Гитлерград

Кирилл Лятс

Действие происходит в 1960 году. Между Третьим Рейхом и Советским Союзом заключено перемирие, по которому за Рейхом остался и Новгород, и Ленинград, переименованный в Гитлерград. Для проведения мирных переговоров в Москву направляется посольство Германии Посольство атаковано. Расследование ведет совместная бригада следователей.

Глава 8

21

Штольц медленно обернулся и увидел, что рядом с ним стоят трое вооруженных людей явно партизанского вида.

— Вольдемар, будь осторожнее, — прошептала Гретхен и сжала его руку

— Ну что, немчура, по русски понимаем? — спросил один из партизан

— Да, и говорим тоже неплохо, — сказал Штольц, — кто вы и зачем вы на нас напали?

— Потому что мы давили и давить будем немецко-фашистских гадов, пока они не исчезнут с лица земли, — ответил мужик и смачно сплюнул. — Встаем и шагаем

— женщина ранена, она не сможет идти, — сказал Штольц и показал кровь на блузке Гретхен

— ну, значит, ты ее понесешь, или можете сдохнуть здесь, я зараз вас тут и положу

— Погоди, Матвей, — сказал другой партизан, — думаю, надо к Ильичу их сначала привести, — он с ними поговорит и решит, кончать их или нет

— Так ведь идти-то они не могут, кто их потащит?

— фриц может, а эта профурсетка как-нибудь доковыляет с ним вприпрыжку

— а далеко идти? — спросил Штольц

— да не, минут тридцать. Если раненому, так часок, — ответил более добрый, которого назвали Матвей.

— попробуем, — и далее по немецки, — Гретхен, обопрись об меня и пойдем потихонечку, в любом случае тебе нужна медицинская помощь.

Штольц поднял Гретхен перекинул ее руку через шею и они, под чутким взором двух партизан, пошли по им одним ведомым лесным тропинкам.

Они шли вглубь леса более часа, как вдруг из кустов раздался окрик: «Стой, кто идет?»

— Свои — ответил Матвей

— пароль?

— Иволга

— Сойка, проходи!

Они прошли так и не увидев дозорного. Через какое-то время хмурый партизан надел мешки на голову Штольца и Гретхен. — последний километр пойдете так, и для пущей сложности он раскрутил обоих вокруг своей оси пару раз.

Через еще минут десять они почувствовали запах мха, сырости. Под ногами появились ступеньки. Партизаны взяли пленных за руки каждого и медленно повели вниз.

— 150 и семь поворотов, — отсчитал Штольц

Они прошли еще по ровному коридору, после чего Матвей снял пленникам мешки с головы и они увидели, что находятся в коридоре какого-то бункера: вдоль сделанных из бетона стен тянулся кабель, под ногами были рельсы.

— идем-идем, — подбодрил Матвей

Еще через метров триста они вошли в небольшой зал, хорошо освещенный и мебелированный.

— садитесь, — сказали конвоиры и Штольц с Гретхен сели на откидные деревянные кресла, явно вывезенные из какого-то театра.

Зал оказался приемной для нескольких кабинетов, которые шли диорамой за столом, где восседали три секретарши.

— вы не могли бы позвать врача, — обратился Штольц к одной из секретарш

— Молчать! — приказал стоящий рядом лесной партизан. — Молчать и сидеть смирно, а то до Ильича не дотянете.

— Интересно, у них свой Ильич, это глубоко символично, — подумал Штольц.

В это время перед одной из секретарш загорелась лампочка: Проходите, — сказала она и встала, чтобы открыть пленникам нужную дверь.

Штольц снова взвалил на плечо Гретхен и такой инвалидной парой они зашли в приоткрывшейся кабинет.

22

— ооо, фашистушки пожаловали! — из-за стола вывалился кругленький, лысоватый мужчина и мягко стал перекатываться в сторону пленников с протянутой для пожатия рукой.

Штольц пожал руку и представился: Вольдемар Штольц и Грета фон Бюлов, — сотрудники германского посольства, которое направлялось в Москву.

— да, братцы, повезло вам, похоже вы одни и выжили. Мои хлопцы перестарались. Я приказал только посла убрать, ну и все добро экспроприировать, а они всех положили. Неприятно, неприятно.

— извините, а зачем Вы решили убрать посла, она же женщина, и к тому же, ехала с миссией мира.

— ну вот поэтому и решил. Не нужна нам миссия мира. Мира не будет, пока я живой. Ну и мои друзья, которые нас поддерживают и нам помогают. НЕ БУ ДЕТ! Поняли?

— понял, а почему? Как говорится, худой мир лучше доброй войны.

— я так не думаю, — ответил толстячок, — кстати, зовите меня Ильич, это и взаправду мое отчество, а в Союзе это отчество имеет особое значение.

— почти как Ленин, — ухмыльнулся Штольц

— да, в здешних лесах я для этих ребят настоящий Ленин, а они мои большевики. Ладно, для начала может поужинаем? У нас тут неплохо кормят, кабанятинка есть, уточка дикая, есть и козье молоко — своя ферма небольшая, сыры делаем, — сразу чувствуется, Ильич горазд был пожрать.

— знаете, Ильич, нам бы доктора. У фрау Греты ранение живота. Я перетянул кое-как, но без медицинской помощи будет плохо.

— там что же вы сразу не сказали! Зина!!! — Ильич нажал на кнопку у себя на столе, видимо, от этого сигнала у Зины зажжется красная лампочка. Действительно вошла Зина. — Зина, Пилюлькина сюда, срочно!

Штольц захохотал: Чудесное прозвище, Пилюлькин — сами придумали?

— да вы что, это детская сказка такая есть, там доктор Пилюлькин, небось не читали?

— нет, не читал

В этот момент вошел лохматый доктор в белом халате, очках и чемоданчике, который правда был огромного размера.

— Где пациент? — сходу спросил Пилюлькин

— Вот что, Пилюлькин, — Ильич так его и в глаза называл, — вот барышня, она ранена, быстренько ее к себе в амбулаторию, и чтобы вылечил. Позови бойцов, Матвея и Петровича, они а зале стоят, пусть тебе помогут ее отнести.

Зина впереди Пилюлькина выбежала в залу и позвала давешних партизан, а доктор вынул из чемоданчика большое полотно с ручками петельками по углам — видимо, такие компактные носилки. Они со Штольцем положили на них Гретхен и пришедшие Матвей с Петровичем их подхватили и понесли.

Штольц хотел бы двинутся за ним следом, но Ильич его остановил: — А Вас, Штольц, я попрошу остаться! Пошли перекусим. Вашу даму без Вас залатают, а ужин, как говорится, по расписанию должен быть.

Он взял под локоть Вольдемара и повел в подсобную комнату. Там уже был накрыт ужин на троих. Как и обещалось, был жареный кабан, запечённая утка, сыры разные, картошечка была вареная, грибочки маринованные, посередине стола стояла крынка молока и графинчик водочки.

— Ну, за знакомство! — сказал Ильич, поднимая запотевшую рюмочку

Они со Штольцем чокнулись и выпили. Оба взяли по соленому огурчику, одновременно откусили и блаженно откинулись на спинки своих стульев.

— Хорошо! — протянул хозяин и снова налил себе и гостю из графина! Зина!

Зашла Зина

— убери лишнюю посуду и отложи еды для пациентки Пилюлькина, отнеси ей туда. И Молоко вот возьми, нам не понадобится. И Пилюлькину тоже возьми, чтобы слюни не пускал. Давай живо.

Когда за Зиной закрылась дверь Ильич снова поднял рюмочку

— давай, за здоровье твоей барышни, как ее

— Гретхен

— во, Гретхен, красивое имя, хотя мне вон Зина тоже нравится, и жопастая она какая а!!! аааа!!! Ну давай

Они снова чокнулись и выпили.

— Знаешь, что я тебе скажу, Володя

— Я Вольдемар

— ой, это длинно очень, и я не запомню, будешь у нас Володей, так проще. Так вот, знаешь ли ты, куда ты, брат попал?

— к партизанам

— вооот, почти угадал! Мы на самом деле народные мстители! Мстим за потерю советских земель.

— ну а как вы мстите на советской территории? Убиваете коммерсантов и дипломатов?

— не, ну да, то есть не то, чтобы убиваем, но иногда приходится, а иногда случайно. Но наша цель, чтобы вы помнили, гады, что есть еще русские люди, которые будут давить фашистских гадов

— я понял, Ильич

— нет, ты не понял! — снова налил из графина, — здесь моя власть, моя лесная страна! Знаешь, сколько у меня жителей? А? угадай!

— ну человек 100

— не угадал. Десять тысяч почти. Давай выпьем, — наливает в рюмки

— Десять тысяч? Где они тут все размещаются?

— ну кто где. Вот тут со мной живет 500 человек. У нас тут подземный город. Переоборудован из бункеров линии Молотова. Много уровней, залы, комнаты. Есть много подземных ходов и даже на оккупированную вами территорию.

— серьезно? И что, никто не знает?

— может, кто и знает. Ну вот ты знаешь, а что сделать можешь? Перекрыть наши ходы? Не можешь! Никто не может. Потому что они очень сильно спрятаны. Давай еще выпьем.

— может не надо? Я уже не могу пить.

— ну не пей, я последнюю рюмочку выпью, и все. В конце 1943 года, мне тогда 22 года было, но я уже полковником был на фронте, как объявили перемирие, я сколотил отряд своих ребят из 52 армии, кто не хотел отдавать вам, сраным фашистам, родную землю, и увел их в леса. А был у нас один военный инженер, Семенов, так он эту линию Молотова строил. И привел он нас сюда. Так мы тут город свой и обустроили. Пойдем покажу.

И Ильич повел Вольдемара по своим владениям

— вот здесь у нас квартирки, коммунальные конечно, один сортир на три-четыре семьи, кухня тоже общая, но люди не жалуются, привет, Клава, — кивнул по пути Ильич какой-то женщине, — вот тут мастерские: оружие делаем, пули льем, ремонтируем, ну и что-то для быта: кастрюли там, ножи, сковородки, табуретки, еще мебель какую. Мужиков рукастых много. Пока фрицев нет на дороге, не с женами и сопляками нянчиться — работу надо работать. Бабам тоже много дела — вот ткацкий цех наш, лен растим, потом выделываем, из коз шерсть делаем опять же, одежду мастерим.. А вот тут у нас Генштаб, тут, брат фриц, планирование у нас идет военных операций

— а как вы узнаете о том, что немцы едут?

— так это, погранцы нам с КПП звонят, с Колпинского или Новгородского. Как вы проехали, так сразу и позвонили. Мы и приготовились. Даже у вояк ПТУРСы позаимствовали. Пришлось им два Майбаха отдать ваших.

— то есть в армии знают о ваших делах

— я же говорю, сами нас и предупреждают, и калым берут со всего, — Ильич хохотнул.

Так, побродив с полчасика по квартирам и мастерским, они вернулись в кабинет Ильича.

— знаешь, я ведь как тебя увидел, подумал, что это просто судьба, что тебя не пришили мои разбойнички. Видать, Бог очень хотел, чтобы мы свиделись.

— почему Вы так считаете?

— Да вот, посмотри, — Ильич подвел его к картине, которая висела над той скамейкой, на которой в самом начале сидели Вольдемар с Гретой, но, понятно, у них не было сил и желания развернуться и на нее посмотреть.

— плохо видно, темно

— Зина, включи люстру! — крикнул Ильич, и когда люстра зажглась, Вольдемар охнул от удивления — на стене висел старинный портрет, на котором был изображен он сам и небольшой мужичек в барском халате, отдаленно напоминающий Ильича.

Подойдя поближе к картине Вольдемар вслух прочитал: Андрей Иванович Штольц и Илья Ильич Обломов на своей квартире. Санкт-Петербург. Улица Гороховая, вл. 3. 1847 год.

Вольдемар изумленно перевел глаза на Ильича: — это же в моей квартире!

— да, брат, да, такая вот судьба оказывается. Позволь еще раз тебе представиться — Евгений Ильич Обломов.