Тоннельный синдром. Книга 3: Второй эшелон. Том 2

Ключник Михалыч (2024)

«… где я и — кто? Что случилось и почему, едва придя в себя, я оказался в эпицентре событий, размах которых мне до сих пор непонятен?…» — Именно этими вопросами задаётся наш герой в мире, где правит сила и жестокость. Но его навыки и отблески воспоминаний из прошлого помогают в преодолении многих трудностей. Вопрос только в том, сможет ли один человек заменить целый рубеж обороны? И если да, то как с этим окажется связан А.Р.Г.У.С.?..

Глава 6."Вересковый мёд"

–…вот так меня тут и взяли, — грустно закончил рассказ пожилой мужчина, который оказался ни много-ни мало целым профессором филологии из престижного столичного ВУЗа. В прошлом…

Собственно, история вышла простой и незамысловатой: спальный район Москвы, сталинские высотки — а это не только высокие потолки, но и вполне себе неплохие бомбоубежища, в которых рождённые в Союзе деятели науки, культуры и искусства (нормального, а не когда голой жопой на холсте картины рисуют, зажав булками мелок от тараканов, вымазанный в кетчупе!) поддерживали относительный порядок. И вот когда началось — тут я сделал понимающее лицо и задумчиво сказал"Угу…" — вся эта интеллигенция с внуками, книгами и, внезапно, тревожными чемоданчиками дисциплинированно спустилась под землю.

Первые дни народ сидел смирно и дисциплинировано — сверху бухало, снизу сыпалась штукатурка, запасов еды и воды хватало для полноценного питания растущих организмов и поддержки активного долголетия у тех, кому"за шестьдесят с плюсом". Старички организовали дежурство у входа и возле радиоточки, привлекли молодёжь к проверке стен и потолков на предмет трещин или ещё каких неприятностей (чтоб скукой не маялись), по вечерам читали вслух книги — идиллия!

Но к исходу первой недели стало понятно, что то ли обстрел, то ли налёт, а то и вовсе ракетный удар были лишь прелюдией — Семён Аркадьевич, военный пенсионер и старший одного из подъездов, сходил"в дозор"и вернулся с неутешительными новостями: наших не видать, в городе хозяйничает враг. Зондер-команды неприятеля (их так окрестил в своём кругу военный пенсионер — и прижилось, к слову!) рыскали по поверхности малыми мобильными группами, иногда в сопровождении дронов, иногда — роботизированных чуд, отдалённо напоминающих собак. Встреченнных-поперечных особо не расспрашивали — короткая очередь и контрольный в голову, зачастую, ещё живого человека. Ох и немало тогда полегло прекраснодушных идиотов и откровенных предателей, которые выбегали то с флагом Евросоюза, то с хлебом-солью встречать интервентов!..

Короче, импровизированный совет бомбоубежища постановил: молодёжь — беречь, учить и кормить самым настоящим образом, связь с соседними мини-анклавами, каковых насчитывалось ещё семь, держать через"полёвку" — по прокинутым и замаскированным проводным линиям связи. Радио — только слушать, в сети не маячить. Наверх — выбираться только в случае крайней необходимости, для пополнения запасов и для помощи соседям.

…Конечно,"гладко было на бумаге, да забыли про овраги": старшее поколение, как ни хорохорилось, постепенно, к исходу второго месяца, начало сдавать — и первая просела медицина: запасы самых необходимых лекарств, конечно, имелись и в убежищах, и на руках у спустившихся в них, но длительное нахождение под землёй не могло не оставить след. В то же время молодняк откровенно заскучал. До открытых бунтов дело не доходило, но ежедневные инициативные заходы с предложением"ну вот хоть на чуть-чуть"сходить со старшими в дозор — набрать воды и всякого полезного, что найдётся на поверхности, участились в разы.

Семён Аркадьевич, скрепя сердце, дал добро десятку самых прытких ребят на подготовку, пообещав лично у каждого принять зачёты перед первой вылазкой. Старик старался и лютовал вовсю! Первая помощь, скрытное перемещение. физуха… Не помогло. Молодняк с горящими глазами успешно прошёл все испытания на зависть сверстникам и в воздухе повис сакраментальный вопрос: когда же?..

Через три дня состоялся первый выход — "птенцы гнезда Аркадьевичева"показали себя с лучшей стороны: не отсвечивали, не перечили, таскали всё, что надо, быстро и ловко, а двое юных техников и вовсе умудрились чуть ли не мимоходом продублировать пару линий связи, грамотно их замаскировав подручным мусором, в изобилии валявшимся по окрестностям: один короткими перебежками пробегал небольшие отрезки от укрытия к укрытию, второй, через небольшие промежутки времени, бежал следом и закидывал в два слоя провод мусором… Семён Аркадьевич, конечно, потом сумерках прошёлся и подправил кое-где маскировку — то кусками асфальта привалил мусор полегче, то яркие куски пластика, местами выложенные чёткой линией, заменил на что-то серое и неприметное, но в целом остался доволен.

… Беда пришла откуда не ждали: маленькая Оля, всеобщая любимица и дитё с большущими добрыми глазами, чем-то отравилась. Первое время,"чтобы не доставлять неудобств", стоически молчала, сжимая маленькие кулачки и старательно выполняя свои немудрёные обязанности, но попалась на глаза Оксане Петровне, светилу медицины в пятом или шестом поколении.

— А ну-ка, милёнок, иди сюда… — Позвала Петровна Олю. Та сделала пару робких шагов и… Упала.

Убежище захлестнула волна паники: все запасы медикаментов, вся медецинская литература — всё было изучено и пересмотрено. Из соседних укрытий почти сразу прибыла помощь — все, кто имел медицинский опыт. Но почти без толку: Оля потихоньку угасала, предпринимаемые усилия лишь немного продлевали её время в сознании, но облегчения не приносили. Наконец похудевшая и осунувшаяся Оксана Петровна нашла Аркадьевича и протянула ему замысловатое название, написанное вопреки представлениям о работниках медицины, каллиграфическим почерком.

— Сём, у нас дня три — не больше. Олечке нужно это лекарство — оно…

— Можешь не объяснять, Оксан, — остановил её бывший военный. — Моё дело несложное, я — начальник автомата, а не медик. Надо — достанем.

Карта района была давно разбита на квадраты, все склады, аптеки и магазины были отмечены. На неё же были нанесены и маршруты зондер-команд и сведения о замеченных бандах мародёров. Поисковики разбились на двойки и пошли по координатам…

На протяжении всего рассказа Гастелло, лениво ковыряясь во внутренностях главаря бандитов своим огромным клювом, иногда многозначительно на меня поглядывал — практически, сверлил попеременно то левым, то правым глазом. Сначала я не придавал этому значения, но потом, спохватившись, достал пачку с антибиотиком из аптечки, которую мне любезно подарил Мизгирь.

— Оно?

— Оно! — Поражённо выдохнул старый филолог. — Боже мой, какая удача! Идём!..

— Подожди-ка, отец, — остановил я его. — Ты сказал, что вас в поиск отправили двойками. Где твой напарник?

— Его звали Александр, — старик сжал кулаки в сильном душевном волнении, в глазах блеснули слёзы. — Его звали Сашкой… Нас когда эти заметили, он сказал, что если его начнут мучить, то он может проболтаться про убежище и тогда нам всем несдобровать. Я сразу и не понял, а он зайцем выскочил в сторону, попытался увести их за собой. Когда его стали нагонять и крикнули, чтобы он остановился, Сашка схватил камень и побежал прямо на главного. Тот достал обрез, засмеялся — и выстрелил. А потом ещё раз. Зачем?

Старик говорил всё глуше и тише, а я не перебивал, понимая, что если эти переживания не выйдут наружу сейчас, они останутся и будут точить его изнутри, чтобы свести в могилу раньше срока.

— Я обещаю, что вернусь и похороню его, как подобает. Гастелло, поможешь?

— Арр!!! — Отозвался птиц, яростно взмахнув крыльями.

— Пойдём, отец, — сказал я, закидывая сумку с добытым на поле боя оружием и прочей пользой. — Александр отомщён, надо спасать вашу малышку.

— Пойдём, — отозвался старик. — Меня, кстати, Борис Аркадьевич зовут — извините, что не представился, обстановка… А вас как звать-величать?

— Кабы знать, — грустно выдохнул я. — Может, ваше светило науки в каком-то там поколении поможет вспомнить.

— Почему бы и нет, — отозвался мой новый знакомец. — Она, между прочим, в центре Бехтерева работала!

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — пробормотал я почти про себя. — Столько совпадений, что хоть стой, хоть падай. Ведут? Вот только кто и куда?..

Вопрос, впрочем, был риторический — да и кто бы ответил? Если только крупный паук, который методично плёл свои тенета в дальнем от костра углу… Но пауки не разговаривают, не так ли?