.

— Вылезайте, вы свободны! — крикнул он. — Можете сами двигаться?

— Да, мы выходим! — по-английски ответил Санчес. — Помогите, пожалуйста!

Негр с нашивками капрала помог обоим выбраться.

— Там есть еще кто-нибудь? — спросил он.

— Живых нет, — коротко ответил Санчес.

— Кто вы? — спросил негр.

— Журналисты, — отозвался Равиль. — Сидим здесь вторую неделю.

Капрал освободил их от наручников, потом пнул ногой тело убитого Санчесом талиба-охранника.

— Это я убил его и освободил вас, — хвастливо сообщил негр. — Не забудьте написать это в своей газете. Меня зовут Джонс. Капрал Джонс.

Негр повернулся и направился к двери. Равиль с трудом преодолел желание подхватить автомат и выпустить длинную очередь в ненавистную спину «освободителя».

Вокруг царила суматоха. Американцы искали взрывчатку и, как понял Равиль из их разговоров, химическое оружие. Его и Санчеса сразу же отправили в госпиталь на джипе. Водителя и сопровождавшего их санитара они убили, как только отъехали на безопасное расстояние. Санчес сам сел за руль. Равиль развернул карту местности.

— Поворачивай направо, — сказал он. — Только бы бензина до Пешавара хватило.

Санчес беспечно махнул рукой и нажал педаль газа.

Север Японии

Остров Хоккайдо — самый северный из японских островов. Портовый город Отару, побратим русского города Находка, расположен недалеко от столицы острова города Саппоро, на берегу залива Исикари. С трех сторон Отару окружен горами, с четвертой — морем. В прошлом город служил военной базой, с территории которой японцы — дети богини Аматерасу — отвоевали этот северный остров у диких белокожих варваров эбису.

Война была тяжелой и кровопролитной. Трижды варвары эбису стирали Отару с лица земли, оставляя на месте города лишь трупы и головешки, но город снова отстраивался.

Сегодня Отару являлся одним из крупнейших туристических центров Хоккайдо, но с ярко выраженным промышленным уклоном. То есть приезжали сюда в основном не совсем обычные туристы. На природу и достопримечательности им было наплевать. Цель у них была одна — обзавестись по дешевке подержанным японским автомобилем.

В самом городе Отару кроме автомобильного экспорта процветала и другая торговля — электроникой, тряпками и прочим ширпотребом. Окраина города представляла собой сплошную промышленную зону, в основном склады. Здесь хранились контейнеры, прибывшие морем, здесь они перегружались на железнодорожные и автомобильные платформы. Со стороны район напоминал пчелиные соты. Ориентироваться здесь было невероятно трудно.

Ранним утром, еще затемно, к одному из таких складов медленно двигалась колонна машин и автобусов. Судя по цвету и эмблемам, все они принадлежали к автопарку полицейского управления.

Колонна остановилась возле серых металлических ворот. Из автобусов, как черные тараканы, посыпались вооруженные люди в касках и бронежилетах. Часть из них собралась у ворот, остальные бросились к забору, огораживавшему склад. Негромко прозвучал взрыв, и створка ворот обрушилась внутрь. Ворота еще не успели упасть, а штурмующие уже вломились на склад и рассредоточились по его территории, занимая складские строения и помещения.

Для охранников склада налет полиции явился полной неожиданностью. В их организации царила строжайшая дисциплина. За невыполнение приказа наказанием служила смерть. Такая практика имела свои серьезные минусы. Она подавляла всякую инициативу рядовых членов в зародыше. От них требовалось лишь неуклонное соблюдение инструкций. Штурм склада полицией никакими инструкциями предусмотрен не был, и охранники просто не знали, что им делать, ожидая приказов сверху.

Они спохватились только тогда, когда ворота с грохотом рухнули и полицейские принялись ломиться во внутренние помещения. Только теперь начальник охраны, человек молодой и неопытный, наконец сбросил охватившее его оцепенение и схватился за трубку телефона. Лицо его покрылось каплями холодного пота. Рассеченная косым шрамом щека подергивалась.

Начальник охраны понимал, что произошла катастрофа, в которой сам он никак не виноват. Но он также не сомневался, что кто-то должен будет за все это ответить. И, скорее всего, отвечать придется именно ему. Он набрал номер экстренной связи с «оябуном» — «отцом» организации. Тот ответил сам. Начальник охраны сразу узнал его голос и поклонился так низко, будто грозный хозяин стоял прямо перед ним.

— Сумимасэн, Нобуро-сан! — быстро проговорил он. — Мне нет прощения. На нашем складе полиция. Они уже прорвались во внутренние помещения. Склад захвачен.

Оябун помолчал, потом ответил негромко:

— Это действительно непростительная ошибка. Надо срочно уничтожить все, что может связать оружие со склада и нашу организацию. Любые следы. С полицейскими веди себя спокойно и предупреди своих людей. Вы — простые охранники, нанятые через агентство. Ничего не знаете, никого не видели. После этого тебе надо будет исчезнуть.

Начальник охраны снова поклонился, глядя в угол.

— Хай! Я готов умереть, — рявкнул он.

Оябун помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе явно послышалась усмешка:

— Ты умрешь, но позже. Сейчас у тебя будет задача поважнее. Как только вас отпустят из полиции, вылетишь в Европу. Отныне твое кодовое имя — Самурай.

И отключился. Начальник охраны одернул форменный китель и шагнул навстречу приближающимся полицейским.

Лондон

Ночной город выглядел с высоты сотни метров бушующим огненным морем. В застекленной кабинке колеса обозрения или, как его называют, «Лондонского глаза», находились двое мужчин.

В том, что постарше, глаз опытного журналиста сразу распознал бы бывшего российского олигарха Бориса Октябриновича Гореславского. Сам Борис Октябринович предпочитал, чтобы его называли сокращенно — господин БОГ. Второй, помоложе, был менее известен широкой публике. Он занимал пост помощника секретаря ООН по вопросам защиты детей в вооруженных конфликтах. Звали его Усамой бен Масихом. Работу в солидной международной организации господин бен Масих совмещал с хлопотной общественной нагрузкой — он был вождем псевдоисламской террористической группировки «Аль-Накба».

Кабинка медленно, с остановками, перемещалась вверх. На передвижном столике стояла открытая бутылка дешевого шампанского, которая прилагалась к VIP-аттракциону и входила в его стоимость. Мужчины, не обращая внимания на пойло, вели неторопливый разговор. Бен Масих еще не разучился говорить по-русски, поэтому беседа шла на языке Толстого и Достоевского.

— Куда катится этот мир? — вопрошал господин бен Масих. — Парковка обходится в десять долларов за час! Представляю, сколько стоит наше катание на этом дурацком колесе.

Гореславский пожал плечами:

— Выбирать не приходится. Только здесь, пожалуй, еще можно спокойно поговорить. По-моему, нас приняли за пару новобрачных гомосексуалистов.

Бен Масих вспыхнул, его лицо залила краска негодования, но Борис Октябринович продолжал как ни в чем не бывало:

— А аттракцион стоит недорого, долларов двести двадцать — двести тридцать. Но в целях конспирации мне пришлось делать заказ через русское туристическое агентство. Так эти бандиты содрали с меня тысячу евро. Надо будет занести им в офис небольшой презент — бомбу с часовым механизмом. Но это позже, чтобы никому в голову не пришло связать это с моим заказом… — Он мечтательно застыл у края бездны. — Когда-нибудь мы взорвем это дурацкое колесо. Чтобы оно упало прямо в Темзу. Надо только, чтобы в этот момент на нем было побольше народа. Представляешь, какие брызги поднимутся?!

Он радостно, совсем по-детски рассмеялся. Но его собеседник оставался мрачен и хмур. Борис Октябринович смерил его пренебрежительным взглядом.

— Так ты говоришь, у нас неприятности?

— Неприятности? — Бен Масих грязно выругался. — Я бы назвал это разгромом. Они накрыли практически все наши боевые группы и склады. В Европе, в Америке, в Японии. Даже лагерь талибов на границе с Пакистаном. Спаслись только несколько человек. Боюсь, один из них мог оказаться предателем.

Гореславский пошевелил сцепленными за спиной пальцами рук.

— То, что все налеты на наши объекты произошли одновременно, безусловно, свидетельствует об утечке информации. Говоришь, предатель мог оказаться среди спасшихся? Ерунда! Каждый из них знал очень немного, только то, что касалось их собственных групп. Нет, сдать всех и сразу мог только кто-то из твоего непосредственного окружения.

Бен Масих обескураженно покрутил головой:

— Не может быть, все они проверенные люди!

— Плохо проверял! — с неожиданной яростью рявкнул вдруг Гореславский. — Сколько их у тебя?

— Пятеро, — неуверенно протянул бен Масих. — И я ручаюсь за каждого.

Гореславский едва сдерживал гнев.

— Тебя я не подозреваю… пока не подозреваю! И скажи за это спасибо. А своих помощничков немедленно бери в работу. Один из них — враг. На нем кровь наших братьев.

Кабинка теперь шла вниз. Бен Масих все еще не мог смириться с необходимостью уничтожить собственный штаб.

— Но если один предатель, то четверо других…

— У меня нет времени выяснять это! — перебил его Борис Октябринович. — Возможно, твой стукач уже сдал и нас с тобой. Мы тут болтаем, а внизу уже ждут с наручниками.

Бен Масих замялся:

— Но у нас нет ни пентотала, ни скополамина. Все запасы захвачены полицией.

Гореславский наклонился к собеседнику и зашипел, брызгая слюной ему в лицо:

— А топор у тебя есть? Пила, молоток, плоскогубцы? Как же в старину без пентотала и скополамина обходились? В инквизиции, в Чека, в гестапо? Так что иди и работай. И доложи как можно скорее. Твою главную базу на острове, надеюсь, не тронули?

Бен Масих не смог сдержать самодовольной ухмылки.

— Руки коротки. Мой остров — территория под юрисдикцией ООН. Но все остальное… Вах! Такие убытки… люди, оружие…

— Не хнычь, — Гореславский похлопал собеседника по плечу. — Это не убытки, это расходы. Людей наберем, оружие купим. К тому же в наших лабораториях разработано взрывчатое вещество нового типа.

Господин бен Масих воспрял духом. Он выпрямился и, казалось, стал выше ростом. Наконец он набрался храбрости, чтобы задать главный вопрос.

— А что говорит ад-Даджал? — осторожно спросил он.

Борис Октябринович ответил не сразу. Сначала подумал — стоит ли. Потом решил, что можно посвятить верного помощника в сокровенную тайну.

— Мудрый ад-Даджал считает, что здесь оскорблена его честь. Мы должны нанести ответный удар. И он будет страшным.

Бен Масих слушал, затаив дыхание. Его глаза горели огнем восторга.

Гореславский продолжал:

— Долгое время мы ограничивались тем, что взрывали грязное быдло в метро, поездах, самолетах. Но теперь мы пойдем другим путем.

Бен Масих удивленно приподнял брови:

— Вах! Неужели мы перестанем взрывать этих баранов?

Борис Октябринович усмехнулся:

— Нет, зачем же? Наоборот, мы усилим нашу борьбу. Стадо надо держать в страхе, и мы будем продолжать начатое с удвоенной энергией. Но кроме этих ничтожных пора побеспокоить и других — тех, кто ездит в лимузинах с кортежами и летает на персональных самолетах. Вельмож, которые возомнили себя хозяевами этого мира. Следует напомнить им, что они — такие же ничтожества, как и те, кто их выбирает и выдвигает во власть. По ним мы и ударим. Это потрясет низы, они будут деморализованы, и мы легко погрузим весь мир в хаос. Это будет конец света. Мы их всех трахнем!

— Вах! — восхищенно повторил бен Масих. — Воистину, когда идущий во главе стада козел случайно падает в пропасть, все стадо прыгает следом за ним.

— Именно так! — согласился Гореславский. — Все они — только козлы и бараны. И мы напомним им, что в мире существуют львы. Ты, почтенный Усама, кажется, сказал, что некоторым из твоих людей удалось спастись? Это хорошо, они нам пригодятся. Собери тех, кто остался. Они возглавят армию безмозглых зомбированных баранов. Ты займешься их подготовкой, а я скажу, что надо делать.

Прозрачная кабина опустилась вниз. Двери открылись. Собеседники вышли, оставив откупоренную бутылку шампанского тем счастливчикам, которые зайдут первыми.

Подмосковье

Над Ватутинками стояла тихая темная ночь. Старостин мерил шагами пол своего кабинета. Через окно он видел, как перед штабом затормозил черный «Хаммер» премьер-министра. Спустя пару минут вице-адмирал услышал в коридоре его твердые шаги. В кабинет начальника ФАРОСа они вошли вместе. Ковригов крепко пожал руки обоим.

— Бормана нет? — на всякий случай уточнил Старостин.

— Часа два назад уехал, — заверил его генерал-полковник.

Правдин прошел к столу и занял одно из кресел.

— Рассказывайте, Илья Григорьевич, — попросил он.

Старостин прокашлялся. Ковригов понимающе хмыкнул, достал из заветного шкафчика бутылку виски и тяжелые стаканы. Разлил и раздал.

Старостин сделал глоток и кивнул:

— Спасибо. Так вот, я собрал вас среди ночи, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. Агент Дервиш, для внедрения которого в окружение Усамы бен Масиха потребовалось так много сил, средств и времени, не вышел на связь. Думаю… нет, уверен, что он расшифрован. Возможно, его уже нет в живых, возможно, с ним еще работают.

Правдин нахмурился:

— И в чем причина? Ваше мнение?

Старостин задумался, но ненадолго.

— Судите сами, — сказал он. — При прошлой нашей встрече генерал-майор Бормышев получил информацию о расположении секретных баз и лагерей, которые принадлежали террористической группировке «Аль-Накба». На следующий день брат Бормышева, который, кроме всего прочего, числится также консультантом зарубежных антитеррористических структур и ООН, отправляется в международное турне. Вслед за этим по всему миру проходят повальные аресты накбаитов. Все их базы, указанные в меморандуме Дервиша, разгромлены, а террористы убиты или арестованы. Убитых, к счастью, не вернуть, а вот арестованных, думаю, скоро выпустят. Реальная доказательная база для обвинения практически отсутствует, а оперативную информацию к судебному делу не подошьешь. Так вот, бен Масих не дурак и в состоянии сложить два и два. Он, разумеется, догадался, что у него в штабе утечка, и принял необходимые меры. В результате мы лишились ценного агента еще до того, как он фактически приступил к работе.

Правдин потер лоб:

— И виноват в этом…

— Борман, — заключил Ковригов.

В кабинете воцарилось гнетущее молчание. Его прервал премьер-министр.

— Вы считаете, что генерал-майор Бормышев предатель? — прямо спросил он Старостина.

Тот отрицательно покачал головой:

— Нет. Он просто самонадеянный идиот. Хотел прогнуться, поймать плюс, как говорят в армии. Возможно, — вице-адмирал бросил взгляд на Ковригова, — он спит и видит себя на месте начальника главка. И пользуется для этого любой возможностью.

Судя по выражению лица премьер-министра, ему только что наступили на мозоль.

— Мы не можем его сейчас уволить, — вяло заметил он.

— Понимаю, этого и не требуется, — кивнул Старостин. — Но вам придется полностью изолировать генерал-майора, иначе я вынужден буду его убить.

Он сказал это просто и буднично, но премьер-министр и начальник главка ему поверили. И даже не возмутились, поскольку работа предстояла — серьезнее некуда. И игры карьеристов были здесь неуместны. К тому же нелепые действия братьев Борманов уже повлекли за собой смерть многих людей. И неизвестно, чья еще жизнь могла быть принесена ими в угоду собственным амбициям. В том числе и жизнь присутствующих здесь, в кабинете.

Поэтому, вместо того чтобы напуститься на вице-адмирала с шаблонными упреками типа «как вы можете» и тому подобными замечаниями, Правдин спросил его:

— Можем ли мы что-то сделать, чтобы спасти Дервиша?

Старостин помрачнел:

— Боюсь, мы опоздали. Впрочем, можно попробовать систему экстренной доставки «Стратосфера».

Эту программу разработал еще в конце 70-х годов ХХ века знаменитый ракетный конструктор академик Челомей. Заключалась она в том, что облегченная ракета-носитель выводила на высоту около двухсот тысяч метров пассажирскую капсулу с десантной группой. Капсула не выходила на орбиту, а совершала суборбитальный полет, двигаясь по баллистической траектории. После этого капсула совершает мягкую посадку в заданной точке моря или океана. Диверсионная группа покидает капсулу и приступает к выполнению задания. После выполнения задания группа эвакуируется на подводной лодке или иным способом.

Название системы носило условно-конспиративный характер. Собственно стратосфера кончается на высоте пятидесяти километров над землей, капсула же поднималась вчетверо выше — в область, именуемую термосферой. Только здесь, в безвоздушном пространстве, можно было придать капсуле необходимую скорость.

В начале 80-х работы над системой прекратились, но в 2008 году их возобновили. Экономический кризис помешал внедрить «Стратосферу» в Вооруженные силы. Но экспериментальный образец системы на полигоне в Капустином Яре ожидал испытаний.

— Сколько времени займет доставка группы к месту проведения операции? — спросил премьер.

Ковригов прокашлялся:

— Ну, подготовить систему к пуску, собрать и доставить на старт группу — часа три. И сам полет в тропики — сорок минут.

— Но ведь экипаж должен иметь специальную подготовку, — напомнил премьер-министр. — У нас есть такая группа?

Ковригов отрицательно покачал головой. Ему возразил Старостин:

— Полет проходит в автоматическом режиме, от экипажа требуется только здоровье. Можно задействовать группу капитана второго ранга Татаринова. Их хоть на Марс посылай. Ребята надежные. Заодно проведем испытание системы.

В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Его нарушил премьер-министр.

— Какова степень риска?

— Девяносто семь процентов, — бесстрастно ответил Старостин. — Не выше, чем обычно.

Премьер молчал, Ковригов тоже. Старостин достал трубку мобильного телефона и набрал номер, который держал только в собственной памяти. Ему ответил низкий, чуть хрипловатый, хорошо знакомый голос.

— Слушаю.

— Кэп? Собирай группу. За вами заедут, — сказал вице-адмирал.

И отключился. Премьер поднялся и направился к выходу. Со стороны казалось, что на него давит тяжелый груз. Ковригов направился следом, чтобы проводить до машины.

Старостин подошел к окну и, глядя на усыпанное яркими звездами ночное небо, подумал, что спать в эту ночь ему снова не придется.