Гори, гори ясно

Константин Бояндин, 2019

Каждый, кто держит кошку, хоть раз да разговаривал с ней. Пусть даже ответа не ожидалось. Зато как они умеют слушать! Но когда внезапно осознаёшь, что кошки умеют не только внимательно слушать, но и общаться понятным человеку образом – вполне можно испугаться. А стоит лишь приоткрыть завесу этой тайны, как следом начинают открываться новые, не менее пугающие. И расхожая фраза «кошки правят миром» уже не кажется просто забавной шуткой.

7. Знак качества

На следующее утро мы нарочито беззаботно обсуждали всё, что угодно, кроме зеркала и прочей небывальщины последних дней. У детей сегодня всего четыре урока, и я не сомневаюсь, что они первым делом поинтересуются, что мы будем с зеркалом делать?

День выдался на удивление тёплый, солнечный и безветренный. И небо вон какое чистое, уже завтра обещано ненастье и снег, а сегодня как будто вернули затерявшийся в пути летний день.

— Так, посмотрим на пациента, — кивнул я в сторону балкона, когда закончил обязательную дневную порцию работы. С утра работалось особенно бодро: у меня привычка вставать раньше всех, и первые два утренних часа для меня самые продуктивные.

— Костя, может, не надо? — спросила Вера почти что робко. — Может, всё-таки избавимся от него?

— Давай рассуждать логически. — Я положил на стол с утра приготовленный набор инструментов, мне хотелось аккуратно снять с зеркала раму и посмотреть, что там к чему. Вера кивнула и присела на свой стул, рядом. — Это зеркало висело ещё у твоей бабушки. Ничего сверхъестественного за ним не наблюдали. Берегли, чистили. Потом у маминой тётки лет десять провело, а потом — у твоей мамы. Когда зеркальный слой стал портиться, они отправили зеркало в дачный дом, а там — на чердак. И у нас оно лет пятнадцать, наверное, да? И никогда ничего не случалось.

— До позавчерашнего дня. — Вера взяла меня за руку. — Слушай, мне правда страшно! Вспомни, что случилось с подушкой! А если с кем-то из нас что-то такое случится?

— Пока оно вело себя как обычное зеркало — ничего не случалось. А вчера, когда мы его снова осветили фонарём, оно починилось. Ты ведь сама видела.

— Тебя не переубедить, — вздохнула Вера. — Да, я тоже думаю, что нельзя просто так выбрасывать такой странный предмет. Мало ли кто подберёт и что случится! Но скажи хотя бы, что на самом деле случилось, отчего всё это позавчера началось?

Была не была. Я сказал про «заклинание».

— Ты так шутишь?! — Вера смотрела на два написанных слова. — Ну то есть если кто угодно скажет их… или не кто угодно?

Я рассказал ещё немного. Ни слова про «обследование», которое мне устроил непонятно кто, но пояснил, что хотел мысленно сказать «это сфинкс», а получилось вот это.

— Я хочу просто осмотреть его, — добавил я. — Снять раму, заглянуть внутрь. Хоть какие-то намёки, что в нём такого необычного!

— А если начнёт твориться необычное?

— Хорошо, что ты тогда предлагаешь?

Видно было, как любопытство и осторожность борются в её глазах.

— Не знаю, — призналась Вера. — Но тогда давай вместе. Если уж всё делать, то по науке, всё фиксировать. И если хоть что-то пойдёт не так — сразу же прекратим.

Мысль пришла в голову неожиданно.

— Если опасаешься, что оттуда что-нибудь опасное появится, или что-то ещё — давай закажем стальной шкаф. Сейф. И будем хранить его там, на всякий случай.

— Согласна! Тогда начнём с сейфа!

Я вздохнул. Логично. Безопасность превыше всего. Сняли мерку с «пациента» — для этого его не нужно распаковывать. Уже буквально через полчаса заказ в Интернет-магазине пошёл в обработку, а мы с Верой вернулись на балкон.

И, разумеется, туда же пришли и кошки — помогать. Известно, что за людьми нужен глаз да глаз.

Солнце уже зависало над нашим козырьком, но внутрь балкона ещё не заглядывало. Я поставил зеркало так, чтобы оно смотрело наружу, постелил перед ним плед в два слоя, мало ли — и в зеркале отразилось то, что и должно: синее небо, ветви деревьев поодаль, пролетающие птицы, да крыша дома напротив.

И Герцог, и Плюшка заглянули в зеркало, не впечатлились, и улеглись поблизости, рядышком — руководить. Вера стояла сбоку, с камерой в руках, и всё запечатлевала.

Рама свинчена шурупами, кое-где закреплена гвоздями. И то, и другое удалось снять на редкость легко, сам не ожидал. Думал, придётся изо всех сил выковыривать намертво сросшийся с деревом крепёж. Более того — не было ни следа ржавчины, никакой бытовой грязи. А вот это уже странно: зеркало знавало и печной дым, и разную ярость стихий — столько времени провело на чердаке!

Минут за двадцать я разобрал раму и снял подложку. Ожидал, что хотя бы под ней будут следы пребывания какой-нибудь живности. Но ни следов, простите, тараканов, ни других насекомых, ни плесени — ничего!

— Как странно, — заметила Вера. — Столько лет простояло в сырости, под открытым небом, можно сказать! А внутри всё как новенькое!

Да, и ведь это дерево — чем-то пропитанное, естественно, но насколько качественно! Никакой пакости не завелось, никакой заразы.

В конце концов я достал само зеркальное полотно. И снова странность: ни единого угла. Всё сглажено, идеально отполировано. Тыльная сторона словно из серебра — безупречно гладкая, сверкающая плоскость. Тоже, можно сказать, зеркало. И вот на серебристой поверхности, нелепо и несуразно, стоял штамп. Знак качества.

— То есть это никакой не девятнадцатый век, — сказала Вера, усмехнувшись. — Когда ввели этот знак? Где-то в шестидесятых двадцатого века?

— Да не может быть, — возразил я. — Сама ведь говоришь, что было ещё у твоей бабушки. Может, потом поставили? Вот, смотри, здесь интереснее.

Я подумал, это дефект металлической подложки. Какая-то неровность в левом верхнем углу, если смотреть на зеркало сзади. Приблизил лупу… и удивился. Очень похоже на штрих-код. Который в магазинах можно увидеть на каждом товаре.

— Не может этого быть! — поразилась Вера. — Нужно снять под увеличением!

Согласен. Пришлось повозиться, аккуратно уложить зеркало лицевой стороной на плед, попутно отгоняя во всём участвующих кошек, установить камеру на штатив, хорошо всё осветить. Всё по науке, в общем.

* * *

Мы засняли не только всю тыльную сторону зеркала. Отдельно и крупным планом сняли тот самый знак качества. Мы и лицевую засняли, под увеличением, и всю боковую. Нами гордился бы любой археолог. Кошки вначале смотрели с любопытством на это действо, потом задремали. Скучным делом заняты люди!

— Взять бы ещё образец вещества, — сказала Вера. — Но что-то боязно. Царапать боязно, тем более напильником соскребать. Может, в другой раз?

Я как раз держал в руке алмаз. Которым стекло режут. Казалось бы, надо только чуть-чуть поскрести сбоку, где всё равно нет зеркальной поверхности. И не мог себя заставить. Очень уж явственно помнится судьба злосчастной подушки. И порвало её именно изнутри, что конкретно — неясно. Признаюсь, мы не особо изучали останки подушки, завернули в пластиковый пакет и отнесли в мусор. Возможно, стоило тоже изучить тщательнее, но кто бы знал!

— В другой раз, — согласился я. — Минут через сорок сейф привезут. Где ставить будем? Он не очень тяжёлый, можно и на балкон, у стены. Всё равно хотели балкон застеклить. Всё, давай собирать, у тебя место на диске осталось, хватит записать?

— Хватит, — подтвердила Вера и, встав так, чтобы солнце не слепило, возобновила съёмку.

Собирать оказалось проще. Нарочно сложили гвозди и шурупы так, чтобы ввинчивать каждый именно туда, где взяли. Десять минут — и всё готово. Я прислонил зеркало к стене, ещё немного, и солнечный свет упадёт на него. Что-то не хочется проверять, что последует. Сложить инструменты, убрать их, выпроводить кошек в гостиную… и снова завернуть зеркало в непроницаемую оболочку. Так спокойнее. Я взял алмаз…

И тут в дверь позвонили. Плюшка всегда встречает гостей. Она пулей метнулась, не придумала ничего лучше, как пробежать между зеркалом и стеной. Кровь застыла в жилах, когда я увидел, как зеркало величественно вздрагивает, и начинает медленно падать лицевой стороной вперёд…

Я подхватил его. Всё бы ничего, но в руке был зажат алмаз, и я нечаянно чиркнул алмазным кончиком по зеркалу. Но поймал его.

Справа от нас послышался треск и грохот. Вера повернула туда камеру машинально. Карниз дома напротив только что был новёхонек и чист, кирпичик к кирпичику. На наших глазах там возникла косая трещина, послышался скрип и скрежет, и несколько фрагментов кирпичей упали, прямо на дорожку у стены дома.

Мы даже крикнуть не успели. Невероятно повезло, что в тот момент никто не выглянул в окно, или не шёл у стены дома. Вера продолжала снимать, потом уже на записи мы увидели, что часть карниза словно ножом срезало. А я осознал, что держу зеркало, не позволяя ему упасть. А когда посмотрел на него, то увидел, что царапина, которую только что прочертил алмазом, практически совпадает с отвалившейся частью карниза, отражающейся в зеркале прямо у меня перед глазами.

В дверь вновь позвонили, и Плюшка нетерпеливо мяукнула: «Хозяева, вы где?! Гости пришли!».

— Открой, пожалуйста, — попросил я. В горле пересохло. Я осторожно убрал алмаз, и так же осторожно прислонил зеркало к стене. Вера кивнула, выключила камеру и направилась к входной двери, там уже трезвонили вовсю. Что за…

Зазвонил телефон у меня в кармане. «Всё ясно, это шкаф привезли». И разумеется, не могли вначале позвонить, а потом уже поднимать.

Зеркало нельзя так оставлять. Я набросил на него тёмную ткань — самый верхний слой — и выпроводил недовольного Герцога. И инструменты забрал. Даже если теперь зеркало снова упадёт, то упадёт на сложенный вчетверо плед и вряд ли пострадает.

Как в тумане, я принял заказ, и не позволил грузчикам пройти дальше прихожей. Сами отнесём куда нужно, в восемь рук.

— Сокровищ много? — спросил старший из грузчиков. Надо полагать, это шутка.

— Нет, оружия, — сказал я прежде, чем подумал, что говорю. Увидел, как слова застряли в глотке у старшего. — И на каждое есть разрешение. Возьмите, — протянул ему подписанные бумаги.

Никогда не видел, чтобы люди с такой скоростью ретировались.

— Зря ты так, — укоризненно сказала Вера. — С них станется в полицию позвонить.

— А у нас есть его данные и телефон, — показал я наш экземпляр акта. — Ничего не будет, не беспокойся. Хотя да, лучше было так не говорить. Идём, я должен кое-что рассказать.

Царапины на зеркале не оказалось. Хотя мы оба её видели. Заросла, затянулась? А у дома напротив уже стояла машина из ЖЭУ. Быстро они! Хотя у них управление совсем рядом. Когда на голову падает кирпич безо всякого предупреждения…

* * *

Вера выслушала мой рассказ, и откинулась на спинку кресла.

— Вот в это точно поверить не могу. Вот хоть убей, не могу. Как это возможно? Ты поцарапал зеркало там, где видел отражение карниза, и именно там отвалилась часть карниза. Не может быть!

— Повторим опыт?

— Ты так не шути, — вздрогнула она. — Ну нет, наверное, верю. Я скоро во что угодно поверю. И царапины больше нет. С чем же мы связались, Костя? И всё это время оно было обычным, старым и никому не нужным зеркалом.

Снова звонок.

— А это кто? — мы переглянулись с Верой. Плюшка уже сидела в прихожей с довольным видом. И мурлыкала.

Плюшка оказалась права, это дети вернулись из школы.

— Что случилось? — спросили они, увидев выражение наших лиц. — Это зеркало, да?

Пришлось рассказать. Всё, кроме истории с карнизом. Я не стал это описывать, да и Вера не стала.

* * *

Шкаф весил не так уж и много, двадцать четыре килограмма. Даже если не закрывать балкон остеклением (а это отдельная бюрократическая морока), содержимое шкафа не пострадает при любом буйстве стихий. Не намокнет, не отсыреет, не пересохнет. Он полностью герметичен.

Мы поставили зеркало внутрь (завёрнутое в ткань), заперли массивную дверь, и вздохнули спокойно.

* * *

Сам удивился: вроде столько всего странного произошло за последние несколько дней, а мы ничего не обсуждали, словно происходило вполне обыденное. Дети рассказали забавные истории из сегодняшней школьной жизни, мы показали фотографии поверхности зеркала, и как бы всё. Жизнь шла привычным порядком.

— Костя, — позвала Вера уже ближе к полуночи — ей не спалось, и она решила посмотреть на отснятые фото. Тот самый «штрих-код» оказался мешаниной белых, чёрных и серых точек. Как его нанесли, когда, зачем — неясно. Завтра будем думать, на свежую голову. — Смотри.

Она показывала один из участков под увеличением. Случайно разбросанные точки на этом небольшом участке — на самом зеркале он занимал несколько квадратных миллиметров — при увеличении оказались местами не такими уж и случайными.

Я уже привык к потрясениям, и всего-то потерял дар речи на пару секунд. Перед нами на экране, неровная, но отчётливая на фоне случайного на вид узора, красовалась надпись из двух слов. Выполненная чётким книжным шрифтом без засечек. Два слова.

«It thinks».