Матрёшкино счастье

Любовь Кантаржи, 2019

Марине 41 год, и она уверена, что её жизнь не удалась. Любимый человек погиб много лет назад, муж бросил, дочь грубит. И чем дальше, тем ситуация хуже. Но однажды в её квартире раздаётся необычный телефонный звонок, а затем события развиваются стремительно и непредсказуемо. Героиня попадает в круговорот странных обстоятельств, которым невозможно найти объяснение. До самой развязки мы остаёмся в неведении, что же скрывается за всеми этими невероятными событиями и чем всё закончится…

Глава 3. Матрёшка

Марина допила остывший кофе.

— Ты, конечно же, права, Катюша: Стас никогда не бросил бы свою семью.

Катя внимательно смотрела на подругу.

— Жалеешь? Что встретила его, что всё так сложилось у вас?

Марина сосредоточенно вглядывалась в блестящий черпачок чайной ложечки, словно надеялась прочитать там правильный ответ. Покачала головой.

— Раньше не жалела. Думала — ради такой любви можно на многое пойти. А теперь жалею, Кать. Не стоит оно того…

Она давно сформулировала для себя эту мысль, но вслух произнесла впервые.

— Если бы не он, у меня была бы сейчас совершенно другая жизнь… Я жила бы, как все. В хорошем смысле, Катя: как все! нормальные! люди! И, может быть, была бы даже счастлива. Во всяком случае, не ощущала бы так остро своего несчастья…

Марина помолчала.

— Но вот о физике не жалею. Совсем. Это по молодости мне всё казалось интересным, хотелось какие-то вершины покорять, амбиции реализовывать. А сейчас я вижу: пустое это всё, — игра в укротителей элементарных частиц, погоня за научными степенями. Не понимаю я больше того задора, с которым взрослые серьёзные люди пытаются распотрошить материю, разобрать всю вселенную на запчасти. Зачем? Что это даст людям? Разве сделает кого-то добрее, лучше, человечнее?

Катерина искренне возмутилась.

— Ну, мать, ты даёшь! А как же технический прогресс, научные достижения, национальная безопасность, в конце концов? Если бы все так рассуждали, мы бы уже в пещерный век вернулись!

— А никто так и не рассуждает, — успокоила её Марина. — Одна я.

Она вяло ковыряла ложечкой в блюдце. Невкусное оказалось пирожное, вид один, а радости никакой! Из пластмассы их делают, что ли?

Подруга между тем увлечённо доедала свой десерт.

— Ты, Матрёшка, не горюй, — говорила она, тщательно подбирая с блюдца остатки лакомства и облизывая ложку. — Жизнь — она как зебра: чёрная полоска, белая полоска. Сейчас у тебя просто фаза такая, чёрная. Но это не навсегда! На очереди уже белая полоска маячит, и даже не полоска, а целая полоса! Полосища!

Марина кивнула.

— Хотелось бы надеяться…

Неужели наступит это когда-нибудь в её жизни — белая полоса везенья и радости? С трудом верится, да ещё и на старости лет!.. Нет, вряд ли возможно такое. Надо уметь трезво смотреть правде в глаза: упустила она своё счастье, и, скорее всего, не видать ей его больше…

Но Катька молодец — умеет утешить. И почему они так надолго потеряли друг друга из виду? Марина только теперь осознала, что у неё практически нет подруг. Есть приятельницы, хорошие знакомые, но откровенно поговорить практически не с кем.

Как случилось, что вокруг неё образовался вакуум?

Катерина вдруг встрепенулась:

— Мотечка, у меня шикарная идея! Я всё придумала! Не хочешь менять работу — и не надо! Тебе надо перевести дух. Остановиться. Оглянуться. В общем, решение простое: декрет! Родишь мальчика, посидишь дома, отдохнёшь и будешь жить, как все нормальные люди! И перестанешь говорить о себе, что ты рыба и веник в углу! Ну как?

Глаза её блестели, ей показалась очень удачной эта идея.

Марина нервно засмеялась.

— Ты шутишь? Какой декрет в моём возрасте? Это говорить хорошо, а куда я с маленьким потом? Это ж не игрушка, а ребёнок! Что я ему дам? Мужа нет и не предвидится! Дочка на мне! Родители вообще в деревне!

Катя сочувственно смотрела на подругу.

— Моть, по-моему, ты себя накручиваешь. Я так понимаю, кризис у тебя, а тут перемена участи. Судьба. Может, воспользоваться надо? Я бы на твоём месте с удовольствием в декрет сходила…

— Ну, вот ты на своём и сходи!

— Мотя! Но я же серьёзно!

— И я серьёзно! Как я могу родить? На какие шиши? Кто нас содержать будет? «Перевести дух, остановиться, оглянуться» — отлично! Только чем я двоих детей кормить буду, ты не подумала, нет? Знаешь, я, может тоже хотела бы, как в той песенке: «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила, всех видов и мастей». Но мы, Катя, живём не в песне! И живём мы с затеями, да ещё с какими! И я не хочу всех мастей, не хочу «от всех, кого любила»! Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, чтобы соседи за моей спиной перешёптывались! Дети должны рождаться в семье, у них должны быть мама и папа! И мама должна быть не старуха, как я, а молодая женщина, неужели это не ясно?

Катя возмущённо замахала руками:

— Не сочиняй, пожалуйста, никакая ты не старуха. Старухи не рожают по определению, а если уж тебе, дурёхе великовозрастной, выпал шанс, так и воспользуйся им! — и плевать на соседей!

Марина помолчала, улыбнулась вымученно.

— Хорошая ты девочка, Катя. И ты отлично всё придумала. Тебе нужно быть писателем — у тебя получатся замечательные детские сказки.

Она встала.

— Пойдём, Катюш. У меня Машка там одна, а мне ещё в больницу собираться.

***

На улице уже почти стемнело, горели жёлтые фонари и их свет делал улицу нарядной и уютной. Слегка приморозило, сыпал лёгкий снежок, и прогуляться с подругой по вечернему городу было одно удовольствие, тем более, что Катин «Рено» был припаркован в нескольких кварталах от «Смородинки». Марина вдохнула полной грудью и… на неё вдруг накатил необъяснимый страх, защемило сердце. Она в панике остановилась, схватила Катю за руку. Та с тревогой обернулась:

— Ты что, Моть? Плохо тебе?

— Я боюсь, Катька. Вдруг со мной случится что?

— Ну, приехали! Что за настроение? Что с тобой должно случиться-то? У нас сейчас медицина на уровне, всё как надо сделают. Или ты передумала? Передумай, Моть, роди!

Марина замотала головой:

— Нет, что ты, исключено, я же сказала! Просто… Страшно мне, Катюш. У меня ведь Машка маленькая совсем. Если что — кому она нужна?

У Катерины едва не сорвалось с языка, что Маша не такая уж и маленькая, и что у неё есть и отец, и бабушка с дедушкой, и старшая сестра, — но всё же хватило ума промолчать. Она обняла подругу за плечи.

— Всё будет хорошо, Матрёна! Раз приняла решение — не трусь! Ну, а если страшно — сходи в церковь, свечку поставь! Хочешь, вместе зайдём?

Они как раз подходили к небольшой церкви. Заканчивалась вечерняя служба, из калитки потянулись на тротуар прихожане.

Марина опять замотала головой:

— Мне нельзя туда! Я же завтра…

Она не решилась возле храма произнести это страшное — и показавшееся вдруг таким грубым — слово «аборт».

Катя подумала и возразила:

— Это послезавтра будет нельзя! А сейчас пока ещё можно!

— Нет, не пойду. Какую свечку я должна поставить — за здравие или за упокой? Себе за здравие, ребёнку — за упокой? Чтобы завтра всё без осложнений прошло и не больно? Нет, Кать, нельзя!

— Ну ты, мать, даёшь! Это надо ж так сказать: за упокой!

Марина всхлипнула. Она разволновалась, раскраснелась, готова была вновь разрыдаться. Но — взяла в себя в руки, собралась, удержала душевное равновесие.

Они уже миновали церковную ограду, когда из калитки выбежала женщина в платке и, оглядевшись по сторонам, торопливо направилась им вслед.

— Подожди, милая! — позвала она Марину, схватив её сзади за рукав.

Марина опешила.

— Вы мне?

Женщина была не старая, в длинном одеянии, поверх которого на плечи было накинуто что-то стародавнее, не то салоп, не то тальма — Марина всегда путалась в названиях этих старинных нарядов; из-под платка выбивались лёгкие светлые пряди.

— Тебе, тебе, милая! Вот, держи! Это к именинам тебе!

Она что-то протягивала Марине.

— Вы меня, наверное, путаете с кем-то? Какие именины?

— Завтра, завтра твои именины, рождение Матрёшино!

Марина хотела было возразить, что её день рождения был на прошлой неделе, но незнакомка уже совала ей что-то в руку.

— А это тебе подарок от неё, от Матрёши Беляковой, на счастье. Говорю же, рождение её завтра, стало быть, именины твои.

В ладони Марины очутилась небольшая деревянная кукла — матрёшка.

— Только сразу не открывай — дома откроешь! Спрячь в сумку-то! И не бойся ничего!

От изумления Марина потеряла дар речи. Она послушно засунула «подарок» в сумку, тщательно застегнула молнию. Голос женщины, её повадки, да и весь облик, показались ей смутно знакомыми, родными даже, мало того, на миг почудилось, что перед ней живая и странно помолодевшая баба Оля — её любимая Баболечка! В неверном свете уличного фонаря Марина попыталась разглядеть лицо незнакомки, но его укрывала тень, к тому же, женщина низко наклонила голову, наблюдая за руками Марины, когда та закрывала сумку. Так и не дав себя толком разглядеть, она развернулась и прытко побежала прочь, в темноту ближайшего двора.

— Подождите! Стойте! Мы знакомы? Вы кто? — крикнула ей вдогонку Марина. Незнакомка, полуобернувшись, лишь махнула рукой, на бегу бросив:

— Матрёна Андреевна я!

Спустя мгновенье из темноты вновь донеслось:

— Не бойся! Не бойся ничего!

И её будто след простыл! Подруги провожали беглянку растерянным взглядом.

— И что это было? — ошеломлённо произнесла Катя. — Ты хоть что-нибудь поняла, Моть?

Марина лишь покачала головой, не в силах произнести ни слова.

— А ведь это ты у нас — Матрёна Андреевна! — объявила подруга.

— Я, — призналась Марина. — И что? Что это объясняет? Кстати, так же звали бабушку моей Баболи…

— Твою пра…?

Марина кивнула:

— Прапрабабушку. Баболя много о ней рассказывала, да и мама моя маленькой застала её.

Катя задумалась.

— Кто такая Матрёша Белякова?

— Впервые слышу, — пожала плечами Марина.

— Хорошие дела! А какое у нас завтра число?

Марина не сразу сообразила, какое.

— Девятнадцатое, вроде бы.

— Так, девятнадцатое… И у кого же завтра именины?

— У меня, наверное, — призналась Марина. — Ты же слышала!

— Ну и ну. — Катерина покачала головой. — С именинами, Матрёшка!