Эйвели. Часть первая

К. Хеллен

Восстанавливая историческую справедливость, через историю одного рода автор знакомит читателя с бессмертным народом эулиен, его историей, культурой, традициями и обычаями, развенчивая мифы о нём и приоткрывая завесу тайны о его происхождении и труде среди людей. Если вы думаете, что всё знаете об эльфах… вы будете немало удивлены открывшейся правде.

Звенье двадцать девятое. Виах и Дунльёильле

Была рождена Виах от Алдари Находчивого, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и жены Алдари Илит, после исхода эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, после брата своего. И было это так. Отдыхали сердца Алдари и жены его в светлой беседе, каков обычай среди эулиен, и с нежной Любовью смотрел эу в глаза Илит, и Свет Любви его приняла она, и так был у неё ребёнок от Алдари. И в положенный срок родила Илит дочь мужу своему, и отправили тут же за Финиаром. И взял Финиар дитя на руки, и по Свету глаз её дал имя ей Ви́ах [Víah], что значит Ангел.

По рождению своему была окружена Виах заботой и попечением, и любили все её за красоту её и добрый нрав, и так росла Виах смелой и любопытной, истинной дочерью рода Ирдильле.

Случилось однажды Виах, будучи ребёнком, по велению сердца выйти из Светлого Дома и через холмы пойти к людям, ибо велико было любопытство её о жизни их. Весь день в наблюдении и попечительстве провела она среди смертного народа, а едва стемнело, обнаружила в себе незнание дороги к Светлому Дому, и спросить ей было некого. Тогда без страха, но с молитвой, нашла Виах высокий холм у рощи и камень под ним, и легла на камень, и уснула на нём сном ребёнка. Тогда же, по исполнении права сумеречного часа, вышел по границе к смертным арели по имени И́тран [Ítran], что был из Эофéнова [Eofén] рода, с запада. Как и все из рода его, поставлен был следить он за людьми тех земель, волей Владыки Смерти, дабы вредить им и разорять селения и души их. Но, переступив сумрак, увидел он спящую Виах, и великая страсть охватила его. Будучи рабом страстей и пленником плоти, повинности этого мира (1), не воспротивился ей Итран и, следуя жажде, овладел спящей эу. Едва же страсть отпустила его, увидел он глаза Виах, и великое смущение настигло его, и сердце его восстало и жаром стыда укорило арели. И не убил Итран Виах, и не оставил, как прежде, но не смог уйти и остался подле неё, сокрушаясь и убиваясь жестоко. Ужас и отчаянье наполнили его и держали крепко, и сколько ни пережидал он, не оставляли его. Хуже того, требовало сердце его — ни шагу без Виах не делать, ни вздоха, и биться без имени её не желало. Не знал арели доли своей и в чувствах своих разобраться не мог, но, покорный силе их — оставался подле Виах и смотрел, как засыпает она снова, и так до полуночного часа охранял сон её от яркого света звёзд и шумного ветра.

^{(1) дабы в полном праве совершить действие для результата его — надлежит всякому арели прежде принять плоть и законы её. Тогда же может он и действовать явно в подзаконном мире, и быть убитым, и умереть последней смертью. В развоплощённом состоянии своём никто же из арели на явные дела по праву не способен.}

Когда же исполнилась полночь, не смог Итран с сокрушением и виной своей совладать и, взяв дитя на руки, отнёс её в Дом её, полагая, что стал рабом Любви, и Любовь повелела ему.

И открылись двери Светлого Дома, и вскоре предстал Итран перед Финиаром с Виах на руках. И рассказал он Финиару о том, что сотворил с Виах, и о Любви своей, и о том, что оставить её не смог и вернул в Дом её. Рассказав это, предал Итран себя суду Финиара.

Смутился тогда мудрый эу, ибо справедливость его требовала скорой кары грешнику, душа — уважения к Любви, а сердце — счастья для Виах. Мудрость же его подсказала ему обратиться к Фиэльли. И пришёл к ней Финиар за советом и застал её в трудах, среди книг. Рассказал Финиар ей о затруднении своём и испросил совета. Ни слова не сказав, выслушала его Фиэльли и спросила: откуда узнал Финиар о том, что случилось? И ответил он, что сам Итран рассказал ему. Тогда спросила Фиэльли, зачем пришёл Итран к Финиару? И сказал Финиар, что Итран ответил — для того, чтобы вернуть Виах. И спросила Фиэльли, признал ли Итран вину за собой, и Финиар подтвердил это.

— Дабы сердце Ваше успокоить и против справедливости не пойти, спросите его самого о наказании его. Спросите его о вине его. По словам же его и судите. — Так сказала Фиэльли, и согласился Финиар. И, поднявшись, просил её пойти с ним, дабы свидетельствовать в разговоре его с Итраном.

Вернувшись, нашёл Финиар Итрана где и прежде, в ожидании кары своей. И по совету Фиэльли спросил Финиар арели, знает ли он о тяжести вины своей? И арели подтвердил, что знает. Тогда спросил Финиар, как поступить ему, будь сам Итран на месте Финиара, дабы покарать справедливо и достойно, но и природе своей не изменить, не убив и не осквернив живое создание. И Итран, вспылив, сказал, что предаёт себя воле Финиара, но будь он на месте его, потребовал бы от арели немедленной клятвы (2) в доказательство Любви своей или исполнение немедленной кары, если слова его окажутся ложью. Ибо если Любовь его истинна, то клятва послужит ему искуплением, а если ложью — то он сам себя покарает, но смертью тела и духа искупить содеянное он готов. Ужаснулся Финиар воле арели, но перечить ему не стал, и по традиции руки его в свои принял и, глядя в глаза, приготовился слушать Итрана. Велик был трепет и страх арели перед клятвой, ибо не знал он, насколько правдива Любовь его, и Любовь ли это. И видел Финиар смертный ужас на лице его и спросил о нём арели, но вместо ответа услышал он лишь: «Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`e! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē!…»

^{(2) есть страшная молитва, именуемая среди эулиен и арели «клятвой арели» или «клятвой». Её услышав, уходит дух арели через порог и погибает, покинув тело, которое обретает арели во исполнение её, и так умирает смертной смертью, потому произносить её никто не смеет, ибо сила её велика, и всякий, кто слышит её или говорит её, если есть вина или грех на нём — познает все муки, что призывает эта клятва. И так надлежит говорить (сокращу, дабы уберечь читающих): Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`ē! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē! Isíl`mtal`an — hi amarа́ntnet Úruhe Nói íne! Аnfádah! Аnfádah! Аnfádah! / Ta ialdа́rtil` Úruh Yónol, im ínen Nói! Im ni íniril míik` kа́ylahol, on hi ískheh, im ni hénnil` eshúramrennel` íne i izgílleo! Ta duh bil míen róktelintil` ev el`iybílen im rerétil` ret, ra térlenen, ke íl`retetil`! Duh atchíl` mo hа́en íl`mren úrahi évmē! Duh pа́scuen Íssaeol kh`rortenil` ísil`mtenē ror, íēni ílaeni nói ístuh`enil`, íei íshurahil` íol`, im reténarntenal` nírten а́nakmrenenil` ev el`ístuh im iníril` evа́en ak а́nlienen ínenē, im l`yö nói evá éligf`ih`, ov а́kon niz! Eohtín dun íwhreil` míik leyk, f`ítar — íshud im ísum, а́kmar — а́kmari élig im ístomen! Im íybilen duh retírenenil` ret rórmadē, ov rórmad ret ílaē, im retéyenil` ev Íssea víe híol húrti olúrat Yónē, im Itíl` darnítil` ev el` úrat ret víē im rórē, on isíl`mt hi! Isíl`mt hi! Isíl`mt hi!…… (В свидетели я призываю вышний край неба! И имя (2.1.) моё подлежит суду Бога! Солгав — я предаю суду Его себя! Навеки! Навеки! Навеки! / Да восхвалю Суд Божий и имя Его! И не увидеть мне солнца, если я грешен, и не услышать зовущих меня ко спасению! Да пусть кровь моя завопит в венах и вырвется вон через пути, что найдёт! Пусть увянут все мои члены смертью цветка! Пусть псы преисподние истерзают солгавшего тело, живыми кости его сгниют, живой разложится кожа, и вытекшие глаза иссохнут в гное и видеть будут лишь муки имени, и внутри его будет жар, а снаружи — хлад! Эохтин пусть заменит мне кровь, воздух — сера и стыд, воду — жидкий огонь и скверны! И вены пусть оторвутся от мяса, а мясо от кости, и исторгнется в Ад дух мой мечом гнева Господня, и Луна отвернётся во гневе от духа и тела, если лгу я! Лгу я! Лгу я!……) Заканчивается же клятва трёхкратным «увы мне!». Так воздаётся каждому по делам его, ибо от звуков клятвы, услышанной или произнесённой — обретает арели плоть, и следует она словам клятвы, если есть вина на нём или ложь.}

^{(2.1.) дух, суть. Для арели имя заменяет плоть и является единственным его свидетельством и достоянием, его сутью, его полнотою.}

Исказилось лицо Итрана, и жестокие судороги охватили его. Долго держался он на ногах, поддерживаемый Финиаром, но ослабло тело его вскоре под натиском мук, и упал он на колени, а затем и на пол, но клятвы не закончил. И Финиар не отпускал рук его, и глаз не отводил. Последние же слова клятвы слушал эу, склонившись над Итраном, ибо голос арели ослаб, и умирал он в страшных муках. Когда Итран закончил клятву, руки его ослабели в руках Финиара, и жизнь оставила арели. В великом смущении и восхищении поднялся Финиар и отступил прочь, но Фиэльли тут же склонилась над Итраном, взывая к сердцу его, попрекая его Любовью его, говоря: Поднимайся, Дунльёи́льле [Dunl`yöíl`le] (3), нет тебе смерти! Клятвой своей доказал ты Любовь свою, она же щит твой. Открой глаза, Дунльёильле, ибо Любовь и то, что её — не ведает смерти!

^{(3) Крепкий в Cвете, укреплённый в Cвете (эмл.)}

И открыл арели глаза и увидел лицо Фиэльли, что улыбалась ему. И жизнь вернулась в тело его, и он встал на ноги. Спросила тогда Фиэльли Финиара о судьбе Итрана, наречённого Дунльёильле. И Финиар сказал так: — Давно не видел я столь отчаянного, отважного и доброго сердца. Нет передо мной и родом моим твоей вины более. И если пожелаешь, то можешь уйти, а если пожелаешь, то можешь остаться. Никто в Светлом Доме не обидит тебя и не отвергнет. Пусть будет по воле твоей, ты сам вправе выбирать свою судьбу. Тогда Дунльёильле умолял Финиара позволить ему остаться, ибо без Виах не мыслил ни одного удара сердца своего. И Финиар согласился и разрешил арели: — По воле твоей, оставайся рядом с Виах, будь ей наставником и другом. Научи её всему, что знаешь, и сердца своего заботу ей предложи. Но не смей говорить ей о том, что привело тебя сюда, до исполнения срока её. До того же дня — не говори ей и не прикасайся к ней. Знаю, трудно будет тебе, ибо служение, что выбрал ты — труднее для тела твоего и духа, чем смерть и клятва. Но верю я, по силе Любви твоей — ты справишься. В тот же день, как исполнится ей семнадцать — расскажи ей правду. И пусть Виах решит, как пожелает. Тогда же и ты сможешь уйти, если захочешь, или остаться.

И с того дня был Дунльёильле с Виах неотступно, смиренным во взглядах, учтивым в беседах и скорым в помощи, крепким в наставничестве и терпеливым в дружбе и вместе с эулиен рода её учил её и заботился о ней, не открывая правды своей и жара сердца своего, держащего его подле Виах. Сама же Виах крепла в помощи смертным, и многие молитвами её и соследованием спасены были. Не знало всемилостивое сердце эу робости перед тенью и страха перед её властью. В ночной и сумеречный час была Виах всечасно щедросиятельным Светом во всяком обстоянии душ смертных, наставники же её дивились, ибо не называла эу им вернейшего источника силы своей. И восторгом и трепетом был исполнен рядом с ней многосмиренный друг её — Дунльёильле, видя возрастающий и крепнущий Свет юной эу.

В ночь же накануне исполнения дня рождения Виах, когда должен был ей настать семнадцатый год её, пришёл Дунльёильле к Финиару и просил дать ему разрешение уйти, потому что не мог и помыслить о том, как скажет Виах правду свою и тем самым огорчит её и ранит. И просил Дунльёильле Финиара исполнить кару его и забрать жизнь его, потому что одна мысль о том, что по его вине улыбка покинет лицо Виах, была ему нестерпима, и смерть, хоть и последняя, не пугала арели. Выслушав же его, Финиар отпустил арели с миром, освободив от служения Виах. И бросился Дунльёильле прочь, но на лестнице был пойман скорой и крепкой рукой и остановлен Фиэльли.

— Опять торопишься до рассветного часа? (4) Или не ты Дунльёильле и не веришь Любви своей? — И снова, поражённый мирным Светом глаз Фиэльли, остановился арели. — Ты, не побоявшийся переступить порог Светлого Дома и вошедший в него, чего же так боишься ты, что оставляешь нас?

— Не могу я обидеть Виах дважды. Ни смерть, ни признание не искупят тяжести моей вины перед ней. Как в глаза ей смотреть посмею?! Как признаюсь ей?!

— Смерть отказала тебе по Любви твоей. Верь ей, верь в защиту её и ничего не бойся. Правда сердца твоего защитит тебя. Не может Любящее сердце ранить, иди к Виах, скажи ей.

^{(4) по закону подлунного мира надлежит всякому арели во плоти и вне уйти в мир свой до того, как встанет солнце, оглашая преступление его, ибо не положено арели в мире подлунном быть, и нет здесь их права и определённой им доли, лишь дозволенное время — от захода солнца и до рассвета.}

И провела Фиэльли Дунльёильле до покоев Виах, и крепка была рука её и твёрдым — шаг. У дверей же с улыбкой оставила она арели, взволнованного и смятенного, и более не попечительствовала ему.

Со смирением и трепетом вошёл Дунльёильле в покои Виах и нашёл её ещё не пробудившейся ото сна. И снова не посмел тревожить её, но опустился у ложа её и охранял сон её до пробуждения. Проснувшись же, обнаружила Виах Дунльёильле рядом в сердечном бдении, и приветствовала его улыбкой, ибо сочла его присутствие радостным подарком к своему дню. Тогда же, не медля и взора не поднимая, начал арели речь свою со слов прощения, но остановила его Виах, сказав, что нет вины на нём перед ней. Тогда готов был Дунльёильле сказать ей, но рукой своей остановила Виах слова его и улыбкой своей упокоила сердце его. И сказала Виах ему, что больно ей видеть горе и трепет своего сердечного друга, сокрушающегося понапрасну, ибо был он прощён ею ещё давно, в тот же день, как получил вину свою.

И в то же утро по желанию Виах и Дунльёильле поручились они друг другу перед лицом Финиара и при свидетельстве Фиэльли, и были названы женой и мужем, и не было предела счастью их, и не было слабости в радости их улыбок, и вскоре обрела Виах знание своё под опекой великосветлого мужа своего.

По исполнении своей доли остался Дунльёильле среди эулиен в Светлом Доме и более не покидал его до срока, поселившись в западном пределе рядом с женой своей и Фиэльли, ставшей ему добрым другом и сердечным наставником.