Кровь и молоко

Катерина Райдер, 2020

В середине XIX века викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала замужество уделом лишённых амбиций дам. После смерти матери отец семейства всё чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее фамильное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей. Мисс Говард видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака. Но, чтобы спасти родовое поместье, ей всё же приходится расстаться со свободой. Амелия выходит замуж за судью, который вскоре при загадочных обстоятельствах погибает. Главная подозреваемая – молодая жена. Но мотивы были у многих людей, близких к её почившему супругу. Сумеет ли женщина отстоять свою невиновность, когда, кажется, против неё ополчился весь мир? И узнает ли счастье настоящей любви та, кто всегда дорожила своей независимостью? в бумаге: Wb – арт: 75951657 OZON – код: 564407567

Глава 5

"А впрочем, что ж, на свете нет чудес:

Как волка ни корми, он смотрит в лес".

Уильям Шекспир.

— Нужно выбрать псевдоним, — задумчиво щурясь, сказал Джозеф за завтраком.

— Может, что-то французское? — улыбнулась Амелия, вертя в руках вилку.

— Французское… — нарочито протянул Фостер. — Ты пишешь детективные романы, вряд ли французы на такое способны.

— В том и интрига, разве нет? — усмехнулась Амелия, затем ненадолго прикрыла глаза, пробуя на вкус имя, что пришло ей в голову, вскоре озвучивая его вслух: — Филипп Ларанш…

Джозеф брезгливо скривился:

— Слишком французское, но если тебе нравится…

— Мне нравится, — уверенно кивнула Говард.

Через час любовники простились. Амелия, как было заведено, покинула квартиру первой, Фостер уехал спустя двадцать минут.

К зданию суда Говард прибыла ещё до полудня. Под пристальными взглядами мужчин, которые не привыкли видеть дам в святая святых, она уверенной поступью поднялась на второй этаж и, отыскав кабинет Питера Байрона, негромко постучалась.

— Войдите, — сипло отозвался судья.

Немедля леди толкнула дверь и прошла в мрачное помещение, которое, несмотря на огромные окна, угнетало: слишком много красного дерева и тёмных цветов в отделке.

— Мисс Говард? — вытягивая гласные, отозвался судья, поднимаясь на ноги.

До вторжения посетительницы мужчина сидел за столом, изучая материалы по новому делу. Облачённый в чёрную мантию и седовласый парик ниже плеч, он смерил девушку взглядом и чуть заметно ухмыльнулся одним уголком почти бесцветных губ. На мгновение Амелии показалось, что судья удивился её приходу, но вглядевшись в сизые глаза, леди поняла: он ждал именно её.

— Судья, — учтиво кивнув, Говард улыбнулась самой очаровательной улыбкой, имеющейся в своём арсенале, и, прикрыв дверь, сделала пару мелких шагов по направлению к мужчине.

— Чем обязан столь неожиданному, но, смею заметить, приятному визиту?

Слово"неожиданному"прозвучало особенно неискренне.

Питер Байрон жестом предложил даме присесть в кресло для посетителей, что стояло по другую сторону от его письменного стола.

— Благодарю.

Амелия изящно опустилась на парчовую обивку, сняла перчатки и положила их на колени. Судья внимательно оглядел гостью, выдержал паузу, а затем вопросительно кивнул, намекая на то, что готов узнать причину её прихода. Облизнув губы, Говард сделала глубокий вдох и приступила к изложению сути вопроса.

— Вчера после обеда к нам приезжал посыльный, он передал письмо, — взгляд Байрона тотчас изменился, в нём появилась алчная заинтересованность. — Ваша Светлость, я и понятия не имела о деяниях своего отца.

Изобразив вполне правдоподобные душевные стенания, мисс Говард неожиданно встала на ноги, прикрывая нижнюю часть лица ладонью, и отвернусь. В звенящей тишине раздался женский всхлип.

— Какой позор. Неслыханная низость, обидеть столь благородного человека…

Байрон, наблюдая за представлением, вальяжно откинулся на спинку стула. Не добившись от мужчины ответных реплик, Амелия вновь посмотрела на него, трагично шмыгнула носом и, вернувшись к столу, опёрлась на него ладонями.

— Если бы я только знала… — прощебетала она, на что судья почти по-отцовски улыбнулся.

— Боюсь, что ваша осведомлённость, мисс Говард, никак не повлияла бы на положение дел.

— Отнюдь, — хлопая ресницами, встрепенулась девушка. — Понимаете, горестно говорить такое про родного отца, но мистер Говард не в себе. После смерти матери его рассудок помутился. Я долгие годы скрывала правду, дабы сохранить доброе имя своей семьи. И знай я, что он планирует занять у вас средства, непременно бы воспрепятствовала.

— Хм… — судья задумчиво почесал подбородок, а затем вновь указал Амелии на кресло, леди послушно в него опустилась. — Когда я передавал вашему отцу деньги, он не выглядел сумасшедшим. Потрёпанным, разбитым — да, но при здравом уме.

— Со всем уважением, я вынуждена заверить, что вы ошиблись. Отец весьма быстро приспособился к своему недугу, порой мне и самой не разглядеть его безумия. Но, к огромной печали, правда такова.

— Прискорбно… — понизив голос, тягостно вздохнул мужчина.

Питер Байрон уже более десяти лет был верховным лондонским судьёй. На пост его назначила сама королева Виктория по рекомендации членов судебной комиссии, выдвинувшей кандидатуру Байрона единогласно. Богоугодный человек. Благочестивый супруг, ныне вдовец. Отец, воспитавший сына, которым по праву мог гордиться, ведь тот пошёл по стопам родителя, встав на сторону закона и правосудия. Сего господина уважали, боялись, перед ним благоговели. Но, в данный момент, рассматривая испещрённое морщинами лицо, Амелия ощущала удушливое замешательство. Что-то было не так, взгляд судьи был чрезмерно пристальным, он смотрел на неё так, словно примерялся…

— Так зачем вы пришли, Амелия? Просить об отсрочке? — мужчина вышел из-за стола и неспешно прошёлся по комнате, останавливаясь где-то позади Говард.

— Да, если Ваша Светлость сможет найти в своём сердце толику сострадания. Я не отказываюсь от долга, но мне нужно время.

Половицы вновь заскрипели под тяжестью веса мужчины. Обернуться Амелия не решилась, понимая — сия партия безнадёжно проиграна. Судья раскусил её, смог прочесть. А может быть, дело было в другом?

— Вы же знаете, мы все любили вашу мать. Она была потрясающей женщиной. Мне и самому довелось пережить супругу, я понимаю, как нелегко пришлось Джорджу, — Байрон прочистил горло, подходя ближе, положив на плечи девушки истерзанные временем руки. — Я бы мог простить вашему отцу всю сумму разом и уберечь его от позора…

Амелия напряглась, распрямив спину, — слишком щедрым было предложение. Она никогда не верила в добросердечность и бескорыстие, тем паче в высшем свете.

Прикосновения судьи были неприятны, но леди находилась не в том положении, дабы перечить, поэтому продолжала смиренно сидеть, несмотря на острое желание отстраниться.

— Но?.. — улавливая в словах мужчины недосказанность, спросила она.

Байрон властно сжал пальцы, наклоняясь так низко, что Амелия смогла почувствовать его сиплое дыхание на своей шее.

— Но взамен вы станете моей любовницей…

Говард резко подскочила на ноги, оборачиваясь, глядя на шестидесятилетнего старика с неприкрытым возмущением. Образ достопочтенного джентльмена, коим прослыл судья в обществе, вмиг превратился в дорожную пыль. Истинная личина развратника и прелюбодея сверкнула хищной ухмылкой на его лице.

— Да как вы смеете?!

— Ах, Амелия, оставьте! К чему эта драма? Или, быть может, вы смеете утверждать, что до сих пор невинны? — хрипло рассмеялся судья, делая широкий шаг вперёд.

— Вы не имеете права… — начала было девушка, но Байрон оборвал её на полуслове, прижав к чувственным губам указательный палец.

— А вы не имеете средств к существованию, но эту проблему я могу с лёгкостью решить. Вам лишь нужно согласиться.

Судья угрожающе навис над Амелией, прижимая её бёдра к столу. Его палец прошёлся вдоль нижней губы девицы и попытался скользнуть внутрь, но Говард крепче сжала зубы и резко дёрнула головой.

— Ну что же ты, милочка… — криво усмехнулся Байрон, укладывая руку на женскую талию.

— Скажи да, и я положу Лондон к твоим ногам…

— Уберите от меня свои грязные руки, сэр, — сквозь зубы процедила Амелия, — иначе я закричу!

— Кричи, я люблю, когда женщины кричат, — содрогаясь от похоти и возбуждения, прошипел мужчина, прикладываясь морщинистыми губами к бархатной шее загнанной в угол женщины.