Тот, кто убивает дракона

Лейф Г. В. Перссон, 2008

Ранним весенним утром Септимус Акофели – разносчик газет сомалийского происхождения – обнаруживает в одной из квартир бездыханное тело и автоматически становится первым подозреваемым. Типичное убийство пожилого алкоголика молодым иммигрантом – поначалу заключают следователи, но вскоре отказываются от этой версии. Новый шеф полиции округа Анна Хольт требует как можно скорее найти и упрятать преступника за решетку. Среди ее подчиненных есть лишь один рыцарь, способный убить дракона, – обворожительный лентяй и сластолюбец Эверт Бекстрём. Шестое чувство подсказывает проницательному комиссару, что дело сложнее, чем кажется, и еще одного убийства не миновать.

8

— Тогда так, — сказал Бекстрём, когда они вернулись в совещательную комнату. — Сейчас мы займемся жертвой. Потом обменяемся мыслями, а прежде чем расстанемся, пройдемся по списку уже сделанных дел и того, что нам предстоит сделать завтра. Сегодня четверг 15 мая, и я полагаю, мы управимся к выходным и сможем посвятить следующую неделю более важным служебным заданиям, чем господин Даниэльссон. Что мы узнали о нашей жертве, Надя? — продолжил Бекстрём и кивнул маленькой полной женщине лет пятидесяти, которая сидела с противоположного от него торца стола и уже успела забаррикадироваться за большой горой бумаг.

— Кое-что накопала, — сказала Надя Хегберг. — Я прошлась по нашим сводкам, и не напрасно. Потом переговорила с его младшей сестрой, кстати единственной близкой родственницей убитого, и она тоже посодействовала мне.

— Я слушаю, — сказал Бекстрём, хотя его мысли находились совсем в другом месте, а в голове эхом отдавался приятный звук, возникающий при скручивании пробки.

Карл Даниэльссон родился в Сольне в феврале 1940 года, и, следовательно, на момент смерти ему было шестьдесят восемь лет и три месяца. Его отец работал печатником и мастером-технологом в местной типографии. А мать вела хозяйство. Оба родителя давно умерли. Из ближайших родственников у него только сестра. Она живет в Худдинге к югу от Стокгольма и на десять лет младше своего брата.

Карл Даниэльссон был одинок. Он, по имевшимся в распоряжении полиции сведениям, никогда не был женат и не имел детей. Четыре года ходил в народную школу в Сольне, затем пять лет в школу второй ступени, а закончив ее, три года проучился в Похлмановском коммерческом училище в Стокгольме. В девятнадцать лет получил диплом о законченном гимназическом образовании с экономическим уклоном, а потом проходил военную службу в качестве рядового в авиационном полку в Баркарбю. Демобилизовался десять месяцев спустя и получил свою первую работу сотрудника бухгалтерского бюро в Сольне летом 1960 года. Карлу Даниэльссону тогда было двадцать лет.

Тем же летом он также впервые попал в полицейский отчет. За управление автомобилем в нетрезвом состоянии его наказали штрафом в размере шестидесяти дневных заработков и лишили прав на шесть месяцев. Через пять лет история повторилась. Пьяный за рулем, шестьдесят дневных заработков. Права опять отобрали, и теперь на год. Прошло целых семь лет, прежде чем он прокатился под кайфом снова, и в тот раз последствия оказались значительно серьезнее.

Будучи пьяным как свинья, Карл Даниэльссон въехал в колбасный киоск на Сольнавеген и вдобавок смылся с места аварии. В совокупности за два этих проступка суд Сольны приговорил его к трем месяцам тюрьмы и лишению водительской лицензии. Даниэльссон обратился к услугам известного адвоката, приговор обжаловали в высшей инстанции, он представил две справки о своих проблемах с алкоголем, ему отменили наказание за то, что он покинул место аварии, и отправили не в тюрьму, а на принудительное лечение. Права он, однако, так и не получил назад, но даже не позаботился о новых по окончании испытательного срока. Последние тридцать шесть лет своей жизни Карл Даниэльссон не имел водительского удостоверения и больше пьяным за рулем не попадался.

Зато даже в качестве обычного пешехода он продолжал навлекать на себя неудовольствие полиции. За тот же период его пять раз отправляли в кутузку на основании Закона по обращению с нетрезвыми лицами, и, вероятно, таких случаев было даже больше, просто Даниэльссон обычно отказывался сообщать свое имя, что ему в общем-то и не требовалось делать, а когда его забирали в последний раз, все получилось еще хуже.

Это произошло во время скачек на ипподроме Солфалла в мае, за пять лет до его смерти. Даниэльссон был пьян и буянил и, когда его попытались посадить в полицейский автобус, стал отбиваться руками и ногами. Сопротивление сотрудникам полиции и насилие в отношении их — и в результате его не просто забрали как пьяницу, а задержали как нарушителя закона, пусть все и закончилось точно как обычно тем, что его поместили в камеру-вытрезвитель полицейского участка Сольны. А когда выпустили шесть часов спустя, Даниэльссон написал заявление на тех, кто его задерживал, и на сотрудников участка, обвинив их в избиении. Всего троих полицейских и двух надзирателей. В дело включился очередной знаменитый адвокат, снова появились медицинские справки, и представление развернулось по полной программе. Прошло более года, прежде чем суд в первый раз собрался для рассмотрения данного дела, но его заседание сразу и закончилось, так как оба свидетеля прокурора не явились по неизвестной причине.

Поскольку адвокат Даниэльссона был занят выше головы, прошел еще год, прежде чем процесс возобновился. И тогда тоже ничего не получилось, так как свидетели прокурора опять не почтили его своим присутствием. Стороне обвинения все это надоело, и она закрыла дело. А Карл Даниэльссон остался невиновным, по крайней мере относительно данных событий своей жизни.

— Принимая в расчет то, что человека крайне редко забирают и задерживают за подобные преступления, он, скорее всего, постоянно пребывал в подпитии, — констатировала Надя Хегберг со знанием дела. Она десять лет проработала в полиции в качестве гражданской служащей, но в прежней жизни была Надеждой Ивановой и защитила докторскую диссертацию на факультете физики и прикладной математики в университете Санкт-Петербурга. В старое время, когда Санкт-Петербург назывался Ленинградом, а академические требования были гораздо жестче, чем в новой и свободной России.

— Как еще он проявил себя тогда? Помимо того что скандалил, будучи в нетрезвом виде, я имею в виду? — спросил Бекстрём.

При этом он кивнул Наде Хегберг, тем самым продемонстрировав свою заинтересованность, хотя таковой не наблюдалось и в помине. Его меньше всего волновало общение жертвы преступления с более или менее недалекими коллегами из транспортной полиции и службы правопорядка. Он просто хотел как можно быстрее разобраться с ней и наконец поставить точку в их бессмысленной встрече. И поскорее отправиться к себе на Инедалсгатан к остаткам того, что до вчерашнего дня было его домом. А там постоять под душем, хоть как-то успокоить хаос в голове и влить в себя несколько литров ледяной воды. Нажраться сырых овощей и, наконец, сделать все то, что ему еще осталось в жизни, которая днем ранее потеряла и цель, и смысл.

«Неужели ты никогда не научишься держать язык за зубами», — подумал Бекстрём пять минут спустя.

Просто Надя Хегберг поймала его на слове и сразу же начала докладывать об активности Даниэльссона в экономическом плане и недоразумениях с правоохранительными органами, к которым они, в свою очередь, привели.

В тот самый год, когда его впервые осудили за вождение в нетрезвом виде, Карла Даниэльссона повысили из обычного сотрудника в заместители начальника того подразделения их бюро, которое занималось «фондами, товариществами, коммерческими и некоммерческими организациями, оставшимися после покойников имуществом и долгами, частными лицами и прочим». Потом его дела резко пошли в гору. Сначала он перешел на должность экономического советника и консультанта по налогам своего предприятия, а через несколько лет стал его шефом и заместителем председателя правления.

А через неделю после этого у него случился близкий контакт с колбасным киоском на Сольнавеген, ему тогда как раз исполнилось тридцать два, и его понизили до заместителя генерального директора и обычного члена правления. А еще через пару лет он подмял под себя всю компанию и переименовал ее в Консалтинговую фирму Карла Даниэльссона. Согласно учредительским документам, она занималась консультациями по экономическим и финансовым вопросам, а также различными проблемами, связанными с налогами и инвестициями, управлением собственностью и капиталом, что, вероятно, было хорошей работой, поскольку во времена наивысшего расцвета в штат предприятия, похоже, никогда не входило более четырех сотрудников. Одной секретарши и еще трех так называемых консультантов с неясными рабочими задачами. Сам Карл Даниэльссон являлся владельцем, генеральным директором и председателем правления.

И с этой ролью он также явно справлялся значительно лучше, чем с ролью водителя и пешехода. Ведь в течение двадцати трех лет, то есть в период с 1972 по 1995 год, ему предъявляли обвинения в различных экономических преступлениях всего в десяти случаях. В четырех из них в соучастии в обычном налоговом мошенничестве и налоговом мошенничестве в крупных размерах, в двух — в валютных махинациях, еще в двух, в так называемом отмывании денег, в одном в укрывательстве краденого в крупных размерах, и еще одно дело касалось утраты доверия в отношении ответственного лица. И все возбужденные в отношении его дела закончились ничем. Обвинения против Даниэльссона не удалось доказать, и каждый раз он переходил в контрнаступление и заявлял на своих противников омбудсмену, или канцлеру юстиции, или на всякий случай обоим сразу.

И в этом он также добивался больших успехов, чем его оппоненты. В результате один из сотрудников экономического отдела полиции Стокгольма получил выговор от Государственного полицейского управления, и его наказали на четырнадцать дневных заработков. Омбудсмен от души разобрался с одним прокурором и одним ревизором из налоговых органов. А канцлер юстиции привлек к ответственности некую вечернюю газету, и ее признали виновной в грубой клевете.

После 1995 года, однако, все, похоже, успокоилось. Консалтинговая фирма Карла Даниэльссона поменяла название на холдинг его имени. Но никакой собственно деятельности, судя по всему, она уже не осуществляла, и никаких сотрудников тоже больше не имела. Надя Хегберг заказала домой последние годовые отчеты Бюро патентов и регистрации и намеревалась посвятить им свои выходные.

Никаких сомнительных доходов он также не имел. Надя Хегберг добыла его налоговые декларации за последние пять лет, и, судя по ним, доход покойного постоянно находился в пределах ста семидесяти тысяч крон в год и состоял из его государственной пенсии и небольшой добавки из фонда пенсионного страхования Скандия. Квартира, где он жил, стоила четыре тысячи пятьсот крон в месяц, и за вычетом налогов и квартплаты у него оставалось пять тысяч в месяц на все прочее.

Если бы человеческие успехи измерялись титулами, которые он или она присваивали сами себе, то Карл Даниэльссон прожил успешную жизнь и закончил ее, находясь в зените. В двадцать лет он начал свою карьеру обычным клерком в бухгалтерском бюро с тридцатью пятью сотрудниками. А когда сорок восемь лет спустя неизвестный преступник положил ей конец, размозжив ему голову чугунной крышкой от кастрюли, та фирма, где он проработал всю свою взрослую жизнь, практически не существовала уже пятнадцать лет. Однако в телефонном каталоге он числился генеральным директором холдинга Карла Даниэльссона, а согласно визитным карточкам, которые эксперты нашли в его в остальном абсолютно пустом бумажнике, вдобавок являлся еще председателем его правления.

«Пьяница и патологический лгун», — заключил Бекстрём.

— Ты разговаривала с его сестрой, — сказал Анника Карлссон, как только Надя Хегберг закончила. — Как она относится к тому, что ты сейчас рассказала?

По словам Нади Хегберг, сестра, по большому счету, все подтвердила. В молодости ее брат был «большим поклонником женщин» и «слишком любил выпить». При этом у него все складывалось хорошо приблизительно до сорока лет, но потом страсть к спиртному, похоже, стала играть все большую роль в его жизни. Она также объяснила, что они никогда не имели особо близких отношений. И за последние десять лет даже ни разу не разговаривали по телефону, а их последняя встреча состоялась на похоронах матери двенадцать лет назад.

— Как она восприняла, когда ты рассказала ей о том, что ее брата убили? — спросила Анника.

«Черт побери, — простонал про себя Бекстрём. — Неужели нельзя помолчать хоть минуту?»

— Хорошо, — сказала Надя и кивнула. — Она восприняла это хорошо. Сама работает санитаркой в психбольнице к Худдинге и выглядит разумным и спокойным человеком. По ее словам, она особенно не удивилась произошедшему. Ожидала чего-то подобного много лет. При мысли о его образе жизни.

— Давайте не углубляться в ненужные подробности, — перебил ее Бекстрём. — Что вы сами думаете об этом?

Потом состоялся обмен мнениями. Вернее, мнение было только одно, и на всякий случай он лично озвучил его.

— Так вот, — начал Бекстрём, поскольку у остальных, похоже, в виде исключения хватило ума промолчать и дать ему высказаться. — Одного алкаша убил другой алкаш, и, если у кого-то есть другое предложение, пожалуй, самое время поделиться им сейчас, — продолжил он, наклонившись вперед и опершись локтями о стол, и зло посмотрел на своих помощников.

Ни у кого не нашлось возражений, судя по тому, что все в унисон закивали.

— Хорошо, — сказал Бекстрём. — Тогда здесь все ясно. Остается отыскать того, с кем Даниэльссон вчера вместе ужинал. Поквартирный обход в его доме. Как у нас обстоит дело с ним? — продолжил Бекстрём.

— По большому счету закончен, — сообщила Анника Карлссон. — Пару соседей мы не застали, и несколько человек попросили отсрочки до вечера, поскольку опаздывали на работу. Еще у одного был назначен визит к врачу на девять часов, и он не смог уделить нам времени. Я рассчитывают разобраться со всеми к завтрашнему дню.

— Судмедэксперт?

— Он обещал сделать аутопсию вечером и в любом случае дать нам устное заключение в начале следующей недели. Коллега Фернандес будет присутствовать при вскрытии, и, надо надеяться, мы узнаем все самое важное уже рано утром, — констатировала Анника Карлссон.

— Мы разговаривали с таксомоторной фирмой, получили какие-то интересные сведения, прошерстили окрестности, разобрались с его кругом общения, уточнили, чем он занимался в последние часы перед тем, как его убили, поговорили с…

— Не волнуйся, Бекстрём, — перебила его Анника Карлссон и широко улыбнулась. — Все идет своим чередом. У нас все под контролем. Так что не беспокойся.

«Ну, до полного покоя мне далеко», — подумал Бекстрём, но, естественно, у него и мысли не возникло это сказать. Он просто кивнул, собрал свои бумаги и поднялся.

— Увидимся завтра. Еще одно дело, пока мы не разошлись. Относительно разносчика газет, который поднял тревогу. Сотмуса Акофели…

— Септимус, — поправила его Анника Карлссона даже без намека на улыбку. — Его зовут Септимус Акофели. Его уже фактически проверили. Коллеги сравнили отпечатки пальцев, взятые на Хассельстиген, с теми, что он оставил в миграционной службе, когда приехал сюда двенадцать лет назад. Он тот, за кого себя выдает, и за ним не числится никаких грехов, если тебя это сейчас интересует.

— Я тебя услышал, — сказал Бекстрём. — Но с этим придурком что-то не так.

— И о чем речь? — спросила Анника Карлссон и покачала коротко подстриженной головой.

— Не знаю, — пожал плечами Бекстрём. — Я занимаюсь данным вопросом, а вам, остальным, стоит, по крайней мере, поразмыслить над ним.

Покинув совещательную комнату, он направился прямо к своему новому шефу, Анне Хольт, и доложил ситуацию по делу. Жертва — пьяница. Преступник (почти со стопроцентной вероятностью) из той же серии. Все под контролем. Убийца будет за решеткой самое позднее в понедельник, и на все это у него ушло три минуты, хотя он просил пять. Хольт явно вздохнула с облегчением, когда он ушел. Ее мысли занимало другое дело, и по сравнению с ним убийство Бекстрёма выглядело чуть ли не даром Божьим.

«Немного порадовал худую стерву», — подумал Бекстрём, когда наконец вышел на улицу и оставил за спиной место, где ему начиная с сегодняшнего дня предстояло в муках зарабатывать себе на хлеб насущный.