Финиш

Кейт Стюарт, 2021

Всю жизнь я лгал ради единственной цели – отомстить. На протяжении многих лет был скорее загадкой, нежели человеком. И так долго отрицал, что у меня тоже есть сердце. До нее. Пока она не заставила меня понять, что я уязвим и могу страдать, как любой другой человек. Мы поплатились за это. До сих пор платим. Но она все еще посягает на никчемное сердце безжалостного вора и циничного ублюдка, в которого когда-то влюбилась. Вот только я больше не тот человек. День ото дня я пожинаю плоды за ложь, которую произносил, и за ошибки, которые совершал. Знаю: это мой последний шанс. Я не хочу потерять ее снова, но темное прошлое вот-вот настигнет меня и уничтожит нас обоих. Возможно, мне стоит вновь стать тем парнем из прошлого. Ради нашего спасения. А может быть, уже слишком поздно.

Глава 1

«Я никогда не был по-настоящему сумасшедшим, кроме тех случаев, когда было затронуто мое сердце».

Эдгар Аллан По

Тобиас

Тридцать семь лет

Ад, день первый.

Меня резко будит неожиданная тяжесть на груди, а через секунду чувствую на лице горячее гнилостное дыхание. Открыв глаза, вижу легко узнаваемую тень четвероногого гребаного демона. Этот бешеный пес величаво стоит на моей груди, из рычащей пасти мне на подбородок капает слюна, а в ушах звенит от его хриплого лая.

— Psychopathe^[7], — ворчу, отгоняя полоумного французского бульдога, который рычит еще громче, когда привстаю и пытаюсь его спихнуть. Он не такой уж и тяжелый, но лай указывает на то, что пес о себе очень лестного мнения.

Этот придурок рычит на меня со вчерашнего дня, когда я вошел в дом, и Сесилия считает его поведение очень забавным.

А вот я — нет.

Приподнявшись в темной комнате, провожу рукой по пустой половине кровати. Бо, названный в честь дорогого человека, щелкает клыками, сидя на постели, где всего несколько часов назад она спала рядом со мной. Пес лает, вознамерившись вызвать у меня ненависть к нему.

Спустя всего несколько часов после нашего знакомства решаю, что это ему удалось.

Насторожившись из-за ее исчезновения, смотрю в окно и вижу, что еще темно, как будто сейчас полночь.

Тру лицо рукой, чувствуя, как подступает тревога.

Я нарисовался спустя восемь месяцев, пообещал целый мир, объяснения, завтрак и поклялся ее заслужить. Взамен мне быстро показали дом, после чего я встал под душ и отрубился к чертям. Почти ничего не помню после того, как оказался под горячим паром, который расслабил настолько, что я прочувствовал облегчение, которого не испытывал много лет.

И после всех данных обещаний спустя час из-за усталости не выполнил ни одного. Когда прошел запал, я отрубился и отрубился крепко.

Какого черта, Тобиас?

Скинув одеяло, переодеваюсь в одежду, в которой приехал сюда, и просовываю ноги в ботинки.

Обыскивая комнату, замечаю на одной из книжных полок небольшие часы из золота с колокольчиками наверху, и пытаюсь разглядеть, сколько времени.

Четыре утра.

Временная метка, обозначающая первый день в аду.

Более того, почти уверен, что Сесилия запаниковала.

Merde^[8].

Надеялся, что она проспит всю ночь, но нужно было думать головой. Устав из-за разницы в часовых поясах и тридцатишестичасового полета, я отключился, не обсудив с ней все всерьез. Я был почти без чувств и не смог дать ей ни одного объяснения, что меня сдерживало. Резко вспоминаю, как она переоделась в фланелевую пижаму, пока я вытирался после душа. Это помню точно, поскольку счел забавным, что она надела такую одежду, и осознал, что она не вознаградит своим телом за возвращение. Однако это не помешало ей украдкой поедать меня взглядом.

Знаю, что обычно Сесилия просыпается ни свет ни заря, чтобы открыть кафе, но сейчас еще слишком рано, и она явно не выспалась. А вот я проспал как убитый — лучше, чем за последние годы, потому что ночевал в ее постели. Знаю, что по той же причине она не выспалась.

Из-за меня и моего эффектного возвращения в ее жизнь.

Может, мне и удалось поставить ногу на порог ее дома, но она все еще держит ладонь на дверной ручке, и стоит облажаться, как Сесилия захлопнет дверь перед моим носом. А начал я просто потрясающе.

Расстроенно вздыхаю, а Бо продолжает на меня гавкать, что напоминает собачье объявление территориальной войны, пока я наконец не гаркаю:

— Putain, tais-toi!^[9]

Внезапно Бо замолкает и, наклонив голову, смотрит черными, как бусинки, глазами, явственно ставя под сомнение мой авторитарный тон.

— Couché^[10].

Бо безропотно выполняет команду. Простые команды он выполняет в совершенстве. Команды, которые хорошо понимает по-французски.

Остроухий пес прыгает у ног, пока пытаюсь привыкнуть к темноте. И хотя безумно хочется побыстрее направиться к Сесилии, где бы она ни была, ничего не могу с собой поделать и из любопытства оглядываю ее спальню. Эта комната значительно отличается от той, к которой мы привыкли — от комнаты в доме ее отца, где я манипулировал ею, трахал и разрушал, а потом начал боготворить и любить.

Она сказала, что дом у нее небольшой, но каждый уголок отмечен цветом, вдохновением и таит в себе уют.

Сесилия словно тщательно продумала каждую комнату в доме, сделав его святилищем и доказательством своего роста. Я вижу это по утонченным произведениям искусства, по ее выбору.

Включив настольную лампу, выполненную в мозаичном стиле «Тиффани», просматриваю книги в твердом переплете, которые она еще не поставила на полку, и замечаю сделанные от руки пометки со списком дел, лежащие рядом со стопкой счетов.

Организовать благотворительный сбор продуктов ко Дню благодарения (отвезти к «У Мэгги»).

Вступить в торговую палату.

Взять кулинарный мастер-класс?

«Горячая» йога?

Девичник с Мариссой?

Книжный клуб?

Угостить мистера Красавчика?

Обуздываю подступающий гнев и решаю не начинать утренний разговор с вопроса «Кто, черт возьми, такой этот мистер Красавчик?»

Оказавшись в затруднительном положении и попав в немилость, понимаю, что должен подавить врожденную склонность доминировать, чтобы помириться с ней перед тем, как объявить войну за территорию. И под войной имею в виду полноценную битву, во время которой мы сделаем все возможное, чтобы вернуть то, что покоится под руинами последнего сражения.

Взвинченный из-за найденного, иду в поисках нее на кухню. Здесь пусто, и меня охватывает волнение, но расплываюсь в улыбке, увидев лежащую на стойке французскую прессу. И в то же мгновение в груди становится больно от того, что ситуацию, в которой оказался, можно истолковать по-разному.

Да, может, я тут, с ней, но не в том качестве, в котором хотелось бы.

Чтобы вернуть ее, необходимо терпение, но в этом я никогда не был силен.

Прошло очень много времени с тех пор, как мы по-настоящему были вместе. Несколько беспощадных лет с тех пор, как мы признались в любви на заднем дворе поместья Романа, а потом нас разлучили ужасные события. События, причиной которых стал я.

С того момента и по сей день все препятствия, с которыми я столкнулся за последние восемь месяцев, преграды, которые преодолел с таким трудом, чтобы оказаться здесь, войти в ее дом, кажется, окупились.

Но даже будучи рядом, она не со мной. Пока нет.

В нерешительности оглядываюсь на кухне, ищу место, где она могла бы оставить записку, но не нахожу. Инстинктивно понимаю, что ее нет в доме. Когда открываю заднюю дверь для Бо, в лицо бьет холодный ветер, и вот тогда впадаю в панику.

Она ушла?

На лбу выступает пот. Смотрю на ее пса, комплекцией напоминающего Наполеона. Он справляет нужду, не переставая на меня рычать. Да, похоже, у нас будут трудности, но от самой главной проблемы в висках стучит кровь.

Имею ли право ее винить, если она все же ушла?

Вчерашний день был серьезным шагом, но чувствую, что как только радость от моего внезапного появления развеялась и наступила реальность, Сесилия от меня отгородилась.

Присматривая с крыльца за Бо, дую на руки. «Бабье лето» пролетело, и кажется, что холод наступил за одну ночь, без предупреждения, как и мое появление. Осенний холод пробирает до самых костей, когда спускаюсь с крыльца и с облегчением замечаю ее во дворе. В свете фонарей Сесилия склонилась над садиком и копает землю в фланелевой пижаме и черных уггах.

Меня пронзает желание прикоснуться, вкусить, трахнуть, укротить. Низменная потребность, которой не собираюсь потворствовать, хотя весь изнываю. Знаю, что и она чувствует то же желание.

Так уж мы устроены.

Для нас взгляды — это любовь, ссоры — это любовь, секс — это любовь, и даже сейчас, пока мы продираемся через наши общие, но совершенно разные страхи, это любовь.

Истина, которую она не позволила отринуть. Истина, которую со временем я принял. Топливо, которое необходимо для будущей борьбы. «Неважно, как между нами все зарождалось, этого не изменишь. Ты украл мое сердце, позволил ему любить тебя и показал, где его дом».

Мне нужно в это поверить. Я должен. Ее слова — мой стимул. Возможно, прошло восемь месяцев, но возвращение к ней по ощущениям заняло вечность.

Все между нами всегда сводилось к любви, она бесстрашно об этом напоминала, пока у меня не осталось иного выбора, кроме как смириться с ее словами и уступить правде.

Правде, заключающейся в том, что я люблю ее так сильно, что, кажется, не перенесу, если это затянется еще на один день — черт возьми, даже на один час. Но я перенесу. Ради нее проявлю терпение.

И пожеланий у меня будет всего несколько.

По пути домой она держалась настороженно и смотрела на меня как на незнакомца, которого пыталась понять. Такой же настороженной она кажется и сейчас, когда вонзает в землю маленькую лопатку. Сесилия перешла в наступление.

Направившись к ней, понимаю, что рано или поздно она почувствует мое приближение. Она всегда его чувствовала, как и я — ее.

Бо, этот жадный ублюдок, подходит к ней первым.

— Привет, малыш, — хрипло шепчет Сесилия псу, сняв испачканную садовую перчатку и погладив его по спине. Обращаясь ко мне, она не удостаивает даже взглядом. — Он тебя разбудил?

— Не важно. На улице очень холодно. Я принесу тебе пальто.

— Мне не холодно. — Она надевает перчатку и возвращается к работе, откинув в сторону ком земли, прежде чем взять контейнер с хризантемами.

— Тебе приснился сон? — спрашиваю, понимая, что ее что-то беспокоит.

— Разве они не снятся мне всегда? — колко отвечает она.

Опускаюсь на колени рядом с ней, пока она продолжает вскапывать землю.

— Помочь?

— Нет, сама справлюсь.

— Поговори со мной, — уговариваю, пытливо смотря на нее в теплом свете.

Она копает и вонзает в землю лопатку, а ее молчание проделывает то же самое с моим сердцем, но все же не предпринимаю никаких попыток ее остановить. Она нервничает или обижена — или и то и другое, а я хочу этого меньше всего.

День первый, Тобиас.

— Поговори со мной, Сесилия.

— Может, я не хочу, — тихо отвечает она. Так тихо, что возникает ощущение, будто не хочет, чтобы я услышал. Но я не собираюсь обороняться. Она уже победила. Сегодняшний день не предназначен для перебранок. Это день, когда я готов покориться. Я чертовски сильно скучал по ней. За прошедшие годы и месяцы порой задавался вопросом, не придумал ли эту потребность, привязанность к ней. Это предположение развеялось как дым в ту же минуту, как спустя долгую разлуку вошел в конференц-зал и встретился с ней лицом к лицу. То была очередная ложь, в которой убеждал себя на протяжении нескольких месяцев после того, как прогнал ее из Трипл-Фоллс. Попытки оспорить любовь бесполезны. Ей плевать на ваши доводы — и веские, и не очень. Любовь не обращает внимания на обстоятельства, ей насрать на то, в какое состояние она вас вгоняет. Любовь — неумолимое и беспощадное чувство, которое никогда не позволит лгать самому себе.

Устремив все внимание на нее в отчаянной потребности увидеть голубые, как океан, глаза, раскачиваюсь на пятках, приготовившись к первой битве из многих.

— Почему сейчас? — спрашивает она, доставая из контейнера хризантему и сажая в подготовленную почву. — Дождался, когда я привыкну к новой жизни. К новой жизни, в которой нет места тебе. Она не имеет с тобой ничего общего. Почему?

— Мне пришлось… — Устало вздыхаю, и Сесилия бросает на меня косой взгляд. — Что бы я сейчас ни сказал, это прозвучит как оправдание, но у меня были причины и не одна. И я все их тебе назову.

На миг она замирает, приминая землю вокруг растения.

— Слушаю.

— Прости, что уснул. Мне совсем этого не хотелось. Это все разница во времени.

Сесилия не утруждается расспросами, где я был. Она слишком привыкла находиться в неведении. Или, что еще хуже, возможно, ей все равно.

— Я был в Дубае по делам «Исхода». Мы только что приобрели компанию. Это мое последнее рабочее задание в качестве действующего владельца, после чего бразды правления перейдут к Шелли. Я не спал несколько дней, а когда все уладил, направился прямиком к тебе и…

— Прямиком ко мне? — Она фыркает. — Знаешь, Тобиас, ты прав. Все, что ты сейчас скажешь, прозвучит как оправдание. Наверное, тебе лучше снова лечь спать.

— Позволь объяснить.

— Не уверена, что мне нужны сейчас твои объяснения.

— Ты их заслужила, а еще тут чертовски холодно. Пойдем в дом и поговорим.

Она игнорирует мою просьбу и продолжает заниматься своими делами.

— Я не уйду, — нежно шепчу, зная, что все напрасно. Сесилия не хочет меня слушать. Не сейчас. Встаю и делаю все ровно наоборот — вхожу в дом и иду в ее спальню. Достаю из ящика толстовку и возвращаюсь на улицу, пока она опустошает следующий контейнер. Когда сую ей толстую кофту, Сесилия смеряет меня взглядом.

— Мне нормально.

— Сесилия, здесь холодно.

Она поднимается, снимает перчатки и вырывает из моих рук толстовку. Натягивает ее через голову, и я вижу логотип с названием университета — яркое напоминание о том, как скучал по ней четыре года ее учебы в колледже и во время летних каникул, которые она провела во Франции, и последующие годы. Мучительное напоминание о том, сколько всего она познала в жизни без меня. Даже с ежедневными докладами о ее благополучии и деталях личной жизни, которые мог вынести, большинство интимных подробностей мне неизвестно. Зная их, я бы не справился, хотя меня не раз одолевало любопытство, и я напивался до беспамятства, отбросив назад свой прогресс. Сейчас она стоит напротив и настороженно смотрит, но даже так по венам пробегает ток. Наше притяжение осязаемо, с первого дня знакомства оно неизменно присутствует между нами. Даже в тусклом желтом свете вижу на ее носу веснушки. Она — симметричное совершенство, начиная с формы лица и заканчивая крошечной ямочкой на подбородке. Тянусь к ней, и она отходит.

Сесилия снова замахивается, и чувствую каждый удар лопаткой. Засунув руки в карманы джинсов, пинаю ботинком отвалившийся с ограды камень, возвращая его на место.

— Что тебе снилось?

Сесилия кусает губу и рассеянно смотрит на меня.

— Думаю, Фрейд интерпретировал бы этот сон так, что я на самом деле тебя не знаю. — Она снова становится на колени. — Я не знаю марку твоей зубной пасты.

— Это легко исправить. Что еще случилось?

— Не помню.

— Врешь. Готов поспорить, из-за этого сна ты вышла на улицу. Потому что уж я тебя знаю.

Она резко вздыхает.

— Мне нужно тут закончить.

— Это называется многозадачностью. — Снова встаю на колени и отпихиваю ее, чтобы тоже приняться за работу. Беру лопатку из старого деревянного ящика с инструментами, стоящего на каменистой дорожке.

— Еще рано, ты устал, и мне не нужна твоя помощь.

— Мы будем вместе. Сегодня, завтра и послезавтра, Сесилия.

— Просто… отстань, Тобиас. — Дрожь в голосе Сесилии выдает все, что мне нужно знать. Она встает и подходит к большому мешку с почвенной смесью, а потом тащит его ко мне. Не порываюсь помочь, поскольку почти уверен, что она вонзит в меня лопатку, если попытаюсь к ней приблизиться.

Она злится. Я это предвидел, но все равно больно. Вчера я вторгся в ее личное пространство так же, как делал это все то время, что мы были вместе, и больше того не желаю, но это выше моих сил.

Словно почувствовав мою борьбу с самим собой, хотя я и видом того не показываю, она опускает голову.

— Тобиас, я не хочу спорить.

— С каких это пор ты боишься конфликтов?

— Я не боюсь. — Моя очень сердитая садовница без особый усилий разрывает плотный пакет. — Просто сейчас мне нечего тебе сказать.

— Мы снова начинаем со лжи?

Выражение ее темно-голубых глаз становится холодным.

— Я устроила здесь жизнь. Пусть даже временную, но я не откажусь от нее ради тебя. Этого не повторится.

— Ну, мне ясна причина. Ты ускоренными темпами движешься к интересной жизни. «Горячая» йога? Торговая палата? — Сжимаю руки в кулак. Сейчас не время и не место для этого спора.

— Ну разумеется, ты снова сунул нос в чужие дела. Как же это в твоем стиле — ворваться в мою личную жизнь спустя столько лет.

— Ты знала, кого полюбила.

— Но вовсе не значит, что я этого хотела.

— Когда дело касается нас, разлука не главное. Теперь я это понял.

— Нет, это не так. Это важно. Важно для меня. Знаю, я согласилась попробовать, но чего ты ждал? Что я, не задавая лишних вопросов, вернусь домой, раздвину ноги и распахну сердце? Тобиас, я уже не та девочка и уж точно не та женщина.

— Мы говорим о тебе, а уж тебя я, черт возьми, знаю. Если бы ты изменилась, перестала быть той женщиной, которая умеет прощать и любить только как умеешь ты, то прошлой ночью я бы не спал в твоей постели. А вот насчет твоих планов не знаю, потому что мы еще не обсудили все, что нужно, и не составили ни одного гребаного плана вместе. Мы сейчас ведем переговоры. Что. Тебе. Снилось?

— А что еще мне могло сниться?

— Я тебя не оставлю. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Скорее ад замерзнет. Скорее я съем бургер.

А вот этого не надо было говорить.

— Думаешь, это смешно? — Испачканная землей Сесилия испепеляет меня взглядом. В ее глазах горят обвинение и оставшийся гнев.

— Думаю, чувство юмора придает нашему разговору не такой кровожадный тон, но, судя по выражению твоего лица, ты не разделяешь эту точку зрения.

— Ты жил с ней, — еле слышно звучит признание.

— Так тебе приснилась Алисия?

— Она тебя знала. Ты позволил ей узнать тебя. Она знала марку твоей зубной пасты. Наверное, и чертовы галстуки по утрам тебе подбирала. С ней ты поделился этими деталями.

— Не надо, — качаю головой, переживая из-за того, куда зашел разговор. — Не говори так.

— От меня ты отказался, а с ней жил. Мне даже не довелось увидеть, где ты жил.

— Нет, ты видела. Ты видела единственное место, которое я считал домом. Гадюшник на окраине города, где жила моя тетя. Это место было единственным моим домом в Трипл-Фоллс. В остальных я просто отдыхал между деловыми поездками. У меня не было настоящего дома с тех пор, как умерли родители, а с ней я не жил.

— С ее слов создалось иное впечатление.

— И я позволил тебе так думать.

— Безусловно! — У Сесилии вырывается сердитый смешок.

Мне удается скрыть обиду в голосе:

— Забыла поговорку про стеклянные дома, Сесилия? Забыла, что, когда вернулась в Трипл-Фоллс, бросив жениха, с которым все это время жила, на твоем пальце было кольцо с камнем в два чертовых карата? Или ты еще держишь его на всякий случай? — Остынь, Тобиас. Сию же, мать твою, минуту.

Закрываю глаза, боясь увидеть последствия своего резкого комментария.

— Как ты смеешь? — хриплым голосом говорит она едва слышно. — Выходит, это я виновата? Мне пришлось забыть о прошлом. Ты ведь не предоставил мне выбора.

— Знаю. — Глотаю подступивший к горлу ком. — Извини. Ревность взыграла. Спрашивай, о чем хочешь.

Она отводит глаза, и от ее молчания боль только усиливается.

— Нам надо это обсудить. Мы впустую потратили до хрена времени.

— Мы?

— Ладно, я. Merde! — Сжимаю кулаки. — Если хочешь переложить на меня ответственность, приму все обвинения. В плане жилищных условий у меня… у нас многоквартирный дом в Шарлотт, таунхаус в Париже, квартира в Испании и небольшой особняк в Германии.

— У тебя и Алисии?

— Черт возьми, ты смеешься? У нас — это у тебя и меня. Сесилия, она никогда не была моим будущим.

Сесилия обдумывает мои слова.

— А финишная черта?

— Там же, — киваю я. — И шагу туда не ступал. А мы с тобой фактически жили в доме Романа.

— Это другое. Да и все равно то время было иллюзией.

— Ты не права. Но то, что ты видела, всего лишь сон. Я помню, что тебе они кажутся реальностью, но это только сон.

— Или предостережение, которое я должна воспринимать всерьез.

Острая боль. Чую ее во всем теле. Но позволю Сесилии выиграть этот спор и тысячи последующих.

— Мы с Алисией недолго встречались, — признаюсь и чувствую досаду, когда вижу, что мои слова ни хрена не помогают.

— Как и я с тобой, если вести счет. И если хочешь назвать это отношениями.

— Мы с тобой не встречались — не принижай значимость того, что нас свело. Мы полюбили друг друга, и наша любовь уничтожила нас и всех вокруг. Мы разрушили и чужие жизни, и свои. Винить в этом нужно меня. Но вот мы здесь и еще любим друг друга — теперь даже сильнее, потому что благоразумны и понимаем, что потеряли. Чтобы оправиться от моих слов, поступков, лжи, дня, несомненно, будет мало. Как и для того, чтобы пережить то дерьмо. Но я знаю, что меня ждет, сделаю, как ты меня просила, буду тем, в ком ты нуждаешься. И надеюсь лишь, что ты попросишь у меня то, что тебе нужно, чтобы смог сладить и с этим, и мы не потратили еще больше времени.

Она садится на пятки и опускает взгляд.

— Отлично. Тогда начни с того, что обещал. С правды. Почему ты вернулся сейчас?

— Во многом из-за планов, которые составил больше двадцати лет назад — особенно с положением Тайлера в Белом доме. Не думал, что понадобится столько времени. Чем дальше, тем больше был уверен, что обязан скинуть с себя ответственность, чтобы сделать все правильно. Пришлось подвергнуть тщательной проверке некоторых доверенных, чтобы отдать им место Шона, чтобы мы с тобой могли… — С досадой издаю стон. — Меньше всего я хотел поехать за тобой, чтобы снова уехать прежде, чем мы все утрясли бы… — Когда вспоминаю все те мучения, что пережил после ее отъезда, меня охватывает гнев. — А ты исчезла на семь чертовых недель.

— У меня были на то веские основания.

— Я семь недель сходил с ума, потому что ты не оставила ни единой зацепки. — Сжимаю руки в кулак, чтобы унять гнев. — Ты уж об этом позаботилась.

— Наличка, — добавляет Сесилия. — Как тебе хорошо известно, она играет важную роль. Вот почему этот дом и кафе по закону принадлежат моей матери. — Она перестает копать. — Возможно, я не хотела, чтобы меня нашли.

— Я чуть не свихнулся от беспокойства.

— Я уже не твоя, так что ни к чему беспокоиться. Ты об этом позаботился.

— Ты всегда была моей. Я следил за тобой с тех пор, как тебе исполнилось одиннадцать, Сесилия. И не важно, что тогда к тебе чувствовал. Возможно, я по заслугам провел эти несколько недель в аду неведения, но ты всю жизнь будешь находиться под моей защитой. Однажды я уже подвел тебя и сделаю все, что в моих чертовых силах, чтобы не подвести снова. Поверь, когда вчера я приехал к тебе, то удостоверился, что никто не придет за тобой, кроме меня.

Примечания

7

Психопат (фр.)

8

Дерьмо (фр.)

9

Заткнись, черт возьми! (фр.)

10

Слезай (фр.)