Свободное падение

Кэтрин Коин

Это история о выборе между семьей и любовью, местью и прощением, борьбой и признанием поражения… полетом и свободным падением. На что они готовы пойти, чтобы удержаться над пропастью? Как низко готовы упасть, прежде чем почувствуют себя свободными? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

Злата

Вы просыпались когда-нибудь сразу с головной болью? Не успела я прийти в себя, а уже страдаю из-за маминых ночных развлечений. Хотя, точнее сказать, снова страдаю.

У меня просто нет слов, чтобы выразить все, что чувствую к маме и этому ее Олегу! Сказать, что я зла — ничего не сказать. Они будто специально устроили все это, чтобы выжить меня из дома! И, должна признать, очень старались. Господи… не хочу даже вспоминать эту мерзость!

Поднимаюсь с кровати и хватаюсь за голову. Такого состояния у меня не было даже во время тура, когда мы спали в автобусе. Боль буквально разрывает на части. Собираюсь с силами и встаю на ноги. Слышу, как в висках барабанит пульс, и щурюсь от яркого солнечного света, проникающего в комнату через окно. Раздвигаю шторы и позволяю глазам привыкнуть к свету.

За дверью слышен шум. Проснулись голубки. Честно сказать, не хочу даже выходить из комнаты и встречаться с ними. Я же не смогу сдержаться и обязательно выдам какую-нибудь колкость, а в ответ мать снова начнет верещать. В итоге все закончится скандалом. Как это обычно и бывает.

Но ничего не поделать. Нужда любого заставит покинуть свое убежище. Выглядываю за дверь комнаты и прислушиваюсь к голосам: они звучат из кухни. Стараюсь как можно тише прокрасться в ванную и остаться незамеченной, но моя попытка летит к чертям, когда на обратном пути мама выходит ко мне навстречу.

— Доброе утро, — говорит мне.

— Везет тебе.

— С самого утра грубить решила?

— Конечно, это же мое любимое занятие, — отвечаю спокойно. — Как спалось? Хотя, что я спрашиваю, и так все прекрасно слышала.

— Злата, могла бы и промолчать, — хмурится. — Где твои манеры?

— Мои манеры? — не могу сдержать смех. — О чем ты?

— Зачем ты меня позоришь перед Олегом?! Неужели тебе приятно, когда я страдаю? — начинает давить из себя слезы.

Ненавижу, когда она так делает. Понимаю, что это наиграно, но все равно взывает к совести.

— Извини. Я не выспалась и неважно себя чувствую.

Поправляет свою пышную шевелюру цвета осенней листвы… слегка притоптанной в грязь. Кстати, я почему-то только сейчас обратила внимание на смену имиджа мамы. Сколько себя помню, она всегда была блондинкой.

— Непривычно видеть тебя в таком цвете, — указываю на ее волосы. — С чего такие перемены?

— Захотелось что-то изменить. — Лучше бы ты образ жизни изменила.

— Ясно. Тебе идет.

Собираюсь вернуться в свою комнату, но, как на зло, из кухни выходит Олег.

— Девчонки, бегом за стол, — произносит бодрым голосом.

— Спасибо, я не голодна, — отвечаю как можно любезнее, но громкое урчание в животе выдает меня.

— Злата, имей хоть немного уважения, — смотрит на меня с укором мама.

Приходится сдаться. Не помню, чтобы я завтракала когда-нибудь вместе с мамой и ее мужиком. Обычно мы делаем это в разное время, стараясь не пересекаться.

Зайдя на кухню, вижу, что Олег устроился во главе стола, а мама сидит рядом с ним и уже над чем-то хихикает. Отодвигаюсь подальше от этой парочки. Взгляд падает на еду, и мне едва удается сдержать удивление. Блинчики с какой-то начинкой, джем, чай… В последний раз я ела блины лет в семнадцать. И то, когда сама их сделала. Мама никогда не готовила ничего подобного.

— Потрясающие блинчики, — стонет от удовольствия мама. — Правда, Злата?

— Да, очень вкусные, — решаю похвалить, потому что это правда.

— Олежа, ты такой молодец, — целует его в щеку. — А сколько мы еще не знаем о твоих талантах…

Еда становится поперек горла, и я начинаю кашлять. Да уж, а сколько за эту ночь мы узнали о его талантах! В голове снова появляются картинки этого ночного кошмара. Отгоняю их, как могу, и продолжаю есть. Хотя аппетита абсолютно нет.

И, надо же, даже блинчики Олег приготовил! Какая хозяюшка к нам в дом забрела. Наверное, я чересчур эмоционально на все реагирую. Но как иначе? Отмотайте все события назад. Приезжаю домой, а тут какой-то непонятный мужик бандитской внешности. Скачет всю ночь на моей матери, как на батуте, а утром готовит блинчики. Еще и мама перед ним чуть ли не на коленях ползает. Конечно же, мне обидно. Если бы она давала нам с Региной хоть каплю того тепла, которое раздавала направо и налево первым встречным мужикам! Если бы она была такой с одним из наших отцов… Возможно, у нас было бы более счастливое детство.

— Так когда ты перевезешь свои вещи? — задает вопрос мама.

Отрываю взгляд от тарелки и, кажется, забываю дышать. Какие вещи? Что это значит? Смотрю на маму и жду объяснений.

— Олег переезжает к нам, — произносит со счастливой улыбкой. — Я так рада!

Нет, нет, нет! Ему нельзя сюда переезжать! Какого черта?!

— Олегу негде жить? — с трудом сдерживаюсь, чтобы сразу не устроить скандал.

— Мы любим друг друга и решили съехаться, — спокойно отвечает мама.

— Почему не ты к нему?

— Потому что у Олега есть дочь, и он оставляет ей квартиру.

— А у тебя нет дочери? — перестаю сдерживать эмоции и вот-вот готова расплакаться от обиды.

— Злата, прекрати портить всем настроение!

— Да идите вы к черту!

Резко поднимаюсь из-за стола и бегу в свою комнату. Закрываю дверь на замок и падаю на кровать.

Да! Я против! Против, чтобы в моем доме жил черт знает кто! Не хочу слышать его каждую ночь и видеть каждое утро! Не хочу этих завтраков в его исполнении! Я совершенно не знаю этого человека и, честно сказать, не хочу знать. Он может быть самым лучшим, добрым и любящим, но я уверена, что никогда не смогу его принять. Я всю жизнь прожила без отца, так и не узнала о том, кто он и почему бросил нас. Мечтала, что однажды он придет и заберет меня. Жизнь станет лучше, и прекратятся вечные издевательства со стороны матери. Но нет. Мы с сестрой терпели, а потом она уехала, и я осталась одна. Совершенно одна. Некому было меня защитить.

Поэтому я не хочу, чтобы какой-то мужик жил здесь. Потому что рано или поздно и он начнет надо мной издеваться, так же как моя мать. Олег не встанет на мою сторону, а будет поддерживать ее. Как бы ужасно это ни звучало, но я не хочу, чтобы она была счастлива. Не заслужила.

Раздается стук в дверь, но я его игнорирую.

— Злата, открой, пожалуйста, — слышу голос Олега и начинаю еще больше злиться, — нам надо поговорить.

— Мне не надо.

Повисает тишина, и мне кажется, что Олег ушел, но он начинает говорить:

— Мы не хотели тебя расстроить. Я не обижу твою маму.

Ну вот опять! Почему все должны думать о ней, о ее чувствах и желаниях? Я не эгоистка, но с меня хватит. Надоело терпеть подобное отношение всю жизнь.

— Мне плевать, обидишь ты ее или нет.

Поднимаюсь с кровати, достаю из шкафа шорты, футболку и переодеваюсь. Не желаю находиться здесь еще хотя бы минуту. Хватаю рюкзак, с которым ездила в тур, запихиваю в него некоторые вещи и выхожу из комнаты. Сталкиваюсь с Олегом и, не обращая на него внимания, иду к выходу.

— Счастливо оставаться! — последнее, что я говорю, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

Пока спускаюсь вниз и выхожу из подъезда, набираю номер Оли.

— Привет, суслик, — отвечает сонным голосом.

— Привет. Еще спишь? Можно я к тебе приду?

— Ну, давай, жду.

Хорошо, что Оля живет через пару домов от нас. Я и раньше часто сбегала к ней, когда мама устраивала скандалы или приводила домой мужиков. Так что такие мои побеги в порядке вещей. Вот только на этот раз настала точка невозврата.

Спустя пару минут я уже поднимаюсь на этаж Оли и звоню в дверь. Открыв, предстает передо мной в заспанном виде, с взъерошенными волосами и в милой розовой пижамке.

— Опять? — кивает на мой рюкзак.

— Да. Мне надо перекантоваться где-то пару дней. Можно — у тебя?

— Без проблем. Родителей до выходных не будет.

Захожу внутрь и бросаю рюкзак.

— Пошли чай пить, — зевает, — расскажешь, что случилось.

Регина

Говорят, что любовью, как и ветрянкой, лучше всего переболеть как можно раньше — в детстве: и последствия не такие плачевные, организм быстрее восстанавливается после «болезни», и шрамов практически не остается. А когда тебе двадцать семь и любовь всей твоей жизни — это смазливый бабник, сынок обеспеченных и влиятельных родителей, ко всему прочему, он младше тебя на три года, свои чувства переносить сложнее. Остаются не просто маленькие следы пережитого «недуга», а огромные кровоточащие раны, которые не зажили даже спустя несколько лет.

Кто сказал, что время лечит? Наглая ложь! Самообман и самовнушение. Ни черта оно не лечит. Время всего лишь медленно и болезненно старается затянуть порезы. Только как это сделать, когда при каждой попытке поглубже вдохнуть, попробовать начать дышать полной грудью, у тебя разъезжаются едва сросшиеся швы на сердце…

Можно, конечно, попытаться залечить раны, не замечать или делать вид, что их и вовсе не существует. Но когда-нибудь они дадут о себе знать.

«Когда-нибудь» случилось после двух лет относительного спокойствия.

Уже два дня я мучаюсь от безумной, поглотившей меня целиком боли. Душевной — не физической. Хотя чувствуется, будто внутри к сердцу прикладывают горящий факел… прижигают, заставляют терпеть и переносить это вновь и вновь. Обжигались горячим утюгом? Так вот ощущения те же, но в сто раз сильнее и продолжительнее. Боль вернулась и не отпускает. Как и два года назад, контролировать ее я не в состоянии. В голове намешано столько мыслей и эмоций, которые прячу всеми доступными средствами, что слова Лары о возможном взрыве уже не кажутся глупыми домыслами.

Первый день прожила словно в тумане. Когда начальная волна шока спа́ла, на смену пришло ощущение незащищенности и слабости. При всем напускном спокойствии и наспех прилепленном на лицо равнодушии внутри кипел такой адский котел из противоречивых чувств, что если бы он лопнул или эти чувства просочились наружу, залили и утопили в огненной лаве все и всех вокруг. Перестала понимать, где я, что происходит вне моего собственного мира, как дальше себя вести. Лариса попыталась после обсуждения договора поговорить со мной, но я вылетела из офиса раньше, чем она смогла бы меня остановить. Нормальная защитная реакция — сбежать и закрыться.

Уже дома, как только успокоилась и проанализировала происходящее, взяла себя в руки и начала вырабатывать план дальнейших действий. Думаете, у меня получилось? Нет. Бросила это бессмысленное занятие слишком быстро, едва вспомнила лицо человека, который перевернул мою жизнь. Из-за него я превратилась в ту, кем сейчас являюсь.

Ближе к вечеру приехали наши спецы-техники в сопровождении Валеры — начальника службы безопасности (этот серьезный с виду мужчина средних лет ненавидел, когда его называли по имени-отчеству). Как и прописано в контракте, камеры установили практически везде, кроме, естественно, санузла. И на этом спасибо.

Пока мужчины возились с аппаратурой, перечитала договор. Хотела бы я видеть имя человека, кто подослал ко мне Давида. Только клиент пожелал остаться безымянным. Еще больше доводов в пользу неслучайности встречи с моим прошлым. Можно было, конечно, расспросить у Ларисы, где она откопала заказчика, но тогда пришлось бы объяснять, с чего такой интерес. Рассказывать историю своей жизни «до» не имею никакого желания. Сколько бы ни пыталась подруга вывести меня на откровенный разговор, как бы ни старалась разузнать, почему я бросила все и прилетела из Питера в Москву спустя пару часов после звонка ей, Ларе это не удалось. Свои тайны и «коробочки с прошлым» я тщательно скрываю. Даже от лучшей подруги. Тем более от лучшей подруги. Выложить как на духу, что случилось со мной, кто виноват и почему, а потом видеть жалось еще и в ее глазах — такого я не смогу пережить.

Сейчас мне остается только взять себя в руки и делать то, что умею лучше всего, — быть сукой и выводить на эмоции. Да, и мне все-таки разрешены прикосновения. Готовься, Сью, потому что твои чувствительные места я тоже помню!

Отрываюсь от бумаг и прекращаю бурную мыслительную деятельность. Вижу, что мужчины закончили превращать мою двухкомнатную квартиру в студию реалити-шоу. Провожаю их до двери и прощаюсь. Напоследок Валера шепнул, что до завтрашнего утра видеонаблюдение будет работать в тестовом режиме, а это значит, для меня «полет» неофициально уже начался.

Мне не привыкать жить под постоянным наблюдением. Да и профессия модели наложила свой отпечаток. Я научилась не замечать камеры. Но одно дело, когда они висят в офисах, магазинах и прочих местах скопления людей, да и в чужих квартирах, где мне предстояло подолгу работать, а совсем другое — в твоем собственном жилище. В месте, которое казалось тебе неприкосновенным, отрезанным от вмешательства внешнего мира и в каком ты чувствовала себя в абсолютной безопасности. Сейчас спасительный остров все равно что присоединили к другому материку, в другой вселенной, где полно грязи, шума и вокруг нет ничего естественного и правильного. Будто проложили мост между моей фальшивой жизнью и жизнью настоящей.

Что-то мне подсказывает, что гореть этот мост будет ярко, сильно, и пламя сожжет чью-то душу дотла. Дым от пожара быстро распространится и отравит как можно большее число людей.

Добро пожаловать в мой безумный разрушительный мир!

Двери этого мира распахнулись ровно в восемь утра следующего дня, и на пороге стоял один из главных уничтожителей воздушных замков и рассеиватель розовых облаков — Давид.

— Привет, Фокси! Ну и дыра же у тебя здесь! Район так себе, — поморщившись, сказал этот напыщенный придурок. — Даже камер нет во дворе. Как я тут машину оставлю? — Боже, ты заплачь еще. — Не могла найти квартиру поближе к центру? Плохо работала, значит.

Решил бить сразу по больному. Сердце пропустило удар от привычного когда-то «Фокси», но злость перекрыла все остальные чувства. Придурок! Уж простите, папа не дал денег на жилье в «Москва-Сити». Вслух озвучивать свои мысли я не спешила.

— Регина. Если ты забыл мое имя, оно написано в договоре на первой странице. Прости, конечно, что придется потесниться со мной в этой недостойной твоего внимания и статуса халупе.

— Что поделаешь… Жизнь вносит свои коррективы, — философски изрек парень и прошелся по мне знакомым придирчивым взглядом…

Не нравится мой внешний вид? Конечно, ты же долбаный перфекционист. Все должно быть идеально. Но еще лучше, если бы из одежды на мне остались только… его любимые духи. И он сам.

Захотелось захлопнуть дверь максимально сильно, чтобы эта милая мордашка в нее хорошенько впечаталась и как следует помялась.

— Какая досада…

— Условия контракта надо выполнять, — то ли задумчиво, то ли с сожалением произносит Давид. — Впустишь меня?

А у меня есть выбор?

Представив, как бы прелестно смотрелся отпечаток дверного глазка на лбу Давида, чуть было не прыснула от смеха. Надо остановить поток картинок, пока не разыгралась фантазия. Распахиваю широко дверь и пропускаю парня внутрь. В коридоре около стены стоит огромная картонная коробка и два чемодана внушительных размеров. Мысленно закатываю глаза. Самовлюбленный Нарцисс!

— Так и будешь стоять? Или покажешь, куда вещи заносить?

Не говоря ни слова, иду в комнату, которую раньше использовала по большей части как гардеробную. Но стойку с одеждой пришлось убрать в спальню, а некоторые из вещей перекочевали в гигантский шкаф в прихожей, где я храню бесчисленные коробки с обувью. Из мебели в гостиной только диван во всю стену, журнальный столик и полки под диски и книги. И совершенно бесполезный, но для чего-то все-таки приобретенный домашний кинотеатр. Эта квартира пусть и куплена почти год назад, но так до конца и не обжита. Лара давно настаивает на том, чтобы я, наконец, воспользовалась услугами ее знакомого — крутого и востребованного — дизайнера. Но мне здесь все нравится и в таком виде, в каком есть сейчас.

Слышу позади себя неспешные уверенные шаги. Когда они затихают, ощущаю холодок на открытых участках тела, а шею опаляет горячее дыхание. Знакомый парфюм, знакомые чувства, знакомые покалывания от присутствия некогда до одури любимого мужчины…

— Ты сейчас серьезно? Я не буду спать… здесь.

Одна фраза, сказанная пренебрежительным тоном, — и дымка перед глазами рассеялась. Хочу развернуться и высказать в лицо все, что думаю, но сдерживаю себя. К тесному контакту глаза в глаза я пока не готова.

— Других вариантов нет, — совершенно спокойно отвечаю.

— Я могу спать в твоей спальне, — слегка касаясь подбородком моей головы, немного тише и медленнее проговаривает Давид.

Он стоит опасно близко, что можно практически потрогать образовавшееся между нами плотное облако из электрических импульсов.

— Не можешь.

— Это мы еще посмотрим.

Парень отходит на пару шагов, и я выдыхаю. Будет тяжело, но справлюсь.

— Кстати, я тут заехал в Ikea, — продолжает говорить, — не уверен был, что для урегулирования наших споров у тебя достаточно тарелок и чашек. Бей посуду, я плачу́, Фокси, — с довольной ухмылкой на лице произносит и подмигивает мне.

Если бы не серьезность всей ситуации и то, в каком положении мы с ним находимся, я бы даже посмеялась.

Когда-то в самом начале наших отношений в порыве ярости я побила любимый сервиз его мамы, привезенный специально из Китая для какого-то особенного события. Конечно, потом долго извинялась перед ней и даже заказала на замену что-то похожее. С тех пор Давид всегда, когда предстоял сложный разговор или спор, да и просто после очередного «косяка» с его стороны, приносил домой кучу дешевых тарелок, чтобы я на них, а не на нем самом и дорогом фарфоре вымещала злость. Как странно, что он еще помнит об этом.

Решаю не комментировать его реплику про посуду. Зачем? Чтобы лишний раз дать себе повод вернуться в прошлое? Так я уже это сделала. Не хочу усугублять и без того напряженную обстановку. Главный призрак материализовался, а к нему в любом случае подтянутся воспоминания, которые будут втыкаться в меня как сотни мелких игл.

— Вещи можешь убрать в шкаф, чемоданы — на балкон, себя… Я бы предпочла, чтобы тебя тоже упаковали в чемодан и вернули туда, откуда ты появился, — стоя в дверях своей комнаты, сказала я и захлопнула со всей силы дверь. Что он ответил и ответил ли вообще, уже не услышала. Рухнула на кровать и накрыла подушкой лицо.

Тридцать дней в аду начались не так уж и плохо.

***

Если вы думаете, что мой день прошел спокойно, и я мирно отлеживалась на своей двухметровой кровати, то очень сильно ошибаетесь. От одного понимания, что за стеной не просто какой-то незнакомец, а мужчина, с которым прожила почти год под одной крышей, голова шла кругом. Придется сильно напрячься, чтобы не дать эмоциям выйти наружу.

Меня как будто вернули на пару лет назад. Только квартира совсем другая. Да и люди уже не те, что раньше. Я точно перестала быть всепрощающей влюбленной дурочкой, какая верила каждому слову и закрывала глаза на многие вещи. Тогда виделось все в ином свете.

Какой же непроходимой идиоткой была! Доверилась первому, кто дал то, чего мне не хватало с самого детства: тепло, нежность, ощущение нужности и важности. С Давидом ничего не стоило позволить себе отпустить мысли в полет, наслаждаясь безграничной свободой и легкостью. Оказалось, взлетать высоко и парить с ним под облаками — это так же естественно, как и дышать. При этом я впервые почувствовала себя по-настоящему любимой и желанной. Хотелось плыть по течению, закрыв глаза, качаться на спокойных волнах счастья.

Он был моим морем. Ошибочно прекрасным и ласковым. Иногда теплым, порою непредсказуемым и штормовым, которое накрывает безумной разрушительной волной. В него ныряешь без раздумий, захлебываешься, и становится нечем дышать. Но и в глубинах этого водного пространства, как выяснилось, водились мерзкие, грязные и далеко не прекрасные существа. Поздно я стала замечать знаки и натыкаться на острые, как лезвия, подводные камни.

Сейчас со мною происходит что-то похожее. Словно заново нужно входить в ту же воду, но уже не зная, где попадутся эти самые камни.

Ближе к обеду желудок потребовал от меня нормальной пищи. Пришлось прекратить усиленную работу мозга и пойти приготовить что-нибудь поесть, но быстро вспомнила, что в холодильнике, кроме недельного запаса воды, не увижу ничего. Предстоит грандиозный поход в супермаркет. Значит, мне нужно просить Давида составить компанию. Сделав глубокий вдох, открыла дверь своей комнаты. Голос парня, разговаривающего по телефону, заставил меня остановиться на пороге. После парочки услышанных фраз я замерла, не в состоянии пошевелиться.

— Не понимаю, какие проблемы, Ань? Бери с собою няню. — Давид умолкает, а я продолжаю таращиться на неплотно закрытую дверь гостиной. — Что сказал? А почему со мной не разговаривает? — Недовольство в голосе мужчины чувствую даже я.

Некоторое время стою, прислонившись к стене, и пытаюсь привести дыхание в норму. Няня? Аня?

— Я все равно жду вас в субботу. Не обсуждается, — твердым голосом добавляет Давид и, кажется, успокаивается. — Ладно, перезвони, как накормишь. Не забудь обнять его за меня. Пока.

Что. Это. Мать твою. Только что. Было?

Становится трудно дышать. В висках стучит, а сердце готово пробить грудную клетку. Только не плакать! Дыши! Вдох-выдох…

Слышу звук вызова в Скайпе, а следом очень радостный и милый голос женщины:

— Добился своего, да? Услышал тебя. Теперь разговаривай, — с нотками веселья произносит девушка, а Давид смеется. Смеется искренним, заразительным смехом, который я не забуду никогда. Какой сейчас пробивает и отдается болью в сердце.

— Салют, Темыч! Опять злая мама кормит тебя всякой гадостью? Я спасу тебя, мужик, накажу ее, когда приедете. — В ответ получает что-то нечленораздельное, но ребенку, судя по звукам, нравится слушать Давида.

— Себя накажи, клоун. Возвращайся давай. Нам без тебя скучно.

— Я же объяснял…

На фоне раздается звук таймера и какой-то шум.

— Ой, все. Нам пора. Артем, помаши ручкой.

— Пока ребята, скучаю. Слушай маму, Темыч!

Наплевать, услышит меня сейчас Давид или нет, разворачиваюсь и влетаю в комнату, ударяясь ногой об кровать. Вскрикиваю, а вместе с тем из меня вырывается всхлип. По щекам текут слезы, внутри все раздирает от боли. Жадно хватаю ртом воздух. В ушах звенит. Голову будто взяли в стальные тиски.

Просто дыши, Регина! Останови эти мучения!

Не получается. Падаю на кровать. Через пару секунд в комнате появляется источник всех моих бед.

— Регина, с тобой все нормально? Я слышал… — Давид умолкает, и чувствую, как матрас прогибается под его весом. — Ты плачешь, что ли? Фокс? Посмотри на меня?

— Больно… стукнулась, — удается выдавить из себя.

— Давай пожалею. — Его рука едва касается моих волос, а уже хочется скинуть ее.

И хочется этих прикосновений! И как же противно! И необходимо… и больно…

Он снова изменяет. Только теперь уже не мне, а жене с ребенком. Ублюдок! Каким был, таким и остался.

— Убери руки и выйди из комнаты, — говорю срывающимся голосом.

— Истеричка. Я есть хочу, а ты тут из-за пустяка драму устроила.

Давид встает и выходит из комнаты. Уже из коридора слышу:

— Я в душ. Составишь компанию?

— Пошел к черту!

— Только вместе с тобой, Фокси! Только с тобой…

Молчу. Нет сил продолжать эту бессмыслицу. Рукой стираю остатки слез с лица, переворачиваюсь на спину и разглядываю потолок. Интересно, если бы на нем рисовали ответы на все вопросы, сколько таких потерянных взглядов можно было избежать… Лежишь, смотришь, получаешь готовое руководство к действию. Как жаль, что приходится искать выходы самой. Опуская нормы морали, переступая через себя, заталкивая подальше все человеческие принципы. Наплевав на главные ценности — семью и детей. Вопреки всему.

Что же ты делаешь, Давид?! Во что ты меня и себя втянул?!

Наша игра перестала быть просто игрой, даже толком не начавшись.