Бездушная

Кира Стрельникова, 2016

Они – призраки. Их невозможно запомнить, их невозможно забыть. Кто рискнул посмотреть на одну из них дважды, умирает. Они не умеют любить, не умеют ненавидеть, не умеют радоваться. У них нет чувств. Они – совершенное оружие, убивающее надёжнее, чем кинжал, яд или магия. Их невозможно поймать. Они – Бездушные. Но их способности больше никому не нужны, и они не знают, что будет с ними дальше. Хотят ли они вернуть свою душу? Они не знают… У них нет желаний, нет чувств. За них всё решили другие. Они не верят, что их можно исцелить, потому что они – Бездушные. Убийцы чувств.

Глава 1

Я сидел на диване и смотрел на эту девушку, по виду не старше девятнадцати, и откровенно говоря, не знал, что делать. Научить её чувствовать? Странное задание, и прямо скажем, я не представлял, как это можно сделать. Мы сидели в гостиной моих покоев во Дворце Карателей на берегу озера Теаран, она — на самом краешке стула, в простом белом платье, сложив руки на коленях и глядя на меня необычными глазами ярко-зелёного цвета молодой листвы. От её неподвижного лица, на котором не проскальзывало ни одной эмоции, становилось слегка не по себе. Бездушная, одним словом.

— Как тебя зовут? — спросил наконец я, заметив, что она не притронулась к принесённому служанкой чаю с печеньем.

— Финира, — тихо ответила она, и голос у неё оказался на удивление приятный, певучий, только ровный, без оттенков.

Если бы в нём проскользнула хоть капля эмоций, подумалось мне, он заиграл бы, как драгоценный камень.

— Финира, значит, — я кивнул и отпил из чашки. — Ты помнишь свою жизнь до того, как… — я замялся, подбирая слова, а потом вспомнил, что она не умеет чувствовать и задеть её или обидеть неосторожным словом невозможно, и продолжил. — До того, как попала к Чувствам?

— Я забирала у людей их чувства, и они умирали, потому что с ними уходила и их душа, а люди не умеют без неё жить, — совершенно спокойно ответила Финира, я даже вздрогнул от её ровного голоса.

Она была красивой, с мужской точки зрения. Невысокая, с гибкой, стройной фигурой, которую простое белое платье только подчёркивало. Лиф мягко облегал полную грудь, вырез открывал лишь трогательную ямочку между ключицами. Длинные волосы чистого золотистого цвета заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Удлинённый овал лица, высокие скулы, чуть вздёрнутый носик и пухлые губы. Раскосые глаза этого невозможного зелёного цвета с золотистыми крапинками, пушистые ресницы чуть темнее волос. На светлой коже лица словно кто-то рассыпал шоколадные крошки-веснушки, которые так и тянуло попробовать на вкус языком. Всё портило полное отсутствие эмоций на бесстрастном лице и в непроницаемых глазах. Вроде как с первого взгляда восхищаешься, а потом начинаешь понимать: что-то тут не так. Я задал следующий вопрос, не сводя с неё взгляда:

— Ты помнишь, как стала такой?

И она снова ответила спокойно, будто я спросил о какой-то ничего не значащей вещи:

— Помню. Он убил моего брата на моих глазах и забрал мои чувства и душу.

Признаться, я вздрогнул от бесстрастного признания, хотя нервы у меня крепкие. Не выдержал, встал и прошёлся по гостиной, засунув руки в карманы и искоса поглядывая на Финиру. Она же в ответ наблюдала за мной с потрясающим равнодушием. По-моему, нереально вернуть ей способность чувствовать. Как, скажите на милость?

— Финира — это твоё настоящее имя? — продолжил я расспросы, остановившись у открытого окна — лёгкий ветерок колыхал вышитую тюль на окне, принося запах воды и цветов.

— Так называл меня Хозяин, — послушно ответила она.

— А своё прежнее помнишь? — может, хоть её прошлое поможет мне.

— Нет, — так же спокойно произнесла Финира.

Я чуть не крякнул с досады. Что ж, ладно, придётся наведаться в архивы, куда свезли всё, найденное в башне Собирателя Чувств до того, как её разрушили, и поискать там. Наверняка там есть материалы по Бездушным. Но сначала — поговорить с кем-то из Чувств, зачем они это затеяли? Зачем мне бывшая идеальная убийца Собирателя? Как, чёрт возьми, научить её снова чувствовать? Нелепая затея, клянусь чем угодно.

Вздохнув, я взял со стола большой хрустальный колокольчик и позвонил. Усиленный магией звук разнёсся за пределами комнаты, и вскоре на пороге гостиной появилась моя экономка.

— Чего изволите, милорд? — с почтительным поклоном спросила она, бросив любопытный взгляд на Бездушную.

— Отведи девушку в покои на женской половине, пусть её накормят и переоденут, — отдал я распоряжение. — Её зовут Финира, и она… — запнулся, решая, признаваться или нет, кто такая моя новая гостья, и решил не создавать сложностей. Ей и так нелегко придётся с остальными женщинами из моего гарема. Подавил кривую усмешку и закончил. — Финира немного больна, так что, аккуратнее с ней. Я скоро вернусь, к обеду, наверное, — дождавшись кивка экономки Чали, обратился уже к Бездушной. — Иди с Чали, она поможет тебе освоиться, покажет, что где находится. Я скоро приду.

Финира никак не отреагировала на мои слова, только проводила меня взглядом, так и оставшись сидеть на стуле. Подавив раздражённый вздох, я направился в свои комнаты, переодеться для встречи с Чувствами. Они, конечно, не требуют соблюдения формальностей, но в домашних штанах и рубашке уж точно не стоит появляться в Соборе, там всё же посетители бывают. Я сменил одежду, одёрнул удлинённый жилет тёмно-серого цвета, украшенный сдержанной вышивкой чуть светлее, поправил тонкие кружева на манжетах и воротнике, окинул себя придирчивым взглядом. Зеркало отразило мужчину средних лет, с убранными в аккуратный хвост русыми волосами, приятным лицом, гладко выбритым подбородком и светло-карими, орехового цвета, глазами. Почему-то женщины считали меня привлекательным и мужественным, хотя как по мне, так обычная внешность, не лучше и не хуже остальных. Разве что, серебристая татуировка, выходившая из-за ворота рубашки и прихотливо извивавшаяся по шее, выделяла меня из остальных. Знак Карателя, рисунок, украшавший мою кожу с рождения.

Тряхнув головой, я развернулся и вышел из своей спальни, по длинному коридору направившись к выходу из Дворца. Нас было всего десять, но этого было достаточно на такой большой город, как Феир. Работы хватало, однако не так уж, чтобы мы без перерыва выезжали по заданиям. И слава эфиру, потому как часто избавляться от излишков чужих чувств мне не нравилось. Слишком уж специфический процесс, и увы, альтернатива не лучше. Поморщившись на ходу, я ступил на тонкий ажурный мостик, соединявший Дворец и Собор, невольно с восхищением окинув открывшуюся панораму. Феир стоял на берегу большого озера Теаран, и не просто на берегу — озеро являлось центром города, его сердцем. А Феир — столицей Дорсании. Сердцем же страны был Собор Чувств, стоявший на небольшом острове в середине озера. Воздушный, кружевной, словно сотканный из тумана, хрустальных нитей и осколков радуги, он казался порождением чьего-то сна, нереальной сказкой. Витые полупрозрачные шпили, сиявшие под солнцем, ажурные стены, разноцветные витражи, винтовые лестницы — всё казалось хрупким и ненастоящим, готовым вот-вот растаять под ногами. Но нет, Собор был вполне материален, и я любил бродить по нему, когда мне требовалось подумать или просто дать душе отдых.

Здесь жили Чувства, те, кому служили Каратели и поклонялись люди, кто присматривал за нами и порядком. Здесь проводились торжественные церемонии на главные праздники, здесь молодых Карателей посвящали на служение Чувствам, здесь же и выбирали им девушек в гарем… Я поспешно отогнал невесёлые мысли и сосредоточился на цели: поговорить с Любовью, она была негласной старшей среди остальных, к ней прислушивались, и она принимала окончательное решение по спорным вопросам. Готов спорить на что угодно, решение по оставшимся в живых Бездушным принимала тоже она. Вот и поспрашиваю, как она вообще себе видит выполнение этого специфического задания.

Я ступил на дорожку, выложенную гладкими полупрозрачными камушками, похожими на лунный камень, и через несколько минут перешагнул порог Собора. Главный зал начинался сразу за ним, и отсюда уже расходились коридоры и переходы дальше, и здесь же стояли кресла, на которых обычно восседали Чувства. Причём как-то так получалось, что каждое из них всегда знало, к кому пришёл посетитель. Вот и сейчас Любовь меня уже ждала, неторопливо прогуливаясь по выложенному мозаикой из драгоценных камней полу. На её красивом лице поселилась задумчивая улыбка, карамельного цвета локоны окутывали плечи и спину, вызывая желание прикоснуться к ним, ощутить под пальцами шелковистость. Простое платье приятного лавандового оттенка очень шло ей, и я невольно залюбовался. Истинное воплощение чувства, от неё невозможно было оторвать взгляд, и в душе воцарялось умиротворение. Только сейчас я пришёл поговорить о серьёзном деле.

— Аллард, здравствуй, — Любовь повернулась ко мне, её голос звучал мягко, негромко. — Что ты хочешь спросить?

— Что мне делать с этой Финирой? — не стал я ходить вокруг да около, остановившись рядом и скрестив руки на груди. — Как вернуть ей способность чувствовать? И зачем это вообще делать? — я нахмурился.

Улыбка Любви стала шире.

— Я верю в тебя, Аллард, — спокойно отозвалась она. — У тебя получится. Как, — женщина помолчала, её взгляд стал на несколько мгновений отсутствующим. — Положись на чутьё, — дала она совершенно бесполезный совет. — Покажи ей другую жизнь, без смерти, жестокости и насилия. Покажи, что чувства можно не только забирать, но и отдавать, — Любовь внимательно посмотрела на мою обескураженную физиономию. — Научи её заново быть человеком, Ал.

Я моргнул, пытаясь осмыслить. Научить Финиру быть человеком?.. Час от часу не легче.

— Может, проще было их уничтожить всех? — пробормотал я, подавив вздох.

Ясно, что прямых подсказок мне не дадут, и придётся действительно импровизировать. Любовь нахмурила идеально очерченные брови.

— Проще всего уничтожить, Аллард, — немного резко ответила она. — И гораздо сложнее начать сначала, особенно когда всё потерял. Эта девочка потеряла всё кроме своей жизни, ей всего девятнадцать, и она не помнит ничего кроме страданий и смерти. Финира не помнит своего прошлого, она не знает, что ждёт её в будущем. Она заслужила шанс, — твёрдо произнесла Любовь. — И я дам его ей и её сёстрам по несчастью. Я могу положиться на тебя, Аллард? — она внимательно посмотрела мне в глаза.

Когда женщина так на тебя смотрит, с надеждой и верой в то, что ты в самом деле самый сильный и сможешь справиться со всеми сложностями, отказать невозможно. Я склонил голову.

— Конечно, госпожа. Я постараюсь приложить все усилия, — ответил, в этот момент и в самом деле поверив своим словам.

Что ж, мне всегда нравились сложные задачи, а в последнее время, как мы справились с Собирателем Чувств и наступила тишь да благодать, я, признаться, заскучал. Даже по работе нечасто приходилось покидать Дворец и отправляться в город, на людей снизошла благодать, и они не разбрасывались чувствами, ещё помня, как легко Бездушные могли их отнять.

— Спасибо, Ал, — тепло улыбнулась Любовь, морщинка на её лбу разгладилась. — Если что, приходи, я всегда готова поговорить с тобой. И Финиру приводи, — добавила она после едва заметной паузы.

— Спасибо за разговор, госпожа, — поблагодарил я, ещё раз поклонился и пошёл обратно к выходу.

Итак, чётких указаний нет, значит, наведаюсь в архив. Признаться, с момента, как бумаги Собирателя перевезли туда, чтобы изучить и в дальнейшем избежать повторения того кошмара, я в них не заглядывал. Не хотелось копаться в этой грязи. Кто-то из Карателей, может, и заходил, листал, но меня не тянуло. Однако с этим заданием Любви придётся всё же изучить материал, вдруг о прошлом Финиры ещё узнаю, это пригодится в нашем с ней общении. Может, ещё девушки из гарема помогут, они на самом деле добрые, хотя у каждой своя изюминка в характере, связанная как раз со способностью забирать у меня излишки чужих Чувств. Хорошо, их у меня всего четыре, а не полный набор, как у того же Риммера. И как он справляется с ними? Покачав головой, я вздохнул, очнулся от размышлений и обнаружил, что уже прошёл весь мост и снова оказался во Дворце Карателей. Так, теперь архив.

Однако далеко уйти я не успел, меня окликнул знакомый весёлый голос:

— Эй, Ал! Привет, в Собор ходил? — Корхилл, мой старинный друг, догнал и пошёл рядом, глянув на меня с широкой улыбкой. — Тебе тоже дали на перевоспитание малышку Бездушную, да?

— Дали, — я вздохнул и поморщился. — Только в Соборе ничего толком не сказали, что с ней делать. Мол, пробуди хоть какие-то чувства, остальное само придёт.

— Ха, — Кор озадаченно почесал в затылке. — Легко сказать, знаешь ли, пробудить чувства, — протянул он. — Моя так вообще, камни и то имеют больше эмоций, мне кажется. Знаешь, если честно, я её даже слегка побаиваюсь, — Корхилл поёжился, улыбка пропала с его лица. — Она, конечно, миленькая очень, брюнеточка, изящная вся, мне нравятся такие женщины, но, эфир меня побери, как к ней подступиться? Как посмотрит своими пустыми глазищами, так у меня вся охота отпадает, — Кор грустно вздохнул. — Ты куда сейчас? — он резко переменил тему.

— В архив, покопаюсь в записях, вдруг найду что-нибудь полезное, — ответил я задумчиво. — Надо всё-таки выполнить просьбу Чувств.

— Будешь искать подход к своей? — понятливо кивнул Корхилл. — Поделишься, если найдёшь что-нибудь?

— Конечно, — я улыбнулся другу и хлопнул по плечу. — Ты тоже, если вдруг подвижки будут.

— Ага, — Кор снова поморщился. — Только, мне кажется, у тебя быстрее выйдет.

— А у тебя опыта больше по общению с женщинами, — поддел я его с усмешкой — Корхилл слыл любителем женского общества, попросту бабником.

Внешность записного рокового красавца с жгучей чёрной шевелюрой, шальными зелёными глазами и обаятельной улыбкой сражала дам наповал, и у него недостатка в них никогда не наблюдалось. И что удивительно, расставался со своими дамами Кор всегда добром, обиженных он за собой не оставлял. Редкое качество, иногда я даже завидовал. Мне вон даже со своим гаремом проблем хватало.

— Весь мой опыт разбивается о полное равнодушие этой куколки, — расстроенно вздохнул Корхилл. — Ну да ладно, будем стараться.

Мы распрощались и разошлись каждый по своим покоям — я хотел перед походом в архив проверить, как устроилась Финира. Однако, когда зашёл в общую гостиную, понял, что архив откладывается: на столике лежал одинокий листок, и я знал, что там написано. Новое задание. Об этом говорил золотистый шнурок с печатью, послание от кого-то из Чувств. Настроение упало, я нахмурился и подошёл к столу. Гораздо чаще Карателей вызывали, чтобы забирать плохое — горе, отчаяние, злость, ненависть, ревность. И очень редко — любовь, например. Как ни странно, её тоже может быть в избытке, и она перерастает в болезненную манию, но мне к сожалению в этом смысле особо не везло. Я взял лист и прочитал, к кому мне предстояло отправиться на сей раз. «Аира Земори, вдова, никак не может оправиться после смерти мужа». Дальше адрес, и вместо подписи — три слезы в терновом венке. Ну что я говорил? Предстоит забрать горе безутешной женщины, чтобы она могла жить дальше. А потом идти к Рахине…

Тряхнув головой, я поспешил к себе в очередной раз переодеться. Да, у Карателей была форма, так полагалось для солидности, и чтобы нас сразу узнавали, татуировку-то не каждый разглядит, тем более, она не на таком уж видном месте. Тёмно-серые штаны и куртка без украшений, отделанные лишь узкой серебряной лентой по краям, такого же цвета рубашка из шёлка, и короткий меч — на всякий случай, оружие в руках я, естественно, держать умел. Далеко не везде в Феире хватало моей татуировки, всякое могло случиться. Хорошо, после уничтожения Собирателя мне редко приходилось доставать его из ножен. Бросив на себя последний хмурый взгляд в зеркало, я вышел из спальни. Пришла пора исполнять свой долг.

Взяв в конюшне Дворца свою вирессу — серебристую тонконогую красавицу с пышной гривой и хвостом, я поехал по адресу. Феир жил своей жизнью: по узким улочкам и широким проспектам спешили по делам люди, прогуливались знатные господа, ехали всадники и несли портшезы. Благоухали цветы на балконах и окнах, в садах и скверах, журчали фонтаны, даря свежесть в этот жаркий день. На одной из площадей, через которую лежал мой путь, вовсю шумел рынок, раздавались выкрики зазывал, громкие голоса торгующихся, всё вокруг пестрело яркими красками и блестело дешёвыми драгоценностями и побрякушками. Я ехал, наблюдая словно со стороны и чувствуя себя странно чужим здесь — меня узнавали по форме, расступались и почтительно кланялись, провожали уважительно-опасливыми взглядами. Я ведь мог не только приносить облегчение, забирая плохие чувства, мешавшие людям жить. Я мог и карать по приказу Чувств за преступления, совершённые из-за ревности, любви, злости, ненависти… Полным отнятием чувств. После этого долго не жили, ведь по сути, после этого человек терял душу, а без души не жизнь — существование.

Мои мысли свернули на Финиру, Бездушную, прямое исключение из этого правила. После смерти Собирающего выжила только она и ещё девять девушек, как я знал. Как ей это удалось? Не знаю. Но она в моих покоях, ждёт моего возвращения. Или не ждёт? Если она не умеет чувствовать?.. Я тряхнул головой, избавляясь от беспокойных мыслей. С одной стороны, не думаю, что меня как-то накажут, если не получится с Финирой, скорее всего, девушку просто уничтожат, как и остальных Бездушных. С другой… Хоть она и страшное оружие в прошлом, она — человек. Причём, с искалеченной судьбой и жизнью, и Любовь права: ей всего девятнадцать, она заслуживает, чтобы попробовать начать жизнь заново. Значит, я приложу все усилия, чтобы выполнить столь необычное задание.

За раздумьями не заметил, как приехал по нужному адресу. Скромный двухэтажный дом с балконом в квартале торговцев и купцов. Вокруг бурлила жизнь, а он… как будто спал. Окна закрыты, цветов нет, и мне даже показалось, внутри тоже никого живого нет. Я спешился, привязал вирессу и поднялся по ступенькам к крыльцу, взялся за дверной молоток и громко стукнул по латунной пластине, казалось, тоже потускневшей от царившего за дверью горя. Я уже его чувствовал, хотя и не зашёл внутрь. Сильно, должно быть, любила эта женщина своего мужа, раз настолько безутешна. Как ни странно, открыли мне быстро, словно ждали. Немолодая экономка в простом светлом платье, в знак траура — повязанная чёрным платком голова. Она посмотрела на меня грустными глазами, и в них вспыхнула надежда.

— Господин Каратель, — почтительно поклонилась она и посторонилась. — Проходите, как же хорошо, что вы пришли! — в её голосе слышалась сдержанная радость и облегчение. — Я — Валлина, экономка госпожи Аиры. Она в спальне, — на лице женщины снова отразилась печаль. — Она уже неделю не выходит оттуда… И почти ничего не ест.

— Проводите меня к ней, — я переступил порог полутёмного холла и огляделся.

На стенах висели сухие букеты — наверное, ещё с похорон. Картины закрыты чёрным бархатом, и даже позолоченные светильники лишь тускло отсвечивали, словно тоже скорбя с хозяйкой. Ох. Чувствую, много забрать придётся, и часом в обществе Рахины не отделаюсь. Подавив досаду, я поднялся вслед за экономкой на второй этаж по деревянной лестнице и свернул в короткий коридор с несколькими дверьми. Валлина провела меня к самой последней и осторожно постучала.

— Госпожа Аира, к вам пришли, — произнесла она, прислушиваясь.

Из-за двери не донеслось ни звука. Экономка уже подняла руку, чтобы снова постучать, но я остановил её, перехватив ладонь женщины.

— Позвольте мне, — мягко произнёс я и толкнул не запертую дверь спальни.

Окна были задёрнуты плотными шторами, создавая полумрак. Тяжёлый, застоявшийся воздух наполнен сладковатым ароматом благовоний. На тумбочке около кровати горели две толстые свечи, и судя по скопившемуся оплавленному воску, горели они давно. За ними стоял портрет молодого симпатичного мужчины с широкой, открытой улыбкой. Полагаю, усопший во времена молодости. На застеленной покрывалом из простёганого чёрного шёлка лежала женщина средних лет, тоже во всём чёрном. Наверное, она была ещё не старой, но морщины горя избороздили лицо, сделав его почти старушечьим. Тусклые, растрёпанные волосы в беспорядке разметались по подушке, тёмные пряди падали на лицо, делая его ещё старше. Потухший, остановившийся взгляд был направлен на портрет. В пальцах женщина судорожно сжимала носовой платок, надо понимать, насквозь мокрый от слёз. Я едва удержал бесстрастное выражение лица, в груди болезненно сдавило, и к горлу подступил ком, настолько сильно ощущалось здесь Горе.

— Госпожа, — негромко произнёс я и подошёл к кровати, опустившись на неё. — Вы слышите меня?

Аира лишь перевела на меня взгляд безжизненных глаз, а увидев, кто к ней пожаловал, встрепенулась, хотела что-то сказать, но я уже приступил к работе: обхватил пальцами её запястье, впустив чувства женщины в себя. Наверное, она считала, что грустить по мужу — это нормально, и таким образом она чтит его память. Может быть, она вскоре бы умерла сама от тоски по нему, но Чувства решили по-другому, что ей ещё жить дальше, и возможно, даже через какое-то время получить второй шанс снова стать счастливой. Не знаю. Знаю только, что мне надо забрать у неё то, что мешало Аире отпустить смерть мужа, и в меня хлынули вся её боль, печаль и отчаяние, одиночество. Стиснув зубы, я терпел, ощущая, как горячо пульсирует татуировка, впитывая чужие переживания, а зрачки Аиры расширялись всё больше, и рот приоткрылся. Она замерла, как беспомощный зверёк, во взгляде мелькнула растерянность, а рука под моими пальцами дрогнула. Её губы шевельнулись, и мне показалось, Аира хотела сказать «не надо». Наверное, она боялась жить дальше сама, одна, поэтому и спряталась в своём горе, как в коконе, но ей придётся выйти за порог дома и осознать, что жизнь не закончилась, что люди умирают, так уж положено Мирозданием, и мы все теряем близких, рано или поздно. Я забрал лишь то, что мешало, оставив Аире только светлую печать по ушедшему, и она вскоре сама поймёт, что муж бы порадовался, видя её счастливой, а не убитой горем. Чувства следили за тем, чтобы в людях оставалось равновесие, и лишние переживания не нарушали внутренней гармонии, не мешали им жить и не толкали на безумные, а зачастую и страшные поступки. Ведь и от неразделённой любви можно сойти с ума и совершить непоправимое…

Всё закончилось внезапно, поток оборвался, и я убрал руку. Мир вокруг словно подёрнулся серой дымкой, окружающее дрожало и плыло перед глазами, а во рту стояла горечь. Чужие чувства давили изнутри, требовали выхода, и мне следовало поторопиться во Дворец. Много же скопилось в этой Аире, недаром сейчас она выглядела лет на пять моложе, чем когда я зашёл в эту спальню.

— Вам следует привести себя в порядок и поесть, госпожа, — с трудом выговорил я и поднялся, стараясь не шататься.

— Да… конечно… — растерянно отозвалась Аира шёпотом и приподнялась на кровати.

Я развернулся и направился к выходу, делая ровные, глубокие вдохи. В голове немного прояснилось, и сил должно хватить, чтобы добраться до Дворца и Рахины. Сам с таким количеством печали и горя точно не справлюсь. Выйдя из спальни, я посмотрел на Валлину.

— Она пришла в себя, — ровно произнёс я, скрывая, в каком состоянии сам нахожусь.

Незачем простым людям знать, чего стоит Карателям забирать чужие чувства. И хорошо, это оказалась Печаль, а не что похуже. После ревности или ненависти корёжит раза в два сильнее, даже если заберёшь не так много, как сейчас, и хорошо, что контролировать себя нас учат ещё со школы, это входит в обязательную программу обучения будущих Карателей. Экономка юркнула в спальню, до меня смутно донёсся её взволнованный голос. Мысленно пожелав Аире удачи в новой жизни, я поспешил спуститься и выйти из дома, который теперь не казался тенью самого себя. Сев на вирессу, я рысью направился во Дворец, крепко сжимая поводья и стискивая зубы, и глядя только вперёд. В нынешнем состоянии я замечал одну неприглядную сторону жизни Феира: нищих калек, ругающихся мужа и жену, плачущего ребёнка… Всё подёрнулось серой дымкой, избавиться от которой можно только одним способом: Рахина.

Путь до Дворца я запомнил смутно, признаться, и как шёл до женской половины в своих покоях — тоже в сознании не отложилось. Лишь где-то на границе мелькнула мысль, что не увидела бы меня в таком состоянии Финира, но почему я этого не хотел, объяснить не сумел. Она всё равно не может чувствовать, так какая ей разница, что со мной происходит? И собственно мне какое дело, как она обо мне подумает, если подумает вообще? В таких вот сумбурных размышлениях и растрёпанном состоянии я ввалился в комнаты Рахины.

Она сидела у окна, задёрнутого лёгким золотистым тюлем, и читала. Тёплый ветерок колебал невесомую ткань и шевелил локоны сочного шоколадного цвета, на тонком лице с изящными чертами отражалась задумчивость. Рахину можно было бы назвать милой, если бы не затаившееся в глубине взгляда чёрных глаз тоскливое выражение и скорбные складки в углах рта. Да, её можно понять, не думаю, что она мечтала оказаться в гареме Карателя и служить ему этаким громоотводом… Но так уж вышло, что её выбрали Чувства, что Рахина обладала способностью впитывать именно Печаль, и виноватых в этом не было.

При моём громком появлении она встрепенулась, выпрямилась, а увидев меня, вздрогнула и выронила книгу.

— Г-господин… — прошептала Рахина едва слышно, и на хорошеньком личике отразилась обречённая покорность. — Вам плохо, — озвучила она очевидное и поспешила ко мне.

Мне казалось, если я прямо сейчас не избавлюсь от чужих чувств, взвою от тоски и боли, рвавших грудь. Тяжело навалившись на подоспевшую Рахину, я уже хрипло дышал, едва контролируя себя. Наощупь нашёл её мягкие, податливые губы и впился в них поцелуем, словно желая выпить до дна. Она едва слышно всхлипнула, и та часть сознания, что ещё оставалась разумной, поморщилась от предстоящего. Но ничего не поделать. Как добрались до спальни, не помню, и, кажется, я опять порвал Рахине платье. Однако эти мелочи меня уже не заботили. Словно сквозь туман слышал судорожные всхлипы девушки, ощущал, как она цепляется за мои плечи, и на губах оставался солёный привкус её слёз. Неизбежное зло, да, она всегда плакала, когда я приходил к ней — так выходили чужие чувства. И даже когда разум немного прояснился, когда я смог контролировать себя и постарался сделать так, чтобы ей тоже было хорошо, Рахина всё равно плакала. Пыталась сдерживать слёзы, кусала губы, но ничего не помогало. Поцелуи с привкусом горечи, удовольствие на грани отчаяния — не совсем то, чего хочется в постели от хорошенькой девушки. Но по-иному я не мог избавиться от чужих чувств, никак, увы. Только через близость, через её слёзы, через дрожащие губы и стоны, которые почти не имели отношения к наслаждению.

Я гладил её дрожащее тело, целовал припухшие, влажные губы, и в такие моменты чувствовал себя последним негодяем. Мне было ужасно жаль Рахину, очень хотелось как-то её утешить, загладить ту невольную грубость, которую я проявил к ней, находясь под властью не моих эмоций. Она тихо всхлипывала, уткнувшись мне в ключицу, под моими руками плечи девушки оставались напряжёнными, и хотя лучшее, что я мог сейчас сделать, это просто встать и покинуть спальню, дать ей прийти в себя и отвлечься на что-то, однако я в который раз попытался всё-таки подарить Рахине заслуженное удовольствие. Мои губы коснулись края розового ушка, язык медленно провёл по нему, а пальцы мягко погладили плавный изгиб спины, спустившись до самой поясницы. Рахина замерла, затаившись, всхлипы затихли, и я с тоской понял, что последует дальше. Как и много раз до этого. Однако не остановился, упорно продолжая ласкать упругие ягодицы, надеясь, что может, на этот раз она позволит…

— Н-не надо, — едва слышным шёпотом отозвалась наконец Рахина, пошевелившись, и попыталась отстраниться. — Пожалуйста…

Стиснув зубы, я убрал руку и позволил ей отвернуться, а потом и сесть на краю кровати. Мой взгляд задержался на прямой спине, опущенным плечам, и я с безнадёжностью понял, что в очередной раз потерпел неудачу. Рахина не желала продолжения, путь уже и без лишних, чужих чувств. Пусть даже зная, что теперь можно получить чистое удовольствие, без слёз и отчаяния. Она не хотела, чтобы я её жалел. Резко поднявшись, я тоже отвернулся, молча надел штаны и набросил рубашку. Постоял, глядя через окно во внутренний дворик с яркими клумбами и звонким фонтаном, потом всё же негромко произнёс:

— Спасибо, Рахина.

Больше я ничего не мог сделать для неё, увы. На душе оставался мерзкий осадок, как всегда после таких моментов, и я малодушно сбежал из этой спальни, где ещё таились отголоски чужого горя. Что ж, думаю, самое время сейчас отвлечься и заняться поисками нужных сведений в архиве. Это поможет не думать об оставшейся в спальне заплаканной девушке с несчастливой судьбой.