Души. Сказ 2

Кристина Владимировна Тарасова, 2021

Вторая часть книжного цикла "Сказания Монастыря". Война непримиримых душ продолжается. Чуждые и безумные или простившие и отпустившие грехи? Послушница и Хозяин оказываются заперты в душном Монастыре и тесной компании друг друга, и тогда Луна выказывает желание стать женой любого из приближённых Отцу Богов. Осмелится ли мужчина отказаться от небезразличной ему вновь? И чем можно излечить израненное сердце?

Спаситель

Я зову её.

После прогулки девочка пропала. Растворилась в коридорной топи, будто бы никогда не являлась. Как я смел не углядеть танцующее меж спальнями чудо? Сколько лет стен этих не касались женские руки, а тут проскользнули по всем пилястрам и пригладили каждое высеченное солнце. Уверен, она нашла то старомодным, чрезмерно традиционным и даже вычурным.

Но Луна пропала.

Я увлёкся делами и позабыл, что под крышей со мной теперь вечерами теплится ещё одно создание. И вот оно скрылось вовсе.

На стук в спальню никто не реагирует, и я проверяю каждую комнату, перебирая мысли, что Луна могла перепутать двери.

Нет. Её нет.

Я зову вновь и вновь не получаю ответа. И тогда решаю проверить сад. Не стоило знакомить с пышущим дикостью и волей садом девочку, упрятанную сначала в отчем доме без развлечений, а затем в монастырские стены. Свежий воздух, любила повторять одна моя знакомая, как и месть, и аргументы в споре следует подавать порционно. Но Луны не было ни в одной из частей сада. Я отмеряю шаги до забора и покидаю территорию поместья. Непроглядный горизонт не позволит мне высмотреть возможные силуэты на пустынных землях, отданных ночи.

Неужели Луна сбежала?

А если и сбежала…далеко ли добралась? сколько вынесет дней пути и не падёт ли, так и не добравшись до мнимой — неясной мне — цели? соприкоснётся ли с острым песком раньше, чем до неё коснётся какой-либо конвой из города? ко мне явилась — в новом обличье — сама Стелла? что я могу сделать? как исправить? за что, Стелла, ты вновь решила показать себя в пустыни?

Мысли — доходящие до абсурда (странные и точно уж непривычные) — сменяют и перебивают друг друга. Я оборачиваюсь к поместью, от которого тепло не исходит уже не первый десяток лет, и вглядываюсь в возможно дрожащие шторы. Но ни единая ткань не движется — я лишь хочу то видеть. Дом запахнут мраком; лампы горят в кабинете и холле. Луны нет и небо молчит. Задираю голову и вопрошаю у светящегося диска, где её приятельница.

Я возвращаюсь в дом, гложимый сумасшедшим волнением и необоснованным, необъяснимым раскаянием. Правильно ли я поступил? Мог ли я выбирать? Мог ли распоряжаться её волей? А приводить в дом — страдавший однажды от чужих рук — очередного чужака? Стоило ли спасение души (молодой, неопытной, нераскрытой) подобного риска? Врачевать это место непосильно никому. Дом скорее падёт, чем вновь примет Любовь. А виной тому оно и только оно — ссохшееся слово на старом наречии, произносимое отшельниками и не понимаемое даже за милю.

Взобравшись по лестнице, я вновь припадаю к спальне, уготованной гостье: распахиваю дверь (без стука, без возгласа, без предупреждения — ожидая пустоту) и, приноровившись к темноте, наблюдаю преданную сну девочку. Сквозь часть отъехавшей гардины на Луну взирает луна. Лицо покрыто нежным светом, и от того кажется невинно-детским.

Старый дурак.

Что ты устроил?

Убирайся, пока она не проснулась от твоего грохота и волнения и не испугалась ещё больше.

Однако сердцу приходит спокойствие. И это же спокойствие велит закрыть дверь и спуститься в кабинет. Из бара, сокрытого под земным шаром — рыжим и выцветшим — я вызволяю стакан и бутыль. Будь она неладна…отдала себя крепкому сну, и ни на единый зов потому не отвечала (так рано её в мир Морфея свалила усталость после дороги). Я пью вымоченный виски — сладкий и сводящий зубы. Ограничиваюсь стаканом и кулаками врезаюсь в рабочий стол.

Я поступил правильно.

Но она уже свела меня с ума.

Первый день. Мы едва знакомы. Она сильно младше. Ей неведом мир, в котором она рождена. Мне неведомы причины, по которым она отдала сердце не ценящему её человеку. Она ещё не видела жизни, однако оказалась в компании старика. Единственным её другом стал садист, ставящий собственное благо — как и иные Боги — превыше даже милого собственному сердцу. Нас свели рок, обстоятельства или судьба? Почему я задумываюсь об этих зыбких, безосновательных понятиях?

Мы едва знакомы, но я готов свалить к её ногам любую жертву и принести в качестве жертвы себя.

Она уже свела меня с ума.