Гори, гори ясно

Константин Бояндин, 2019

Каждый, кто держит кошку, хоть раз да разговаривал с ней. Пусть даже ответа не ожидалось. Зато как они умеют слушать! Но когда внезапно осознаёшь, что кошки умеют не только внимательно слушать, но и общаться понятным человеку образом – вполне можно испугаться. А стоит лишь приоткрыть завесу этой тайны, как следом начинают открываться новые, не менее пугающие. И расхожая фраза «кошки правят миром» уже не кажется просто забавной шуткой.

6. Мадам де Помпадур

На следующий день за завтраком никто не говорил о вчерашнем, но все (кроме меня) оказались бодры и веселы. Включая кошек: Герцог, вопреки привычке, пришёл на кухню, пока там все завтракали, и «проследил» — устроился в величественной позе сфинкса на полу, время от времени одаривая нас взглядом.

— Прекрасно выглядите, Ваша светлость! — приветствовала его Вера, убирая со стола. Герцог встретился с ней взглядом и зевнул. «Сам знаю», — явственно читалось во взгляде.

— Зеркало не забрали, — заметил Денис, посмотрев в окно. Мусорные баки, главное «украшение» нашего двора, из окна как на ладони. Вчера я отнёс завёрнутое в ткань зеркало в секцию для крупногабаритного мусора. Мало-мальски годные вещи обычно уносят минут за пять, даже вечером, иногда до подъезда дойти не успеешь, а вещь уже прибрали. А в зеркале как минимум рама дорогого стоит — ан нет, так и стоит, обёрнутое в чёрную ткань.

— Может, ещё заберут, — сказала Вера. — Всё-всё, вам уже собираться.

— Мама, у нас сегодня со второго урока! — возразила Аня. — Мы же вчера ещё говорили!

— Всё ясно. — Вера обняла дочь и отпустила. — Тогда не отвлекаю. Ваша светлость, нужно мусор вынести, а вы на дороге!

Герцог ещё раз зевнул, уселся. Посидел так пару секунд и направился к себе в гостиную, на диван — распорядок превыше всего! Широкоплечий и мордастый, походкой он больше всего походит на тигра. Он скуп на лишние движения — кроме тех моментов, когда они с Плюшкой играют в догонялки (и считают, что никто не видит), либо когда забавляется с бумажным бантиком.

— Всё понимает, — отметила Аня вполголоса. — Вот я всегда говорю, а в школе никто не верит!

— Да и пусть, — утешил её Денис. — Мы-то знаем! Мам, может, зеркало в обычный бак переставить?

— Не надо, — покачала головой Вера. — Пусть уж стоит. Завёрнуто хорошо, даже если стекло высыплется — не выпадет.

Так и решили.

* * *

— Что не так со снимком? — спросила Вера минут через десять, когда у неё возникла очередная творческая пауза в работе над диссертацией. — Ты на него почти полчаса смотришь. Кстати, фотоаппарат зарядился.

— Теперь фонарь надо зарядить. — Я прогулялся до прихожей, взял тот самый фонарь. С детства я собирал разные осветительные предметы, и жальче всего было пропавшего во время одного из переездов фонаря со стеклянными стенками и свечой внутри. По словам моей бабушки, это была настоящая древность ещё девятнадцатого века.

А современные фонари… ну не мог я сдержать совершенно детского восторга, когда заморское чудо техники достало ярким, как Солнце, зайчиком до стены строящегося дома в полутора километрах от нас. И зайчик тот прекрасно было видно! С того и начался новый этап увлечения. Вера даже подшучивает, что вскоре нужно будет переехать в квартиру просторнее, и выделить там отдельную комнату — фонарную.

— Так что со снимком? — Мы оба смотрели на фото, где зазеркальная Плюшка смотрит на меня, а наша — на зазеркальную. Любой скажет, что фотомонтаж, или компьютерная графика — причём качественная, не видно огрехов. Только вот мы не скажем.

— Я стою вот тут, — указал я курсором. — Где-то вот тут, по нашу сторону. — Курсор туда не достал, картинки там нет, но идея понятна. — Вопрос: где моё отражение?

— Точно, — прошептала Вера, и посмотрела на снимок под максимальным увеличением — ну то есть наоборот, без уменьшения размера. Подвигала его по экрану, чтобы все части увидеть. — Тебя там нет. А Плюшка есть! Почему?

Я в который уже раз пожал плечами.

— Это я вслух думаю, — кивнула Вера. — То есть та невидимая кошка, потом эти ужасы с зеркалом, и тебе что-то мешает рассказать, что случилось на выставке. А Филатова? У неё тоже какие-то странности?

Я кивнул.

— Понятно, тоже не хочется рассказывать, — взяла меня за руку Вера. — Я бы и сама сто раз подумала, кому такое рассказать. Но почему именно Плюшка? И что, любое зеркало вот так может? Ты же помнишь, сам намекал, как это началось?

— Хочешь ещё раз попробовать? — Я посмотрел в её глаза. Вера улыбнулась.

— Нет. Только не у нас дома. Прекрасно жили без ужасов, и ещё поживём. Скопируй мне исходную картинку, ладно? И ролики тоже.

— Да, надо сохранить копии, — согласился я. В мире есть два типа людей: одни ещё не теряли ценные данные, а другие научились делать их резервные копии. Мы относимся ко вторым.

Итого на выставке, на разных снимках, есть три «невидимых» кошки, не считая сфинкса. И все они замечены поблизости от той самой кошки-персиянки, с тремя котятами (их всех успели разобрать на выставке, невзирая на сильно пятизначную цену за котёнка). Зовут кошку ни много ни мало мадам де Помпадур, полное имя как у её знаменитой исторической тёзки, Жанны-Антуанетты. И ещё некая «Её светлость» — уж не с ней ли я говорил там, в городе, у витрины?

Голова кругом идёт. Так-так… что там на шее у несравненной мадам де Помпадур? А ведь там что-то драгоценное на вид! Я вгляделся в свои и присланные фотографами снимки: мадам за свою жизнь собрала столько наград — представить трудно. И котята у неё сплошь выдающиеся. Такая может позволить себе драгоценное ожерелье. Да, именно ожерелье.

— Вера, — указал я на снимки. — Опиши мне, пожалуйста, как выглядит эта кошка. Которая персиянка.

— Мадам де Помпадур? — улыбнулась Вера. И подробно описала всё, заодно и свои фото показала. И на них тоже есть ожерелье! И Вера его, похоже, не видит, как не упомянули и журналисты!

Ну-ка, проверим. Тем же способом. Получилось! Стоило слегка ухудшить качество, и ожерелье словно исчезало. Очень интересно. Значит, быть невидимками могут не только живые существа. Я вписал эту мысль в свой рабочий блокнот (туда, по счастью, никто случайно не заглянет), и чисто для разнообразия занялся своими прямыми обязанностями. Мне выдали рукопись, впереди не только встреча с её автором (а он, по словам Главного, человек не очень приятный), но и частые поездки в город. Что ж, постараюсь продолжить и своё собственное расследование.

Час пролетел в трудах праведных.

— Мне кажется, что ты на некоторых снимках видишь что-то, чего я не вижу. — Вера выключила дисплей своего компьютера. — Я права? Но почему-то не можешь, или не хочешь рассказать.

— Верно. — Прямо камень с плеч. Легче особо не стало, но стало проще.

— И началось всё с выставки… — задумчиво сказала Вера. Плюшка встала с коврика, потянулась, сделала пару шагов к Вере и улеглась поверх её руки. И громко замурлыкала, с чувством: «Всё, человек, гладь кошку, займись своими прямыми обязанностями». — Вот хитрая! И как я теперь работать буду?

Плюшка подняла голову, посмотрела в глаза Веры, зевнула, и снова улеглась. Понятно без слов. Никак.

— Что ж, я хочу понять. — Вера посмотрела мне в глаза. — Тогда рассказывай то, что можно.

— Филатова сказала мне… — Я ожидал «щелчка» и выпадения памяти, а то и чего похуже, но их не последовало. — «Не оглядывайтесь». Если в какой-то момент будет непереносимое желание оглянуться, то ни в коем случае этого делать нельзя. Сказала, что это важно.

— Интересно. — Вера посмотрела на довольную Плюшку, растянувшуюся у неё на руках. — Не сваришь мне кофе? Я тут слегка занята…

* * *

А вечером мы внезапно решили почистить «мусомный амбар». Любая уборка помогает развеяться.

Сказано — сделано. Не ожидал, что за прошедший год мы собрали в «амбаре» столько хлама! Получилось два солидных размеров мешка. Как раз вынести туда же, к крупногабаритному мусору. Заодно и весь прочий мусор вынесу. Последние относительно тёплые деньки, вот-вот выпадет первый снег, и наступит сезон «грязь замёрзла».

Я посмотрел из окна кухни, и увидел у свёртка с зеркалом невысокий чёрный силуэт, кто-то всё-таки решил его забрать. Ну наконец-то, а то я начинал думать, что и зеркала никто кроме нас не видит.

Сам не знаю, зачем взял с собой фонарь для погреба. У меня в сумке лежит минимум два фонаря, один из них такой же мощный. Привычка. Нравится носить с собой «Солнце в кармане». Тем более, что их свет приближен к солнечному по спектру.

Странно… зеркало так и стоит, где стояло, а ткань на нём выглядит ветхой. Как такое возможно? Кто поменял? Вчера, отчётливо помню, завернули его в чёрный прочный ситец. А сейчас такое ощущение, что ткань прогнила и обветшала. Я выложил два мешка добра — берите кто хотите; сходил выбросить кухонный мусор, и вернулся к зеркалу. Так и стоит, действительно, и ткань уже расползается. С чего бы?

Ощущение пришло внезапно. Захотелось оглянуться, сам не знаю почему. Так бывает, когда кто-то сверлит затылок недобрым взглядом. И ещё стало необычно тихо. Я точно почувствовал, как чей-то взгляд царапает мой затылок, и мне очень хочется оглянуться. Нестерпимо, непереносимо.

Фонарь я так и держал в руке. Кто-то за моей спиной, кто это может быть? «Не оглядываться. Нельзя оглядываться. А что можно? Бежать со всех ног, спасаться?»

Стоило сжать рукоять фонаря, как малодушие схлынуло. Я почти что начал бояться, и пальцы сами, как бы случайно, повернули рычажок на рукоятке в нужное положение, а затем я рывком поднял фонарь, направил его за спину и включил.

Стробоскоп — страшный режим. Довелось применить его против стайки бродячих собак, как-то недобро они однажды стали подбираться ко мне. Но после такого вот освещения с визгом разбежались кто куда. А сейчас мне показалось, что за спиной что-то взорвалось. И почудился не то вопль, не то что-то похожее, и сразу же прошло назойливое желание оглянуться.

Стараясь смотреть под ноги, я резко повернулся, приготовившись использовать фонарь как дубинку. И увидел, как что-то тёмное метнулось вправо и в сторону, за мусорный бак. Не выключая фонаря, я шагнул и повернулся, чтобы увидеть, кто это там.

Видел я недолго, но на сей раз чуть не испугался. Нечто чёрное, небольшое — по силуэту вроде бы человек, но неестественно длинные руки и ноги. Оно скорчилось в углу, явно защищая лицо от вспышек. Я переключил фонарь на обычное освещение — не то ребёнок, не то карлик. Закутан с ног до головы в чёрный балахон.

— Что вам…

Словно дым пошёл от карлика в балахоне — я сделал шаг вперёд, не выпуская незнакомца из конуса света, и тут чужак… растаял. Растёкся чёрным дымом. Я протёр глаза свободной рукой. Нет, никого нет, серый бетон да металлические стены. И всё.

— Проклятие… — прошептал я, ощущая, как бешено стучит сердце. — Да что же это?!

И словно слух включили. Я услышал, что кто-то бежит в мою сторону. Это Денис!

— Папа? — он включил свой фонарь и оглянулся. Никого. — Мы заметили вспышки. Что случилось?

Я тщательно обошёл площадку, где стоят мусорные баки, всюду посветил. Никого и ничего, кроме валяющегося кое-где мусора. Денис сопровождал меня, тоже светил повсюду и вглядывался.

— Папа, ты кого-то ищешь?

— Уже нет. — Я вернулся туда, где стояло зеркало. — Дома расскажу. Странно всё это. Смотри, ткань еле…

Я осветил зеркало, и, как по команде, таинственным образом обветшавший ситец свалился с зеркала серой грудой. Мы с Денисом невольно отступили. Но зеркало, пусть и треснувшее, вело себя, как и положено зеркалу — отражало свет, и ничего в нём не мерещилось, не было «зазеркальных кошек». Или кого похуже. Я подошёл поближе, и мне показалось… да нет, не показалось! Точно!

— Денис, смотри!

Он тоже приблизился. Теперь мы видели это оба: там, куда попадал конус света, трещины затягивались! Мы не могли оторваться от этого зрелища. Денис не сразу опомнился, достал свой телефон и включил на нём видеокамеру. Трещины зарастали быстро, прошло полминуты и зеркало вновь целое. А потом начали затягиваться дыры и царапины в зеркальном слое там, где виднелись чёрные пятна и полосы. Ещё пара минут — и зеркало как новое. И ведёт себя, как положено добропорядочному зеркалу. Мы посмотрели на свои ошарашенные физиономии в зеркале и переглянулись.

— Пап, — спросил Денис, осторожно прикасаясь пальцем к стеклу. Ничего не случилось. — Оно тёплое! Как странно! Пап, и куда его теперь? Оставим здесь?

— Нет, — не скажу, что я был таким уж бесстрашным. Боязно было вновь приносить его домой. Но бросить тут значило покончить с тайной, уйти прочь и забыть. Не мог я так. — Заберём домой. А ты что думаешь?

— Да, заберём его домой! Иначе никто же не поверит!

* * *

Вера и Аня ахнули, увидев, что зеркало стало как новенькое. Не без опаски прикоснулись. Обычное, прохладное на ощупь, как и ожидается.

— Даже не знаю, — призналась Вера. — Ну не могло оно починиться, вы и сами знаете! Но ведь и вчера всего того, что мы видели, быть не могло. Говоришь, кто-то копошился у зеркала, а потом исчез?

Я не стал подробно рассказывать про испарившуюся фигуру в балахоне. Не смог.

— Да, стоял у меня за спиной. Стробоскоп отпугнул его. А потом мы увидели, как зеркало само починилось.

— Всё равно не могу поверить, — сказала Вера, после десятого примерно просмотра того ролика, который заснял Денис. — Ну не может такого быть!

— Мам, ты хочешь, чтобы мы его выкинули? — робко осведомилась Аня.

— Я уже сама не знаю, — призналась Вера. — Давайте завтра решим — а сейчас завернём во что-нибудь прочное и негорючее, и выставим на балкон. Я с ним в одной комнате не останусь. Плюшка, нет! Плюшка, брысь!

Плюшка, и не думая уходить, подошла ближе к зеркалу и заглянула в него. Посмотрела в глаза отражению, а затем развернулась и молча ушла, подёргивая хвостом.

Вера вздохнула.

— Ладно. Всё, давайте уберём его.

–…Костя, — потормошила она меня, когда мы оба уже почти заснули. — Там ведь ещё что-то случилось? Да?

— Ты хочешь услышать это именно сейчас?

— Раз так спрашиваешь… нет, не сейчас. Всё, обними меня, мне страшно!