Возвращение Улисса

Лариса Валентиновна Кириллина (2023)

«Возвращение Улисса» — восьмая часть космооперы «Хранительница», продолжение книги «Двойник». Пропавший без вести Улисс — клон покойного профессора Джеджидда — подает сигнал SOS с необитаемого острова. Юлия, Хранительница Тиатары, возвращает беглеца в цивилизованный мир, где он погружается в водоворот событий и страстей. Обложка — авторская работа: фото из личного архива и коллаж с использованием изображений, сгенерированных нейросетями

Слава

Вскоре Улисс Киофар перебрался в профессорскую резиденцию в кампусе Тиамуна.

Обстановку квартиры совместно придумали и закупили заранее. Руководил работами Эллаф. Когда Улисс туда въехал, всё было готово. Наш аскет-робинзон постоянно твердил о своей полнейшей неприхотливости, но проявлял придирчивое внимание к мелочам. Мебель расставлена, как он хотел, на окнах плотные жалюзи, светильники расположены в нужных местах. Жилье состоит из комнаты для занятий и приема гостей, уютной маленькой кухни-столовой, спальни и санузла. По-моему, ничего другого не нужно, если жить одному.

Я в переезде совсем не участвовала.

Для меня гораздо важнее было представить Улисса моим коллегам и подчиненным в Институте истории Тиатары.

Ситуация складывалась необычная.

С одной стороны, блестящий интеллектуал, профессор космолингвистики, полиглот, переводчик, оратор и литератор.

С другой стороны, искусственно созданный клон, уникум-одиночка, который никогда не работал в университетской или научной среде, не имеет административного опыта, не ведает многих неписанных правил, не встроен в профессиональные группы и служебные иерархии.

С третьей же стороны, мы не должны окончательно забывать о цели, с которой он появился на свет: быть посланным на Лиенну и сделаться там императором вместо убитого заговорщиками Ульвена Киофара Джеджидда. Хотя Улисс отрекся от всех притязаний, натуру не переделаешь. Ульвен тоже обладал врожденной властностью, только у него она выражалась в жестком стиле преподавания и в научном бесстрашии. Императором он становиться не собирался. А Улисс — собирался.

Вообразить его себе чьим-либо подчиненным моя фантазия напрочь отказывалась. Поручать ему сразу возглавить отдел тоже выглядело рискованно. Вдруг Улисс с самых первых шагов оказался бы деспотичным и вздорным начальником? В нашем мире так себя не ведут. Даже малоприятный Вайлен Кеннай соблюдает приличия, и найти предлоги для обоснованных жалоб на него никому еще не удавалось.

Решение я придумала. В штатном расписании Института появилась ставка консультанта-эксперта по общим вопросам, с соответствующей должностной инструкцией, подразумевавшей подчинение этого сотрудника лично мне, свободный график работы и гибкие формы отчетности.

Я, кстати, была совсем не уверена, что Улисс умеет писать статьи так, как этого требуют наши стандарты. Впрочем, если ему подробно всё объяснить, он, бесспорно, легко освоит и правила оформления текста, и систему ссылок, и форматы вставляемых файлов.

Начать его карьеру предполагалось с доклада. В устном жанре Улисс всегда ощущал себя непринужденно. Говорить он умеет и любит. Его нынешний облик мужественного покорителя баадаров и баритон с хрипотцой придают его речам весомость и убедительность. Гардеробом Улисса занялись сестра и племянник, дабы он выглядел респектабельно — примерно так в свое время одевался мой учитель в те годы, когда его костюмы выбирала и заказывала наделенная тонким вкусом Илассиа. Уйлоанцы в одежде привержены своим старым традициям, но в условиях Тиатары кое-что, конечно, меняется. Многослойные длинные одеяния шьются из почти невесомых тканей, защищая кожу от солнца и обеспечивая хорошую вентиляцию. Улисс предстал на публике в верхней мантии (я не знаю, как еще это назвать) благородного коричневатого цвета и в нижней одежде песочного тона.

Первый доклад Улисса — «Опыт длительного исследования биоценоза архипелага в море Сайял» — состоялся в нашем конференционном зале. Очно могли присутствовать все сотрудники Института и приглашенные гости из филиала в Миарре и дружественных факультетов университета. Дистанционно же к нам могла подключиться любая аудитория, у которой был допуск к трансляции.

На доклад Улисса сбежались и съехались все, кто мог и хотел. Мест категорически не хватало. Сэргэ распорядился поплотнее поставить стулья, добавив раскладных табуретов, а студенты уселись на пол. Тагманцам привычнее стоять, прислонившись к стене, потому что у них хвосты, и сидеть не везде удобно. С мониторов же на наше собрание с любопытством взирали ученые всех космических рас, представленных в Тиамуне, включая двух теперешних ректоров — виссеванца, профессора космобиологии Рамарраихха Ушшвандарра, и алечуанца, предостопочтенного Мину-Минулло-Минулло.

Родственники Улисса наблюдали за происходящим онлайн, однако, к моему удивлению, лично присутствовать пожелал Вайлен Кеннай, директор Музея Уйлоа, приведший с собой младшего сына Вайсана, студента-историка. Чуть позже в зал проскользнула Вайвенна Сеннай. Она не имела отношения к Тиамуну, но не могла же я попросить ее удалиться!.. Оделась она в однотонное платье пурпурного цвета, не очень популярного среди уйлоанок с их серо-зеленоватой кожей. У Вайвенны зеленый пигмент отсутствовал, ее кожа была светло-серой, и винный пурпур ей шёл, придавая сияющим синим глазам изысканный фиолетовый тон.

Наконец, все устроились, и я представила нового сотрудника Института — профессора Улисса Киофара, обладающего уникальными знаниями на стыке разных наук, что полностью отвечает комплексному характеру ведущихся здесь исследований.

Накануне собрания я внушала Улиссу, что на первый раз будет достаточно просто поведать о его жизни на острове, описать окружающую природу и свой распорядок дня, перечислить те явления, за которыми он методично наблюдал и фиксировал это в ежедневных записях. Попутно можно показать картинки и видео, снятые им собственноручно.

Он учел мои пожелания, но сделал всё по-другому.

Доклад получился сугубо научным, без скидок на некомпетентность Улисса в ботанике, зоологии и минералогии. Его отказ от активного участия в обустройстве квартиры в профессорской резиденции был отнюдь не капризом закоренелого эгоиста, решившего переложить все хозяйственные хлопоты на кроткого Эллафа, а насущной необходимостью оптимально использовать драгоценное время. Улисс с утра до вечера изучал терминологию естественных наук, читал последние публикации тиарологов и тщательно вникал в материалы экспедиции Виктора Цветанова-Флорес. Поэтому он говорил с сотрудниками Института, как профессионал с профессионалами. Про свои злоключения — очень мало, а в основном разбирал по пунктам суть дела. Подтверждал существенные достижения той экспедиции, вносил коррективы там, где его наблюдения оказались точней и полней, оглашал совершенно неизвестные сведения, демонстрировал изображения открытых им новых видов живых существ и растений.

После речи Улисса никто не посмел бы подумать, что за его назначением консультантом-экспертом стояли мои неизживаемые симпатии к покойному Ульвену Киофару Джеджидду и моя давняя дружба с семьей Киофар.

На Улисса мгновенно обрушилась слава.

Пришлось ограничить число высказываний и вопросов, посыпавшихся ото всех, кто присутствовал в зале или связывался с собранием онлайн. Иначе мы заседали бы до позднего вечера.

Пользуясь правом ведущей, я напомнила, что профессор Улисс Киофар выступает перед учеными и студентами Тиамуна отнюдь не в последний раз. Запланированы его лекции и мастер-классы в разных аудиториях. Там можно будет пообщаться с ним на конкретные темы. А сейчас отведенное для выступления время заметно превышено. Профессор Улисс Киофар, как и всякий из нас, нуждается в отдыхе, и ему еще предстоит прием в ректорате.

Отнюдь не каждый научный дебют сопровождался таким интересом и последующим приемом на высшем уровне, но инициатива была не моя. Один из ректоров, космобиолог Рамарраихх Ушшвандарр, семь лет назад принимал участие в экспедиции Виктора. Он хорошо представлял себе те условия, в которых отшельничал наш герой, и сам предложил устроить фуршет в его честь, а заодно познакомить его с другими коллегами.

Улисс отнюдь не казался измученным, даже напротив: всеобщий восторг подпитывал его свежей энергией; он купался в стихии признания; ему нравилось удивлять, восхищать, очаровывать… Толпа студентов постепенно рассасывалась, университетские дамы устремились домой — переодеться в нарядные платья перед мероприятием в ректорате, но вокруг профессора Киофара продолжали клубиться коллеги.

Вайлен Кеннай завладел Улиссом и вел с ним переговоры о лекции для уйлоанистов в Музее Уйлоа. Улисс, насколько я могла расслышать, находясь на почтительном расстоянии, отвечал любезно, но обтекаемо: расписание его выступлений зависит от госпожи директора, профессора Цветановой-Флорес, сейчас он занят очередным докладом о биосфере море Сайял…

Говоря это всё, Улисс смотрел не столько на собеседника, сколько в сторону.

Я невольно перехватила направление его взгляда.

Он искал глазами Вайвенну, которая стояла в другом конце опустевшего зала и разговаривала с профессором Лео Кальманом — директором Института биологии Тиатары в Миарре, одним из моих заместителей.

Вайвенна смотрела не на Улисса, а на своего уважаемого собеседника. Однако даже я, не будучи уйлоанкой и не видя третьим глазом искрящееся «сюон-вэй-сюон», ощущала некий энергетический ток между ними. Улисс понимал, что Вайвенна пришла сюда ради него, нарядилась в пурпур ради него, и говорит сейчас с Лео Кальманом только о нем. А она была уверена, что Улиссу приятно ее присутствие, нравится ее яркий, но строгий, наряд, и сама она кажется желаннейшей женщиной во всех окрестных мирах…

Я приблизилась к Вайвенне и профессору Кальману и непринужденно сказала: «Дорогие друзья, вы, надеюсь, пойдете на продолжение нашего научного празднества?» Профессор Кальман ответил: «Конечно, с большим удовольствием! Госпожа Вайвенна Сеннай подала мне прекрасную мысль — пригласить профессора Киофара в Миарру, с вашего позволения». — «Если он пожелает, почему бы и нет?» — сказала я, про себя усмехнувшись той дерзкой решительности, с которой Вайвенна взялась за дело.

Институт в Миарре был создан намного раньше нашего, и, когда куратор Уиссхаиньщщ самовольно включил его в состав Тиамуна и сделал филиалом Института истории Тиатары, возникло заметное недовольство миаррских ученых.

До объединения биологи существовали практически автономно, подчиняясь Межгалактическому совету по научным связям разумных миров, который, собственно, и создает подобные институты со всеми необходимыми подразделениями. Польза — всем. В инфоцентры совета стекается вся информация о планетах, и обитаемых, и необитаемых, и не нужно повсюду рассылать экспедиции. А на любой, даже дикой, планете возникает современное учреждение с кампусом для сотрудников и стажеров, инфоцентром, клиникой, школой для разных детей (принимают всех, кто пройдет необходимые тесты), выставочным помещением или музеем. В Миарре приманкой для посетителей стал живой музей — аквариум и зверинец, где издавна содержали не слишком опасную фауну. Дети очень любят милых кротких варати, которых здесь (только здесь!) разрешается гладить. Ведь в природе их шкуры кишат паразитами, и, хотя зверушки весьма незлобивы, трогать их запрещено.

Сотрудникам миаррского института реорганизация показалась обидной и несправедливой. С какой это стати тиарологами, биологами и экологами начнут командовать историки цивилизации? Как можно вообще объединить естественные науки с архивными штудиями? Зачем составителям исторических хроник — виварий и лаборатории?

Уиссхаиньщщ сумел погасить нараставший ропот, не прибегая к насильственным мерам. Во-первых, после объединения сразу выросли оклады сотрудников, сравнявшись с университетскими ставками. Во-вторых, рутинная жизнь небольшого миаррского института оживилась и стала куда интереснее: туда прихлынули практиканты, лаборатории заработали круглосуточно, заявки на новое современное оборудование выполнялись незамедлительно, диссертации защищались в Межгалактическом университете, и не только магистерские, но и докторские… Наконец, один из ведущих специалистов по минералогии, Эктор Жиро, стал одним из ректоров Тиамуна.

Постепенно все признали, что концепция Уиссхаиньщща оказалась удачной: история Тиатары — это не только рассказы о подвигах первых переселенцев. Все эти подвиги совершались на незнакомой планете, которую приходилось попутно осваивать и изучать. И этот процесс продолжается в настоящее время нашими стараниями и трудами. Поэтому самый разумный путь — совместное исследование планеты как единой системы: космической, природной и социальной. Контакты между учеными разных специальностей необходимы, и комплексные конференции порождают идеи, которые не возникли бы в узком профессиональном кругу. А некоторые специальности изначально подразумевают широкий взгляд на предмет: например, биоэтика, требующая знания и биологии, и экологии, и юриспруденции, и психологии.

Когда директором стала я, никто уже не удивлялся тому, что Институтом истории Тиатары — а стало быть, и биологами, и планетологами, — руководит профессор космолингвистики.

Улиссу наша концепция сразу понравилась. Она позволяла ему быть собой, не втискивая свои дарования в жесткие дисциплинарные рамки. Его не увлекали ни чистое языкознание, ни педагогическая рутина, ни подсчет популяции каких-нибудь рукокрылых уйшу, ни выяснение рациона морских змееящеров, ни сравнительный анализ экосистем — но всё это вместе входило в круг его интересов, и он не желал отказываться ни от чего. В силу возраста он не мог уже стать ни великим космолингвистом, ни, тем более, великим биологом, однако он обладал уникальным опытом и своеобразным стилем мышления.

На приеме присутствовали оба ректора, виссеванец Рамарраихх Ушшвандарр, и предостопочтенное Мину-Минулло-Минулло с Алечуа. Я напомнила Улиссу, что алечуанцы, невзирая на свой мягкий и уютный подушкообразный вид, очень чувствительны к соблюдению принятого у них этикета, и, если он хочет сохранить хорошие отношения с ректором, нужно помнить, что при общении категорически нельзя опускать ни слово «предостопочтенное», ни один из элементов тройного имени. «Дорогая, но вы же сами сдавали мне зачет по ономастике!» — с укоризной ответил Улисс, и тотчас бросился извиняться: «Простите, Юлия. Конечно, сдавали, но только не мне. А Ульвену. У меня опять аберрация памяти. Я — не он. Однако про нравы алечуанцев, конечно, знаю. И не ошибусь, уж будьте спокойны».

Я тихонько подсказывала Улиссу, к кому надлежит подойти и как правильно обратиться, сама же старалась не показывать вида, будто я кем-то руковожу, и вела себя как настоящая светская дама: скользила по залу, со всеми здороваясь, перекидываясь учтивыми фразами на всех языках, знакомила незнакомых, принимала искренние (надеюсь!) комплименты моей наружности (кому-то из плотоядных инопланетных коллег я, возможно, кажусь аппетитной?), хвалила наряды дам (если в их культуре это имело значение)…

Иссоа, Ульвен и Эллаф слегка припозднились: доклад они слушали по трансляции, а после ее окончания не могли прилететь немедленно.

Улисс увидел родных, но не решался мгновенно свернуть беседу с предостопочтенным Минну-Минулло-Минулло. Пока он обменивался с ним учтивыми формулами на алечуанском, к семье Киофар полошла Вайвенна, почтительно поклонилась императрице и ее супругу, и дружески соприкоснулась руками с принцем Ульвеном. Цвета нарядов Иссоа и Вайвенны составляли яркий, но приятный глазу контраст: винно-пурпурный и глубокий иссиня-зеленый.

Мое длинное платье сливочного оттенка с золотистым шарфом хорошо вписалось в эту изысканную палитру. Я обняла Иссоа и Эллафа, по-матерински поцеловала в щеку Ульвена и спросила, следили ли за трансляцией принц Элвен и принцесса Ниссоа.

— Да, госпожа Хранительница, конечно! По этому случаю мы разрешили им пропустить занятия в школе! — сообщил Ульвен. — Но сюда с собою не взяли. Это было бы слишком, nicht wahr?

— Ниссоа упорно просилась с нами, но Элвен, умница, объяснил ей, что в университет детям нельзя, — добавил Эллаф.

— Она скучает по дяде Улиссу? — осведомилась Вайвенна.

— Конечно! Мы все скучаем! — заверил ее Ульвен.

В этот миг Улисс, наконец, освободился из липких пут алечуанского этикета и поспешно приблизился к родственникам: «Дорогая сестра! Милый Эллаф! Драгоценный Ульвен! Прекрасная госпожа Вайвенна!»…

Он выглядел опьяненным успехом и не мог удержаться от горделивого хвастовства: «Вы всё видели? Да? Как я выглядел на экране? Оказывается, я весьма неплохой оратор! Ха, естественно, если долго тренироваться на баадарах, то нетрудно завладеть вниманием и разумной аудитории!»

— Дядя, вы разговаривали с баадарами? — удивился Ульвен. — А они вообще слышат что-нибудь?

— Разумеется, слышат! И видят! К счастью, охотятся чаще ночью. В это время я мирно спал в своем флаере. Днем они сыты, и перед ними можно выступать хоть с речами, хоть с песнями!

— Брат, неужели ты пел перед этими тварями? — содрогнулась Иссоа.

— Я, скажем так, проводил с ними эксперименты. Изучал, как они реагируют на различные звуки. Воспринимают они только громкость или чувствительны к интонациям. Об этом нужно сделать еще один обстоятельный доклад. Меня уже пригласили в Институт биологии Тиатары!

— Когда? — поинтересовалась я.

— Дату мы согласуем. Надеюсь, моя восхитительная начальница, вы не будете возражать? — обратился Улисс ко мне.

— Нет, не буду. Но, кажется, мы с вами уже разработали план выступлений. Ближайшее — на базе спасателей. Всё-таки вы обязаны им жизнью. И ваш опыт им будет невероятно полезен.

— Конечно, милая Юлия. Похоже, теперь у меня совсем не останется свободного времени.

— Наука требует жертв, дорогой Улисс. График можно перекроить, но учтите: вы теперь нарасхват, и вам придется оправдать ожидания.

Улисса всё это ничуть не пугало и не смущало.

Мне казалось, что воздух над его головой искрился от счастья. Или, может быть, так ощущалось «сюон-вэй-сюон», витавшее между ним и Вайвенной. Я осторожно обменялась взглядом с Иссоа. Она тоже всё поняла. И прикидывала, насколько скоро в их семье появится еще одна «госпожа Киофар».