Тот, кто убивает дракона

Лейф Г. В. Перссон, 2008

Ранним весенним утром Септимус Акофели – разносчик газет сомалийского происхождения – обнаруживает в одной из квартир бездыханное тело и автоматически становится первым подозреваемым. Типичное убийство пожилого алкоголика молодым иммигрантом – поначалу заключают следователи, но вскоре отказываются от этой версии. Новый шеф полиции округа Анна Хольт требует как можно скорее найти и упрятать преступника за решетку. Среди ее подчиненных есть лишь один рыцарь, способный убить дракона, – обворожительный лентяй и сластолюбец Эверт Бекстрём. Шестое чувство подсказывает проницательному комиссару, что дело сложнее, чем кажется, и еще одного убийства не миновать.

11

Около десяти утра в пятницу в кабинет Бекстрёма пришел коллега Ниеми Йорге Фернандес по прозвищу Чико, который попросил аудиенции у руководителя расследования.

«Черные, черные, черные», — подумал Бекстрём и глубоко вздохнул. Вслух сказать это у него и мысли не возникло. Особенно после всех историй, слышанных им о Петере Ниеми, который ведь тоже был черным в каком-то смысле, северным черным, точнее говоря, и явно лучшим другом Фернандеса, пусть их и разделяла разница в двадцать лет.

— Садись, Чико, — сказал Бекстрём и кивнул в направлении стула для посетителей, откинувшись на спинку собственного стула и сложив руки на том, что осталось от его живота.

«Наверное, я потерял по меньшей мере десять килограммов», — подумал он, испытав легкое беспокойство по поводу того, что случилось с его телом, которое он всегда обожествлял.

— Я слушаю, — продолжил Бекстрём, улыбнулся и кивнул ободряюще посетителю.

У Фернандеса было о чем рассказать. Предыдущим вечером он присутствовал, когда судмедэксперт вскрывал их жертву убийства, и для начала подтвердил оценки Ниеми относительно роста и веса покойного, пусть тот сделал их на глазок.

— Рост метр восемьдесят восемь и вес сто двадцать два килограмма, — констатировал Фернандес. — Петер дока в таких делах.

«На кой черт это сейчас надо знать», — мысленно возмутился Бекстрём.

— Что ведь, пожалуй, стоит держать в памяти, размышляя о том, какими физическими возможностями должен обладать наш преступник, — закончил Фернандес. — А именно немалой силой для манипуляций с таким большим и тяжелым телом.

Помимо избыточного веса и просто сенсационно жирной печени Даниэльссон находился в удивительно хорошем состоянии, никаких серьезных замечаний со стороны патологоанатома, касавшихся его сердца, легких и кровеносной системы. Нормальное увеличение простаты и все такое в соответствии с возрастом. В остальном ничего особенного, принимая в расчет, какой жизнью он жил.

— Если бы он выдерживал всего несколько «сухих» месяцев в году и давал печени возможность восстанавливаться между пьяными раундами, наверняка смог бы прожить больше восьмидесяти, — подвел итог Фернандес.

Бекстрём кивнул в знак согласия.

«Наверное, следовало бы перемолоть этого идиота на колбасу, — подумал он. — Пожалуй, получилась бы коньячная полукопченая, не зря же директор Даниэльссон столько времени мариновал себя?»

— Относительно молотка обойщика мебели, однако, надо внести поправку, — сказал Фернандес. — Судя по рентгеновским снимкам черепа, у него нет никаких повреждений, по форме соответствующих молотку, и это касается как самой ударной части, так и другого конца, изогнутого, используемого при вытаскивании гвоздей. Вдобавок ручка у него сломана с неправильной стороны. Не с той, которой бьют. А с другой, предназначенной для вытягивания гвоздей, и отсюда напрашивается вывод, что преступник случайно сломал ручку, пытаясь взломать что-то гвоздодером. Но мы не нашли в квартире никаких характерных повреждений, вот в чем проблема.

— Может, он что-то забрал с собой? — предположил Бекстрём. — Металлический денежный ящик, например?

«Со старыми молочными зубами Даниэльссона и двухкроновой монетой, полученной им от зубной феи», — подумал он.

— Из такой оперы, да, — согласился Фернандес и кивнул. — Как раз сейчас мы склоняемся к тому, что это может быть кожаный портфель с документами и с замком, петлями и уголками из латуни или желтого металла. На гвоздодере есть следы, возможно указывающие на это. Маленький кусочек примерно в миллиметр, и мы почти на сто процентов уверены, что это кожа. Светло-коричневая. Плюс фрагмент чего-то, на наш взгляд напоминающего латунь, с острого края гвоздодера. Возможно, они попали туда, когда он воевал с замком. Мы отправили все в Главную криминалистическую лабораторию, поскольку у нас нет нужного оборудования для анализа.

— Но вы не нашли никакого портфеля?

— Нет, — сказал Фернандес. — Если наша догадка верна, он, наверное, забрал его с собой и попытаться открыть в спокойной обстановке.

— Я записал себе, — сказал Бекстрём и на всякий случай сделал пометку в своей маленькой черной записной книжке. — Что еще?

— Позволь мне вернуться к крышке от кастрюли, — сказал Фернандес. — Она чугунная и с внешней стороны покрыта синей эмалью. Принадлежит кастрюле, которая стоит на плите в кухне. Двадцать восемь сантиметров в диаметре и с ручкой посередине. Весит почти два килограмма. Жертва получила по меньшей мере шесть приличных ударов ею. Первый пришелся высоко с правой стороны по темени. Его нанесли наискось сзади, и, по нашему мнению, жертва получила удар, когда выходила из туалета. Даниэльссон падает лицом вперед, головой в сторону гостиной, а ногами к входной двери, и оказывается на животе или, возможно, на боку. Потом он получает еще два удара по затылку. Далее преступник, скорее всего, переворачивает его и заканчивает минимум тремя ударами по лицу.

— Почему вы уверены, что порядок был именно такой? — поинтересовался Бекстрём.

— Ну, никогда нельзя знать наверняка, но данная картинка в любом случае лучше всего соответствует повреждениям на черепе и прочим наблюдениям на месте, в прихожей, где все случилось. Тому, как она выглядит в результате, положению брызг и так далее. На крышке есть кровь, волосы и фрагменты костей черепа. Плюс повреждения на ней соответствуют ранам на голове жертвы. Наш преступник не только силен. Судя по углу, под которым наносились удары, он высокого роста. Кроме того, я думаю, по-настоящему зол на жертву. Уже первый удар смертельный. Два, по затылку и основанию черепа, он, наверное, сделал для страховки, скажем так, поэтому мы готовы простить их ему. Зато три удара по лицу (мы говорим по меньшей мере о трех) выглядят чисто неоправданной жестокостью. Тем более если предположить, что он, скорее всего, положил около себя крышку, чтобы перевернуть жертву, прежде чем снова начал бить.

— Насколько он высокий? — спросил Бекстрём.

— Даниэльссон был метр восемьдесят восемь. Надо полагать, не менее метра восьмидесяти. Если ты спросишь меня, то еще на дециметр выше. Метр девяносто.

— Если он не профессиональный баскетболист, конечно, — поддразнил эксперта Бекстрём. — Треснул его вытянутой рукой сверху по голове. Ты же видел, как они делают, когда бросают? Или теннисист, который выполнил подачу крышкой от кастрюли.

— Количество профессиональных баскетболистов в том районе, пожалуй, не слишком велико, — констатировал Фернандес без малейшего намека на улыбку. — То же самое касается теннисистов, — добавил он и поджал губы.

«Забавный парень, — констатировал Бекстрём. — Наконец черный с чувством юмора».

Фернандес решил поменять тему. Сначала он рассказал о находке, сделанной польским строительным рабочим в мусорном контейнере.

— Сейчас мы ждем сообщение из криминалистической лаборатории, не принадлежит ли кровь на обнаруженных им предметах нашей жертве. Если все так, дело, бесспорно, примет крайне интересный оборот. Никаких отпечатков пальцев нам, к сожалению, найти не удалось. Ни на дождевике, ни на перчатках, ни на тапочках. Размеры и плаща, и тапок соответствуют параметрам Даниэльссона. Высокого и крупного, с сорок четвертым размером ноги.

— Как много месяцев пройдет, пока мы получим ответ криминалистов? — поинтересовался Бекстрём.

— Нам фактически удалось выговорить себе внеочередное право, — сказал Фернандес. — После выходных самое позднее мы будем иметь результат. Если подытожить все, что у нас пока есть, — продолжил он, — то, вероятно, мы имеем дело с физически сильным преступником, пожалуй выше среднего роста и испытывающим неистовую злобу по отношению к жертве. Если относительно одежды все сойдется, то есть подтвердится ее принадлежность Даниэльссону, точно как и крышки от кастрюли, и молотка, то, похоже, он также довольно сообразителен. Надевает на себя дождевик жертвы, чтобы не запачкать кровью одежду. Снимает свою собственную обувь и меняет ее на тапки по той же причине. Натягивает себе на руки перчатки для мытья посуды, чтобы не дарить нам отпечатков. Единственно нас смущает поведение гостя, с которым убитый ужинал, тот ведь ранее оставил массу пальчиков на тарелках, стаканах и столовых приборах, которые он вроде бы даже не пытался стереть.

— Меня подобное не смущает. Ни капельки. — Бекстрём покачал головой. — Просто у пьяных мозги работают таким образом. Сначала они сидят и пьют с Даниэльссоном. Потом преступнику он неожиданно надоедает, и, когда Даниэльссон идет в сортир, тот сбрасывает с себя чеботы, натягивает хозяйские тапки, дождевик и перчатки, хватает крышку от кастрюли и берется за дело, как только Даниэльссон выходит из нужника и стоит, собираясь застегнуть гульфик. Все, случившееся ранее, он, возможно, забыл.

— Петер и я тоже размышляли в таком направлении, — признался Фернандес и кивнул. — Кроме того, нам пришло в голову, что речь не просто идет о злобе, пожалуй, также есть и более рациональный мотив.

— И какой же?

— Ограбить его, — предположил Фернандес.

— Точно, — горячо поддержал Бекстрём. — Отсюда следует вывод, насколько он хитер. Ограбить такого, как Даниэльссон, равносильно попытке подстричь лысого.

— Боюсь, тут не тот случай, — усомнился Фернандес. — В правом верхнем ящике письменного стола Даниэльссона мы ведь нашли пачку выигрышных купонов с ипподрома Солвалла. Скрепленных резинкой и разложенных по датам. И самый верхний от заезда, который состоялся в тот вечер, когда Даниэльссона убили. Позавчерашнего то есть. Он на двадцать тысяч шестьсот двадцать крон, и деньги взяты из кассы в Солвалле сразу после заезда. А заезд состоялся полседьмого вечера. Но деньги мы не нашли. Его бумажник, например, который лежит у него на письменном столе в спальне, совершенно пустой, за исключением пачки визиток.

— Вот как, — прокомментировал Бекстрём. — Вот как, — повторил он и подумал: «Вероятно, огромный куш для такого, как Даниэльссон».

— Еще несколько моментов, — сказал Фернандес. — Относительно того, чего мы не нашли, и того, чего мы не нашли, но должны были найти.

— Я слушаю. — Бекстрём взял ручку и свою маленькую записную книжку.

— Мы находим купон со скачек, но никаких денег, потом следы, по нашему мнению принадлежавшие портфелю с документами, но никакого портфеля. Плюс одну открытую и одну неоткрытую упаковку с виагрой, выписанной Даниэльссону по рецепту, который мы также находим. Шесть таблеток из восьми остались. Согласно записи на рецепте, он употребил еще восемь с начала апреля. Кроме того, нашли упаковку, исходно содержавшую десять презервативов, но там осталось только два.

— У нашей жертвы были по крайней мере две струны на его лире, даже если ему требовалась помощь для настройки инструмента, — сказал Бекстрём и ухмыльнулся.

— Мы находим ключ от банковской ячейки, но саму ячейку не нашли еще, — продолжил Фернандес. — Зато никакого мобильного, никакого компьютера и никаких кредиток. Никаких счетов тоже. Мы находим обычный карманный календарь с небольшим количеством записей. Но никакого дневника или личной заметки, ни одной фотографии.

— Типичный пьяница, — согласился Бекстрём. — На кой такому мобильник? Звонить в винный магазин и заказывать все домой по телефону? Кто, черт возьми, выдает кредитки старому алкашу? Дураков нет. Что-то еще? — спросил он.

— В его письменном столе лежит целая пачка квитанций такси, — сказал Фернандес.

— Транспортное обслуживание. Им пользуются все алкаши в нашем социальном раю, где мы платим за них.

— Нет, — возразил Фернандес. — И речи нет. Обычные квитанции. По-моему, он торговал ими.

— Квитанциями такси? И почему? На них можно заработать? — удивился Бекстрём.

— Просто он знает какого-то таксиста, покупает его оставшиеся квитанции, скажем за двадцать процентов суммы, а потом перепродает, например за пятьдесят, кому-то, кто может использовать их для отчета о своих служебных разъездах. Этому он наверняка научился за все годы, пока занимался бухгалтерией и аудитом, и какие-то контакты с той поры у него наверняка остались, — предположил Фернандес.

— Я думал, старые пьяницы собирают пустые бутылки, — заметил Бекстрём.

— Не в данном случае, пожалуй, — констатировал Фернандес.

«Какое, черт возьми, это имеет отношение к делу и к тому, насколько дорогим стало спиртное», — подумал Бекстрём и пожал плечами.

— У тебя все? — спросил он.

— Да, все пока, — сказал Фернандес и поднялся. — Ты и твои помощники вдобавок получите докладную записку о том, что Петер и я уже накопали, включая фотографии с места преступления и вскрытия, позднее в течение дня. Придет по электронной почте.

— Хорошо, — сказал Бекстрём.

«На самом деле на удивление хорошо при мысли о том, что чертов лопарь и танцор танго сложили вместе свои маленькие мозги».