Эйвели. Часть первая

К. Хеллен

Восстанавливая историческую справедливость, через историю одного рода автор знакомит читателя с бессмертным народом эулиен, его историей, культурой, традициями и обычаями, развенчивая мифы о нём и приоткрывая завесу тайны о его происхождении и труде среди людей. Если вы думаете, что всё знаете об эльфах… вы будете немало удивлены открывшейся правде.

Звенье тридцать седьмое. Восхождение Элигрен. Элигрен и Онен

Во исполнение долга и положенного скажу и об огне, душе родной, наречённом Пылающей.

Была Элигрен рождена от Фиэльли и Виэльлине, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в месяце ноябре, во исполнение пророчества, наречённая Финиаром Пылающей.

С первых дней своих покорила Элигрен сердца видевших её силой Света, дарованной глазам её, и властью исправлять всякую тень в Свет, положенной улыбке её. Многие же тогда приходили к Виэльлине и Фиэльли, дабы увидеть Элигрен, и уходили с миром в сердце. Однако вскоре запретил Виэльлине приходить к ней и никого более не подпускал к дочери своей, сам же он не расставался с ней, и учил её, и пел ей, и беседовал с ней, и не мог насытиться, будто бы не младенца держал на руках, но беседовал с равным. Мёдом своих песен и Светом своих советов напитал Виэльлине своё дитя, и истинно не было во всех пределах миров названных сердца счастливее, чем сердце его, когда ловил он взгляд дочери своей. И так целый год провёл Виэльлине подле Элигрен, и посему первым словом её было: па́йли [pа́yli], папа. Тогда же, в ночь того дня, как заговорило сердце Элигрен, собрался Виэльлине с духом и взял дорогу свою. И оставил возлюбленную жену свою и дочь и отправился к людям. Там же сменил он имя и долго жил среди них. Много великих дел совершил он, но всё усердие души своей приложил к тому, чтобы оставить их тайными. Тогда же, в людях, написал он книгу свою, трактат, именуемый Ийвóре и́ем [Iyvóre íem] Явная тайна. Или «Как оставаться сокрытым, будучи явным». Книга эта утеряна, хоть и полезная, вне всякого сомнения, и, слава Создателю, прочитанная вовремя тем, кто понуканием своего сердца был водворён на те же дороги.

Раздай сокровища сердца для сердец. И найди крепость в крепости разорённой. Бога неузнанного в первом встречном. И Рай потерянный в нуждающемся сердце. (1)

^{(1) L. I. I. V. E. 1:1540}

Когда же пришло время Виэльлине отправляться на Альбион, завершил он книгу свою и оставил её аббату монастыря, что близ У́ратарне [Úratarnē]⁴¹, где жил. Там же она и хранилась до верных глаз. После чего Виэльлине оставил мирную землю и отправился навстречу своей смерти, как и желал того.

Мой вышел день, и я открыл дороге двери,

Служенью сердце поручив. (2)

^{(2) L. I. I. V. E. 27:17}

В ту же ночь, когда был схвачен Виэльлине и Неоглашаемый употребил все силы свои, дабы болью и страхом исторгнуть вон из бедной плоти эу дух его, не спала Фиэльли, но, выйдя из Светлого Дома и придя к той яблоне, на которой и встретила мужа своего — молилась, говоря так: во всех путях твоих — я за твоей спиной. Во всех делах твоих — я с твоим сердцем. В каждом дне твоём — я с тобою. Где бы ни был ты, во всех мирах и вне их — до последнего Слова — я — рядом! И ходила туда и молилась так она всякую ночь, когда все спали — все пять лет, пока однажды не оставила свои молитвы и не обратился взор её к небу, куда же вглядывается она и ныне, отвечая на взоры возлюбленного мужа своего, вернувшегося в Ийден, как и завещано всем эулиен, по смерти тела. В последний же год были молитвы и труды Фиэльли сопровождаемы дождём, ибо весь год над мирной землёй и Хайнуи шёл он, начинаясь под утро и заканчиваясь лишь к ночи. Потому эулиен прозвали тот год — Год дождей, ибо никогда прежде и никогда после не было их столько.

В блистании улыбки потаённой — от смерти я прибежище найду. И горести и страхи одолею, взглянув в твои лучистые глаза. (3)

^{(3) L. I. I. V. E. 27:20}

Элигрен же росла быстро, и хоть лицом была похожа на Фиэльли, всякий знавший её отмечал в ней глаза отца её и беспокойный нрав его. Прежде срока изъявила Элигрен страсть к учению и в расспросах своих была неотступна. Тогда же посчитали все, что пойдёт она дорогой врачевания, ибо прежде всего интересовалась она усмирением всякой боли, хвори и печали. Но мало было Элигрен одной дороги, тесна была ей узкая стезя исцеления. И многие часы проводила Элигрен в пределе Эликлем, рядом с Анаилем и Итерленом, единственными друзьями отца её, которых тот чтил и которым верил.

Был же день, когда по водворению своему в чертогах эулиен по велению сердца своего нашёл Ильтимврин Фиэльли среди эулиен Светлого Дома и скорбную весть о кончине мужа её передал ей, но ответила Фиэльли, что известно ей о смерти его. Тогда рассказал Ильтимврин Фиэльли о смертных тяготах мужа её и о беспримерной стойкости его перед лицом страшной гибели, и снова сказала Фиэльли, что знает о том. Тогда рассказал Ильтимврин ей о смертных минутах мужа её и о том, что умер он, защищая их с Элигрен. И снова сказала Фиэльли, что знает об этом. — Истинно нет во всём Светлом Доме и за пределами его эу более достойного и славного, чем муж твой, Фиэльли! — воскликнул Ильтимврин, ибо знал он о делах мужа её то, что скрыто было от эулиен. И Фиэльли ответила ему «знаю».

И так, когда пришло известие о кончине Виэльлине — никто не сказал Элигрен, ибо все знали, как велика Любовь Элигрен к отцу своему. И побоялись все, что известие это убьёт её, так сильна и прочна была их связь. Тогда пришёл Финиар к Фиэльли и с согласия её взял Элигрен под опеку. Тогда же увёл он её в покои свои, где и жила Элигрен, и сам Финиар учил её. Велика была радость сердца Финиара находить в юной Элигрен отражение Света слов своих и в делах её — умножение его. Многие дни и месяцы провёл Финиар в неустанных беседах с Элигрен, и весь сад у стен Светлого Дома исхожен ими был, так что не было в нём ни травинки, что не знала бы лёгкого шага их. И думали все, что пойдёт Элигрен по стопам мудрости Финиара, ибо стали близки они, как отец и дитя. Но прежде того — пришла Элигрен к Седби и требовала от него научить её бою. И трижды отсылал Седби Элигрен прочь, ибо была она ещё ребёнком, и к тому же — девочкой. Но узнал и он вскоре, что нет в подзаконном мире того, кто сумел бы устоять перед глазами Элигрен, когда просят они, и перед упорством её просьб, когда озвучены они. И так учил её Седби всему, что знал и умел сам, и не прошло и года, как умела Элигрен опрокинуть учителя своего наземь и острый меч приставить к шее его. Научив её бою с мечом, учил Седби Элигрен также обращению и с иным оружием, и аннáту [annátu] (4) учил её, и дивился, и поражался, как быстро и легко даются ей уроки его. Но признавать успехов Элигрен не хотел Седби, и ставил её вместе с сыновьями Лиина, чтобы бились они, и следил за ними, и сокрушался, ибо одолевала юношей Элигрен, как по одному, так и вместе. Тогда же в один из дней видел их упражнения Финиар и остановился, дабы посмотреть. И испугался он, видя напор Элигрен и пламенную страсть её, и велел Седби остановить её. И, подойдя, увёл Финиар Элигрен прочь, так как испугался, что она убьёт Хеллаха и Тентена в таком бою. Элигрен же в глаза Финиару смотрела без страха и сказала ему: — Я не причиню вреда своим братьям. И снова смотрела в глаза Финиара — прямо и с вызовом, как никто не смел и не мог прежде. И оставил её Финиар, и удалился прочь в раздумьях. Она же вослед сказала ему: — Я должна быть готова защитить мой народ. До последнего Слова.

^{(4) древнейший из видов боя, известный в соназванных мирах. Его же боятся и эулиен, и арели, и не знают люди, ибо сила его не в ударах и скорости, но в смертоносном танце, который раскрывает дух воина, употребившего его. Так нет страшнее для воина вызова, чем выставленная вперёд нога с поднятым кверху носком — приглашение на последний танец, вызов аннату. Говорят, что любила Элигрен этот вид боя, ибо близок он был ей, и умела она, взяв два меча в руки, так быстро вращать ими, двигаясь, как пламя, что не видно было её саму за движеньями их, и видели все живое пламя, а не Элигрен, и никто тогда не мог приблизиться к ней и нанести удар, она же тогда могла сокрушить любого.}

Так росла Элигрен под крылом Финиаровым, учась у Седби, учась у Дууда и Иеи, участь у áти [átya] (5) Эливиена и многих достойнейших сердец в Светлом Доме. Но видели все, что было ей мало, ибо требовало сердце Элигрен вместить невместимое и было в стремлении том столь же упорно, сколь и безумно.

^{(5) так именуют эулиен ближайшего родственника после отца и матери. Атя — на эмланте — означает брат отца или матери, то есть дядя, но также называют так всякого старшего эу, который учит дитя, пусть даже он из другой ветви рода. Áйа [áya] — так именуют сестру отца или матери, то есть тётю или всякую из старших эулиен. Так Хеллах и Тентен, дети Лиина, обращались к Седби atya, и Элигрен так звала Финиара. И многие в Светлом Доме при жизни светлейшей Эйдалин называли её aya за безотказное её сердечное участие. Сейчас же так называют всякого из старших эулиен своего рода.}

В восемь своих лет не знала Элигрен равных себе в бою и мастерстве его. В восемь своих лет могла она разделить и скрасить любую из почтенных бесед, кто бы и о чём бы ни завёл её. И наречиями и языками смертных овладела вполне. Тогда же, в восемь своих лет, когда была ночь, в вверенный ей ноябрь, собрала Элигрен немногие вещи свои и, призвав коня своего (6), ни слова не сказав никому, оставила Светлый Дом и ушла из него через окно в покоях Финиара, как истинное дитя рода Ирдильле, не выбирая дорог лёгких. Куда же — не знал никто и не мог знать. И не знали так долгие годы, ибо прежде всех уроков усвоила Элигрен, как оставаться тайной, будучи явной.

^{(6) будучи ребенком, случилось Элигрен приручить одного из диких коней мирной земли, когда был он ещё жеребёнком. На долгие годы стал он ей верным другом и спутником в делах и путях её. Его же именовала она Рéгилис [Régilis], и был он могуч, но невысок, коренаст и с широкой грудью, упрям и своенравен, как и его госпожа. Таков был верный её Регилис — дикий конь белой масти.}

Тогда же, следуя дорогой, выбранной сердцем, дабы скрыть себя от узнавания и славы, взяла Элигрен себе одно из огненных имён, под ним же и служила и жила многие годы. Под ним же известна в арели и людях. Тогда же, следуя пути своему, сменила она одежду свою на одежду мужскую, и с того дня не знал никто, что перед ним девушка, а не юноша. И так пришла Элигрен в края вне Света⁴², за мостом, где у великих учителей училась бою и откуда начала своё безотказное служение людям. Там же прославлена была она в юные годы первыми из подвигов своих, о коих громкая молва и легенды есть в бессмертных и смертных. По исполнении же ей её одиннадцатого года оставила Элигрен прежних учителей своих, что были из арели, и ушла к людям, пройдя путь отца своего, и нашла себе учителей среди них. Тогда же случилось ей сослужить добрую службу великому Ма́ну [Mа́nu]⁴³, за что он и отдал ей свой двурогий золотой шлем, и с того дня носила его Элигрен, не снимая, пряча под ним свои длинные золотые кудри, и по нему же была узнаваема везде, где появлялась.

Все наши взоры устремлены к Свету. Но кто-то должен идти во тьму, чтобы там, где прежде не было Света — стал Свет. (7)

^{(7) L. I. I. V. E. 1:10}

В людях же, перейдя из тени в Свет, не оставалась Элигрен на одном месте более трёх дней — и направляла коня своего туда, где всякое сердце требовало защиты. И не было для Элигрен различий в нуждающихся, будь то эу, человек или арели. И в служении онемевшим в горести долгие годы провела Элигрен. Ион же, ангел, по просьбе вернейшей Фиэльли всюду следовал за Элигрен, исполненный долгом Любви к юной эу. И как мог служил ей, столь же тайно и скрыто, как служила она, верная урокам отца своего. Фиэльли же единственная во всём Светлом Доме не пела прощальных песен по исчезнувшей Элигрен, не принимала сочувствий прочих эулиен. И всякий, кто приходил к ней — заставал её за книгами, которые получили в лице её вернейшего попечителя. И день ото дня оживляла она их честным прочтением своим, заботой в болезни, добрым переводом и верной копией. За что и прозвали эулиен её Líbhvey — Фиэльли Ли́бвей — Фиэльли Книжная душа. Финиар же следил за свечой вверенной ему души и находил её огонь пылким, и так успокаивал сердце своё в мыслях о том, что жизнь не покинула непокорную воспитанницу его. Элигрен же, единожды путь выбрав, всюду шла им так, что будь то не её свеча перед глазами Финиара, но другая на месте её — давно бы погасла.

В то же время, дабы погубить эулиен, послал Владыка Смерти своего подручного к Неоглашаемому под видом чародея и мага, чтобы научил он человека, как доставить эу боль. Но не ту боль, что вытерпит его тело, но ту, что не сможет вынести дух его. И так учил Нурши Неоглашаемого — не истязать эулиен, но заставлять их смотреть, как истязают и оскверняют других из них на глазах его. Этой же пытки ни один из эу вынести не способен. И, узнав о том, полюбил Неоглашаемый нового учителя своего и верно советам его следовал. С тех же пор полюбил человек брать юных эулиен, также детей их, и опыты кровавые и злые свои ставить на них, отравляя и калеча, чтобы узнать, где предел стойкости их и твёрдости духа. Никто же не дал ему права завершить опыт свой, ибо никто не взмолился ни о смерти, ни о пощаде, никто же не возроптал и не прогневан был кровавым трудом его. И так узнал Неоглашаемый, наученный Нурши и опытами своими, что хрупка и нежна плоть эулиен, а также кровеобильна и тонкокожа. И много вместе они странствовали по Альбиону и чинили зло и скверну. Тогда же и Элигрен была там, но никто из них не знал, как выглядит она, и никто из них не знал, что там же она, и потому не сходились дороги их. Элигрен же, следуя тайной своей дорогой, всячески Неоглашаемому мешала, и многие души были ею спасены тогда от страданий, что хуже всякой смерти, ибо шла Элигрен за Неоглашаемым след в след по скверне его и всякую тень, по силе Света своего, исправляла в Свет.

Случилось тогда же, что нашла себе Элигрен светлый меч да лук, который служил в её руках верно и бил без промаха, и, довершив ими образ свой, странствовала так, помогая тем, кто был в нужде, будь то нужда в спасении жизни или улыбке. Тогда же и пошли в людях и арели рассказы да легенды о странствующем воине, что не знает страха и в помощи своей неутомим. И ветер запада, брат души Пылающей, разносил истории эти от края до края, и слышали их все и знали их все и на мирной земле, и в Светлом Доме, но никто и думать не мог, что все они об их юной Элигрен, сбежавшей из-под глаз Финиара. И рассказывали их детям своим и между собой, и дивились, и сомневались в правдивости их, и оттого любили истории эти ещё больше.

И был день в трудах эу тяжёл и труден, и устала Элигрен, и легла тень печали на сердце её, ибо хоть и прекрасен был путь её и верен, но одинок. По закону же не положено сердцу, рождённому в Свете, биться вне Света сердца другого. И так загрустила Элигрен, ибо была вдали от Дома, вне светлейших глаз своей матери, и лишена советов мудрейшего Финиара. Он же говорил ей: Даже на самой узкой и одинокой дороге найдётся место для сердца, следующего рядом. Пусть никогда не будет места отчаянью в сердце твоём, даже если будет дорога твоя пустынна и покрыта пеплом, ибо мир сотворён так, что веришь ты или нет, знаешь о том или нет — не сделать сердцу и шага одному по дороге своей без сердечного попечения любящих его, пусть даже само сердце о том никогда не узнает. И так распрягла Элигрен коня своего и пошла пешком. И в час, когда завладели миром сумерки, услышала она звуки арфы и песню, что лилась из-за холмов. И пошла она по звукам её. Тогда же пришла она к стенам замка, и песня звучала с одного из балконов его. Под ним же остановилась Элигрен, пользуясь тенью как укрытием, и поручила дух свой поющему, ибо нашла в словах этой песни Свет и утешение, и казались ей слова этой песни украденными из самого сердца её, но было от того ей не грустно, но сладко. И так, слушая песню о светлой дружбе двух сердец, соединённых ветром приключений и странствий — уснула Элигрен под стенами людского замка и знала впредь, что не одинока дорога её.

é-Gwáy, ítam, rókre térlen on en kemté i Líe.⁴⁴

…Случилось как-то Хóрнму [Hornm], простолюдину, украсть у богатого человека денег, чтобы успокоить возмущённый желудок свой, не евший сытно и долго. Но схвачен был юноша и приговорён к смерти. Тогда же посадили его на телегу и повезли на площадь, где обещали конец жизни воришки, коим был Хорнм, прозванный Свиная башка. Нрав был его лёгок и весел, отчего все любили его и знали, а потому на казнь его пришли смотреть многие, но весь задор Хорнма отчего-то в тот день иссяк, ибо не мыслил он быть повешенным так глупо и скоро и тем паче на голодный желудок.

Когда же привезли его на площадь, то подвели под петлю и долго читали приговор Хорнму, ибо за девятнадцать лет жизни его накопилось много прегрешений за ним, не считая последнего. Их же слушал из переулка юноша, что был толпой не замечен и в тени переулка притаился, следуя до того за телегой с Хорнмом через весь город. Когда же закончили читать приговор, то почувствовал Хормн грубую верёвку на шее своей, и опечалилось весёлое сердце его вконец. Когда же столкнули его с подставки, то возликовала толпа, но радовалась недолго, ибо в тот же миг звонкой стрелой, пущенной из тени, была перебита верёвка, убивавшая Хорнма, и упал он на землю, весьма удивлённый и приободрившийся. Тогда же поднялись суета и крики, и толпа обратила всё в хаос, им же воспользовавшись, прополз Хорнм полплощади, а затем вскочил на ноги и скрылся в самом тёмном из переулков на углу, где и был остановлен прекрасным конём, преградившим ему дорогу, и молодым всадником на нём. Тогда же заметил Хорнм и лук в руке незнакомца и развознамерился убегать так скоро, как желал прежде, ибо любопытства в нём было больше, чем страха. От природы своей был Хорнм неглуп, хоть и необразован, и хитёр, хоть и в той же степени беспечен, а потому совсем остановился и, исполнившись благодарности, поручил себя незнакомцу и по зову чести, что, вне всякого сомнения, известна была даже воришке Хорнму, обязался служить ему до конца своих дней за своё чудесное спасение. Незнакомец же про «конец жизни» решительно слышать не желал и согласился на дар Хорнма лишь при условии, что тот будет ему не слугой, но другом, а посему оставит своё прежнее ремесло и отправится с ним, дабы разделить его дорогу и приключения. Нет среди смертных и бессмертных в здравом уме и сердечной твёрдости тех, кто отказался бы от такого предложения, а посему, не дожидаясь, пока о нём вспомнят на площади, согласился и Хорнм, и тут же был посажен на коня позади своего спасителя, и ветер засвистел в ушах его.

Незнакомец, что спас воришку Хорнма, имени его не требовал и сам называться не спешил. И так, взаимотерзаемые любопытством и подступающей волной невероятнейших историй и бесед, выехали они за город и так продолжали путь, пока не стемнело. Когда же стемнело, предложил Хорнм спешиться и заночевать в овраге, друг же его не позволил ему, поставив жизнь Хорнма перед глазами его же выше отдыха. Когда же начало светать и погасли все ночные звёзды, уступив своё право предрассветной Ирдиль — запел юноша, что спас Хорнма. И странными напевами убаюкал его в сон, рассказывая о дальних землях под светлыми очами мудрых звёзд, о дивной Аэн, звонкоголосой, о ветре Запада, истомившемся вдали от сочных трав, похитивших его сердце прежде. Так узнал Хорнм о друге своём больше, чем смог бы рассказать тот ему в дружеской беседе, ибо через песню открывается всякому душа поющего и сердце его. Когда же проснулся Хорнм, то обнаружил себя по-прежнему в седле за крепкой спиной господина. И была уже глубокая ночь нового дня. И увидели странники, что залито небо ночное огненным маревом, и увидели, что город, что был впереди — в огне. Туда же и устремился конь, несший их, едва хозяин его привстал в седле. У самых ворот были они остановлены привратниками, что не пропускали их. Один же из стражей потребовал имена их. И Хорнм сказал: — Хорнм. А спутник его сказал: — Пылающий. И не захотели стражи пропускать их. Но подобно праху, тяготеющему к праху, так и огонь стремится к огню. И, не слушая их, устремил Пылающий коня своего вперёд, и ворота городские снёс с напора, и так ворвался в пылающий город. И видел Хорнм огонь в глазах господина своего, и жар сердца его ощущал своей кожей.

Пожар в городе покрыл летящей сажей белого коня их, и искры от пламени язвили небо. Но не медлил Пылающий. Остановился взор его на высокой башне, чёрной от копоти, и через пламя и гарь направил он коня своего к ней, что повиновался ему, будто бы были они одним разумом и телом. Одинокая башня — вот всё, что оставалось от дворца, объятого лютым огнём, разгулявшимся по залам и разбушевавшимся в покоях. Он же вычистил всё живое в пределах дворца. Но не устрашился Пылающий вида бушующего пламени, что кричало из окон о беде на весь город, и ворвался во дворец, и коня по залам пустил его, и так до чугунной двери, что остановила их. Тогда же спешился юноша и крепко взялся за дверное кольцо, смутив и напугав Хорнма, ибо было оно уже белым от огня, почти как и кожа Пылающего. Но недолог был час власти страха в сердце Хорнма, ибо оказалось в хрупком теле его нового друга силы больше, чем мог различить в нём Хорнм, и застонала дверь и снялась с петель, и опрокинул её Пылающий, освободив пламя, оно же, дикое, как голодной зверь, рванулось вон, скрыв от Хорнма господина его, но рассеялось, и увидел он вскоре, как входит Пылающий в залу, и лишь искры умирают углями на одежде его. Туда же за ним не смел последовать Хорнм, но слышал, как заглушило пламя шаги господина его на лестнице, ведущей вверх. Там же была башня, а на башне был колокол, сама же башня венчалась шпилем. И из окна видел Хорнм, как вырвался из утробы башни язык пламени и взметнулся на самый шпиль, и замерло сердце его, ибо увидел он, что был это не пламень, но сам Пылающий. И видел Хорнм, как сжал Пылающий шпиль тот ногами и стоял как влитой, и руки распростёр над городом, и казалось, что накрыли они город, охваченный пламенем, и стих ветер, и пламя замолкло. Тогда же обратился к нему Пылающий подобно отцу, обращающемуся к поссорившимся детям со своего балкона, и увещевал пламя в беспричинном безумстве его, и укорял его в нетерпении его, и обвинил в ненасытности его, но не было в его речах ни слова без почтения и заботы. Тогда же успокоился пламень по словам его и под руками его, и вскоре обратился пламень всюду в дымящиеся угли и дымом ушёл в небо. Тогда же открыл Пылающий глаза свои, и не было больше в них пламени, и не видел он его всюду, куда доставал взор его. Но заметил юноша дивное сияние, что окружило господина его, будто бы золото измельчили и распылили вокруг него, и сияние это исходило от самих глаз Пылающего, и изумился Хорнм, и не мог поверить в то, что видел. Тогда же повернул Хорнм коня вон и увидел господина своего у входа, и не спрашивал его, как спустился он, ибо видел прежде, что нет из башни иного хода, кроме как по лестнице её или прыжка с неё. Но не стал медлить Пылающий и вскочил в седло, и направил коня в ночь, прежде чем дым от пламени оставил город.

И так странствовали Пылающий и Хорнм, и крепко в дороге сдружились они. Ещё же говорят, что одолели они вместе чудище с болот и помогли королеве из арели именем Сáквернет [Sákvernet], что полюбила Пылающего за красоту и нрав его, за ним же послала она слуг своих, дабы силой вернуть его, когда отринул он любовь её и оставил ради дорог своих. Ещё же, говорят, освобождали друзья пленных и исцеляли недужных по великому знанию Пылающего, а также чинили справедливость и восстанавливали власть её всюду, где попрана она была, но уходили прежде, чем узнавали имена их. И было так до тех пор, пока не пришли Пылающий и Хорнм на земли Ли́рнена [Lírnen] и сыновей его…

Был Лирнен родом из королей севера мирной земли, но изгнан был в борьбе за власть на Альбион и воцарился там по роду жены своей. Она же оставила его вскоре с детьми их, и покинула тело душа её. На горной границе лежали владения Лирнена, и мал был народ его, но жил мирно и честно, ибо знал король их меру власти своей, и любили его за это. Было у Лирнена два сына, с которыми пришёл он на эту землю — Орд [Ord] и Óнен [Ónen]. Старший же из детей его был светел и мудр, и любим в народе своём, его же ожидали в короли, и Лирнен готовил его к тому, доверяя мудрости и Свету его. О Свете же Орда знали и в Светлом Доме, ибо не запрещал Лирнен сыну своему бывать там, и много Орд беседовал с Элкаритом, и радовались души их в беседах, и братская любовь связывала их. По времени же своему женился Орд на благородной Э́кисин [Ékisin], и родила она ему двух сыновей. Младшего же из сыновей Лирнена звали Онен, и был он далёк от забот подзаконного мира, ибо лежала душа его в пределах песен и легенд, он же слыл добрым бардом и завидным рассказчиком, он же играл на арфе и сочинял сказки, за что дети любили его, а прочие — смеялись. В те времена и прибыли Хорнм и Пылающий в королевство Лирнена, ибо привела их туда нужда сердца короля, а быть может, и не его нужда… Но случилось так, что ополчился Неоглашаемый на Лирнена за непокорность и нрав его и объявил ему войну до истребления. Тогда же и был Пылающий у ворот его, потому что знал, что не выстоять Лирнену одному против Неоглашаемого и армии его.

И принял Лирнен Пылающего и Хорнма в замке своём, и великим почтением и блеском окружил их, ибо слава о делах Пылающего шла впереди него, и имя его во всём огненном множестве его было у всех на устах. И позвал Лирнен Пылающего в залу свою, чтобы представить герою детей своих. И пожал Пылающий руку Орду, и крепким рукопожатием соединили они сердца свои. И позвал Лирнен младшего сына, и представил его Пылающему, ибо был Онен великим знатоком историй о нём и песен. Тогда же остановил мир ход свой, и Свет был всюду. И был источник его в глазах человека. И было так до тех пор, пока не окликнул Лирнен гостя своего и не обрёл себя Пылающий в уединённой беседе с королём.

Ночью же соединились тайной встречей два сердца в беседе, и забылись до самой зари Пылающий и Онен в историях и песнях, и велика была радость сердец их, ибо каждый из них обрёл в другом верного друга и родную душу. И по песням Онена узнал Пылающий прежнего друга сердца своего, которого обрёл он прежде, будучи ребёнком, что провёл ночь под балконом замка сего. Наутро же был погружён Пылающий в заботы о королевском роде и армию Лирнена подготовил к атаке. А в следующую ночь, едва все уснули, вновь по условленному знаку пришёл на балкон и снова разделил с Оненом часы до зари в светлой беседе и добрых песнях. Тогда же скрепили они дружбу свою рукопожатием эулиен и клятвой, и так обрели покой сердца их, поручённые друг другу. На третий же день была битва, и самоотверженно вёл Пылающий людей Лирнена в бой в руках со знаменем его, и не держал меча, но молился в голос, и ни стрела, ни меч, ни копьё не могли взять его, он же сверкал пламенем одежд своих и летел над полем на белом коне своём, как пена морская мчится над шумной волною, и внимали песне героя воины, и высокая доблесть и разумение сходили на них, и так разбили они орды Неоглашаемого и обратили их в бег. Тогда подарил Лирнен Пылающему высокогорный замок свой на границе северных земель, и был тогда великий пир и праздник, собравший всех, где славили Пылающего, хоть и не могли отыскать его среди поднимающих кубки. Он же, по обыкновению своему, в тайном месте укрывался с Оненом, и далеки были беседы их от блеска славы и грома сражений, исполненные смеха и Света. И лишь отгремел праздник, назначались Онен и Пылающий встретиться снова, после него в следующую ночь в укромном месте их по тайному знаку их.

Ночью же той, вернувшись в покои свои, слышал Пылающий, как беседовал Лирнен с верными ему и сказал им, что желает достойно отблагодарить героя, женив его, ибо таким, как он, прежде всего нужна семья, и лишь мудрая и верная жена станет ему опорой и подарит мир истосковавшемуся сердцу его. Услышав же это, не знал Пылающий покоя, ибо разум гнал его прочь, а сердце велело остаться. И в ту ночь не сомкнул он глаз, и великий трепет воцарился в сердце его. Наутро же обрели слуги покои его пустыми и не нашли Хорнма и коней их в конюшнях. И горше всех страдал Онен, лишённый радости дружеской беседы с обретённым другом. Пылающий же, охваченный великим смятением, взошёл на корабль и в тот же день вернулся в земли свои, и подобно безумцу бродил у стен Светлого Дома, не смея войти, и дышал ароматом сада его, и вконец растревожилось сердце его, ибо пуще огня, пылающего в нём — разрастался там неведомый Свет, и было ему тесно в груди Пылающего. Оттого и не смог дождаться утра он, и снова взошёл на корабль и вернулся на Альбион, ибо сердце его, по обыкновению истины, взяло верх над страхом и разумом его и проложило ему дорогу.

На Альбионе же рассеянное войско Неоглашаемого вернулось к нему, и велик был гнев его, когда узнал он о поражении своём. И разослал Изосар лазутчиков во все концы, дабы смотрели и слушали, где Пылающий, и доносили ему, ибо сделался он в один день главным врагом Неоглашаемого, и не было ни дня, чтобы не искал человек погибели его или битвы с ним. И едва сошёл Пылающий на землю ту, знал о шаге его Неоглашаемый и поджидал его вместе с Нурши, чародеем и воином своим. Тогда же завязалась битва, и Нурши в образе чёрного воина сошёлся с Пылающим, и бились они, как тень и Свет, и верный Хорнм ожидал господина своего, и Неоглашаемый следил за боем из укрытия своего. И смешались пламя и чёрный дым, и звон мечей их прогнал птиц от гнёзд. И увидел вскоре Неоглашаемый, что Пылающий сильнее и искуснее в бою, и изменяет чёрное умение воину его. Тогда же достал он лук свой с заготовленной стрелой из красного тиса, и пропитал её эохтином от щедрости ненависти своей, и выстрелил из укрытия своего в Пылающего. И попала стрела его чуть выше сердца, и отхлынула кровь от лица Пылающего, и упал он, и огненная мука охватила его. Тогда явился Ион, ангел, что соследовал Пылающему, и Светом своим отогнал Нурши, и, коря себя за неведение в человеческом сердце, поднял возлюбленного господина своего и положил на коня его. И так с Хорнмом доставили они недужного в замок его на границе, что подарил Лирнен. Там же пришёл в себя Пылающий, поедаемый эохтином, и отогнал всех от себя и велел оставить его одного. Никто же не посмел ослушаться его. Наедине с собой разомкнул Пылающий одежды свои, и зажал зубами клинок свой, и вынул стрелу, и промыл рану свою и перевязал её. Но сознание покидало его и возвращалось всё реже, и силы оставляли его, и страшная мука разлучала тело его и душу. Тогда же позвал Пылающий Хорнма и велел взять коня его, и отправил его за Оненом, умоляя поспешить. И исполнил Хорнм по велению господина своего, и быстрее ветра домчал его Регилис в замок Лирнена. Оттуда же отправил Хорнм Онена на белом коне одного, а сам пустился следом.

Когда же вошёл Онен, оставалось от Пылающего уже немного, ибо взял эохтин его почти всего, и не было у него даже силы на крик. Тогда бросился Онен на грудь другу своему и умолял его не оставлять его, попрекая его данной клятвой. Пылающий же лишь попросил воды. И дал ему Онен воды и в великом волнении пролил её, и тут же взялся отереть её, и приблизился к Пылающему и прикоснулся к нему, и так открылось ему, что друг его — не муж, но дева. Тогда же снял Пылающий двурогий шлем свой и освободил непокорные кудри свои, и узнал Онен Элигрен в истинном облике её, и поразил сердце его Свет глаз её, и не желал больше он утраты его. И взял Онен сердечного друга своего за руку и скинул оковы робости своей, и устами своими примкнул к устам Элигрен, и так проводил Свет из глаз её, а потом упал на грудь её и омыл слезами своими, ибо не обнаружил дыхания в ней.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

40

Возможно, это сокращение от libh Íyvore íem. Viel`líne Éyvely 1:15 (Книга Явная тайна. Виэльлине Эйвели 1:15). Также возможно, что большинство отрывков, выделенных автором (в данном случае курсивом) — цитаты из данной книги. По крайней мере, это определённо относится к ссылкам с указанием источника. Прим. И. Коложвари

41

Вполне вероятно, что имеется в виду монастырь св. Молинга (близ реки Барроу, др.-ирл. название Berba от berbaid «кипеть», отсюда, возможно, Уратарне — Кипящая (эмл.), юг Ирландии), основанный св. Молингом, находившийся, если верить автору, недалеко от Светлого Дома. Прим. И. Коложвари

42

Возможно, имеется в виду «мир за пределами этого мира», или Страна теней, упоминаемая также в ирландской мифологии как край, где проживала великая воительница Скатах, учившая бою Кухулина. (Возможно, о. Скай, рядом с Шотландией) Прим. И. Коложвари

43

Возможно, имеется в виду сам мифический Мананнан «Мананан, Ма́ну, Мана́нни, Мананна́н, Мануа́т, Ман, Мун, Мана́, Мана́р, Моа́н… У него много имён и обликов, но только одна суть. Всесильная и древняя, как сама вода… Как Океан». К. Хеллен «Воспоминания о королевстве под корнями, или краткое доказательство Эрк». Прим. И. Коложвари

44

Подскажи, сердце, долгий путь, если он один ведёт к Любви (эмл.)