Одно Целое

Константин Юрьевич Ларенцев, 2020

Определение себя в мире и мира в себе – вот что привлекает главных героев. Они выстраивают собственную Вселенную взаимоотношений, не подозревая о том, что вскоре им предстоит проверить на прочность созданный их душами и сердцами Мир. Выдержит ли он? Или будет раздавлен обстоятельствами? Вопрос открыт. Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Избавь меня, боже, от снов бесконечной разлуки, от сумерек, что, подчас, страшнее тьмы. В омуте собственных мыслей и чувств рано или поздно оказывается всякая заблудшая душа. Она ищет выхода отчаянно, истерически, она бьётся о стены, теряется в хаосе и стремительно растворяется. Защитные позы, жесты и слова не срабатывают, не спасают. Слёзы солёным потоком омывают раны, разжигая новую боль. Потрескавшиеся губы, пытаясь улыбаться, начинают кровоточить, страх перед неизбежностью приобретает форму поглощающей замкнутой кривой, нисходящей и разветвляющейся. Когда-то эта кривая называлась жизнью, как её назвать сейчас не очень хорошо представляется. Утрата красок неминуемо ведёт к серости, блёклости, вовлекая в падение бутылки, ложки, зажигалки, кроша всё мельче осколки того, что когда-то называлось сердцем. Приключение заканчивается и начнётся ли новое неизвестно. Есть ли вообще смысл в том, чтобы его начинать, зная, что финал будет печальным. Есть ли смысл в ловле облаков во сне? Они выглядят такими манящими, такими прекрасными, но как только ты к ним приближаешься и пытаешься коснуться рукой, то сразу просыпаешься. Возвращается обычная реальность, которая реальна настолько, что начинает тошнить. Ощущение, будто ты из любимого художественного фильма попадаешь в унылое и скучное документальное кино, которое ты обязан смотреть, потому что так устроен мир. Паршивые радости, паршивые колкости, ненавистные лживые постановки, бездарные герои — вот, что заставляет душу всё чаще и чаще проситься домой, ловя облака.

— Эй-эй-эй, ты так не увлекайся, а то забудешь, как тебя зовут и какой год сейчас, — теребит меня за плечо Серж.

— Да, братишка, что-то ты залип.

— Ты в порядке? — обеспокоенно смотрит на меня Тамара.

Я озираюсь по сторонам, пытаясь понять что происходит, сознание начинает возвращаться:

— Что случилось-то?

— Так бывает иногда по неопытности, ничего страшного, — успокаивает Серж, — я вообще один раз так переборщил, что скорою хотели вызывать, страшновато было. А это ничего, отпустит сейчас.

— Больше, наверное, пока не надо, — говорит Лена.

— Думаю да, повременим пока, — соглашается Тамара.

Перед нами стол с несколькими дорожками, парой зажжённых свечей и четырьмя бокалами шампанского.

— Чего-то да, как-то прострация меня внезапно настигла, — пытаюсь отшучиваться я, — давайте на свежий воздух выйдем, а то немного душновато.

Мы собираемся, выходим из номера, покидаем отель и движемся в сторону пляжа. Серж и Тамара идут чуть впереди.

— Ну что, тебе лучше? — спрашивает Лена.

— Да, вполне уже отпустило, — говорю я, — морской воздух творит чудеса.

— Хорошо здесь, красиво.

— Согласен.

— Умела бы я писать картины, непременно в какое-нибудь такое местечко сбежала и осталась навсегда.

— Прямо так навсегда? Не станет скучно?

— Не знаю, но не хотелось бы заскучать, — улыбается Лена.

— Лучше, чтоб пожил в одном прекрасном месте, потом махнул в другое, не менее прекрасное, и так далее. Вот такое «навсегда» было бы неплохо. Люди разные интересные, а иногда и без людей, но чтобы непременно интересно было.

— Тоже неплохой вариант.

Мы догоняем Тамару и Сержа:

— О чём секретничаете?

— Вот вспомнили момент занимательный… шахматный, — оба смеются.

— Да-да, я как раз рассказывал, как мы с тобой однажды желание проиграли, — вспоминает Серж, — так вот, вечеринка начинает подходить к концу, остаются самые стойкие.

— И решают поиграть, — подмигивает Лена.

— Ну не в города же, — кивает Серж, — достаются шахматы, на кон выставляется желание и, чтобы вовлечь во всё это дело побольше людей, игра начинается два на два. Мы с Константином лихо проходим полуфинал, обыгрывая, чуть ли не детским матом в три хода двух перекуривших неформалов. Выходим в финал, где нашими соперниками, а вернее соперницами, становятся две милые девушки, которых до этих посиделок мы и не знали. Полные уверенности в себе мы проигрываем разгромно сражение на шахматной доске…

— Ну, кто ж знал, что они разрядники или мастера спорта? — вклиниваюсь я.

— Неважно. Короче, пролетаем мы как фанера над Парижем, и слышим их вердикт: пробежаться голиком по студ. городку, выкрикивая всякие непристойности с обилием всех известных крепких словечек и выражений.

— Всё бы ничего, если б в округе никого. Но вечер-то в разгаре, вечеринки ведь студенческие, подчас…

— Как и в тот раз, — улыбается Лена.

–…могут чуть ли не с утра начинаться, — продолжаю я.

— И вот мы, так сказать, «немного подшофе», абсолютно голые бежим, орём всякое зычное, распугивая детей, прохожих, парочки всякие влюблённые, и встречаем декана…

— Александра Витальевича, — я закрываю глаза рукой.

— Александра Витальевича, — не останавливается Серж, — а смущаться-то и прятаться нельзя, это ж проигранный спор, нужно продолжать расплачиваться, ведь могут и не засчитать результаты. Мы бежим, кричим что-то про за…бали мусорить и, пробегая мимо него, неловко так бросаем…

— Здрасьте…

— Желание мы, конечно, отработали, но стрёма было много потом, как бы нас не отчислили.

— Ну, ведь не отчислили же? — увлечённо интересуется Тамара.

— Не отчислили, — подхватывает Лена, — всё-таки за всей своей строгостью Александр, наш, Виталич, вполне нормальным оказался, видимо, и своё студенческое время вспомнил.

— Ну да, вызвал нас потом на разговор у себя в кабинете, мы, не смея поднять глаз, его выслушали.

— И, вроде как, вскоре всё улеглось, — подытоживает Серж, — но больше огульно абы с кем неизвестным мы в шахматы на желания не играем.

— А что, надо бы как-нибудь сыгрануть, — игриво добавляет Тамара, — мне идея понравилась.