Двое на фоне заката

Людмила Толмачева

Приходит возраст, когда мысли о любви сродни преступлению. На них наложен запрет. Они смешны и даже неприличны. Но вдруг в сумерках одиночества замаячит огонек. Это свет надежды. «О боге пора подумать, а у ней кавалеры на уме!» – со злостью говорит домработница о своей хозяйке, героине романа. Но что делать, коль нежданно-негаданно пришло большое чувство? Принять как дар судьбы? Или трусливо бежать, «боясь пустой молвы»? Благословите же позднюю любовь!

© Людмила Толмачева, 2022

ISBN 978-5-0056-7500-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе.

Людмила Толмачева живет под Екатеринбургом. Автор известных романов «Мужские сны», «Ягоды бабьего лета», «Бегущая против волны» и др.

О книге

Приходит возраст, когда мысли о любви сродни преступлению. На них наложен запрет. Они смешны и даже неприличны. Но вдруг в сумерках одиночества замаячит огонек. Это свет надежды. Робкой, немыслимой надежды на счастье. «О боге пора подумать, а у ней кавалеры на уме!» — со злостью говорит домработница о своей хозяйке, героине романа. Но что делать, коль нежданно-негаданно пришло большое чувство? Принять как дар судьбы — словно глоток старинного вина — и ощутить его изысканную прелесть? Или трусливо бежать, «боясь пустой молвы»? Благословите же позднюю любовь! Любовь на фоне пламенеющего заката…

Пролог

Толпа у служебного входа одного из театров, завоевавшего с недавних пор новую популярность, была весьма разношерстной. Дамы среднего возраста поглядывали на молодых чуть свысока, очевидно, внутренне осуждая их за громогласную развязность, немыслимый сленг, оголенные, да еще с пирсингом животы девушек и прочие вещи, столь вызывающие, сколь и недоступные для них самих. Пожилой и старческий контингент, как ни странно, в отношении молодежи был более снисходителен. Эти старушки в старомодных костюмах ласково жались к хихикающим девчонкам и басовито посмеивающимся юнцам, задавали вопросы про учебу и виды на дальнейшую жизнь. Парни соревновались в остроумии, а девчонки, поощряя их в этом, звонко реагировали на каждую, даже не самую удачную остроту. Дамы средних лет презрительно фыркали, когда кто-нибудь из парней шуткой цеплял плохо слышащих и не «врубающихся» в тонкости юмора старушек, а те хоть и понимали, что стали предметом острот, не обижались, а дружелюбно смеялись вместе со всеми.

В стороне от толпы курил молодой мужчина, машинально постукивая о колено букетом роз в серебристой обертке. Иногда он щурился сквозь сигаретный дым на девчонок, а те, ловя его взгляды, кокетничали уже на два фронта.

Вдруг дверь служебного входа открылась, и на пороге появился пожилой актер. Раздались возгласы приветствия, но толпа осталась на месте. Лишь несколько старых женщин поспешили к своему любимцу. Его расспрашивали о здоровье, жене, внуках, но ролями никто не поинтересовался. Актер вежливо улыбался, отвечал на приветствия старинных поклонниц, продолжая двигаться к парковке со строгой надписью «Только для служебных машин».

Из девчоночьей стайки выпорхнула тоненькая брюнетка и, подбежав к актеру, попросила автограф. Тот искренне обрадовался ее вниманию. С отеческой заботой были произнесены какие-то слова напутствия и сделана размашистая надпись на учебнике по сценическому искусству.

Внезапно раздался женский визг, толпа колыхнулась, подалась к открывшимся дверям. Поднялся всеобщий гвалт. Брюнетка, выхватив из рук пожилого актера учебник, ринулась за толпой, а он, покачав головой, с кислой улыбкой поспешил к своему автомобилю.

Толкаясь и напирая на стоящих впереди, люди просили автограф у молодой актрисы Анастасии Снегиревой. Она с охапкой цветов только что вышла из театра и сразу попала в плотное кольцо неистовых поклонников. Со всех сторон раздавались выкрики: Анастасия, мы вас любим! Настя, ты супер!

Устало улыбаясь, она раздавала автографы и при этом все время озиралась, будто искала кого-то.

Мужчина, тот, что стоял на отшибе и курил, бросил окурок в урну и решительно подошел к толпе. Втиснувшись в ее недра, работая локтями и применяя физическую силу, он добрался до актрисы, взял ее за руку и повел за собой, спасая от необузданных фанатов. Его звучный баритон перекрывал общий шум:

— Посторонись! Граждане, не напирайте! Девушка, успокойтесь, улетим вместе. Эй, парень, не на дискотеке, не дави ластами! Мамаша, поберегите здоровье, зачем так надрываться? Я тоже жертва искусства.

Наконец, им удалось сесть в синюю «Мазду» и уехать, правда, не сразу, а преодолев еще одно препятствие — юная брюнетка, та, что брала автограф у пожилого актера, на пару со своей более упитанной подругой бесцеремонно легли на капот и долго уговаривали Анастасию прийти в их студенческий клуб на «сейшн».

— Устала? — спросил Сергей, искоса взглянув на подругу, когда автомобиль уже ехал по широкой магистрали.

Настин профиль всегда напоминал ему лицо молодой гречанки с древней камеи — высокие скулы, прямой носик, округлый, слегка выдвинутый вперед подбородок.

— Просто не хочется говорить, — не сразу отозвалась она. — Целую вечность вот так бы ехала и молчала.

— Что ж. Помолчим.

Вскоре они входили в подъезд старого, довоенной постройки дома, где жила Анастасия. Квартира на четвертом этаже, с высокими потолками, потемневшим дубовым паркетом и небольшим по нынешним временам балконом, досталась Насте по завещанию, от Тамары Важениной, известной в прошлом актрисы театра и кино.

— Я в душ, а ты поставь чай, ладно? — скидывая туфли и на ходу расстегивая кофточку, попросила Настя и скрылась за дверью ванной.

Сергей все еще возился с сервировкой стола, когда она появилась на пороге кухни, посвежевшая, с распущенными по плечам влажными волосами, в белом шелковом халатике, подчеркивающем стройную гибкость тела.

— Зитцен зи битте, фройляйн, — игриво произнес Сергей, выдвигая стул и смахивая полотенцем невидимые пылинки.

— Данке шён, — в тон ему ответила Настя и грациозно устроилась на стул.

Сергей не удержался — наклонился и чмокнул ее в щеку возле самого уха.

— Ой, так и оглохнуть можно! — засмеялась она грудным смехом, запрокинув голову и глядя на него снизу вверх.

Он начал целовать ее маленький смеющийся рот, а она, обхватив его шею поднятыми кверху руками и лаская прикосновениями тонких пальцев, длила и длила поцелуй.

* * *

Утомленная, Настя лежала на кровати, разметав по подушке свои чудесные волосы. Сергей то нежно проводил по ним ладонью, то осторожно перебирал пряди. В полумраке ее обнаженное тело, повернутое набок, лицом к Сергею, выделялось четким контуром, напоминающем виолончель. Ему вдруг захотелось нарисовать ее.

— Только не шевелись, — вполголоса предупредил он, — я буду рисовать тебя.

— Как это? — сонно спросила она.

— Условно.

— Досрочно?

— Ваш тюремный юмор, мадемуазель, просто убивает во мне художника.

— Извините, маэстро. Рисуйте же скорей, а то я засыпаю.

Он, едва касаясь, медленно провел пальцами по Настиному телу, как бы обводя его абрис от макушки до пяток, одной плавной линией, не пропустив ни малейшего спада или подъема. Наградой от «натурщицы» были крепкие объятья и поцелуй.

* * *

Позднее утро разбудило их яркими солнечными лучами, превращенными тюлевым узором в сложную мозаику, занявшую часть стены, пола и кровати. Настя встала, потянулась, а потом подошла к окну. Оглянувшись на Сергея, который оставался в постели и явно любовался ею, поинтересовалась:

— И где мой «кофе в постель»?

— Но ты уже встала. Эффект сюрприза утрачен, — с невинной улыбкой ответил он.

— Когда ты поймешь, женщине не сюрпризы нужны, а внимание?

Сергей сбросил одеяло, вскочил, начал поспешно одеваться:

— Все! Я на кухню, а ты живо в постель! Сейчас я окружу тебя таким вниманием, что на небе удивятся!

— Ладно. Оставим небожителей в покое. Пошли лучше в душ, — смилостивилась Настя. — Но ваши горячие намерения не пропадут втуне.

Вскоре они сидели на кухне и пили кофе. Настя, заботливо подливая в его чашку сливки, делилась впечатлениями от вчерашнего спектакля:

— А во втором акте Левочкин решил меня «расколоть»…

— Левочкин? И чего вдруг старый козел решил порезвиться?

— Не знаю. Я не первая в его списке.

— И что? Получилось?

— Еще как! У меня истерика началась. Прикинь, мне по роли рыдать надо, а я от смеха корчусь. Пришлось выкручиваться.

— И чем он насмешил тебя, бедную? — ревниво спросил Сергей.

— В принципе, элементарно.

— Ну не палец же он тебе показал? А может… — он вдруг наклонил голову, посмотрел на себя где-то в районе пояса и метнул на Настю лукавый взгляд, — что-нибудь подобное пальцу?

— Что?! — фыркнула Настя и рассмеялась. — Балашов, прекрати! Я сейчас подавлюсь.

— Нет? Не то? А что он еще-то мог показать?

— Ну, хватит, Сережка! Ничего он не показывал. У него в реплике есть фраза: «Не волнуйтесь, мы вас подстрахуем», и слово «подстрахуем» он разделил на две части, произнося первую часть громко, а вторую потише, но почти мне на ухо. Зрители этого не заметили, а я поплыла.

— Ну вот видишь? Я угадал гвоздь раскола. Только в молодости Левочкин его, должно быть, показывал, а сейчас в устной форме… Возраст!

Настя поставила чашки в мойку, включила воду, но тут же взволнованно оглянулась на Сергея:

— Ой! Сережа, сегодня какое число?

— Пятнадцатое.

— Собирайся, поедем на кладбище!

— Уже? А я думал пожить еще…

— Кончай свои приколы! — рассердилась Анастасия. — Я серьезно.

— Ну разумеется! — сделал обиженное лицо Сергей. — Мои приколы до фени. Тебе расколы подавай, на тему страхования.

* * *

Анастасия склонилась над могилой, поправила разложенные на надгробной плите розы. С портрета на молодых людей смотрели спокойные, мудрые глаза Тамары Николаевны Важениной.

— Она даже здесь красивая. Удачный снимок, правда? — спросила Настя, взглянув на молчаливого Сергея.

— Угу, — согласился он, не размыкая губ.

— Я тебе ведь не рассказывала о наших отношениях. И не потому, что не о чем говорить, наоборот… Не хотелось трепаться, как о чем-то рядовом… А сейчас… Обещай, что выслушаешь. Без твоих приколов, ладно?

— Угу, — вновь подтвердил свое согласие Сергей.

— Десять лет прошло, как я дура дурой пришла к Тамаре Николаевне. Абсолютный ноль! Ничего не умела, только кривляться и жеманно закатывать глаза. Смех! Знаешь, это необыкновенная женщина! В семьдесят она полюбила так, как это бывает в молодости. И это не маразм. Только не подумай! Пойдем по этой аллее! В движении мне как-то проще…

Они шли вдоль аллеи старых лип, отбрасывающих причудливые тени на освещенную солнцем дорожку, и Настя, увлекаясь все больше и больше, рассказывала своему возлюбленному историю дорогого ей человека.