Очарованная призраками

Лора Себастьян, 2021

Все знают эту легенду. Об Артуре, которому суждено стать королем. О прекрасной Гвиневре, которая предаст его на пару с Ланселотом. О жестокой волшебнице Моргане, что станет их общим врагом. Знает об этом и Элейн – волшебница из Шалота, которая обречена видеть будущее. На мистическом острове Авалон Элейн наконец обретает свободу и узнает о древних пророчествах. О бесчисленных вероятностях будущего, почти каждая из которых трагична. Когда будущее настигает их, Элейн, Гвиневра, Ланселот и Моргана отправляются вместе с Артуром в Камелот, где магия под запретом, повсюду враги, а законы общества сковывают их по рукам и ногам. Но самая большая опасность скрывается среди друзей. Видения сбываются, неизбежная судьба подбирается все ближе, и Элейн решает, как далеко готова зайти, чтобы изменить ее. И чем готова пожертвовать.

7

Дождь будет таким сильным, что каждая капля вопьется в кожу, словно крошечный ледяной кинжал. Уши заложит какофонией волн. Каждые несколько ударов сердца в вышине станет ухать гром, словно военные барабаны. Словно смерть. Я побегу по влажному песку, оставляя глубокие следы, и буду бежать до тех пор, пока ноги не заноют от боли. Но я не остановлюсь, потому что мне нельзя останавливаться. Если я замру хоть на секунду, то потеряю все.

Передо мной поднимутся скалы — острые, изрезанные, с кучей ниш, в которых смогли бы поместиться целые дома. Когда я подбегу к ним достаточно близко, то увижу его: огромный, выдающийся над шумной водой камень, на котором замрет темная фигура в капюшоне, деревянным посохом помешивающая что-то в котле. Я узнаю ее лицо, освещенное на мгновение вспышкой молнии.

— Моргана! — Этот голос мой, но в то же время чужой. Слишком взрослый, слишком громкий и неуверенный.

— Моргана, остановись!

Даже если она услышит меня, то не подаст виду — продолжит мешать свое варево, не отрывая от него внимательного взгляда. Я начну карабкаться к ней, хватаясь за грубую поверхность камня, обрезая ладони и ступни до крови… это меня не остановит. Я перелезу через край и увижу, как она закинет в котел кусок белой ткани, вымоченной в темной крови, и вновь помешает.

— Моргана, — повторю я, пытаясь отдышаться и поднимаясь на ноги. — Ты не можешь этого сделать. Они — наше племя.

Ее фиолетовые глаза поймают мои, и я вдруг с ужасом пойму, насколько она взрослая — прошло лет десять, но из-за впалых щек и уставшего взгляда она выглядит еще старше.

— Нет. Не наше, — ответит она.

Ее резкие слова будут сочиться тьмой и холодом. Смертью. Она продолжит мешать, но по лицу ее покатятся слезы, а губы сожмутся в тонкую линию. Руки задрожат, но не выпустят посох.

— И если я этого не сделаю… то кто же тогда сделает? — Она поднимет на меня пустой взгляд. — Ты, Эл?

По коже побегут мурашки. Я захочу ей помочь, но лишь продолжу наблюдать за ее работой. Когда она достанет из котла ткань, та снова будет белой — на самом деле это рубашка. Такие носили под доспехами на шалотских турнирах мои братья и отец. Моргана бросит в меня ею, и я поймаю ее. Рубашка будет сухой, но я совсем этому не удивлюсь.

— Побудь хоть немного полезной, ночь будет длинная, — скажет Моргана.

— Завтрашний день будет еще дольше, — предостерегу я, но послушаюсь и аккуратно сложу рубашку себе под ноги.

На несколько мгновений повиснет мучительная тишина. Я не сразу замечу, что тоже плачу. Каждый раскат грома эхом станет отражаться в моей голове. Я стисну руки, впиваясь ногтями в кожу до крови.

Я должна ее остановить. Но я не могу.

Это вне моих сил.

— Как ты это делаешь? — спрошу я так тихо, что не буду уверена, услышала ли она меня.

Но она услышит. И не переспросит.

— Стараюсь не думать, — прохрипит она. — Об именах и лицах. Только о рубашках. Только о чистоте.

Я посмотрю на кучи одежды, которые ждут своей очереди, — каждая еще выше, еще алее предыдущей. Кто-то должен делать эту работу.

Моргана снова потянется вперед и вытащит белую рубашку, которая ничем не будет отличаться от остальных… но только на первый взгляд.

Из моего горла вырвется незнакомый, чужеродный крик, и я подбегу к Моргане, попытаюсь выхватить одежду из ее рук.

— Нет! — прорыдаю я и потяну за ткань. Почувствую, как натягиваются швы, сделанные моей рукой. — Только не он, нет, Моргана, прошу! Кто угодно, только не он.

Она выпустит из рук посох и обнимет меня, прижмет к себе, прямо к шее, и будет выводить по спине успокаивающие круги.

— Элейн, — прошепчет она, — ты ведь знаешь, все уже решено.

Я попытаюсь вырваться из ее объятий, но она будет держать меня крепко.

— Не забирай его! — И мой голос сломается.

— Он сделал свой выбор, — прошепчет она мне на ухо. — И вот куда он его привел.

Я прижму рубашку к груди, рыдая, а Моргана прижмет меня к себе. Потеря ударит по мне сразу же, и в груди зазияет дыра. Я не выдержу. Я и так отдала этому миру слишком много и не могу отдать ему еще и его.

Таким было мое первое осознанное видение — оно явилось в ночь, когда я оставила лекарство на полке и заснула с эхом слов Морганы в голове, пытаясь представить Авалон таким, каким она его описывала.

Я проснулась в поту, потянулась к зелью, чтобы провалиться в счастливое забвение, изгнать видение Морганы, темной скалы и своего отчаяния из головы.

Но я не выпила ни глотка. Я просто стояла там, в ночнушке, с прилипшими ко лбу волосами, и прислушивалась к своему грохочущему сердцу. Внутри меня бушевала война. Я сжимала бутылку так сильно, что побелели костяшки пальцев, а потом наконец поставила ее на полку.

Я вернулась в постель и приняла решение: что бы ни подумала моя мать, я поеду на Авалон. Путь мой был предрешен.

И я вспоминаю об этом сейчас, следуя за Морганой по лесу. Артур и Гвен ушли вперед — на поиски Ланселота. Уверена, им тоже грустно покидать Авалон. Но в них наверняка живет и радостное предвкушение — новых земель, новых приключений, новой жизни в диком, неизвестном мире.

Моргану подобные чувства не переполняют. Зная, что нас ждет, что мир с нами сделает… я тоже не могу радоваться.

— Мы вернемся сюда, Элейн? — спрашивает меня Моргана.

Она осторожна и подозрительна — какой и должна быть. Она понимает: лучше не спрашивать меня о видениях. Знать свое будущее очень опасно. Она помнит, что случилось в прошлый раз, когда я поделилась с ней тем, что видела..

Сжимаю губы и не поднимаю взгляда — боюсь увидеть Моргану такой, какой она была на темных скалах: тощей, с загнанным взглядом и голосом, которому позавидовала бы сама смерть.

Моя мать ошибалась, когда говорила о видениях: они не всегда сбываются. Так сказала мне Нимуэ. Она объяснила, что будущее определяет выбор и чем чаще изменяется видение, тем менее реальным оно становится. Но вот в чем дело — сон о скале не менялся. Он являлся мне десятки раз — та же сцена, снова и снова, и каждый раз одинаковая, вплоть до ритма моего дыхания. Он такой же надежный, как земля под моими ногами.

— Да, — отвечаю я. — Мы вернемся.

Больше я ей ничего не говорю. Не сообщаю о том, что, когда вернемся на Авалон, мы будем другими. И что ее человечность — делающая ее такой, какая она есть, — исчезнет.