Цветы в зеркале

Ли Жу-чжэнь (1828)

Боги ведут себя как люди: ссорятся, злословят, пишут доносы, пренебрегают своими обязанностями, и за это их изгоняют в мир смертных. Люди ведут себя как боги: творят добро, совершенствуют в себе хорошие качества, и благодаря этому становятся бессмертными. Красавцы с благородной внешностью оказываются пустыми болтунами. Уроды полны настоящей талантливости и знаний. Продавец понижает цену на товары, покупатель ее повышает. Рыбы тушат пожар. Цветы расцветают зимой. Все наоборот, все поменялось местами, все обычные представления сместились. В такой необычной манере написан роман Ли Жу-чжэня «Цветы в зеркале», где исторически точный материал переплетается с вымыслом, а буйный полет фантазии сменяется учеными рассуждениями. Не случайно, что в работах китайских литературоведов это произведение не нашло себе места среди установившихся категорий китайского романа. Продолжая лучшие традиции своих предшественников, Ли Жу-чжэнь пошел дальше них, создав произведение, синтетически вобравшее в себя черты разных видов романа (фантастического, исторического, сатирического и романа путешествий). Некоторые места романа «Цветы в зеркале» носят явно выраженный публицистический характер, особенно те его главы, где отстаивается определенный комплекс идей, связанных с вопросом о женском равноправии.

Глава 8

Покинув мир и суетный, и злобный,

герой с друзьями за море поехал.

В скитаньях он сквозь цепи гор далеких

цветы чудесные повсюду ищет.

— Так вот, — начал Тан Ао, — в том году, когда распустились цветы, эта самая Шангуань Вар вместе со всеми придворными писала стихи и превзошла всех сановников двора; благодаря этому она сразу прославилась. Императрица прямо-таки влюбилась в нее и пожаловала самой высокой должностью, на которую допускаются женщины при дворе. Желая поощрить таланты, императрица пожаловала и родителей девушки сановными званиями. А потом приказала, чтобы вельможи в разных местах страны поразузнали и, если еще найдутся девицы, способные к словесности, тайно доложили ей, чтобы она могла призвать их ко двору и удостоить их милостями по их талантам. Так как слухи об этом разнеслись повсюду, то в течение последних нескольких лет во всех семьях, и в знатных, и в простых, где только есть девочки, их учат грамоте. Пока еще не появился указ, призывающий их ко двору, но если девицы будут усердно заниматься и приобретут литературную славу, то нечего опасаться, что они не удостоятся благосклонности государыни. У племянницы такая светлая голова, разве не жалко, что время будет зря пропадать?

— Мы уповаем на вашу помощь и будем слушаться ваших указаний, — сказала Люй, жена Линь Чжи-яна. — Если дочка будет знать хоть несколько иероглифов, и то, конечно, будет хорошо. Правда, она не училась читать, но очень любит писать: каждый день не покладая рук она списывает с прописей ^[173]. Я предлагала ей послать написанное сестре Сяо-шань на исправление, но она не согласилась. Я же не знаю, в конце концов, хорошо ли она пишет!

— А с каких прописей ты списываешь, племянница? Почему бы тебе не дать мне посмотреть? — спросил Тан Ао.

— Я твердо решила учиться, — сказала Линь Вань-жу, — но, к сожалению, отец уж очень не любит заниматься со мной, он только купил мне прописи и велел мне учить иероглифы. Поскольку я не знаю иероглифов и не знаю, как их правильно писать, то мне остается только слепо подражать, тщательно срисовывая прописи. Когда я виделась с сестрицей Сяо-шань, то всегда боялась, что она посмеется надо мной, и не заговаривала об этом. Вот уже три года, как я пишу, и хотя иероглифы у меня похожи на те, что в прописях, но я не знаю, правильно ли я пишу. Очень прошу вас, дядя, посмотрите и исправьте.

Сказав это, девочка принесла написанное ею.

Тан Ао поглядел — это было настоящее уставное письмо «лишу» ^[174]. Посмотрел повнимательнее и увидел, что удар кисти смел, иероглифы написаны превосходно, причем несколько иероглифов даже превосходят оригинал.

— Не может быть, чтобы такое умение не было природным талантом! Если обучится грамоте, то на отсутствие исключительных способностей жаловаться не придется! — невольно воскликнул Тан Ао.

— Так как ей очень хочется читать, то я было думал послать ее к племяннице Сяо-шань и просить тебя, зять, поучить ее, — сказал Линь Чжи-ян. — Но как назло последнее время ты мало бывал дома. Оставалось лишь ждать, пока ты получишь должность и прекратишь свои скитания, и тогда отправить ее к вам. Разве можно было думать, что в прошлом году, когда ты только что сдал экзамен на степень таньхуа, вдруг всплывет эта история с побратимами!

— Мы так давно не виделись, — сказал Тан Ао, — сегодня наконец встретились, я думал обо всем с тобой побеседовать, но вижу, что дома у тебя такая суета и спешка. Судя по всему, не иначе как ты куда-то собрался далеко, не так ли?

— Я несколько лет подряд много болел, — ответил Линь Чжи-ян, — и поэтому не выезжал из дому. Теперь, к счастью, поправился и вот решил попытать счастья — поехать торговать в заморские страны разной мелочью. Ведь это мое старое занятие; не обойдется и без горестей…

То, что услышал Тан Ао, целиком совпадало с его желанием, и он поспешил воспользоваться случаем:

— За последние годы я побывал во всех примечательных местах нашей страны, и на этот раз мои скитания ничуть не развлекли меня. К тому же, с тех пор как я вернулся из столицы, тоска моя усилилась, и я мечтал поехать за море поглядеть на красоты морских островов и этим рассеять свою печаль. Твоя, шурин, поездка поистине предопределена небом. Прошу тебя, возьми меня с собой! У меня есть несколько сот лан, и я не буду обузой в пути. А что касается еды и платы за проезд, то как ты скажешь, так и будет, во всем буду повиноваться твоим распоряжениям.

— Мы ведь близкие родственники, зачем же говорить о еде и плате за проезд, — возразил Линь Чжи-ян.

Видя, что Тан Ао твердо решил ехать и отговорить его нельзя, Линь Чжи-ян вынужден был согласиться взять его с собой. Тан Ао хотел вручить шурину пакет с пятьюдесятью ланами за проезд и еду, но Линь Чжи-ян наотрез отказался взять деньги, и Тан Ао пришлось отдать их Вань-жу на бумагу и кисти.

— Дядя дал ей так много денег, — сказал Линь Чжи-ян, — что если она накупит на них бумагу и кисти, так пусть хоть всю жизнь пишет и то не испишет! Но вот что я думаю, зять: раз уж ты едешь за море, так почему бы тебе не купить каких-нибудь товаров на всякий случай!

— А я как раз, когда ты об этом заговорил, взял деньги, чтобы кое-что купить. Вот, можно сказать, какое совпадение!

Взяв с собой матроса, Тан Ао отправился на рынок. Там он накупил множество цветочных горшков и несколько даней чугуна и после этого вернулся к Линь Чжи-яну.

— Эти цветочные горшки — неходкий товар, — сказал Линь Чжи-ян, — их будет трудно продать. Что же касается чугуна, так он есть повсюду за морем, зачем брать с собой такое количество?

— Хотя цветочные горшки и неходкий товар, кто знает, нет ли за морем любителей цветов. Если же будет недостаток в покупателях, то на морских островах уж наверняка немало чудесных цветов и редких растений, можно будет их посадить в эти горшки и любоваться ими в дороге, вот и получим от них удовольствие. А что касается чугуна, так если найдется на него покупатель — хорошо, а если не удастся от него избавиться, то он будет лежать в джонке и в случае сильного волнения на море не даст ей опрокинуться. Я долго думал и решил, что это самое лучшее, потому и купил их. Да и потратил я немного, уж ты, шурин, не огорчайся.

— Может быть, ты и прав, — кивнул головой Линь Чжи-ян, наперед зная, что от этих закупок трудно будет избавиться.

Вскоре сборы были закончены; все уселись в джонки и отправились к устью реки. Там они пересели на морскую джонку, куда матросы перетащили товары, и, воспользовавшись попутным ветром, подняли паруса и отправились в путь. Было это в средней декаде первой луны, погода установилась прекрасная. Через несколько дней они уже подплывали к морю.

Тан Ао смотрел по сторонам и наслаждался: насколько хватает глаз раскрывался бескрайний простор; вот уж верно, что «тому, кто видел море, трудно удовольствоваться рекой». Они уже плыли много дней и только обогнули последние горы, возвышавшиеся по берегам, словно ворота, как поднялся попутный ветер, и незаметно для себя они проплыли довольно большое расстояние.

Тан Ао все время помнил, что сказал ему дух сна о знаменитых цветах, и каждый раз, увидев высокие горы или утесистые кряжи, обязательно просил останавливать джонку, чтобы осматривать эти места.

Линь Чжи-ян всегда с большим уважением относился к своему родственнику, благородному ученому, к тому же он знал, что тот любит странствовать, а потому там, где только можно было ставить джонку на якорь, приказывал останавливаться и посылал зятя погулять, а жена его Люй во всем проявляла большую заботу о Тан Ао, и тот был счастлив таким отношением шурина и его жены.

Хотя из-за прогулок Тан Ао они несколько и задерживались в своем продвижении, но попутный ветер помогал им наверстать упущенное время, да к тому же для мореплавателей джонка становится как бы домом, а потому они не придают большого значения, если поездка и затягивается. Единственно, что беспокоило Линь Чжи-яна, как бы эти задержки не оказались настолько чрезмерными, что зять из-за них сможет опоздать на следующие экзамены. Когда же он узнал, что Тан Ао дал себе зарок не искать больше почестей и славы на служебном поприще, то Линю только и оставалось дать ему возможность наслаждаться прогулками. В свободное от этих прогулок время Тан Ао учил Вань-жу, оказавшуюся очень способной и понятливой, читать стихи и песни. Они давались ей легко; прочтя один раз, она сразу все запоминала, так что занятия с ней не только не утомляли Тан Ао, но даже помогали ему развеять тоску.

* * *

Однажды, когда они плыли вперед, на пути их выросли высокие горы.

— Скажи, пожалуйста, шурин, — спросил Тан Ао, — не знаешь ли ты, как называются эти горы? Таких высоких нам еще не встречалось.

— Это Восточные горы, — ответил Линь Чжи-ян, — первые большие горы Восточных окраин. Говорят, что с их вершин открывается великолепный вид. Я проезжал здесь несколько раз, но никогда не подымался туда. Если у тебя есть сейчас настроение, зять, то скоро можно причалить, и мы с тобой там походим.

Услышав название Восточные горы, Тан Ао почувствовал, что у него даже уши загорелись…

— Раз это Восточные горы, — вспомнил он вдруг, — значит, царство Благородных и страна Великих, конечно, тоже находятся где-то здесь поблизости, не так ли?

— Царство Благородных лежит восточнее этих гор, — сказал Линь Чжи-ян, — а страна Великих находится к северу от них. Они действительно недалеко. А ты, зять, откуда об этом знаешь?

— Я слышал, что за морем, у Восточных гор, лежит царство Благородных, где все носят парадные одежды и мечи, очень уступчивы и никогда не спорят. И еще я слышал, что севернее этих гор находится страна Великих, жители которой могут только ездить на облаках, а ходить совсем не умеют. Не знаю — верно это или нет?

— Когда-то я был в стране Великих, — сказал Линь Чжи-ян, — и видел, что тамошние жители для передвижения пользуются облаками и не затрудняют себя хождением по дорогам. В царстве же Благородных все люди, кто бы они ни были, отличаются благородной учтивостью. Еще дальше за этими двумя странами лежит страна Чернозубых; у них все тело черное. А кроме этих государств, еще есть такие, как страна Непоседливых, царство Вислоухих, страна Безутробных, страна Собакоголовых, страна Черноногих, страна Волосатых, страна Долговечных, страна Бездетных, страна Глубокоглазых и другие страны; и во всех этих царствах есть причудливые существа удивительных форм, все это еще впереди. Когда приедем, ты, зять, сам увидишь их и все узнаешь.

Пока они разговаривали, джонка причалила к подножию горы. Шурин и зять вышли на берег и стали подниматься по склону горы. Линь Чжи-ян нес кремневое ружье с фитилем ^[175], на поясе у Тан Ао висел острый нож. По извилистым крутым тропам поднялись они на вершину горы, оглянулись кругом — действительно, вид был прекрасный.

«Да может ли на такой огромной горе не быть прославленных цветов, — подумал Тан Ао, — вот только не знаю, судьба ли мне их найти!» Вдали, на горном пике, он увидел странное животное; по виду оно напоминало свинью, в длину имело шесть чи, в высоту — четыре; все тело у него было черное, уши большие, а из пасти торчали наружу четыре длинных зуба, похожих на слоновьи клыки.

— Такие длинные зубы, как у этого зверя, редко увидишь, — сказал Тан Ао. — Не знаешь ли, шурин, как этот зверь называется?

— Не знаю, — ответил Линь Чжи-ян. — У нас на джонке есть рулевой, жаль, я не позвал его пройтись с нами. Он давно уже плавает и побывал повсюду за морем; нет таких редких трав, удивительных цветов, диких зверей и странных тварей, которых бы он не знал. Если мы как-нибудь в другой раз пойдем гулять, возьмем его с собой.

— Раз на джонке есть такой знающий человек, обязательно надо брать его с собой на прогулки. А как его фамилия? Он грамотный? — заинтересовался Тан Ао.

— Фамилия его До, — ответил Линь Чжи-ян, — по старшинству он девятый среди своих братьев, а так как он уже стар, то мы зовем его До Цзю гуном ^[176]. Этот моряк всезнайка, поэтому над ним часто подсмеиваются и называют за глаза «Незнайкой». В молодости он тоже держал экзамен на степень сюцая, но не сдал, забросил книги и занялся морской торговлей. Но торговал он себе в убыток, разорился, стал рулевым на чужих джонках и давно уже забросил свои занятия. Это очень скромный и знающий человек. В этом году ему минуло восемьдесят лет, но он еще вполне бодр и ходит очень быстро. Мы с ним старые приятели, да к тому же он мой родственник по женской линии, так что я специально пригласил его помогать мне и приглядывать за всем.

Внезапно с горы стал спускаться До Цзю гун. Линь Чжи-ян помахал ему рукой, подзывая его. А Тан Ао поспешил навстречу старику и вежливо приветствовал его.

— Мы с вами виделись, но еще не беседовали по-настоящему, — сказал он До Цзю гуну. — Как раз сейчас шурин говорил мне о вас, и я узнал, что мы с вами родственники и что вы учились намного раньше меня. Прошу вас, простите меня за то, что я с недостаточным уважением относился к вам.

— Что вы, что вы… — поспешно возразил До Цзю гун.

— Вы, Цзю гун ^[177], видно, тоже сошли с джонки поразмяться, — сказал Линь Чжи-ян. — Только что мы жалели, что вас нет с нами, а вы как раз подошли. Скажите, пожалуйста, вы не знаете, как зовется это странное животное с такими длинными клыками?

— Это животное называется данкан по его крику, — ответил До Цзю гун. — Оно показывается всякий раз, когда в стране наступает подъем и расцвет. Вот и сегодня оно вдруг появилось, значит, в Поднебесной воцарился мир.

Только До Цзю гун замолчал, как животное действительно закричало «данкан». Прокричав несколько раз, оно, приплясывая, ускакало. Пока Тан Ао смотрел ему вслед, с воздуха неожиданно упал камешек и попал ему в голову. Невольно вздрогнув, он сказал:

— Откуда взялся этот камень?

— Посмотри-ка, зять, — ответил Линь Чжи-ян, — вон там, на склоне горы, стая черных птиц таскает камни. Они-то и уронили этот камешек, упавший тебе на голову.

Пройдя немного вперед, Тан Ао присмотрелся и увидел, что по виду эти птицы напоминали ворон. Туловище у них было черное, как тушь, клюв белый, словно яшма, лапки красные, на голове крапинки и множество узоров. Все они захватывали клювами камни и куда-то улетали.

— Не знаете ли вы, Цзю гун, зачем эти птицы таскают в клювах камни? — спросил Линь Чжи-ян.

— Когда-то, — ответил До Цзю гун, — у императора Янь-ди ^[178] была маленькая дочь. Во время прогулки у Восточного моря ^[179] она упала в воду и утонула. Душа ее не улетела, а превратилась в птицу. Так как она печалится о том, что рано умерла, то целыми днями таскает в клюве камни и бросает их в море, желая завалить его, чтобы рассеять свою досаду. И надо же было случиться, что по прошествии многих лет у этой птицы появилась пара; постепенно они размножились и теперь их стало уже очень много.

Услышав это, Тан Ао начал вздыхать.

О том, что случилось дальше, вы узнаете из следующей главы.

Примечания

173

Прописи — образцы китайского каллиграфического письма, служившие наглядным пособием для выработки красивого почерка. Умение красиво писать иероглифы является одним из критериев для характеристики грамотного и культурного человека. В Китае был чрезвычайно развит культ иероглифики. Поэт и художник в Старом Китае в то же самое время, как правило, был и искусным каллиграфом. Веера, коробочки и прочие вещи с надписью известных каллиграфов рассматривались как необыкновенная ценность.

174

«Лишу» — упрощенная форма написания древних китайских письменных знаков, введенная чиновником Чэн Мяо во II в. до н. э.

175

Кремневое ружье с фитилем — во времена Танской династии (618–906), к которой автор относит действие романа, огнестрельного оружия в Китае не было. Первое, бамбуковое, огнестрельное ружье появилось в 1259 г., так что упоминание в тексте «кремневого ружья с фитилем» является явным анахронизмом.

176

До Цзю гун — в переводе «девятый господин (по фамилии) До».

177

Цзю гун — Линь Чжи-ян, обращаясь к До Цзю гуну, называет его просто Цзю гун, отбрасывая его фамилию, как это принято в разговоре между родственниками, близкими друг другу и давно знакомыми людьми.

178

Янь-ди — он же Шэньнун.

179

Восточное море — часть Восточно-Китайского моря к югу от устья реки Янцзыцзян до Тайваньского пролива.