Кровь и молоко

Катерина Райдер, 2020

В середине XIX века викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала замужество уделом лишённых амбиций дам. После смерти матери отец семейства всё чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее фамильное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей. Мисс Говард видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака. Но, чтобы спасти родовое поместье, ей всё же приходится расстаться со свободой. Амелия выходит замуж за судью, который вскоре при загадочных обстоятельствах погибает. Главная подозреваемая – молодая жена. Но мотивы были у многих людей, близких к её почившему супругу. Сумеет ли женщина отстоять свою невиновность, когда, кажется, против неё ополчился весь мир? И узнает ли счастье настоящей любви та, кто всегда дорожила своей независимостью? в бумаге: Wb – арт: 75951657 OZON – код: 564407567

Глава 6

"Нетронутое имя, генерал,

Для женщин и мужчин всего дороже.

Кто тащит деньги — похищает тлен".

Уильям Шекспир

Обветренные, горячие губы терзали шею Амелии, оставляя на мраморной коже влажные следы. Ладони судьи неистово шарили по молодому телу, пытаясь прочувствовать его тепло под многослойными одеждами.

Говард закрыла глаза. Ей нужно было немного времени, чтобы осознать, принять происходящее и сделать выбор. Байрон слыл очень могущественным человеком, таких покровителей стоило ценить и восхвалять, а врагов до смерти бояться. Девушка прекрасно понимала, что в данную минуту решалась не только её судьба, но и младшей сестры.

— Прошу вас, остановитесь, — жалобно прошептала Амелия, пытаясь хотя бы словом повлиять на беспорядочное блуждание требовательных рук, цепляющих пальцами кружева.

Байрон слегка отклонился назад, всматриваясь в раскрасневшееся лицо кредиторши, надменно усмехнулся и заговорил таким тоном, словно перед ним стояла не благовоспитанная леди, а портовая шлюха.

— Не строй из себя святую невинность! Я прекрасно знаю, что спрятано под этими тряпками. Ты не лучше любой девки с Ковент-Гарден.

Слова судьи хлёсткой пощёчиной ударили по женскому самолюбию. Да, Амелия Говард не была святой, не хранила честь до брака, но, стоит заметить, и замуж не собиралась. Не только в угоду собственных убеждений или стремлению к независимости, но и по причине отсутствия достойного, равного ей по силе духа мужчины.

"Лондон ещё не подарил миру джентльмена, способного вынести меня", — сказала она однажды, отшучиваясь, когда мистер Линч в очередной раз по-дружески справлялся о делах сердечных одной из самых красивых женщин Англии.

Где-то под рёбрами вспыхнул фитиль гнева и молниеносно сгорел, осыпая множеством искр гордыню. Яркой вспышкой в районе солнечного сплетения взорвалась злость, распространяясь безудержной волной по всему телу. Говард прогнулась в спине, насколько позволял корсет и, упершись в грудь Байрона ладонями, с силой отпихнула его назад.

— Я не позволю! — вскрикнула леди, глядя на мужчину глазами, полными ядовитой ненависти.

— А Фостеру позволили, — криво усмехнулся судья, отчего морщины ещё сильнее проступили на левой стороне его лица, делая его непропорциональным, напоминающим оплавленную свечу с уродливо застывшим воском.

— Не понимаю, о чём вы! — фыркнула Амелия намереваясь уйти, но судья поймал её за руку, сжимая пальцы до скрипа кожи на побелевших костяшках.

— Я знаю, что этот третьесортный писака ваш любовник, можете не отрицать!

Леди сомкнула невольно задрожавшие губы. Байрон похотливо вскинул бровь, слегка закатив глаза, представляя Говард обнажённой в объятьях молодого журналиста, а затем и в собственных.

— Я не против, — сипло протянул мужчина, коснувшись себя в районе паха, оттягивая книзу брюки. — Пока вы покорны, можете оставлять сию игрушку при себе. От вас супружеской верности я не требую. Но учтите, когда ляжете со мной, сделаете всё так, как будет велено. Я не потерплю упрямства и вероломства!

Амелия застыла в изумлении. Оказывается, Байрон и мысли не допускал, что ему могут отказать. Силясь подавить клокочущую внутри ярость, Амелия коротко выдохнула и, горделиво вздёрнув подбородок, шагнула к мужчине. Он всё ещё сжимал тонкое запястье, причиняя боль, но девушка более не обращала на неё внимания, ею полностью завладела ненависть. Ведь, куда болезненнее физических мук терзалось задетое самолюбие.

Выдержав многозначительную паузу леди, неожиданно для судьи, широко улыбнулась. Вот только взор её пылал отвращением и брезгливостью.

— Что же, я не стану лгать. Мистер Фостер и вправду мой любовник. Буквально вчера мы занимались любовью целую ночь. О, знали бы вы, Питер, что он делал со мной…

Амелия заметила, как желваки на скулах Байрона задрожали. Он тяжело выдохнул через рот. Воздух из его лёгких вышел с усилием и еле слышным свистом.

— Поверьте, столь искусной любовницы, как я, у вас никогда не было. Заверяю, ни одна девка с Ковент-Гарден со мной не сравнится… — леди подалась ещё сильнее вперёд и почти коснулась своими пухлыми губами губ старика.

— Мисс Говард, — заикаясь от возбуждения, еле вымолвил Байрон, — будьте уверены, я отведаю все ваши умения…

— Боюсь, что нет, милорд. Вам никогда не доведётся испытать сладких утех в моей постели, — завлекающе, будто флиртуя, прошептала Амелия, но её глаза с неприкрытым презрением насмехались над старым развратником.

Чёрта с два! Она не подчинится его воле, не позволит пасть себе столь низко!

Не сразу, спустя пару ударов сердца, глаза судьи округлились. Амелия отказала? Несмотря на угрозы пустить по миру, лишить будущего младшую сестру и всех, кто ей дорог, включая Джозефа Фостера? Она отказала?!

— Неблагодарная потаскуха! — взревел Байрон, дёргая мисс на себя, в желании швырнуть её к окну.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, впуская в помещение голоса из коридора. На пороге стоял сын судьи — Даниэль. В его глазах застыло искреннее непонимание. С одной стороны, Амелия Говард и Питер Байрон нарушили все приличия своей безусловной близостью. Но с другой, детектив сразу заметил озлобленный оскал отца и испуганное выражение лица дамы, тем не менее, глядевшей на старика с вызовом.

— Что здесь происходит? — опуская этикет, требовательно спросил Даниэль, переводя взгляд со своего родителя на Амелию и обратно.

Мисс Говард резко одёрнула руку, высвобождаясь из цепких пальцев Байрона-старшего, и, бросив на него последний уничижительный взгляд, направилась к выходу. Проходя мимо детектива, она задела его плечом, но даже не извинилась, молча выскочив в коридор.

— Отец? — теряясь в догадках, настаивал на объяснениях Даниэль, но судья лишь гневно тряхнул головой, не собираясь ничего комментировать.

Тогда детектив глянул вслед Амелии, она ещё не успела скрыться из виду, и мужчина ринулся вдогонку.

— Мисс Говард, постойте!

— Не сейчас, Даниэль! — сбивчиво отозвалась леди, ускорившись.

Джентльмен нагнал её в три широких шага и поймал за локоть, заставляя обернуться. Его прикосновение не было грубым и не несло в себе никаких непристойных намёков, и всё же Говард вспылила.

— Отпустите меня, немедленно!

— Я лишь хотел узнать… — попытался объясниться детектив, но девушка внезапно почти истерично рассмеялась.

— Надо же, а вы, оказывается, не такой тюфяк, Байрон. Яблоко, всё же, укатилось не так далеко от дерева. Не так ли?

— О чём вы? — нахмурился Даниэль.

Амелия глянула на руку мужчины, всё её удерживающую её за локоть.

— Не можете получить желаемого миром, применяете силу?

Байрон-младший возмущённо вскинул брови, невольно сжав пальцы сильнее.

— Вы забываетесь, мисс Говард. Мой отец…

— Леди велела её отпустить! — раздался спокойный, но властный мужской голос.

Амелия повернула голову на звук. Чуть поодаль от них стоял Томас Рэнделл. Джентльмен, как всегда, был одет с иголочки. Тёмно-синий бархатный камзол, белая рубашка, шёлковый галстук кобальтового цвета в тон жилету, тёмные брюки, начищенные до блеска туфли, высокий цилиндр и трость в правой руке. В его глазах застыло требовательное предупреждение, не открытая угроза, и всё же нечто давящее на собеседника авторитетом. Но когда мужчина перевёл взгляд на Амелию, его губы чуть дрогнули в намёке на лёгкую улыбку. Впрочем, уже секунду спустя, американец вновь обратил стальной взор к детективу.

Несколько секунд все трое молчали, не двигаясь с места. Вскоре Даниэль отпустил Амелию, отступив на шаг назад.

— Прошу прощения.

Нервно качнув головой, что мало походило на учтивый поклон, мужчина развернулся и пошёл в сторону кабинета отца. Говард даже не взглянула на него, она по-прежнему смотрела лишь на Томаса. При дневном свете джентльмен выглядел несколько иначе, не так загадочно, как в объятьях сумрачного города, но это ни сколько не преумаляло глубины его взгляда и притягательности обаяния.

Рэнделл несмело улыбнулся.

— Вы в порядке?

Говард ответила не сразу. Она так и не смогла разобраться в собственных чувствах. Что вызвало смятение? Произошедшее в кабинете судьи? Напористость детектива или поступок американка? Лишённая отцовской заботы и не имеющая никакого покровительства свыше, Амелия привыкла решать все проблемы сама. Брошенная на амбразуру суровых реалий, девушка почти позабыла как это — чувствовать поддержку со стороны.

Маска бескомпромиссной самоуверенности чуть было полностью не слетела с прелестного лица. Говард была взвинчена, и, очевидно, глубоко расстроена. Сие не смогло укрыться от проницательного взгляда иностранца. Тогда, на приёме, леди показалась Рэнделлу чрезмерно горделивой и неприступной, чем, собственно, и привлекла внимание. Сейчас же он узрел в ней нечто настоящее, свойственное обычным, земным людям — слабость. И это заинтересовало его не меньше.

— Да, благодарю вас, — вымолвила на сдавленном выдохе дама.

Повисла неоднозначная пауза. При этом ни Амелия, ни мистер Рэнделл не чувствовали себя неловко, скорее, непривычно. Леди открыто разглядывала джентльмена, чувствуя странного рода волнение в груди. Он, не стесняясь, делал то же самое, полностью убедившись в том, что Говард обладала воистину ведьмовской красотой и притягательностью.

Наконец, очаровательно улыбнувшись, Томас чуть вскинул брови и шагнул вперед.

— Мисс Говард, — его взгляд стал трогательно вопросительным, — будет ли уместно, если я приглашу вас на чашечку чая?