Кто служил в армии, в цирке не смеётся. Сборник рассказов

Борис Цеханович, 2019

О чём вспоминают два мужика, когда-то служившие в армии, встретившись за столом? Да, как раз о том…. О смешных, нелепых, порой идиотских армейских эпизодах своей службы или сослуживцев, при этом тепло вспоминая службу, своих армейских товарищей и командиров. В представляемом сборнике рассказов как раз об этом, в том числе и об армейской службе.Фото обложки из личного архива автора.Содержит нецензурную брань.

Из сборника рассказов «Куда уехал цирк…..?»

Французская делегация

— Товарищи офицеры, — заместитель командующего округом требовательным взглядом оглядел строй офицеров, — сейчас идём по маршруту движения делегации и на всё, что мы тут настроили и сделали, смотрим глазами французов, чтобы всё выявленное сразу же исправить.

Сказал и пошёл, а за ним мы. Надо сказать, что за эти две недели мы честно выложились и теперь не стыдно было показать военной делегации французов кусочек российской армии. Или вернее сказать — не показать, а пустить «пыль в глаза». 1993 год, нищая страна, такая же нищая армия, которая держится исключительно на патриотизме и голом энтузиазме офицеров и солдат. Многомесячные невыплаты денежного содержания офицерам и прапорщикам… Отсутствие ГСМ и как следствие минимальная и не эффективная боевая подготовка и много, много чего другого, о чём не хотелось, чтобы знали хотя бы и французы. Я был старшим от нашего 324 мотострелкового полка, который выполнял часть своих мероприятий по показухе.

Мы медленно прошли весь маршрут и честно попытались поглядеть на всё это глазами иностранцев, совершенно далёких от наших проблем и для которых мы совсем недавно были грозным и потенциальным противником. Но всё было выполнено до точки и нам не было стыдно за проделанную работу. Чистота, порядок, что положено подкрасить — подкрашено. Заштукатурить — оштукатурено. Снег, вдоль дорог и дорожек, аккуратно и ровно подрезан. Так что — волноваться было незачем.

Сейчас был март, а летом прошлого года приезжала немецкая военная делегация. Но там показуху устраивали на учебном центре, типа — вот так у нас проходят занятия по боевой подготовке. Была и наша офицерская точка на самом краю стрельбища. Выложили полтора десятка пистолетов разных систем и мы изображали стрельбу. Надо сказать изображали практически — три дня с утра до вечера стреляли из всех видов и типов. Про «Стечкина и Макарова», я вообще не говорю. Со складов привезли два нагана — солдатский и офицерский. Солдатский несколько большего размера и после каждого выстрела курок нужно было взводить большим пальцем, а офицерский — самовзвод и более изящный, если так можно было выразиться. Маузер, кольт, вальтер какой-то, парабеллум и куча других марок. Это была точка 324 мсп. Вот уж тогда мы настрелялись. До одури. Но самое эффектное действо и фишка была в другом. Идёт немецкая делегация из двенадцати человек по центральной дороге, вдоль стрельбищ, где всё происходит в динамике. Их сопровождает генерал, с гордостью рассказывающий, что так у нас каждый день. Хотя эта была наглая ложь, но во благо…. А напротив центральной вышки, через дорогу травяная поляна метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. Даже трава самодельной газонокосилкой ровно подстрижена и само поле абсолютно ровное. А фишка в том, что на этом поле лежат замаскировавшись 100 разведчиков. И вот немцы идут, с любопытством смотрят по сторонам, а тут с воем взлетает химическая ракета, откидывается маскировка и на поле неожиданно появляются 100 солдат, с криком «Ураааааа…..» бегущих в атаку на делегацию и стреляющих на ходу холостыми патронами. Очень убедительно и эффектно. Как генерал потом рассказывал, немцы даже растерялись от неожиданности. Только что чистое поле в десять секунд заполнилось стреляющими и атакующими солдатами.

— Они чуть Хенде Хох не сделали….

До нас они тогда так и не дошли.

После контрольного прохода мы собрались в тактическом классе штаба дивизии.

— Ну что, товарищи офицеры, заметили? Какие недостатки?

Генерал смеющимся взглядом смотрел на нас, переглядывающимися между собой.

— То есть ничего…, — полувопросительно и полу утвердительно произнёс он и констатировал, — что значит служите вы внизу и в политесе ни хрена не соображаете. А вот я заметил… Снег у вас грязный и чёрный. А он в представлении французов, да ещё на Урале — должен быть белым и чистым. И асфальт перед казармой раведбата? Ну.., он чистый, но серый. А он должен быть чёрным.

Командир дивизии, подспудно ожидавший охеренного недостатка, слегка расслабился и недовольно пробурчал: — Конечно, грязный. У нас за забором целая ТЭЦ стоит, весь район теплом и горячей водой обеспечивает, а топится она на уголёчке и как ветер в нашу сторону, так всё тут сажей угольной засыпает…. Что от нас хотите? Уж какой есть…., — командирским чутьём мигом поняв, что к утру от него потребуют чистый снег и чёрный плац.

Он не ошибся. Зам командующего многозначительно поднял указательный палец вверх и назидательно произнёс: — Вот в этом и заключается искусство и талант командира — «Находить эффективные решения в самых неожиданных ситуациях». — Сказав такую «вумную вещь», убыл в штаб округа, оставив нас искать в наших бестолковых головах это «искусство» и «талант».

Честно говоря, насчёт плаца никто особо не заморачивался. В тактическом классе сидели не зелёный лейтенанты, а служившие очень долго и видевшие очень много, поэтому решение лежало просто на поверхности. Его даже озвучить никто не успел, как поднялся со своего места толстый майор, начальник вещевой службы дивизии и, тяжело вздохнув, сказал: — Товарищ генерал-майор, ваксу разведчикам я дам. Но только пусть они мажут экономно, чтобы на весь плац хватило.

Командир дивизии удовлетворённо кивнул головой и через две минуты командир разведбата был полон генеральскими рекомендациями и пожеланиями, в дикой для сугубо гражданского человека манере. Типа — Я, товарищ подполковник, ничего не знаю. Как вы это будете делать, но завтра, в девять часов, я смотрю чёрный плац с белыми квадратиками. И на нём ни одного следа от солдатского сапога…..

После такого лёгкого решения, также легко созрело и второе, но уже насчёт снега. И головы всех присутствующих синхронно стали поворачиваться в сторону начальника продовольственной службы дивизии, который в отличие от толстого вещевика, наоборот был тощим и нервным. Он судорожно задёргался под нашими взглядами, совсем не желая вставать и предлагать своё видение решения этой проблемы. Хотя, после озвучки своего решения начальником вещевой службы, оно прямо напрашивалось

— Ну…, товарищ майор, я вижу вы что-то хотите сказать…, — намекающее помог комдив начпроду.

Тот обречённо встал и жалобно мякнул: — А как списывать, товарищ генерал-майор, будем?

— А точно также как вы списываете свои офигенные недостачи со складов. Вы думаете, что я ничего не знаю? Зря. Так… Я слушаю….

Начпрод глянул с немой просьбой о помощи на зам по тылу дивизии, но матёрый полковник, из племени таких же матёрых ворюг, невинно хлопал глазами и излучал уверенную непричастность к данному делу.

Тяжело вздохнув, майор убито предложил: — Могу дать две тонны муки с НЗ. Но только до следующей инвентаризации нужно как-то списать….

— Вот и хорошо. — Удовлетворился генерал, — о списании сами думайте. На то вы и учились в своём Вольском училище четыре года как….

Дальше генерал многозначительно не стал говорить, но мы автоматом про себя продолжили — ВОРОВАТЬ.

Следующие десять минут прошли в бурном, на высоком методическом уровне, обсуждении — Как правильно рассыпать две тонны муки. И когда две тонны правильно нужно рассыпать — сейчас, вечером или рано утром? Будет ли ветер? С какой стороны? Короче, скрупулёзно были учтены все нюансы и мелочи. Даже то, что у военных ветер всегда дует в харю, как бы он не повернулся.

Когда закончили обсуждать и перед тем как отпустить всех, комдив задумчиво протянул: — Вот сейчас, товарищи офицеры, родилась очередная армейская легенда — Как снег мукой посыпали…, — и сам же первым грустно рассмеялся.

Да… Конечно. Как листву на деревьях и траву красили зелёной краской, я слыхал. Самому не приходилось в таком принимать участие, но вот жёлтые листья осенью с деревьев отщипывали. Или в нашей дивизии, газон перед казармами 276 полка подстригали ножницами и безжалостно боролись с одуванчиками — газон с травой должен быть зелёным. Довольно забавно летом было видеть, как солдаты на карачках, с большими ножницами, шеренгой ползли по газону и ровненько стригли траву.

Остаток дня и вечера в разведбате был большой шухер. Весь батальон старательно наяривал сапожными щётками плац, тщательно обводя ваксой снаружи и внутри белые линии и квадраты для занятий по строевой подготовке. Но и когда плац стал аспидно-чёрным, суматоха лишь снизила накал, плавно перетекая в другую ипостась. Теперь солдаты бдительно охраняли по периметру плаца девственную черноту асфальта и до полуночи можно было слышать даже в офицерском городке истошные вопли: — Куда прёшь, лошара? Ослеп что ли чмошник?

По-моему, до домов доносились даже звучные и смачные удары. Да и после двенадцати часов по периметру плаца неутомимо маячили патрули разведчиков.

С самого раннего утра, ещё до подъёма, всё закрутилось уже теперь в пехоте. Яростно зевая, как прописано в Уставе — на ширину приклада, озверевшая пехота со всевозможными ёмкостями потянулась к машине с мукой, где раздачей распоряжался деятельный тыловой прапорщик. Тут же было чуть ли не всё командование полка и весь офицерский состав батальона, чью территорию нужно было превратить с маленькую, дикую, нетронутую цивилизацией Сибирь.

Перед тем как раздать муку, командир полка практически в танце, показал — как надо правильно, с его точки зрения, рассыпать муку именно тончайшим и равномерным слоем.

Наблюдая всё это со стороны, со своей учебной точки, я с грустью вспомнил Германию и один случай, когда на полигоне, в рядом стоявшей немецкой ракетной части, перегрузкой ракет руководил обыкновенный унтер-офицер. У нас бы на месте унтера с флажками стоял бы как минимум полковник — начальник ракетных войск и артиллерии дивизии. Так и здесь, командир полка, как бестолковый председатель херового отстающего колхоза, руководил дебильным мероприятием.

Но, тем не менее, к половине девятого всё было готово. Приехал зам командующего, поглядел, похмыкал и констатировал: — Потянет….

И всё прошло, в принципе, нормально, за исключением двух досадных моментов. Первый: не учли степень русского и широкого гостеприимства и то, что западный человек всю жизнь пил слабые алкогольные напитки — вина. На крепких они быстро сдуваются и «выпадают в осадок». Вот и здесь, французские гости долго реанимировались утром и вместо 9 часов утра, когда они должны осмотреть казармы и городок по лёгкому морозцу, их привезли пол двенадцатого дня. Когда солнышко пригрело и весело потекли по чёрному плацу звонкие мучные ручейки… И второе: хоть и было французам в том, тоскливом похмельном синдроме, плохо, но нашёлся и здесь умник, который всё-таки задал провокационный вопрос — А почему здесь снег белый, а вон там чёрный?

Командующий округа, сопровождающий и активно «вешающий лапшу» про могучую российскую армию, долго щурил глаза на предательски чёрные сугробы, на территории соседней части и ничего умного не мог сказать, лишь азартно брякнул какую-то херню, тут же сам мимолётно удивился своей буйной фантазии и повёл на следующую учебную точку.

Но и такой ответ лишь вяло удивил французских вояк. В том состоянии они бы не удивились и вышедшему из-за угла матёрому медведю с автоматом в лапах.

Обои

День был в самом разгаре. Хоть полк и был кадрированный, но работы всегда было навалом. Я сидел на грязном и замасленном обрезке бруса в цехе ПТО (пункт технического обслуживания) и с удовольствием смотрел на свою противотанковую установку. К вечеру закончу основные операции по её полной консервации и останется только перетащить в бокс и там уже окончательно заклеить люки и кое-что ещё. После чего можно было гнать в ПТО очередную установку.

Тут же, в цеху уже минут пять слонялся и капитан Зинченко с зенитного дивизиона, зажав в подмышках несколько рулонов дрянных и дешёвых обоев. Может быть, в другое время я просто скользнул бы взглядом по нему, но дело в том, что сегодня утром на разводе Зинченко сообщили о наконец-то пришедшем приказе об увольнении из Вооружённых Сил. А тут он бродит по цеху, с видимым интересом заглядывая во все бочки и ёмкости, не пропуская ни одной, каждый раз сожалеюще качая головой. Правда, в последней бочке он увидел то, что искал и с долгим, обрадованным вздохом, присел рядом со мной.

Задача, поставленная ему, была незавидная и предполагала после её окончания, в зависимости как это понравится генералу Бийскому — будет либо нравоучительная беседа в виде генеральского монолога, либо рёв опять же раненого самолюбия генерала.

Неделю назад Бийский случайно забрёл на КПП «Зелёное поле», после чего там драли всех. Начиная от капитана Зинченко, ответственного за Контрольно-Пропускной Пункт и кончая командиром полка. Драли за неухоженных дневальных, драли за бардак, за неряшливую документацию, за форму дневальных, стоявших в наряде второй месяц… Но больше всего ругали за отклеившиеся обои в комнате отдыха. Хотя по назначению она дневальными не использовалась, они уютно устроились в первой комнате, где несли службу, жили и отдыхали. Зинченко год назад сделал там неплохой ремонт, но этой весной образовалась с крыши протечка, вовремя её не устранили и угол полностью замок, откуда и свисали убого лохмотья обоев. Свисали давно, а ремонтировать было нечем. Нам зарплату месяцами задерживали, а уж про отделочные материалы службы КЭС (квартирно-эксплуатационная служба) говорить вообще не приходилось. Там числилась только одна женщина и куча погнутых солдатских кроватей на складе. Вот Бийский и поставил задачу привести комнату и сегодня в 12 часов он будет её проверять.

Вообще, зам командующего нашей армии генерал Бийский был своеобразной фигурой, вокруг деятельности которой рождалось множество весёлых армейских анекдотов.

Три дня тому назад построил он нас на Учебном центре и начал растолковывать свою очередную сумбурную идею. На дворе было лето и непонятно откуда, днём, повылазило злое комарьё. И вот над нами вьются две тучи наглого и откормленного комарья. Одна туча над нами, вторая над генералом, который вальяжно прогуливался вдоль строя. У нас у каждого по березовой веточке и как только генерал поворачивался в другую сторону, так мы хлестали себя, на миг отгоняя назойливых и самоубийственно упорных комаров. А генерал ходит и ему хоть бы хны. Но на его длинном носу уже некоторое время сидел комар и жадно упивался генеральской кровью, неприлично раздувшись «по самое не хочу».

Повернувшись в очередной раз и, уловив взмахи берёзовых веточек, генерал укоризненно начал говорить: — Товарищи офицеры, где ваша офицерская выдержка? Хотя бы меня постеснялись… Вот я вижу, что у меня на носу комар сидит, но ведь веточкой не махаю, — Бийский скосил глаза и сосредоточил взгляд на раздувшимся комаре и осторожно, чтобы не спугнуть показал на него пальцем.

— Вот… пьёт гад мою кровь, но я же генерал и не позволю себе махать веточкой….

В этот момент, комар потерявший от жадности всякую меру, неожиданно лопнул и тут же умер, а крупная капля крови прокатилась по коже и застыла, повиснув на кончике носа.

— Блядь…, — неожиданно озлился генерал, — я хотел похвалиться генеральской выдержкой и дать этой суке спокойно улететь, а эта скотина подвела меня и лопнула….

От злости генерал не рассчитал силу движения руки — хотел скинуть капельку крови, а вместо этого сам себе заехал в нос. Ему было очень больно, даже глаза повлажнели… И только и оставалось зло выматериться.

Как-то раз, во время обеда, он неожиданно приехал в полк и непонятно зачем, помчался в парк. Дежурного не было, обедал, и генерала встретил зачуханный и грязный дневальный по парку, но браво и чётко доложил зам командующему, закончив доклад представлением: — дневальный по парку рядовой Бийский….

— Ааааа…, брат, братан…, — генерал экзальтированно бросился обнимать, ни капли не изумившегося солдата, после чего они сели на пыльное бетонное крыльцо и в течение часа, пока в парке не стали появляться офицеры, о чём-то задушевно беседовали

Запыхавшемуся зам по вооружению, прибежавшему с докладом, приказал: — Брата моего одеть, отмыть и привести в божеский вид.

Хотя, конечно, он не был его братом, а так… однофамильцем, да ещё хорошей неряхой, но теперь как генерал приезжал в полк первое, куда он ехал, это был парк, где ему представляли «подготовленного» рядового Бийского. Они обнимались, уходили в тенёчек и о чём-то оживлённо базарили, вгоняя в тихую тоску начальство. Чего там мог лишнего сболтнуть солдат?

Показные занятия на нашем караульном помещении, в декабре месяце прошлого года, вообще оставили яркий след. До сих пор мы с удовольствием делились юморными впечатлениями, рассказывая различные перипетии данного события тем, кто не участвовал в этих скачках.

В один морозный, очень морозный день, генерал Бийский как ураган ворвался в наш полк и радостно «обрадовал» сообщением, что через неделю на базе нашего караульного помещения пройдут показные занятия, в масштабе нашей армии.

Что было в эту неделю…, вспоминалось с истеричным хохотом. Справедливости ради, надо сказать, что генерал умел «закручивать». И мы закрученные до отказа закрутились и не только мы. Из захолустной полковой караулки, стоявшей на окраине военного городка, сделали приличный караульный городок, где можно было проводить занятия и инструктажи, в том числе и с караулами сопровождающие грузы на железнодорожном транспорте. Военные железнодорожники притащили целый товарный вагон, сняли колёса, протащили под всеми трубопроводами, устроили насыпь с рельсами и шпалами и водрузили туда вагон уже с колёсами. А уж начинку вагона и всё остальное делали МЫ — Офицеры. Солдат у нас не было. Это на караульном городке, на холоде и морозе. Но в караульном помещении, хоть и в тепле, было не лучше. Все помещения караулки были распределены между батальонами-дивизионами и отдельными подразделениями. И помимо несчастных караульных бодрствующих и отдыхающих смен, неприкаянно бродивших внутри, там ещё деятельно суетилось до двадцати офицеров. Красящих, подгоняющих, ремонтирующих, вставляющих, ругающихся между собой и много суетившихся — днём и ночью. Дивизион и всю артиллерию в этот момент представляли начальник артиллерии подполковник Левшин и я, командир противотанковой батареи. И нам достался центральный коридор, который мы должны были оклеить обоями и покрасить пол. Всё бы ничего: обои и краску нам дали. Слава богу, не пришлось покупать на свои скудные деньги. Но дверь караулки практически не закрывалась и от шастающих туда-сюда, в коридоре стоял банальный дубак, при котором клеить обои всё равно, что плевать против ветра.

Поэтому мы с Левшиным особо не суетились, решив поклеить их в последнюю ночь. И поклеили. Перед этим неплохо выпили и поклейка обоев прошла у нас быстро и весело. Также весело покрасили пол и долго смеялись, глядя друг на друга, потому что перед покраской мы ещё выпили, пару раз из-за этого падали на пол, вывозились в краске, но в целом всё получилось неплохо. Правда, потрескивание и некое таинственное шуршание клея и подсыхающих обоев в постоянном сквозняке и холоде, внушали определённый пессимизм. Кто клеил хоть раз в жизни обои, тот знает — постоянная температура и никаких сквозняков, хотя бы в течение первых восьми часов. А тут, как только мы закончили красить пол, караулка наполнилась разного рода проверяющими, начиная командованием полка и кончая комдивом. Потом приехали из штаба армии, до генерала Бийского — тоже что-то проверяли и нервно готовились к показным занятиям, штабные клерки. Потом сам Бийский, шастал туда-сюда со своей свитой и не только в коридоре, но и во всей караулке стоял качественный холод. И вот в этой обстановке обои грозили отклеиться и рухнуть, хотя бы и на генерала.

Мы с начартом нервничали и от этого гораздо чаще тайком прикладывались к бутылке, заныканной в сушилке. А когда занятия начались, нам уже было всё равно и из сушилки, в дверную щель с азартом наблюдали, как обои потихоньку стали отклеиваться от верха и вот-вот грозились целыми пластами упасть на строй начальников штабов частей армии, для которых и проводились занятия. Ну, и заодно на генерала Бийского, не глядя тыкающего во всё в караулке и грозно вещающего — Так должно быть у всех. Через неделю приеду и проверю… с орг. выводами…

Но бог на свете всё-таки был. И обои выдержали. Выдержали ещё полчаса, когда занятия закончились и довольный генерал Бийский опять собрал нас всех в коридоре караулки.

— Что ж, товарищи офицеры, занятие, я считаю, прошло плодотворно. И завтра я проведу ещё одно занятие, с другой категорией. И мне бы хотелось к этому занятию кое-что изменить….

Дальше генерал стал водить офицеров по закреплёнными за ними помещениям и ни капли не сомневаясь, на отремонтированных и покрашенных дверях, смело и жирно рисовал то, что он ЖЕЛАЛ увидеть. Слава богу, он не видел вытянувшихся в удивлении лиц самих офицеров. И вот когда двери караулки за ним захлопнулись — обои разом и с шумом отклеились и упали на офицеров, стоявших в коридоре, мигом укутав их в бумажный саван.

Смех стоял гомерический. Но смех смехом, а к следующему утру всем нужно всё восстановить и исполнить пожелания Бийского.

Дальше был совсем концерт. Обои были сырые, и расползались под руками. Клеить их было бессмысленно и мы решили их банально прибить, закрепив верх обоев деревянным плинтусом. Но и они не держали, так как стена была сильно кривой и плинтус действовал лишь точечно, а не прижимал всей поверхностью верх обоев. Но и тут мы не расстроились. Разодрали на полоски солдатское одеяло, по ширине плинтусов и только таким образом сумели надёжно прижать верх обоев под потолком. А потом просто прибили обои к стене гвоздями с широкими шляпками. Да…, пошло оно всё на х….й После чего всё это хорошо обмыли. Видать обмыли хорошо, так как на следующий день хоть они и не приклеились, держались надёжно. Конечно, Бийский с минуту разглядывал наше творчество, загадочно поглядывая на нас, таинственно сопел, но ругаться не стал. А уж весной, в тёплое время, полк сделал качественный ремонт караульного помещения, безжалостно содрав наши обои.

Всё это я вспомнил, пока Володя устраивался около меня.

— Ты чего тут слоняешься? Тебе же приказ пришёл… Ты теперь свободный человек в отличие от всех нас…

— Ааа…, вот последнее дело сделаю и тогда, Боря — ВСЁ.

Поняв, про какое последнее дело он сказал, с сочувствием поглядел на товарища: — Ты же не успеешь. До срока остался один час и Бийский на тебе оторвётся. И на хрен тебе это нужно напоследок нервы трепать?

Володя по характеру был мягким человеком, управляемым и в какой-то степени безответным. Но сейчас он воинственно потряс дешёвенькими обоими: — Я за эти обои чуть с женой не разосрался. Помнишь, в прошлом году мы три месяца без зарплаты просидели. Блядь…, ебан… президент. Пьянь… Свою армию содержать не может. — Со злобой вырвалось у Володи, — так вот. Тогда мы с женой решили обновить в большой комнате обои. Еле денег наскребли, ужали себя во всём и купили самые дешёвые обои. Только чтобы хотя бы освежить стены. А тут Бийский — Почему КПП «Зелёное поле» в таком не приглядном виде? Срочно привести в порядок…. А то всех вас тут… Ну, что ж, пришлось часть обоев забрать с дома и поклеить их там. Ох… и скандал дома был. Вот сейчас я этой суке отомщу. Я ему поклею обои….

Володя поутих немного помолчал и продолжил: — А так успею. Я вон в той бочке солидол нашёл. Сейчас его наберу, намажу на стены и посажу на него обои…

— Да ты что, Володя? — Ужаснулся я, — они ж промаслятся…

— За двадцать минут не успеют, а там я его на х… пошлю.

Посидев ещё минут десять и сказав мне — Пора, Володя набрал солидола и ушёл.

Как он спланировал, так и сделал — только на х… всё-таки не послал. Духу не хватило. А так выслушал доброжелательно бормотание генерала: — Ну.., вот можете, товарищ капитан, работать. Теперь я буду вас периодически драть, чтобы вы….

Через час, после того как уехал генерал, а Володя пустил фуражку колесом по плацу и всё-таки со злой экспрессией проорал: — Да пошло оно всё на Х……., — солидол пропитал не только обои, но и штукатурку с кирпичными стенами. Ещё через месяц генерал жалобно скулил, глядя на это блядство на КПП, но никого не ругал. Потом…, уже спокойно солидол выжгли паяльными лампами, по приказу генерала выделили фонды и КПП хорошо отремонтировали.

Ватман

— Да…, кстати…, Цеханович, а ты заклеил размороженный двигатель своего ЗИЛа? — Командир требовательно направил солидной толщины, красный карандаш в мою сторону.

— Так точно, товарищ подполковник, — браво вскочил я со своего места.

— Мне докладывал зам по вооружению, что ты его плохо заклеил. Льётся всё оттуда.

— Да, товарищ подполковник, лилось. Но уже больше не льётся, — бодро отрапортовал.

— Значит отремонтировал? А не врёшь, товарищ капитан?

— Не отремонтировал, товарищ подполковник, но и не вру, — не моргнув глазом и продолжая бодро докладывать, — передал этот ЗИЛок размороженный в Елань. При сдаче незаметно доливал и спулил им.

— Во…, учитесь, пехота, — обрадовался командир, — учитесь у артиллеристов, как обманывать. А то — Что делать, товарищ подполковник? Что делать? Вас там, в батальоне, аж шесть офицеров и все с высшим образованием — вот и думайте. Начальник штаба дивизиона Фомичёв, не бегал перед проверкой к командиру полка, а взял и слепил с пластилина недостающий крюк и покрасил. И неважно, что проверяющий на этот пластилин облокотился и чуть не упал. Молодец, с юмором всё воспринял и четвёрку получили за технику.

— Всё базар закончили. БТР на парад идёт, что хотите с дырой, то и делайте, а завтра последняя ночная тренировка…..

….В боксе делать было нечего и, скользнув взглядом через открытую дверь, по стоящим на длительном хранении противотанковым установкам, даже не переступая порога, закрыл дверь и отправился к группе офицеров, сгрудившимся вокруг покалеченного парадного БТРа. Вчера, при неудачном развороте около мойки такое же парадное БМП с ходу въехала в зад бронированной машины и там теперь зияла огромная, рваная дыра. Хорошо хоть баки и ничего другого не повредила. Вот теперь и обсуждали офицеры — Что делать?

— Ну, что артиллерия думаешь? — Галдежом встретила меня пехота.

— А что думать — прыгать надо…, — ответил словами известного анекдота.

— А всё-таки…?

— Заклейте ватманом и покрасьте. Кто там с трибуны разглядит….

— Да у нас примерно такая же мысль родилась….

На следующий день ничего не говорило о дефекте бронированной машины. Командир полка в вечерней полутьме недоверчиво обошёл по кругу БТР и вопросительно воззрился на командира батальона: — Ты что, другой БТР выгнал?

Услышав ответ, удивлённо приподнял брови и по-командирски мудро изрёк: — Ну и правильно….

После благополучно завершения парада, БТР был загнан в бокс и поставлен на длительное хранение. А ещё через полгода поступила команда с Министерства обороны — часть БТРов, в том числе и с нашего полка, отогнать в Чечню и передать их там. Так как солдат у нас было совсем мало, был назначен офицерский караул. В число коего попал и я, что мною было воспринято с удовольствием и предполагало запоминающееся путешествие через половину страны и массу новых впечатлений. Но как всегда это бывает, в последние дни перед отправкой, меня заменили, вследствие недалёкого полевого выхода артиллерии в летние лагеря. Чёрт побери. Вместо меня назначили офицера-мотострелка и я с завистью поглядел вслед уходящему эшелону.

А когда они вернулись через пару недель из командировки и рассказали подробности, я только с досады и плюнул, а потом ещё и перематерился. До Чечни они катили неделю, неспешно и спокойно. Самое интересное было в Чечне. Только заехал эшелон в Чечню, как они говорят: — Километров двадцать наверно проехали и эшелон остановился прямо по середине здоровенного поля.….

Со всех сторон, одновременно выехало куча легковых и грузовых машин, откуда выскочило до сотни вооружённых до зубов людей, мигом окружившие весь эшелон. Мы тоже «не шилом шиты» — заняли оборону, а начальник караула из тамбура стал кричать старшего этих людей. Выходит здоровый и красивый чеченец, весь обвешанный оружием, и говорит, что он старший и он будет принимать наш эшелон. И что у него есть все, какие положено документы от Министерства обороны и он готов их показать, только пусть его допустят в вагон.

Допустили и он выкладывает все свои документы, доверенности, приказ по Министерству обороны о передаче…. и массу других подтверждающих бумаг, в том числе все заверенные бумаги и той части, в адрес которой шёл эшелон с техникой. И даже сама печать этой воинской части.

— Вы, товарищ майор, не беспокойтесь. Мы сейчас у вас принимаем эшелон, подписываем все какие положено бумаги. А дальше сами туда погоним.

— А ЗИПы, а комплектность… ведь это всё нужно передать, проверить, пересчитать…, — неуверенно заикнулся начальник караула.

— Вот мы всё здесь и подпишем, печать приложим. Мы русским офицерам доверяем. Только показывайте, где надо подпись ставить.

В течение последующих двух часов в вагоне кипела работа. Начкар вытащил все подготовленные передаточные ведомости и акты на каждую единицу. Подписывали, ставили печать и дальше подписывали. Всё эти два часа остальные офицеры лежали на платформах и держали под прицелом окруживших эшелон чеченцев. Хотя, что там? По два магазина на автомат… Пять минут стрельбы… Если не меньше. Но те и не дёргались, дисциплинированно держались на расстоянии, перемещаясь по периметру окружения.

Главный чеченец с облегчённым вздохом откинулся от стола, затряс правой рукой и засмеялся: — В жизни столько подписей не ставил….

Потом показался в проёме дверей, отдал на чеченском языке команду и от дороги, проходящей вдалеке, отделился автобус. Проехав на середину поля, автобус остановился и оттуда стали что-то вытаскивать.

А главарь вернулся к начкару и разъяснил дальнейшее: — Ну, всё, товарищ майор, спасибо. Сейчас выгружаетесь на поле и идёте к автобусу. Там стоят столы, покушаете, попьёте и в автобус. Он вас отвезёт в Моздок на вокзал.

Действительно, у автобуса стояли хорошо накрытые столы, где помимо чеченской мясной шурпы, стояли салаты и другие обильные закуски. Тут же, в отдельном ящике была и неплохая водка. Перекусив и слегка выпив, забрав оставшуюся закуску, офицерский караул на автобусе выехал в Моздок, а оттуда в Екатеринбург.

— Во…, будут ругаться, когда увидят заклеенную ватманом броню, — рассмеялся в конце рассказчик.

Конечно, офицеры переживали. Передали эшелон в руки вооружённых людей, хоть и были все бумаги. Но никто и ничего не сказал. Бумаги были приняты, а через несколько месяцев началась первая Чечня. И наш полк в одном из боёв подбил БТР нашего полка из того эшелона.

Фонтан

Комбат вернулся от командира полка и, усевшись на соседнюю кровать, сразу стал ставить задачу: — Боря, после обеда берёшь машину и едешь на учебный центр. Найдёшь начальника учебного центра и получаешь от него задачу. А с завтрашнего дня начнёшь её выполняешь.

Я насторожился, потому что предстоящая, непонятная задача предполагала определённые, такие же непонятные, хлопоты. А я настроился эти полтора месяца плодотворно позаниматься со взводом и подтянуть молодых бойцов до хорошего уровня. Да и в лагерях помимо интенсивных занятий можно было неплохо и отдохнуть. А тут какая-то фигня….

— Комбат, хоть что за задача?

Капитан Чистяков был не в настроение, поэтому нехотя стал цедить сквозь зубы: — Да командир…, злой как чёрт с учебного центра вернулся… Короче…, начальник центра не дал…, вернее необходимые документы, разрешающие лагеря и боевые стрельбы подпишет, только после того как наш арт. полк выделит ему взвод для строительства….

— Товарищ капитан, да какой из меня строитель? — Возопил я, — я ведь кроме окопов ничего строить не умею…

— Вот и будешь строить окоп. Только очень большой, — наконец-то улыбнулся командир батареи и добавил, — командир полка приказал тебя туда поставить.

Блин! На учебном центре я быстро нашёл начальника, которым оказался кругленький, деятельный, пышущий неуёмной энергией майором. Окинув меня быстрым взглядом, он был удовлетворён — я ему понравился.

— Товарищ прапорщик, пойдёмте со мной. Как тебя зовут? Боря! Ну и отлично. Пошли, Боря.

Через три минуты мы стояли на пустой площадке, между одноэтажным, щитовым штабом центра, такой же щитовой солдатской столовой. Вокруг площадки ещё стояло несколько пустых казарм и разные другие сооружения, типа летнего клуба и небольшого парка для техники.

— Вот тут, Боря, мы с тобой через двадцать дней должны смотреть на фонтан, — дальше пошёл бредовый рассказ про огромный в двадцать метров диаметром фонтан, глубиной около полутора метра…

— Так чтоб, когда жарко можно было купанутся… Да, посередине фонтана импровизированный остров из камней, где стоят фигуры двух лебедей — чёрного и белого…

— Что…, лебедей я тоже должен слепить? — Спросил с возмущением и готовый тут же идти в немедленный отказ.

— А ты что, можешь лепить? — В голосе чересчур энергичного майора мигом прорезалась надежда, но услышав мой протестующий ответ, надежда угасла, — ну…, значит это не твоя проблема. Вот такая у нас задача на эти двадцать дней. Я даже разрешу тебе первым купанутся…

Унывать я не стал и с присущей мне добросовестностью окунулся в работу, чем приятно удивил майора и мы быстро сблизились. Я даже с удовольствием работал, руководя строительством, а чуть ли не каждый день, после обеда, начальник центра зазывал меня к себе в кабинет и мы за неспешной беседой усугубляли водчонку, следуя принципу — мера и время.

Майор оказался открытым и приятным собеседником и уже через три дня, разоткровенничался и раскрыл подоплёку строительства фонтана. Приехал он из Союза буквально два месяца назад. Поняв, что попал в дыру, хоть и европейскую (как никак до ближайшего приличного города было тоже прилично), решил отсюда вырваться. Переговорил с кем-то из знакомых, сидящим в вышестоящим штабе, и тот ему посоветывал.

— Значит так, Алексей Иванович, через месяц к тебе по плану на учебный центр должен приехать Главнокомандующий Группы Советских войск в Германии. Если ты там прогнёшься, то я сумею тебя оттуда двинуть в одно хорошее место. Всё как ты хочешь — уютный немецкий городишко, рядом с крупным городом, да и должность тоже будет уютная и не пыльная. И ты при месте, и я тобой не забыт. А теперь даю тебе наводку — Командующий любит лебедей. Белых и Чёрных. Особенно плавающих. Ты человек с фантазией. Вот и думай — Как всё это обыграть. Если сумеешь — мы с тобой «на коне».

— Вот и родилась у меня эта идея, — Алексей Иванович смачно захрустел огурцом и плеснул водки по стаканам. — Решил построить фонтан. Им удивить Командующего. Говорят, когда он последний раз тут был, очень недовольный оказался — Скучно, говорит, у вас тут. А я раз и фонтан. А в фонтане лебеди плавают. Ты, Боря, фонтан строишь. Я лебедями занимаюсь…. Сержантик тут у меня есть — он мне слепит лебедей на острове.

Как бы были у меня определённые сомнения насчёт сроков в двадцать дней. Но, к великому моему удивлению, через двадцать дней, под отеческим и ревнивым взглядом Алексея Ивановича, я плыл пофыркивая по готовому фонтану.

Правда, уже в кабинете, где мы выпили за успешный пуск фонтана, довольство быстро сменилось озабоченностью на лице майора: — Блядь! Боря, лебедей в Германии полно. Белых. Чёрного не могу найти. А Командующий через три дня приедет. Где взять? Всех своих уже озаботил…

Через три дня приехал Командующий, осмотрел учебный центр, а через неделю, Алексей Иванович, убыл обратно в Союз к старому месту службы. Прогнулся майор, но не в ту сторону.

Когда Командующий увидел приличный фонтан, он был приятно удивлён. Ещё больше восхитился, увидев плавающую пару лебедей. Белого и чёрного. А восхитившись, решил их покормить. Пока адъютант бегал в солдатскую столовою за хлебом, Алексей Иванович, прямо млел от похвалы генерала армии и тихо блеял, рассказывая о великой любви к этим большим и изящным птицам.

— Гули, гули, гули…., — ласково и призывно позвал к себе лебедей главнокомандующий, протягивая в руке хлеб. И лебеди безбоязненно поплыли к доброму дяде-генералу и, умиленно улыбающейся за его спиной свите. Активно проплыв пару метров, птицы как будто наткнулись на невидимую стену, бесполезно закрутились на месте, но ни на миллиметр не продвигались вперёд. Бурлила вода, птицы пытались приблизиться, но всё равно крутились на месте.

— Что за чертовщина? — Главнокомандующий с недоумением оглянулся на свиту и адъютант, послушно обежав по периметру фонтана, вгляделся в воду и браво доложил.

— Товарищ генерал армии, они привязаны к танковому траку.

— Не понял! — Генерал гневливо повернулся к майору, — Это что за издевательство над птицами. Отвязать.

И Алексей Иванович лично ринулся в воду. И может быть на этом всё бы и закончилось для майора. Ну, по хмурился бы командующий или посмеялся над излишней инициативой. А майор виновато бы заявил — Боялся, что улетят… Отругал бы или пожурил. Но когда освобождённые птицы подплыли к дающей руке — начальствующий рёв был грозен и беспощаден. Чёрный лебедь был не чёрным. Он был белым и накануне покрашен чёрной нитрокраской.

А меня не волнует…..

— А меня не волнует, товарищ капитан, как вы это выполните, — командир полка сделал многозначительную паузу и веско продолжил, — но утром, в 9 часов, я смотрю детскую площадку в городке на вашей территории…. В комплекте… А потом…, — дальше подполковник Кривулькин несколькими яркими мазками, с видимым удовольствием, каламбурно обрисовал, что будет если площадки не будет….

В принципе, на этой оптимистической и многообещающей ноте полковое совещание и закончилось. Командир полка вышел через боковую дверь из тактического класса, а следом на выход потянулись командиры подразделений. Кто шёл озабоченный нарезанными задачами, которые как всегда получали на ночь. Тем более на эту, так как завтра Командующий округа посещал городок с проверкой. А кто избежал сегодня этой участи, весело подтрунивали над капитаном Князевым, у которого была особенная задача. Ему за ночь надо было построить, возвести неведомо как, детскую площадку перед жилым домом на закреплённой территории и завтра её будут показывать комиссии округа. А у Князева даже гнутого гвоздя не было.

Ну…, гвозди конечно были. Командир третьей батареи считался нормальным и хозяйственным командиром. Но вот материала — ни дощечки. Да и времени тоже. Но все были уверены — Князь выкрутится. И площадка будет и ещё посмеётся над командиром.

Так оно и получилось. В 9:00 капитан Князев представлял командиру полка на закреплённой территории детскую площадку.

Кривулькин молча, с непроницаемым лицом, лишь посверкивая маленькими и злыми глазками, обошёл небольшую территорию, где живописно были разбросаны стандартные атрибуты советского детства, годиков так на 4-6. Удовлетворённо хмыкнул, ещё раз окидывая типовую детскую беседку, деревянный автомобильчик, карикатурно похожий на первые автомобили советского времени, песочница с неизменным грибком посередине, качели с верёвками, качели-качалки и даже компактную металлическую карусельку на четыре маленьких человечка. Потом снова посмотрел на пустую песочницу и вопросительно оглянулся на командира батареи.

— Сейчас и песок будет, товарищ подполковник, — Князев недовольно нахмурился и глянул на часы и заверил командира, — через десять минут песок будет.

Ну…, немножко ошибся. Песок появился через три минуты из-за угла дома в виде цепочки солдат третьей батареи, трудолюбиво тащивших пятнадцать мешков с песком и тут же при командире полка, заполнив песочницу. Конечно, не обошлось без небольшого конфуза, так как из мешков, вместе с сухим песком, посыпались окурки и сверкнула мимолётно-стеклянной искрой водочная бутылка. Но суровый взгляд Князева и окурки вместе с бутылкой тут же исчезли.

Скупо похвалив командира батареи, Кривулькин удалился для проверки других мест, куда вполне возможно придёт Командующий со своими клерками.

И вроде бы всё было готово и все слабости Командующего известны, и сценарий проверки, и маршрут движения…. Но все были всё равно оттраханы… Вернее командный состав полка, как представляющий свои места и территории.

Первая неприятность случилась в казарме первого дивизиона. У любого военного человека, тем более у командира, были свои «тараканы в голове». И чем выше пост, тем эти тараканы становились более причудливыми и вычурными, а о самих ситуациях потом с воодушевлением и с некой гордостью за своего командира рассказывали другим.

Так Командующий округом питал большую нелюбовь к гвоздям, торчавшим отовсюду. Непонятно — Почему? То ли в далёком детстве больно сел задницей на гвоздь, то ли будучи зелёным лейтенантом вдрызг порвал шикарные галифе, то ли…. Ну…, короче, не любил он эти гвозди. И, зная об этом бзике, командиры и начальники всех рангов, перед посещением Командующего сами лично проверяли стены казарм, табуретки, мебель и всё то, откуда могли нагло торчать данные скобяные изделия. Так и сейчас стены казармы были гладкие и являли начальственному взгляду только чёрные выключатели, белые и ненужные розетки. И армейские табуретки тоже стояли ровными рядами, всем своим видом показывая, что они как в древности сделаны и слеплены без единой железной детали, то бишь гвоздя и держались исключительно только благодаря многочисленным слоям краски.

Командующий хмурился, не находя привычной причины для начала показательного разноса, но крепился, понимая, что разнос просто необходим и причина всё равно найдётся. А то как-то не совсем хорошо получается — Командующий был и никого не поимел. Как будто и не работал совсем. Непорядок… Но порядок был везде, куда не ложился начальственный взгляд. Что толкнуло Командующего проверить первую попавшуюся солдатскую тумбочку!? Тумбочка, как тумбочка. И все были уверены, что там порядок и комплект. Но когда генерал-полковник распахнул дверцу, то чуть не задохнулся от радости. Вот он… И не просто гвоздь, а гвоздище, сто пятидесяти миллиметровый, которым петля тонкой дверцы тумбочки была насмерть и нагло приколочена, и сам гвоздь нахально, грубо и вызывающе загнут под непонятным углом.

— Аааааа…., аааа…., аааа…., — эти радостные «ааааа…»… Вот чем можно удивить военного человека, тем более прослужившего много лет. По-моему вся армия всегда прикручивала перед смотрами мыльницы с мылом в тумбочках. Приклеивали зубные пасты и зубные щётки. Делали и другое. Может сугубо гражданскому люду это и покажется ущербным и тупым, но это было для нас банальным и никто не чувствовал себя тупым солдафоном.

Но тем не менее, именно горячие слова о тупости и бездарности прозвучали не из уст гражданского, а Командующего, который в молодые лейтенантские годы, сам проделывал ещё и не такие штучки. Но Командующий оказался в своей начальственной стихии и летел на всех парах по накатанной колее. Наконец-то он почувствовал себя на своём месте и проверка началась по-настоящему.

За этот гвоздь был жестоко отруган командир полка, потом командир дивизиона майор Безсмельницын, вытянувшийся в струнку. Потом…, потом… Все расселись по УАЗикам и «Волгам» и поехали в парк, хотя можно было зайти и через тыльную калитку.

Здесь произошёл другой армейский анекдот и сексуально пострадал уже зампотех полка и всё последующее негодование вылилось опять на командира. Перед Контрольно-Техническим Пунктом давно уже был наведён порядок и никто не ожидал приезда Командующего именно с этой стороны. Дежурный по парку с дневальными находился на своём месте и балдели в последние минуты покоя, а несколько солдат, наводившие порядок перед главными воротами и переездом через ж\д пути, сидели на аккуратном брёвнышке под забором и беззаботно курили. И вот в этот момент здесь и проявился зампотех подполковник Лискер Александр Петрович. Был он уже в возрасте и в свои сорок четыре года выглядел гораздо старше, почти стариком, отчего у него была в полку кликуха — Ляксандр Петрович.

И вот Ляксандр Петрович, донельзя закрученный предстоящей проверкой, неслышно возник, как призрак Гамлета, перед КТП, и, увидев сидевших без дела солдат, с руганью накинулся на дежурного по парку.

— Сидишь тут…, жопу греешь, а у тебя перед КТП дорога совершенно не подметена….

— Товарищ подполковник, да её только что закончили подметать…, — начал оправдываться дежурный по парку, но разъярённый зампотех и так задёрганный, разразился руганью и бросился к солдатам. Неожиданно выхватил метлу и стал интенсивно мести уже чистую дорогу и зло, во весь голос приговаривать.

— Вот…, вот так…, вот так… так… Видишь? Вот теперь чисто, — зампотех, неожиданно для себя, увлёкся маханьем метлой и клубами пыли вокруг себя, не заметив, как упруго вскочили солдаты с бревна и вытянулись в струнку. На крыльцо выскочил дежурный и мялся, поджидая, когда «Волга» Командующего подъедет к воротам, чтобы там и представиться.

А машина Командующего остановилась в десяти метрах, от старательно метущего Ляксандра Петровича и он сам, через опущенное стекло с любопытством наблюдал за наведением порядка, периодически поглядывая то на солдат, то обратно на подполковника. А Ляксандр Петрович, забыв про всё, отдался таким простым, незамысловатым движениям, когда не надо принимать ежеминутно решения или ожидать этого, вечно недовольного Командующего.

Вспотел, на голове развязалась шапка и одно ухо задралось кверху, а второе в сторону, отчего он стал похож на классического деда Щукаря и его старческая внешность только усилила это впечатление. А тут вдруг увидел машину Командующего, около которой стоял со злым лицом командир полка. За ней виднелись ещё машины командования дивизии и свиты Командующего.

Ляксандр Петрович браво подошёл к машине и, приложив к расхристанному головному убору руку, доложил: — Заместитель командира полка по технической части подполковник Лискер. — И не удержавшись, вытер потный лоб, благодушно, совсем по-деревенски, добавив, — порядок наводил, товарищ Командующий…..

Командующий поглядел из окна снизу-вверх на зампотеха, отчего командир полка болезненно сморщился, ожидая новой порции начальственного гнева. Но генерал-полковник обернулся назад и спокойно приказал адъютанту.

— Подполковника арестовать на сутки и на гауптвахту, за неумение организовать наведения порядка.

Первым делом, куда сунулся командующий, как будто он знал — были ящики с песком противопожарных щитов. Ящики были пусты, лишь на дне валялось несколько окурков и нагло поблёскивала пустая бутылка из-под водки. Такая же картина была и в следующих противопожарных щитах, лишь у бокса капитана Князева ящики были полны песком.

— Кто командир? — Поинтересовался Командующий.

— Командир третьей батареи капитан Князев, — доложил нейтральным тоном командир полка, которого прямо там, у всех пустых ящиков и драли, а он наливался яростной злостью, теперь прекрасно понимая откуда песочек приплыл на детскую площадку.

— Ну…, Князев…., ну погоди.

И эта мысль грела подполковника всё остальное время, пока его ругали уже за другое и уже в солдатской столовой. Он механически кивал головой, соглашался со всеми обвинениями, также не вдумываясь отвечал на вопросы Командующего, а сам прикидывал как он, на высоком методическом уровне, отдерёт обнаглевшего капитана.

Но эти сладкие мысли о командирской мести нарушил член военного совета, который вернулся с проверки военного городка и доложивший о бардаке в городке.

— Но.., товарищ генерал-полковник, единственно, что мне понравилось — это детская площадка на территории, закреплённой за артиллерийским полком. Там капитан Князев старший. Молодец капитан — порядок, всё чистенько, аккуратно. Больше всего удивился чистоте песка. Толковый капитан и толково рассказал, как строил этот детский городочек, как собирал его по дощечке и как он за ним следит.

— Товарищ Кривулькин, — повернулся к командиру член военного совета, — как вы характеризуете капитана Князева?

И опять пришлось подполковнику, засунуть свою командирскую гордость «по самое не балуй» и охарактеризовать капитана исключительно положительно, следуя извечному армейскому сценарию, где кто не влетел — герой.

— Подайте его на поощрения в округ, — удовлетворился ответом член военного совета.

И командиру полка только и оставалось ответить с показательно бодреньким видом — Есть!

Окружная комиссия, удовлетворённая проведённой работой, выявленными недостатками, а также работой и выводами по устранению этих недостатков, ощущая дополнительное удовлетворение своевременностью выявления недостатков, справедливо считая, что если бы они не были выявлены — боевая готовность округа была бы подорвана в корне.

Хотя стоявшие в строю командиры подразделений, штаб и управление полка, а также сам командир полка, справедливо считали, что выявленные недостатки не стоили и выеденного яйца.

Но командира отодрали, зампотеха посадили на сутки и теперь всё это действо вступило в новую фазу под названием — Разбор полётов или раздача «подарков». Где теперь командир будет драть стоявших ниже, с чувством исполняя командирское соло.

А пока Кривулькин ходил вдоль офицерского строя «аки тигра», хищно поблёскивая маленькими глазками и периодически выдвигая вперёд челюсть, что было явным признаком — командир выбирает жертву.

В это время, потенциальные жертвы, командиры подразделения и штабные офицеры, даже переставали дышать в строю и отводили глаза, когда командирский взгляд жёстко пробегал по строю. Лишь начальник разведки полка, майор Проскурнин, подхалим и подлиза — преданно и открыто глядел на командира, всем своим видом показывая — Порву любого, товарищ подполковник, только покажите….

Вот из-за этого открыто, подхалимского взгляда он и стал первой жертвой, на которой командир оторвался «по полной» и на майора, было даже жалко смотреть. А тот только не скулил, всем своим несчастным видом, вопрошая к небесам — За ЧТОООО?

Но ничего…., майор проглотит и этот разнос и дальше будет преданно «шестерить» для командира.

После начальника разведки, ну… очень горячий «разбор полётов» тяжеленым асфальтовым катком прошёлся по командиру первого дивизиона, где всем остальным было ярко и сочно рассказано про дёрганье командирской задницей всех гвоздей, из всех солдатских тумбочек, табуреток…, стен…, пола… Дальше командира вообще занесло хрен его знает куда. Отчего он сам в удивлении замолчал, раздумывая, как оттуда выбраться. Но думал недолго и тяжело обрушился на кафедру зампотеха, где каждый, до последнего прапорщика, был обсосан индивидуально. Досталось и зампотеху, который в этот момент маялся в офицерской камере гауптвахты. Вспомнил и про отсутствующий песок в противопожарных щитах, но уже так… Для порядка, всё это время хищно поглядывая на капитана Князева, которого он готовил, так сказать, на десерт. И кружил, и петлял вокруг него, обставляя красными флажками, но пока никак не мог понять за что его уцепить и уцепить красиво и так…. — Надёжно. Как-никак, но командир третьей батареи был единственным Героем и светлым пятном этой проверки. Тем более его нужно было представить на поощрение в округ.

Вот и крутил словесные петли вокруг капитана. Конечно, командир мог и не рассказывать об итогах проверки. Офицеры и так знали все подробности, но вот в интерпретации Кривулькина, в гипертрофированной интерпретации, вся ситуация гляделась под другим углом, имела свою интригу и глубинные движения. И сейчас все, в том числе оттраханные и получившие свою дозу начальственной энергетики, с интересом ожидали развития ситуации. Так сказать развязки, когда «висевшее на стене ружьё» наконец-то стрельнет. И стрельнет громко….

И это случилось — оно стрельнуло. Дверь штаба полка открылась и сзади командира возникла несчастная фигура дежурного по полку. Несчастного, оттого что это был дежурный «мальчик для битья» и человек, который приносит «чёрные» вести и который первый попадал под раздачу за эту «чёрную весть» и за то, что он её принёс. Вот и сейчас, он за командирской спиной, гримасничал лицом, как бы говорил — Парни извините… Я не причём…. Она сама разделась….

Но дежурный мигом преобразился, на обернувшегося командира и браво, чуть ли не на весь плац, стал докладывать: — Товарищ подполковник, с центрального КПП позвонили. Там приехала милиция и директор одного из детских садиков. Хотят встречи с вами. Что доложить?

Командир аж лицом посветлел от мгновенно сложившейся картинки: — Ааааа…, аааааа…, товарищ капитан….

Наверно об этом в полку не знало только два человека — командир полка и майор Проскурнин, а так бы командир узнал бы в числе первых.

— Ааааааа……., ааааааа…., — эта буква в торжествующем крике тянулась и тянулась до бесконечности, что сначала у офицеров возникла некая гордость, что командир запросто перепоёт в этой ноте любого оперного тенора, даже итальянского. Потом, появилось лёгкое беспокойство затянувшимся криком — Может у него что-то там заклинило? Потом все в лёгкой панике стали поглядывать на капитана, начальника медицинской службы, который уже проталкивался в первые ряды штабных офицеров. И тут воздух в здоровых командирских лёгких закончился, потом такой же эффектный вздох, когда лёгкие мгновенно заполнились воздухом чуть ли не с половины плаца и командир зловещим тоном приказал: — Товарищ капитан, выйти из строя! Вот сюда…, рядом со мной. Чтоб все видели. — И пальцем ткнул в кусочек чистого асфальта справа от себя.

Князев чётко вышел из строя и замер на указанном месте.

Дождавшись выполнения приказа, командир загадочным тоном задал вопрос: — Товарищ капитан, доложите — Какая самая трудная должность в армии?

Наверняка, у всех в голове закрутился этот вопрос и мозги мгновенно вскипели в поисках ответа и вообще смысла этого вопроса. Но Князев, старый и мудрый комбат не задумывался ни на секунду.

— Командир батареи и командир полка, товарищ подполковник.

— Ооо… Молодец, товарищ Князев. Майор Проскурнин, а теперь вы сюда…, — и указующий перст ткнул слева от него. — А теперь вы доложите — Паааачему?

Майор Проскурнин позорно мемекал, бебекал, пытаясь выдавить из себя «нужный» и правильный ответ на неожиданный вопрос, который бы понравился командиру. Но…, не получалось и он красный от неловкой ситуации, что-то бормотал несуразное.

Командир с презрением посмотрел на майора и повернулся к Князеву: — Ну а вы, товарищ капитан, порадуете меня ответом?

Князев даже не задумывался и отчеканил: — Эти должности предполагают большую юридическую, материальную и психологическую ответственность как за действия своих подчинённых, так и за свои. Также эта должность обязывает проявлять при выполнении своих обязанностей, приказов и приказаний командиров и начальников инициативу.

— Воооо…, — спокойным и довольным голосом произнёс командир и даже поднял палец вверх, — Во…, учитесь школяры, как правильно отвечать. Ни как тут некоторые плавают. А также учитесь проявлять разумную, а иной раз и неразумную инициативу, при выполнении приказов. Спасибо вам товарищ капитан.

— Дежурный…, — командир повернулся и нашёл глазами дежурного по полку, — милицию в полк не пускать, а вот директора детского садика… Наверняка женщина, сопроводить со всем уважением к капитану Князеву. Ну…, а вы, товарищ капитан, я прямо уверен — сумеете решить с ней вопрос.

… Как потом рассказывал Князев — всё уладилось миром. Виктор Михайлович сумел её убедить, что ночью он приехал и не украл с детского садика данные элементы, а просто занял на сутки и к вечеру всё это будет стоять на месте. А чтобы вообще исключить и какой-либо осадок от происшедшего, он со своими солдатами что там надо в садике ещё и отремонтирует.

Так и произошло. Князев всё вернул, помог с ремонтом и втянулся в шефство над садиком, а директорша сетовала: — Чего раньше, ваш Командующий эту проверку не устроил….?

Сварочный аппарат

Командир полка рассеянно слушал выступающих замов, ставящих задачи на завтра и не вмешивался, отчего полковое совещание проходило сегодня в неожиданно спокойном состоянии. Он сидел, углубившись в свои мысли и, судя по расслабленной позе и помягчевшему лицу, эти мысли явно были не командирские и далеки от проблем вечернего совещания. А совещание, минут через пятнадцать, благополучно приблизилось к своему завершению и наполовину очнувшись от приятных грёз, командир, на автомате, спросил: — Вопросы есть?

И тут, старый и мудрый командир третьего дивизиона майор Сердитов, сглупил. Как он потом рассказывал: — …. Но вот я догадывался… Да что там догадывался — знал, что этим закончится. Но вот, блин, как чёрт меня дёрнул вылезти с этим делом…., — но это потом. А сейчас он встал со своего места и начал.

— Товарищ полковник, прошу вашей помощи. Четыре дня тому назад, на боксах восьмой батареи отпали четверо ворот. Обращался за помощью к заместителю по технической части подполковнику Лискеру, — Ляксандр Петрович всем телом повернулся к командиру дивизиона и сурово уставился на майора, — но тот мне отказал. Якобы у него все сварочные аппараты сломаны и все четыре дня у меня ворота стоят прислоненные. А он посмеивается… — «Для чего тебе, Сердитов, голова дана? Ведь не только, чтобы головной убор носить — вот и думай ей». Прошу вас своей властью….

Полковник сначала смотрел непонимающим взглядом на майора, постепенно проникаясь существом вопроса, а потом повелительно вскинул руку, останавливая обращение командира дивизиона.

— Так…., — зловеще протянул он, — моей помощи просите?

И уткнул суровый взгляд в подполковника Лискера, вальяжно подымающегося со своего места. Тот поднялся и стал обстоятельно докладывать о состоянии дел в парковом хозяйстве, планируя плавненько подойти к неисправным сварочным аппаратам и в деловом режиме объяснить ситуацию. Но его хватило только ровно на полминуты.

— Сядьте, товарищ подполковник, об этом можете рассказывать дома своей жене или за рюмкой водки, среди таких же пенсионеров, как и вы.

Справедливости ради, надо сказать, хоть к Ляксандру Петровичу в полку, в офицерском коллективе было ехидное отношение. Ну…, были у него моменты, когда его несло в разнос, и в разные стороны одновременно. Иной раз вёл себя неадекватно, отчего потом офицерский коллектив втихушку обсасывал разные пикантные подробности. Но дело своё он знал, подчинённых держал в ежовых рукавицах и с технической стороны наш артиллерийский полк был прикрыт надёжно. И всё у него делалось вовремя, и всё крутилось под его неусыпным контролем, но вот со сварками… Блинннн… Затянул…, всё откладывая и откладывая… И вот. Влетел. Подполковник рухнул на стул, даже не сопротивляясь, понимая, что это бесполезно. А командир уже обратил своё внимание на командира ремроты, вскочившего со своего места и замершего по стойке Смирно.

Закончилось совещание минут через пятнадцать, в ходе которых командиром был поставлен армейский рекорд. Все, даже не причастные ни к сварочным аппаратам, к обломанным воротам, к технической части полка, все были взлохмачены, закручены, а в конце командир ткнул пальцем в сторону майора Сердитова и задал риторический вопрос: — Моей помощи просите, товарищ майор? Что ж…, помогу. Приказом. Завтра в 9:00 часов утра. Для бестолковых и тех, кто носит электронные часы — когда 9 делится на два нуля. Так вот, в 9 часов я смотрю в боксах восьмой батареи, как сваркой привариваются ворота. А потом они открываются-закрываются, открываются-закрываются… Это вас, товарищ подполковник, со всей вашей технической мыслью тоже касается. Сразу предупреждаю — МТО-АТ с хранений не снимать.

После совещания, вместо того, чтобы спокойно разойтись по домам, в «стране дураков» закипела работа. Два мозговых штурма кипели параллельно друг другу.

Один в технической части, где технари — офицеры и прапорщики, решали — Как до девяти утра исправить хоть один сварочный аппарат? Причём путей решения было несколько. Самый банальный — пойти в любую часть гарнизона и занять на время показа и сварки петель ворот на глазах командира сварочный аппарат. Показать, а потом вернуть. Обсосали и отвергли. Если командир узнает про этот обман…, жульничество — мало не покажется.

Обсудили ещё пару, но тоже отвергли, после чего все уставились на солдата-сварщика, скромно сидевшего в углу: — Ну…? Ну…? Ты же лучше нас знаешь свой аппарат… Что…? Совсем сдох и не починить его? А может…?

Вот это «А может…» и не раз продлевало жизнь древней сварки. Одна сварка сломалась давно и её не чинили, потому что вторая, хоть и старая работала исправно. Но, последние три месяца она могла запросто в любой момент прекратить грозно гудеть и одновременно прекращала производить сварку, мгновенно превращаясь в груду металла килограммов так на двести. Все окружающие и принимающие участие в сварочных работах, сокрушённо всплёскивали руками, а сварщик невозмутимо брал крепкий деревянный багор с любой машины, вставлял его между мощных и тяжёлых обмоток и сильно, сильно тряс свой аппарат, превращаясь в это момент в трясучего паралитика. И о Чудо…., внутри трухлявых обмоток что-то замыкало и он снова начинал варить. Но вот несколько дней тому назад — Он, сварочный аппарат, благополучно сдох и никакая трясучка оного в одиночном порядке или дружным коллективом, когда за багор брались чуть ли не подразделением, уже не помогало. Что и выразил молча, разведя широко и сокрушённо руки в сторону, сварщик.

— Ладно, — Ляксандр Петрович совсем по-стариковски опёрся руками о колени, как будто собирался засмолить «козью ножку» с ядрёным табаком или встать, но остался сидеть, — ладно, сходи на разведку в третий дивизион. Посмотри, что они там думают…?

Сварщик, к которому это относилось, в недоумении поднялся со своего места: — Товарищ подполковник, как это так я приду туда и спрошу — А чего вы тут думаете? Да меня они как пошлют…

— Как в самоволку бегать или за водкой в совхоз — так вы не спрашиваете, а бежите, — съязвил Ляксандр Петрович, но потом смягчился и уже по-отечески стал растолковывать, — приходишь туда… К майору Сердитову и говоришь — Товарищ майор, как только у вас со сваркой будет решено — так сразу за мной гонца. Наверняка они тоже думают… А Сердитов — опытный командир. Что-нибудь придумает.

В кабинете командира дивизиона тоже был мозговой штурм, но в отличие от технарей он был прямолинейный и опирался на простенькие армейские принципы — «Победителей не судят» или «Если нельзя починить — то это надо достать».

Поэтому здесь и решали только один вопрос — Где? Где — звидануть сварку?

— Так, дембелей восьмой сюда, — распорядился командир дивизиона, когда быстро пробежались по вариантам — звиздануть, достать, занять в другой части сварку — и решительно отвергли. Было уже поздно, да и не хотелось ни с кем договариваться и оставаться потом обязанным.

И вопрос — Где? С прибытием дембелей решился быстро.

— Так…., — сержант Смирнов нерешительно развёл руки и «закинул удочку», — так…, у нас тут ведь под боком целый пивзавод строится… А может оттуда тиснем сварку? Там их до фига. Рабочий день кончается, работяги всё бросают и уходят. Там то и охрана почти никакая…., — уже более смело добавил сержант и остальные дембеля согласно закивали головами.

— Хорошо…., — нейтральным тоном протянул командир дивизиона, навалившись грудью на стол и сильно втянув в себя воздух, — хорошо и одновременно ничего хорошего. Как ни как, а это стройка очень большого масштаба и её курирует лично секретарь обкома Ельцин. Так что там с этой сваркой можно хорошо влететь. Но идея заманчивая. Как, Смирнов, говоришь можно без особого риска..?

— Да мы, товарищ подполковник, её через пустырь протащим. Там напрямую до наших боксов метров пятьсот, а пустырь там весь в ямах, буераках… На машине не подъехать… Так что, если пропажу обнаружат, то на нас, военных, и не подумают. Она ж тяжёлая и будут искать следы машины, а мы её на руках утащим…

Обсудив с дембелями несколько скользких моментов предстоящей операции, их отпустили, а майор Сердитов повернулся к командиру батареи, сидевшему среди остальных офицеров: — Вот…, товарищ капитан, звоночек вам. Ваши бойцы ночную обстановку вокруг городка знают лучше, чем вы. Вот что им делать ночью на пивзаводе? Ладно бы там уже пиво выпускали, но ведь до него ещё года три… Ну…, да ладно. Думаю, что ты из этой информации правильные выводы сделаешь. Чай не зелёный лейтенант. Бойцов проинструктировать, чтоб всё было чики-чики…

— Да я, товарищ майор, сам с ними пойду…, — влез в паузу командир батареи.

— Отставить…, — резко прикрикнул майор и пристукнул ладонью по столу, — никаких я сам. Проинструктируешь и всё. Бойцов мы всегда отмажем, если что — выручим и прикроем. Поощрим там потом отпуском или раньше уволим, чтоб обидно не было и знали за что страдают. А за командира батареи, да коммуниста… Так что только инструктаж. Я это поле тоже знаю. Там помимо ям и буераков полно торчащей арматуры, бетонного хлама там всякого… Так что руки ноги там запросто можно переломать.

Вот в этот момент и постучал в дверь сварщик. Выслушав его, командир дивизиона махнул рукой: — Завтра, после завтрака чтоб как штык был около боксов восьмой. Будет тебе сварка.

На этом суматоха в полку и закончилась. Сварщик вернулся к ожидающим его офицерам и доложил вердикт командира дивизиона, отчего подполковник Лискер удовлетворённо крякнул и назидательно произнёс: — Вот, товарищи офицеры и прапорщики, вот как надо работать. Мы тут…, а они уже всё решили и знают, что в восемь часов утра сварка у них будет. Идите по домам. Завтра будем заниматься ремонтом сварок и не уйдём пока хоть одну не отремонтируем. Тем более, что она нам самим завтра «кровь из носу» как нужна.

….Командир полка неопределённо хмыкнул, когда по команде командира батареи все ворота боксов одновременно открылись и потом закрылись. Ещё раз открылись и закрылись. Потом скосил глаза на новенький сварочный аппарат, на замершего рядом сварщика, посмотрел на майора Сердитова, глаза которого говорили: — Товарищ полковник, ворота приварены: открываются-закрываются — Какие ещё могут быть вопросы?

Посмотрел на зампотеха и командира ремроты и опять хмыкнул. И непонятно — то ли это молчаливое поощрение, то ли лишь прелюдия к вполне понятным разборкам, так как голубенькая сварка никак не вписывалась в армейские параметры, где всё что возможно было зелёного цвета.

— Сердитов — молодец…., — буркнул командир полка и добавил, — только я ничего не знаю — Где? Как? Кто? У меня своих проблем хватает…

Развернулся и ушёл, а к командиру дивизиона вальяжно подошёл подполковник Лискер со свитой офицеров и прапорщиков, приписанных службой к парку.

Понимая уязвимость своей позиции и независимость командира дивизиона, Ляксандр Петрович, подсластил пилюлю и обратился к Сердитову по имени и отчеству: — Константин Юрьевич, ну ты у себя всё заварил, дай моим теперь сварку тоже поварить….

Сердитов смачно хмыкнул и язвительно спросил: — А для чего, товарищ подполковник, голова вашим подчинённым дана? Ведь не только, чтобы головной убор носить — вот и пусть ваши думают ею.

— Ну.., ладно…, ладно. Чего ты в бутылку лезешь? Обиделся что ли…? Ну.., не так тебе ответил тогда… Пословица такая есть мудрая — «Кто старое помянет — тому глаз вон». Всё закончилось мирно и нормально….

— «А кто забудет — тому оба глаза вон», — перебил зампотеха командир дивизиона, — вот и забывать что-то не хочется. Вы своими смехуёчками меня и моих подчинённых на банальное воровство толкнули. Ответили бы нормально, типа — Погоди, Константин Юрьевич, чуть попозже заварим ворота… А вы…? Хи-хи.., Ха-ха…, да с подъёбочками. Хорошо, что хорошо закончилось… А если бы бойцов повязали? Или ногу-руку кто-то из них ночью, когда тащили, сломал?

— Нет. Не дам, — с вызовом заявил командир дивизиона, — вот сейчас покрашу её и будет в дивизионе своя сварка. Так что нет. При всём моём уважении к вам, я тоже себя уважаю.

Разобиженный подполковник, окружённый ремонтниками удалился в ПТОР вынашивать планы мести, а командир дивизиона, похвалил бойцов — героев прошедшей ночи и удалился в казарму, отдав предварительно указание перекрасить сварку.

Но перекрасить её не успели. Через полчаса в кабинет командира дивизиона ворвался весь запыханный командир взвода восьмой батареи.

— Товарищ майор, там…., — лейтенант перевёл дух и продолжил взволнованно, — там…, с пивзавода пришли с милицией и увидели свою сварку.

— Чёрт…! Как так? — Взвился из своего кресла Сердитов, — вы что там, совсем охерели?

— Да мы её на асфальт вытащили сбоку, чтобы там покрасить, а они в это время через щели тревожных ворот и глянули, и как заорут — Вон она…, вон она… А там уже и менты стали смотреть. Вам надо срочно. Зампотех вызывает, но мы в парк их не пускаем…

У боксов восьмой батареи клубились чуть ли не все, кто в этот момент был в парке в ожидании развития захватывающего сюжета. Тут же важно расхаживал и подполковник Лискер, в лёгкой панике метался от сварки к боксу и обратно командир батареи. Кучкой стояли офицеры и, не скрываясь от зампотеха, открыто смолили сигареты, авторитетно обсуждая варианты — Как выкрутиться из такого положения? Вариантов было мало, так как чуть ли не с поличным схватили… И явно это дело будет доложено самому секретарю обкома. Да ещё свалят до кучи на командира дивизиона остальную недостачу…

Правда, и житейский опыт Сердитова, смекалка и военная наглость, тоже не скидывалась со счетов, также как и военная удача, которая могла вмешаться в любой момент. Но всё равно Сердитов оказался в очень некрасивой ситуации.

— Ну что, Сердитов? — Ядовито встретил появление майора Ляксандр Петрович, — До выделывался? Дал бы мне сварку и она бы давно у меня в ПТОРе варила и не влетел бы. Вот правильно говорят, что «Земля круглая»…, — философски закончил зампотех.

Сердитов сначала разогнал любопытствующих бойцов, недовольно зыркнул в сторону офицеров, но промолчал и тихо спросил у командира батареи.

— Ну что тут? Как обстановка?

— Да ни как…, херово, товарищ майор, — обречённым голосом произнёс комбат, ощущая, как потяжелел от партийного выговора партбилет и, сверкнув золотом, слетели с погон звёздочки, превращая капитана в старшего лейтенанта. Это же увидел и ощутил упадочное настроение подчинённого и майор Сердитов. И тут было только два варианта. Первый — сдать капитана. Сделать красивый шаг назад и шаг за спину подчинённого. И сдать. Ничего мол не знаю, ничего мол не видел. Как это иной раз делали замполиты, прячась за спиной командира в случае неудачи.

Второй…. Вот вторым путём он и пошёл, так как был нормальным командиром и офицером. Сердитов подошёл к забору, залез на пожарную бочку, стоявшую впритык к бетонному ограждению и выглянул за него. А там, можно сказать целая толпа: аж трое милиционеров в разных званиях, работяги и ещё гражданские явно начальствующего состава, которые очень радостно оживились, увидев тоже одного из начальников военных.

— Товарищ майор — Вы кто такой? — Спросил один из гражданских начальников.

— Не важно…, — с вызовом брякнул майор через забор и в свою очередь грозно спросил, — А вот я не понял — Как вы оказались на территории военного городка? Вам запрещено здесь находится…

— Мы сюда по следам солдатских сапог пришли, а у них вот украли сварку, — вперёд выдвинулся самый старший милиционер, — вон она стоит. Они её узнали.

— Каких сапог? А у вас что не кирзачи разве на ногах? — С деланным возмущением и одновременно с вызовом спросил офицер и тут же продолжил, — а сварку я купил у каких-то работяг рано утром…. Может у них и купил? Я в темноте не особо их рассматривал…

— Каких работяг? — В свою очередь возмутились рабочие, — да там следов то человек сорок тащило сварку. У нас столько и рабочих на стройке нет…. Мы за копейку и не потащили бы через пустырь. Машину бы наняли… А это точно твои солдаты…, — продолжали шуметь рабочие на торчавшего над забором военного, а видя что того не проняло, теперь вперёд выдвинулось гражданское начальство и пустили в ход «тяжёлую артиллерию».

— Товарищ майор, всё понимаем, но о факте кражи уже доложено секретарю обкома и он обещал приехать. Так что лучше до приезда Ельцина верните сварку обратно и тогда последствия будут гораздо меньше. А то видите и милиция тут уже. А когда приедет Ельцин, да ещё в херово-трезвом настроении, да как примет, не разбираясь, решение и не только погоны, а и бошки полетят.

Но гражданское начальство видать в армии не служило и не знало такого понятия, как командирское самолюбие и командирский авторитет, которые нарабатываются годами, а просрать всё можно в один момент. Поэтому Сердитов остановиться уже просто не мог.

— А мне по хер. И не хер меня секретарём пугать — у меня своё начальство есть. А так повторяю — солдаты сварку не крали, я её купил рано утром у рабочих… А откуда они её приволокли — не знаю и знать не хочу. И сварку не отдам. Сами разбирайтесь, на то она и милиция…

Когда у забора остановилась чёрная «Волга» и оттуда вылез секретарь обкома с командиром дивизии, перепалка между двумя лагерями достигла своего апогея, но мигом почтительно заглохла. Командир дивизии махнул рукой и майор Сердитов «орлом» перескочил через забор и молодцевато предстал перед «хозяином области», хотя в душе всё дрожало от предчувствия беды. Обнадёживало только то, что Ельцин был слегка пьян и глядел на происходящее весёлыми глазами, в отличие от хмурого командира дивизии полковника Петрова.

Когда утром доложили о наглой краже военными со стройки новенькой сварки, партию которых с огромным трудом выбили у производителей вне графика, то Ельцин был сильно раздосадован. Стройка пивзавода была союзного значения, с участием чехословацких специалистов и сильно отставала по графику производства работ. Своих дел и проблем в области хватало, но и эту стройку пришлось брать под свой личный контроль и чуть ли не каждый день уделять часть рабочего времени для решения возникающих проблем, использовать свой авторитет в пробивании или выдавливания скудных лимитов. Да ещё перед Москвой оправдываться. А тут ещё сварку украли….

Но…, но… сама возможность проехать в 32 военный городок, разгладила суровые складки на лице секретаря обкома. Командиром дивизии до недавнего времени был генерал-майор Фурсин, с которым Ельцина связывали приятельские отношения и Борис Николаевич, как минимум, раз в неделю с удовольствием приезжал в городок. Конечно, неплохо при этом усугубляли, но и между делом решали разные вопросы в пользу дивизии. А вот с новым командиром дивизии полковником Петровым отношения не сложились сразу. Был он сам себе на уме, замкнутый, неохотно шёл на контакт и как Ельцин знал, и в дивизии он не пользовался уж каким-то большим авторитетом в офицерском коллективе. «Шатун-84» — так его за глаза звали офицеры и прапорщики за неприятную привычку шататься по ночам по дивизии с проверкой или так просто.

Давно там не был Борис Николаевич, поэтому воспользовавшись случаем, решил проехать и немного развеяться. Неожиданное появление секретаря обкома в своём кабинете, неприятно удивило командира дивизии и особенно причина посещения, озвученная сходу. Но полковник Петров, зная привычки Первого, мигом выставил на стол выпивку и закуску, что ещё больше улучшило настроение Ельцина. Пообщавшись и разговевшись, военное и гражданское начальство на чёрной обкомовской «Волге» прибыло на место разборок.

Майор Сердитов сразу понравился своим независимым видом и достоинством, с которым представился начальству. Выслушав краткий и толковый доклад офицера, Ельцин обернулся к главному инженеру стройки, который был на данный момент старшим среди строителей. Менты заняли нейтральную и выжидательную позицию, даже слегка отодвинувшись, как бы говоря — А нам что? Нам ничего…! Что прикажут — то и выполним….

— Ну.., а ты что, главный инженер, доложишь, — внешне весело спросил Ельцин, в глубине души раздражаясь, что не может вспомнить ни имени, ни отчества работника. Вот крутиться всё это где-то в глубине, а вспомнить никак не получается.

А главный инженер стушевался, что вот так сразу и без подготовки нужно докладывать и путано стал рассказывать о краже, свалив в одну большую кучу всё — и кражу сварки, срывающийся из-за этого график работ, следы солдатских сапог, ночной пустырь… — и в ужасе замолчал, понимая, что своим бестолковым докладом банально и публично опозорился на глазах у своих подчинённых работяг и на фоне бравого майора выглядел довольно бледно. А от этого, неожиданно для себя, брякнул: — И майор, врёт как сивый мерин. Врёт…, говорит, что сварку сам купил…., — и ещё больше ужаснулся.

А Ельцин обрадовался, внезапно вспомнив имя и отчество инженера, и назидательно произнёс: — Сергей Александрович, советский офицер, майор не может врать, как сивый мерин…. Хорошо. Я тебя услышал, а теперь ты мне расскажи, — обратился он к рабочему солидного вида.

Тот приосанился. Не часто самого секретаря обкома приходится видеть, даже издалека, а тут с самим разговаривать. Будет о чём сегодня вечером небрежно рассказать дома и приятелям. И стал толково излагать суть дела, одновременно как бы жалуясь, что его — рабочего, так сказать, Пролетариат с большой буквы — оскорбили, самой вероятностью, что он сам и продал эту сварку майору, как тот утверждает…. Рабочий увлёкся, видя поощрительную улыбку Ельцина, и чтобы более убедительными были его слова, стал вообще говорить, чего бы не стоило.

–…Да мы бы её и не утащили, в ней-то килограмм сто пятьдесят будет. А там, следов солдатских сапог, ну точно человек сорок тащили. Если бы мы это дело организовывали, то максимум человека три было нас… Чтоб побольше денег на каждого было. Машину организовали. Заранее пришли сюда и договорились, чтоб зря тут не шарахаться. И спокойно продали и никто бы не узнал. А они на руках попёрли, в темноте, через пустырь. Там целая дорога образовалась и прямо сюда нас привела. И если бы вот не эти следы от колёс, ничего бы не сумели доказать. А так вот они, у самого забора, и вон она сварочка. И майор, пусть не как сивый мерин…, но всё равно врёт. Его солдаты украли….

— Как зовут? — Спросил Ельцин рабочего, как только образовалась пауза.

— Николай…., — рабочий помялся и добавил, — Петрович…

— Ха… А как к тебе обращаются? Петрович…., наверно…

— Да…, — рабочий смутился.

— Зря, Петрович, обвиняешь майора. Ты так рассказывал, как бы спланировал, что у меня создалось впечатление, некой зависти и обиды, что тебя просто опередили…

— Да нет…, нет…, — испуганно засуетился Петрович, обращаясь то к товарищам, то к главному инженеру. Кинулся и к ментам, но тут же шарахнулся от них, — да не…, Сергей Александрович…, ребята…, товарищ секретарь…. Да я так… Я ведь ничего и не говорил… и не думал…

— Ладно, ладно… Успокойся, но уж очень ты был убедительным. Покажи лучше следы. Точно…, от сварки…., — Ельцин выпрямился, а к этому времени тревожные ворота, около которых проходили разборки открылись и все гурьбой зашли в парк и сгрудились вокруг сварки.

— Вот, товарищ секретарь обкома, и номерочек наш инвентарный стоит. Врут они…, — торжествующе ткнул пальцем в корявый синий номер один из сопровождающих главного инженера.

— Ну, а что на это скажете вы, товарищ майор? — Ельцин одобрительно смотрел на невозмутимого офицера и Сердитов вдруг понял — Гроза пронеслась, Всё будет нормально и врать тут уже не стоило.

— Так точно, Борис Николаевич, только не украли, а заняли. У меня на боксах восьмой батареи четверо ворот оборвались одновременно и сварка в полку вышла из строя. Непорядок… Вот и пришлось… Занять. Да.., сказал.., что купил… А то сразу — Украли…, украли…

— Товарищ секретарь обкома, командир артиллерийского полка полковник Кривулькин. — Доложился запыхавшийся командир полка, вывернув из-за угла боксов и, хватанув воздух продолжил, — это я отдал приказ к девяти часам заварить ворота боксов, а майор Сердитов исполнительный офицер, чтобы выполнить приказ слегка превысил пределы разумной инициативы, но приказ выполнил. Хоть и таким образом. Сейчас мы сварку вернём, отвезём на машине. Извинимся. С руководством стройки решим все вопросы к обоюдному удовольствию. И считаю — что вопрос — УЖЕ РЕШЁН. — Командир смело рубил фразы, делая нажим на слова «Уже решён».

У командира дивизии аж глаза закатились в ужасе от этой спокойной наглости. Им бы сейчас извиниться, «удариться лбом об асфальт» и обещать…, обещать, обещать — Что больше такого «никогда и никому», а они ещё давят. И на кого давят? На секретаря обкома…. Ёлки-палки… Но глаза от удивления вкатились обратно, когда полковник Петров услышал довольный смех Ельцина и ещё больше его слова.

— Хорошо…, уговорили. Сергей Александрович, отдайте им эту сварку. Как поощрение…

— Как отдать? Не согласен! Она у нас числится… И так график срывается, а тут ещё сварку отдать…. Да ещё как поощрение. Они её, Борис Николаевич, украли. Просто украли, а сейчас все тут словоблудием занимаются. А кто за неё тогда платить будет? Я или рабочие? Нет, не согласен, — от такого неожиданного решения главный инженер даже забыл с кем он спорит. Сразу появился апломб и решимость в своей правоте. Весь встопорщился, как перед дракой…

— Во…, сразу видно — главный инженер стройки, а то мычал тут…., — Ельцин веселился, но потом по серьёзничал и уже спокойно стал растолковывать.

— Отдай. Ты тут кроме воровства ничего и не видишь, а ты глубже посмотри на всё это. Коммунист? — Неожиданно задал он вопрос главному инженеру, — нет… Ну, тогда понятно. А я вот вижу, что тут майор и командир полка не словоблудием занимаются, а прикрывают своих подчинённых. Не сдают, а именно прикрывают, даже понимая, что они могут получить по шапке. Ты-то вон сразу про деньги вспомнил — Кто будет платить? Ты или рабочие? А они не за свои должности дерутся, а за своих подчинённых. Молодцы. А теперь с другой стороны зайду. Солдаты ночью, через пустырь, по ямам тащили эту тяжеленую и неудобную к переноске сварку и нигде её не поставили, чтобы следов не было. Вот это тебе, Сергей Александрович, о чём говорит?

Главный инженер внимательно посмотрел на Ельцина, пытаясь в его глазах прочитать ответ, оглянулся на майора Сердитова и стоявшего рядом командира полка и неуверенно пожал плечами.

— Во…, сразу видно, что с военными ты никогда дел не имел. Солдаты только здесь поставили сварку на землю, — Ельцин через плечо ткнул пальцем в сторону забора, — чтобы передохнуть и перекинуть эту тяжеленую железяку через двухметровый забор. Это могут сделать солдаты только из-за уважения к своему командиру. Был бы он, командир, хреновый и солдаты так бы не старались: или волоком приволокли сварку сюда, или вообще не потащили, сказав, что не нашли. А они принесли. Принесли на руках. А это дорогого стоит….

Так что отдай им сварку. А завтра, когда я приеду к вам на стройку, дай мне АКТик на подпись на списание сварки. Подпишу и ты подпишешь. Причину списания сам придумаешь.

Главный инженер неохотно кивнул головой, с сожалением посмотрел на сварку и, махнув рукой рабочим, повернулся и пошёл на выход из парка. За ними потянулись милиционеры, а секретарь обкома, дождавшись, когда те скроются за забором, с чувством пожал руку майору Сердитову, командиру полка и остальным присутствующим офицерам: — Спасибо, товарищи офицеры за службу.

— Так, а кто-то говорил тут про извинения? — Хитро глядя на командира полка, задал вопрос Ельцин и полковник Кривулькин шагнул в сторону и сделал приглашающий жест в сторону выхода из парка.

Ельцин уехал с полка часа через два, весьма довольный посещением 32 военного городка. Сварку даже перекрашивать не стали и периодически ремрота обращалась с просьбами выделить сварку в их распоряжение, отчего третий дивизион имел неплохие дивиденды от технической части полка в плане ремонта и обслуживания техники вне очереди.

Через два месяца майор Сердитов пошёл на повышение и стал заместителем командира полка.