Любовь в чужом теле

Аза Ожогина, 2021

Радов чертовски красив, умён и у него ослепительная подруга. А ещё он терпеть не может свою подчинённую Амелию – обычного неприметного аналитика, которая имеет наглость перечить ему. Этих двоих разделяет пропасть, наполненная взаимным холодом и презрением. Казалось бы, ничто не выведет этих двоих на тропу любви. Но Радов в наказание за своё высокомерие вынужден прожить несколько дней в чужом теле. Так может теперь, получив возможность сблизиться с Амелией, Радов сможет по достоинству оценить эту строптивую офисную мышку? Вот только Амелия не будет знать, что в теле, оказавшегося рядом с ней человека, пребывает её несносный босс…

Понедельник, 22 марта

Радов

Назойливое весеннее солнце протиснулось сквозь жалюзи, заставляя продрать глаза. Но вместо того, чтобы резво соскочить с кровати и наброситься на рабочий день, я протянул руку и дотронулся до мягкого податливого женского тела, которое посапывало рядом со мной.

Почему бы не начать день с приятного?

Откинув одеяло, я оголил стройную женскую спину. Моя рука пробежалась по гладкой спине и пошла дальше, и вот я уже поглаживаю упругую грудь. Плоский живот, аппетитная попка… В паху тут же проснулось желание.

— Ну, Руслан!.. Тебе не стыдно будить меня в такую рань? — наконец Кристина отозвалась на мои ласки.

— Нет, совсем не стыдно, а очень даже приятно, — пробормотал я, прощупывая почву для своего друга, который уже настропалился ринуться в бой.

— Это тебе приятно, а я спать хочу, — Кристина демонстративно отодвинулась от меня, продолжая лежать спиной ко мне.

— Спи, я тебе не мешаю, — ответил я и тут же вцепился в упругую попку двумя руками.

Одним рывком я вошёл туда, где было тепло и узко.

— М-м… — простонал я, — как хорошо…

— Тебе хорошо, а я спать хочу, — повторила Кристина.

— Детка, извини, времени в обрез, — чмокнул я оголённое женское плечо, не прекращая движений. — Вечером я сделаю всё так, как ты хочешь.

— Вечером я хочу в «Пять звёзд», — сказала Кристина уже примирительным тоном.

— Будет тебе «Пять звёзд»! — прорычал я, сделав последний рывок.

По телу прошла волна экстаза, и я обессиленный откинулся на подушки.

— Тогда мне нужно купить новую сумочку, раз уж вечером у нас планируется поход в ресторан. Я хочу выглядеть на все сто. У Луиса Бидона новая коллекция сумочек вышла. Ты же мне её купишь?

— Шо, опять?! Да из твоих сумочек Великую Китайскую стену можно построить! — вырвалось у меня.

— Сам ты китайская стена. Луис Бидон итальянец, между прочим. Как можно не знать такие элементарные вещи? — искренне поразилась Кристи. — И пора бы тебе усвоить, я китайский ширпотреб не ношу! Так что из моих сумок можно построить только великую итальянскую стену!

— Ладно, будет тебе сумочка. С таким телом ты можешь просить всё что угодно, — сказал я. Я уже давно привык к товарно-денежным отношениям с женщинами, так было проще и удобнее. Да и других отношений эти существа в принципе не знали.

— А какое у меня тело? — решила пококетничать Кристина.

— Тело ангела.

— А душа?

— А вот душа у тебя дьявола, — вздохнул я, глянув на часы. Пора уже заканчивать болтовню и собираться на работу.

— Скажешь тоже! Разве я покушалась на твою душу? — Кристина надула и без того пухлые губки.

— Нет, только на мой кошелек! — засмеялся я, вставая с кровати.

— Ну, знаешь ли!.. Вообще-то я люблю тебя! — кулачок Кристины попал мне как раз между лопаток.

— О, да! Я в этом нисколько не сомневаюсь, — надев тапки и почесывая щетину, я пошёл удовлетворять естественные потребности. Работа ждать не будет.

За что я любил эту квартиру, так это за то, что здесь было два санузла. Чёрт возьми, это было дорого, но безумно удобно! Никаких лишних женских баночек и скляночек в ванной и не нужно соблюдать очерёдность.

Я посмотрел на себя в зеркало. Какая же у меня классная фигура! Да, мужчине не пристало собой восхищаться, но я восхищался не собой, а своим трудом. Когда меня бросила мать, укатив со своим очередным хахалем в Москву, в школе мы проходили «Каштанку». Я не любил читать, не любил книги. Но «Каштанку» проглотил за вечер, а потом всю ночь проплакал. Это я был той потерянной несчастной собачонкой. Это я выл и скулил от одиночества и безысходности. И именно мысль Каштанки засела тогда у меня в голове — «Когда думаешь об еде, то на душе становится легче…»

И я думал о еде, чтобы не думать о кинувшей меня матери, не думать об отце, которому было откровенно наплевать на меня, и который свалил от нас с матерью, когда мне ещё и трёх не было. Я думал и думал о еде. А мысли привели меня к тому, что я стал жрать. Именно не есть, а жрать. В отличие от меня Каштанка не могла себе такого позволить, ей тупо нечего было есть. А вот моя тётка, на которую спихнула меня мать, только радовалась, что я ем за двоих, троих… И я стал колобком, эдакий мальчишка с батоном в руках.

Я жрал и читал. Читал Чехова. После «Каштанки» он для меня стал первым и единственным писателем, которому я беспрекословно доверял. Я читал короткие рассказы, читал пьесы, читал всё, где видел фамилию Чехов.

Как-то прочёл и «Дядю Ваню». Ни черта не понял, но споткнулся о фразу «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Данная фраза была сказана про женщину, которая только ест, спит, гуляет… Это ж снова был я! Ел, спал, гулял по просторам интернета.

На мою душу же всем было насрать, моими мыслями никто не интересовался. Зато моё лицо, которое было на виду, превратилось в блин. И я взялся за себя, за своё тело.

За четыре года изнурительных тренировок я сделал тело, за которое мне было не стыдно. А через семь лет у меня было тело, которым я мог гордиться.

И да, я помнил, что должна быть прекрасна ещё и одежда. Именно поэтому я полюбил фирменную одежду. Но до моих мыслей и души по-прежнему никому не было дела. Да и мне, откровенно говоря, на них тоже было наплевать. «Лицо» и «одежда» делали своё дело, и мне этого было достаточно.

Когда я, пофыркивая, вышел из ванной, Кристина уже пила на кухне кофе. Длинные светлые волосы струились по плечам, грудь уверенно смотрела вперёд. Хороша девка! — подумал я. Вот уж у кого точно были прекрасны и лицо, и одежда и все женские прелести.

— На этой неделе нужно внести оплату за квартиру, — сказала Кристина, демонстративно выставив вперёд скрещенные ноги.

— О’кей, я переведу нужную сумму на карту, — сказал я, наливая кофе.

— Не понимаю, зачем тебе тратиться на съём квартиры? Может, лучше я перееду к тебе? — глянула на меня Кристина, из-под длиннющих ресниц.

— Нет, не лучше, — ответил я, пробуя кофе. — Меня и так всё устраивает.

— А меня нет, — надула Кристина губки. — Мы уже давно встречаемся, могли бы уже начать жить вместе. Я бы и от фамилии Радова не отказалась. Кристина Радова — звучит красиво!

Я поморщился. Неужели эти нудные разговоры обязательно нужно заводить с утра?

— Детка, мне пора на работу. Поговорим как-нибудь потом, — поставил я пустую чашку на мойку и вышел из кухни.

От моей фамилии она не отказалась бы. Ага, как же. Есть ли женщина, которой можно доверить свою фамилию, которая её не предаст? Сначала мать бросила меня на тётку, потом Ленка, с которой у нас была школьная любовь, в восемнадцать уже вовсю жила с папиком. И это несмотря на то, что я поступил в престижный вуз, подавал надежды и обещал сделать её жизнь безбедной.

В порыве злости от нахлынувших воспоминаний, я слишком туго затянул узел галстука.

Деньги — вот кто никогда не предаст. За деньги можно купить всё, и даже счастье. А больше мне для счастья ничего и никого не нужно.

Амелия

«Пик, пик, пик!»

Я на ощупь дотянулась до сотового и вырубила надоедливый будильник. Блин, как же не хочется вставать!

— Мрау! — пропела Горошинка, что означало «Вставай, засоня, я требую хлеба! Можно без зрелищ».

— Иду, встаю, — потягиваясь и кряхтя, я слезла с кровати.

Наглая рыжая мордочка тут же потёрлась о мою ногу, правильно, мол, делаешь, хозяйка!

Ещё одно утро, ещё один день. День, в котором я опять получу фирменный недовольный взгляд от своего босса. За что? Да ни за что! Нет, за то, что угораздило меня ходить в подчинённых у угрюмого типа, и виновата в этом исключительно я сама.

— Итак, Горошинка, ты уже придумала какую-нибудь гадость, которую мы устроим для нашего шефа? — взяла я на руки кошку.

— Мрау, мрау, мрау, — начала рассказывать свои сказки Горошинка.

— Что? Что мы сделаем? Намажем ему стул клеем, чтобы он не мог отодрать от него свой жирный зад? — спросила я, отметив, что зад у Радова всё же был отнюдь не жирный. — Или запустим ему в кабинет огромного таракана с длиннющими усами? Пускай повизжит, — размечталась я, прекрасно понимая, что моя на редкость правильная совесть ни за какие плюшки не позволит мне пакостить. Да и Радов не станет визжать. Только нахмурит брови, а серые глаза станут ещё темнее.

Больше всего я боялась именно взгляда своего начальника. Когда в моих отчётах Радов замечал ошибку или ему что-то не нравилось, больше всего сводило с ума не то, что он мог повысить голос, а его взгляд. Под взглядом Радова я начинала чувствовать себя виноватой за всё, вплоть до греха Евы. Этот взгляд пробирал меня до мурашек. Глаза, которые видят насквозь. Глаза, которые заглядывают в душу и говорят: «Мне ничего от тебя не нужно. И ты мне не нужна, так что даже не пытайся себя предложить».

Чуть высокомерный, чуть презрительный. Вот это чуть… Нет, Радов не презирал людей в открытую. Но казалось, что только до поры до времени. Именно об этом говорил его взгляд, что всё до поры до времени. Девчонки на работе жаловались, что босс слишком нелюдим и не задерживается на корпоративах, лишая их возможности соблазнить себя. Да если бы Радов решил оставаться на всяких подобных сборищах до конца, то наши сотрудницы не то что в штабеля бы укладывались, а лежали бы уже с пачкой презервативов наготове. На корпоративах Радов говорил стандартные поздравления, и тут же сматывался. Меня это вполне устраивало — под взглядом своего шефа я бы и глотка шампанского не смогла сделать — и весь вечер простояла бы по стойке смирно.

От размышлений о Радове меня перервал свистящий чайник.

— Ну, Горошинка, давай завтракать, — опустила я кошечку на пол и потянулась за чайником.

Радов

Я поцеловал подставленную Кристиной щёку и уже собирался надеть пальто и выйти из квартиры, когда услышал, как на улице взвыла сигнализация моей машины.

Кто-то захотел с утра поиграть с ней в футбол? На ходу надевая пальто, я, не дожидаясь лифта, побежал вниз по ступенькам, чтобы прочесть лекцию утреннему недотёпе.

«Недотёпой» оказалась скукоженная бабка в потрёпанном пальто неопределённого цвета, которая одной рукой придерживала свою тележку, а другой колотила клюкой по колесу моей машины.

— Эй, бабуля, потише! Не надо портить чужое имущество, — сказал я, подходя к машине.

— А ты чего своё имущество на общественный тротуар поставил? — бабка погрозила мне палкой, а потом пнула ногой по колесу. — Нашёлся тут умный!

— Моя машина, куда хочу, туда и ставлю. Могла и обойти, — спокойно ответил я, нащупывая в кармане ключи от авто.

— Не видишь что ль? Везде лёд, скользко, я с тележкой иду, а твой драндулет на пути стоит. Думаешь, на тебя управы нет? Если деньги есть, считаешь, всё купить можно? Убери, говорю, свой драндулет!

— Да ты сама драндулет, пионерка совковых времён! — не выдержал уже я. Неужели этим бабкам обязательно нужно портить всем настроение?

— Это я пионерка совковых времён?! Да я тебе покажу, как пенсионеров обижать! — глазки бабки под густыми бровями сузились и недобро посмотрели на меня.

— Путину жаловаться будешь? — хмыкнул я, усаживаясь в машину.

— Да на что мне Путин! Я и без него справлюсь!

Бабка ещё что-то говорила и трясла клюкой, но я её уже не слышал. Мне пора было работать, а не с пенсионерами разбираться, у которых и было делов, провоцировать потасовки.

Вот только доехать до работы мне не удалось. Не успел я проехать и пары километров, как почувствовал удар в зад. Не в свой, а моей Ауди. И от этого удар был ещё более ощутимым и болезненным.

Чертыхнувшись, я вылез из машины. Да уж, удачное начало дня!

Из зелёного Матиза, врезавшегося в мою машину, выползла женщина.

Вот не повезло, так не повезло!.. Вместо нормального мужика или хотя бы симпатичной блондинки, в меня врезалась Женщина! Такая, с неопределенной фигурой, блеклым лицом и паклей вместо волос, с которой и договориться по-нормальному сложно и желания переспать она не вызывает.

— Извините, пожалуйста, дорога скользкая, я не успела вовремя затормозить… — начала она бормотать, приближаясь ко мне.

— Дистанцию нужно соблюдать, а не извиняться, — процедил я, присаживаясь на корточки возле машины и стараясь оценить ущерб, полученный от «поцелуя».

М-да, правый фонарь был разбит. Эх, а ведь машинка ещё совсем новенькая!

— Мам, ты скоро? — послышалось из видавшей виды Дэушки.

— Сейчас, Вова, иду! Пригляди пока за Верой! — крикнула женщина в сторону своей машины.

— Так ты ещё и с детьми, — вздохнул я, выпрямляясь.

Ну почему эти курицы едва получив права начинают таскать с собой в тазике на колесах весь свой выводок? Ладно, сами в аварию вляпаются, но дети разве виноваты, что дура-мать водить не умеет?

— Я же извинилась. А детей мне в садик везти надо, — женщина озабоченно посмотрела на часы.

— Сначала бы водить научились, прежде чем детей плодить. Если думаешь, что Шумахером родилась, то ты глубоко ошибаешься. Сидела бы дома да щи варила, — высказал я всё, что думал об этих лядях на дорогах.

— Хватит! — моя невольная собеседница повысила голос. — Не надо меня оскорблять — я мать и забочусь о детях! Посмотрела бы я на вас, если бы вы оказались на моём месте!

— На твоём месте? Да никогда! Чтобы оказаться на твоём месте, нужно иметь куриные мозги!

Я не любил детей. Меня в детстве не любили, и я теперь не хотел и не любил детей. Это же закономерно. Никто никого не обязан любить — ни родители своих детей, ни дети своих родителей.

— Что делать будем? — обречённо спросила курица с правами.

— ДПС вызывать, — сказал я и без того очевидную вещь.

Женщина тяжело вздохнула, наконец сообразив, что быстро уехать не получится.

— Хорошо, давайте вызывать ДПС. Меня, кстати, зовут Соня… — начала было она, но я её перебил:

— Совершенно не кстати, мне совершенно без разницы, как тебя зовут!

Я не считал себя обязанным запоминать людские имена — сегодня они рядом с тобой, а завтра неизвестно где, и поминай, как звали. Знаю, как зовут моего начальника, знаю, как зовут женщину, с которой я сплю. А до остальных мне дела нет.

Женщина насупилась, но всё же спросила:

— А долго ждать будем?

— До обеда прождём, не меньше, — ответил я, набирая номер дпсников.

— Я не могу до обеда, мне детей в садик надо. А по-другому нельзя? — с надеждой посмотрела на меня авточерепашка.

— Можно, — сунул я телефон в карман. — В аварии виновата ты — не соблюдала дистанцию. Давай деньги на ремонт, и разъезжаемся.

— Сколько?

— Ну, тысяч восемь, — прикинул я, во сколько обойдётся ремонт.

— У меня восьми нет, только три с половиной, — виновато сказала так называемая «автоледи».

— Три с половиной так три с половиной, мне тоже на работу надо.

Женщина торопливо слазила к себе в машину за сумочкой и протянула мне деньги. Я сунул купюры в бумажник, уселся в Ауди, закинул бумажник в бардачок и надавил на газ.

Разъезжать с битым фонарём мне не хотелось — возвращаясь вечером в темноте, чего доброго, ещё и штраф словить можно. Да и битая машинка прилива радости не вызывала. Я свернул в сторону ближайшего автосервиса.

Оставив авто на ремонт, я направился к трамвайной остановке. Придётся добираться на работу на общественном транспорте — пока такси в час пик дождёшься, полдня пройдёт.

Амелия

Как же я не люблю переполненные трамваи!.. Ну почему, прежде чем добраться до работы нужно обязательно пройти муки трения о чужие бока? Ничего, ещё пара-тройка остановок и я у себя на работе.

— Эй, ты, рыжая! Что у тебя за проезд? — послышался голос кондуктора.

Я не была рыжей, но на всякий случай обернулась.

— Чего смотришь? Я тебе говорю! — глядела на меня кондукторша глазами, густо накрашенными фиолетовым.

— Я не рыжая, — поправила я выбившиеся волосы из-под шапки. — У меня каштановый цвет волос.

— Слушай сюда, девочка, есть блондинки, брюнетки и рыжие. Ты не блондинка и не брюнетка, значит рыжая. За проезд что?

Я полезла в сумочку за деньгами. В обмен на смятую сотку кондукторша протянула мне билетик и пригоршню мелочи.

— Дальше, кто там? Передаём за проезд! Дойти до каждого не могу, габариты не позволяют! — вещала громкоголосая кондукторша, протискиваясь дальше.

— Жрать надо меньше, — послышалась откуда-то с задней площадки.

— У вас, молодой человек, что? — судя по удалявшемуся голосу, кондукторша доползла-таки и до задней площадки.

— Что значит, денег с собой нет! — зычно загудела кондукторша. — Давай плати или выходи из трамвая!

— Почему я должен выходить? — мужской голос стал громче. — Я готов оплатить проезд, но не наличностью.

Любопытные пассажиры стали поворачивать головы в сторону назревающей потасовки. Мне тоже стало любопытно, кто там борзый нашёлся воевать с кондукторшей, тем более голос наглеца показался мне знакомым. Я повернула голову в сторону перепалки, пытаясь разглядеть возмутителя утреннего трамвая. Мужчина оказался высоким, поэтому я хорошо разглядела стойку-воротник серого пальто, небритость на щеках, щегольскую укладку на тёмных волосах и прямой нос.

О, нет!.. Я с испугом втянула голову в плечи. Трамвайным зайцем оказался мой непосредственный начальник Радов Руслан Аскарович собственной персоной и в собственном пальто! Но вот почему он не в собственном авто, а в общественном транспорте? Как его угораздило залезть в трамвай?

— Я же говорю вам, портмоне в машине оставил, — повысил голос Радов.

— Так и ехать надо было на машине! Не хай в трамвай лезть, это тебе не бесплатный аттракцион! Что, экстрима захотелось? Это у вас богатеньких такая теперь мода, в трамваях безбилетниками кататься?

— Давайте я переведу вам деньги на банковскую карту. Можно по номеру телефона.

— Ах, тебе ещё мой номер телефона и моя карта нужна?! А ну, пошёл вон из моего трамвая, аферист! Если денег нет, то нечего в трамвай лезть, — гундела кондукторша.

— Да я и не лезу, вынужденно здесь оказался! Это вы по собственной воле круги здесь наматываете.

— Ах, ты ещё и хамишь! На выход, я сказала! — кажется, терпение кондукторши иссякло.

Я осторожно высунула голову из-за плеча плюгавенького мужичка, стоящего рядом.

Кондукторша активно толкала Радова в сторону двери, что, впрочем, ей плохо удавалось, из-за нехватки места на поле боя габаритов самого Радова. Народ с радостью и возмущением взирал на происходящее и по возможности старался расступиться.

— Уберите руки, я сам выйду.

— Вот-вот, иди, выходи! Вот окажешься на моём месте, тогда и будешь бесплатно в трамвае кататься.

— Я на вашем месте? — Радов откровенно засмеялся. — Женщина, у вас слишком бурные и несбыточные фантазии!

— Иди, иди! Пешком дойдёшь! Ишь ты, фантазии ему мои не нравятся! — сказала кондукторша вслед выходящему из трамвая Радову.

Трамвай ехал дальше, а в моей душе шла борьба сочувствия к начальнику и злорадства над ним. С одной стороны, Радова было жалко — ну чего кондукторша его из трамвая выперла? Проехал бы пару остановок, трамвай не развалился бы. А с другой стороны, он всегда смотрит на других так, словно они изначально во всём виноваты. Только он гений, а другие так, мозги по крупицам собирали. И как его угораздило в трамвай попасть? Он же дичится людей, предпочитая лишний раз ни с кем не контактировать.

Вывалившись из трамвая, я потопала к офису, к своим «Пузырькам» — дилерскому центру бытовой химии. А в принципе, это не так уж и плохо идти на работу, будучи уверенной, что твой босс придёт на работу позже тебя. Можно с девчонками парой фраз перекинуться, спокойненько попить кофе…

Заполнение моего мысленного планинга было прервано хрипловатым голосом:

— Подайте на еду!

Оказывается, я и не заметила, что уже успела поравняться с местным бомжом, который постоянно ошивался поблизости с нашим офисом. Я не знала его имени, но про себя называла Васькой — он был похож на хмурого бездомного кота, которого выставили на улицу злые хозяева за нелюдимый характер. Этот бомж мне даже напоминал Радова — в социальном положении между ними пропасть, а в душе они словно оба были отшельниками, каждый сам по себе.

— Да, конечно, — я привычно полезла в карман за мелочью.

Сдача, полученная в трамвае, перекачивала в протянутую ладонь.

— Дай Бог тебе хорошего жениха, красавица! — благодарно затараторил Васька свою привычную мантру.

— И вам не хворать, — улыбнулась я и направилась к своей конторе.

В офисе «Пузырьков» потягиваясь и попивая кофе, просыпалась жизнь.

— О, Амелия! Ты что еле тащишься? — встретила меня Катька из моего отдела. Катька была хорошей девчонкой и готова была отдать ближнему последнюю рубаху, вот только не со своего плеча. — Сейчас Радов завалится и устроит тебе взбучку.

— Не устроит, — довольно улыбнулась я, рассматривая новое платье Катьки.

Любили же наши девчонки форсить! Не то, что я, вечно в одном и том же сером костюме и белой блузке — на большее не хватало денег, всё уходило на съём квартиры.

— Радов ещё очень далеко, но придёт точно в плохом настроении, — сказала я, позавидовав внушительному декольте Катьки. У меня имелся только скромный вырез — мне нечего было выставлять на всеобщий обзор.

— Удивила. Когда у него настроение хорошим было? — хмыкнула Катька, одёргивая коротенькое платьице.

— Вроде же было пару раз, — пробормотала я, пытаясь вспомнить, когда Радов улыбался. Улыбаться он точно не любил. А вот ухмыляться — это да.

Я вошла в свою каморку, гордо именуемую «Аналитическим центром». Ещё большую гордость во мне вызывало то, что, судя по этой табличке, этим центром была я, так как сидела я в этом кабинете, размером с туалет, одна. Но вовсе не по доброте душевной начальства, а по скудности метров соседнего кабинета, в котором кроме красавицы Катьки сидели ещё два менеджера — Таня и Денис. Втиснуть туда ещё один стол можно было только в разобранном положении.

А в мою каморку как раз влезал один стол, два стула и маленький шкафчик. По моим подозрениям, здесь когда-то был архив — окошко под потолком давало только призрачный свет. Но зато в кабинете я сидела одна! Одна! Без всяких Катек, Танек и Денисок.

Радов

— Жди, окажусь я на твоём месте! — прорычал я вслед уходящему трамваю.

Настроение, которого и так не было, стало откровенно паршивым. В душе разгоралось раздражение на этот день. На бабку, на женщину с Дэушки, на кондукторшу…

Не желая больше ни с кем ругаться, я решил идти на работу пешком. Хоть так мне никто больше не насолит, да тут и осталось-то всего пара остановок.

Я нырнул в подворотню, вторую, третью… О, вот и мои родные «Пузырьки» показались! Оставалось пройти метров пятьдесят, когда я услышал:

— Подайте на пропитание! Подайте, люди, добрые! Подайте на пропитание! — какой-то несчастный бомж протягивал вперёд свою трясущуюся руку.

— Куда лезешь! — отпрянул я от него.

Вместо того чтобы отстать от меня, бомж наоборот отделился от стены и сделал ещё пару шагов в мою сторону.

— Подай, есть хочу, невмоготу!

— Тогда иди работать, — отдёрнул я своё пальто, за которое хотел ухватиться бомж и поспешил к зданию офиса.

— Ах ты, скотина бесчувственная! — услышал я вслед. — Да чтоб ты сам подаяния просил!

— Ага! Сейчас разбежался, — пробурчал я, прибавляя шаг.

Счастье, что я передвигаюсь на машине, и мне не приходится видеть эту картину каждый день. Нужно будет сказать охране, чтобы разобрались с этим типом. Развели здесь бомжатник. А если кто из клиентов его увидит? Да и вообще он может быть заразным.

Шагая по офисному коридору, я не встретил ни одного сотрудника. Надо же, никто не шатается из кабинета в кабинет, разнося слухи и сплетни. Удивительно, неужели взялись за ум и начали делать вид работающих и умных людей?

Я распахнул дверь кабинета, скинул пальто и с наслаждением плюхнулся в кресло — утренние прогулки точно не для меня. Нужно бы налить себе кофе. С этими мыслями я для приличия нажал кнопку «Пуск» на компьютере и собрался приготовить кофе, но комп, вместо того, чтобы радостно замигать и забегать, на моё дружеское нажатие никак не реагировал. Я посильнее вдавил на кнопку «Пуск». Результат тот же — экран был подозрительно чёрным. Это ещё что за фокусы? Потянувшись к стационарному телефону, я набрал номер сисадмина.

— Алло, Сигизмунд? Почему мой комп не работает?.. Как не знаешь в чём причина?.. Так приди и посмотри, в чём причина. И желательно, чтобы ты её ещё и устранил.

В ожидании сисадмина я взял в руки папку с отчётами. Что мне тут приготовил отдел коммерции? Как справляется с привлечением новых покупателей?

Я уже изучал третью страницу отчёта, когда дверь открылась, и в кабинет прошмыгнул затасканный свитер.

— Что так долго? — встретил я системника, глянув на часы. — У меня из-за тебя работа стоит.

— Так я же сразу… — пытался что-то промямлить парень.

— Ты сюда зачем пришёл? С начальством спорить или проблему решать? — сдвинул я брови.

— Посмотреть, есть ли эта проблема вообще, — дерзко ответил Сигизмунд, поправляя для солидности очки на носу.

— Тогда велкам, — кивнул я в сторону компа. — Картина Малевича «Чёрный квадрат».

Очкарик сел за компьютер и начал тыкать по клавиатуре, а я углубился в отчёт. Но стук клавиш не давал мне сосредоточиться на цифрах.

— Что так долго? Проблема не по силам? — оторвался я от отчёта и глянул на системника.

— Да разве это проблема? Вам бы мои проблемы, — пробурчал Сигизмунд, не отрываясь от клавиатуры.

— Мне, твои? — расхохотался я. И чего это сегодня все хотят свалить на меня свои проблемы? Мне что, своих мало?

— И не мечтай, — ответил я, подходя ближе к сисадмину. — Запомни, твои проблемы — это твои проблемы. И в данном случае твоя проблема — мой комп.

Очкарик промолчал, только сильнее насупился и громче застучал по клавишам.

Я сел на стул для посетителей и продолжил изучение отчёта. Цифры меня не радовали. Отдел работал не так, как хотелось бы — в этом месяце новых клиентов прибавилось меньше, чем в прошлом. Нужно исправлять ситуацию, иначе Енотов меня по головке не погладит. Да и сам отчёт следовало доработать в плане анализа клиентской базы, в таком виде он никуда не годился.

— Всё, картина Гейтса «Окна», — встал Сигизмунд из-за стола, приглашая меня глянуть на монитор.

— Годится, — кивнул я, бросив взгляд на мерцающий экран компьютера. — Можешь идти.

Потёртый свитер тут же исчез из кабинета.

Я потянулся к телефону — нужен новый отчёт.

— Амалия, зайди ко мне! Да хоть Елизавета с двумя палочками! Подумаешь, ошибся на одну букву. Чтобы через минуту была в моём кабинете! Живо, Добрынина, я жду и отчёт тоже.

Едва я положил трубку, как в дверь тут же постучали.

— Можно? — дверь приоткрылась, и в неё просунулся острый нос моей подчинённой.

— А, проходи, Амалия, — указал я на стул.

— Не Амалия, а Амелия, — поправила меня девушка, присаживаясь на стул.

— Хорошо, Амелия, — с нажимом сказал я, — глядя прямо в карие глаза. Что за наглость? Из-за такой ерунды начальство перебивает. — Отчёт принесла?

— Какой отчёт? Вы у меня ничего не просили, — насторожилась серая мышка в сером костюмчике. Ей бы ещё подошли бы такие же блеклые волосы в тон костюма. Но нет, волосы у неё почему-то были ярко каштановыми.

— Как какой? Я тебе ясно сказал по телефону, чтобы ты принесла отчёт по нашим клиентам. Причём развёрнутый. Этот никуда не годится, — ткнул я пальцем в папку, которую только что изучал.

— Но вы ничего не говорили! — захлопала Добрынина глазёнками. — Отчёт, который вы у меня просили на прошлой неделе, я вам принесла в пятницу. Он же у вас на столе лежит!

— Я и без тебя прекрасно знаю, что у меня лежит на столе! Я же сказал, этот отчёт неполный. А я просил полный, в разрезе клиентской базы. Понабрали тут птушниц, которые элементарных вещей не понимают, — пробормотал я, чувствуя, что ещё немного и моё раздражение выльется на эту несносную Амалию.

— Я не птушница, у меня есть высшее образование, я экономист, — офисному существу ещё хватало смелости вякать.

— А у меня этих дипломов два! Значит, так, повторяю снова для тех, кто не расслышал с первого раза, — сказал я, растягивая слова. — Подготовь отчёт в разрезе по всем нашим клиентам, включая уровень их капиталооборота за последние три года.

Добрынина принялась старательно записывать мои слова в маленький блокнотик.

— И вообще проанализируй всю деятельность наших клиентов. Когда созданы, с кем имеют дело и так далее. Мы должны знать наших потенциальных клиентов в лицо, а это невозможно без досконального изучения «биографии» клиентов, с которыми мы уже тесно сотрудничаем.

— Изучение деятельности наших клиентов не входит в мои должностные обязанности, — Амалия оторвала свой взгляд от блокнота и выжидающе посмотрела на меня.

— В твои должностные обязанности входит всё, что я скажу тебе делать. Ты занимаешься аналитикой, так что будь любезна, представь мне этот аналитический отчёт завтра утром. Ясно?

— Нет, неясно — вы требуете невозможного! Я не успею всё подготовить к завтрашнему утру! Вы понимаете, что у нас не десять клиентов, и не двадцать. Их сотни!

— Если обычная работа с цифрами для тебя слишком сложна, поищи себе другую. Например, можешь стоять со своей глупой улыбкой в какой-нибудь забегаловке и кричать «Свободная касса!», — сказал я развопившейся сотруднице, которая начала меня откровенно подбешивать.

— Я не улыбалась, — процедила Добрынина сквозь сжатые зубы.

— Конечно, не улыбалась. Все сотрудницы офиса приветливые, с улыбками на лице, только ты ходишь вечно угрюмая и недовольная.

— Не правда! Я не угрюмая и не недовольная!

— Ага! Ты ёжик с гречневой кашей в голове!

— Это я ёжик? А вы знаете кто?

— Знаю. Я твой босс, и изволь мне подчиняться. Ты сегодня работать будешь или до конца дня планируешь здесь чушь пороть?

И какой дурак назначил эту курицу специалистом по учёту продаж? Ей ведь даже холодные звонки доверить нельзя!

— Работать, — буркнула девушка, направляясь к двери. — И я не Амалия, а Амелия.

— А анализ должен быть сравнительным, за три года, — крикнул я вдогонку, выходящей сотруднице.

— Козёл!

Насчёт последнего слова я не был уверен, сказала ли Добрынина его на самом деле или мне послышалось.

Амелия

Козёл! Дебил! Идиот! Самоуверенный и беспринципный желчный тип! Что он о себе возомнил? Что компания купила меня себе в рабство?

Сравнительный анализ по всей клиентской базе! За три года! За три года!!! Да этот отчёт как минимум неделю нужно делать, а не день!

Нет, работать после выволочки Радова было просто невозможно. И я вместо того, чтобы пройти в свой кабинет, юркнула в закуток к Севе. Перед тем как ринутся на амбразуру отчёта своей скромной грудью, мне нужна была моральная поддержка.

Сева сидел уткнувшись в компьютер. Точнее в два компьютера.

— Приветики, милый! — обняла я за плечи Севу.

— Привет, — буркнул Сева, поправляя очки.

— Я к тебе за поддержкой, — прижалась я к чуть колючему свитеру своего любимого сисадмина.

— Опять Радов? — развернулся ко мне Сева, наконец-то оторвавшись от компа.

— Он самый, — вздохнула я, устраиваясь на коленках Севы.

— Да не расстраивайся ты так! Он на меня сегодня тоже уже наорать успел. Бывает.

— А ещё он снова назвал меня Амалией, — обняла я Севу за шею.

— Ладно, тебя он хоть Амалией зовёт, разница в одну букву. Но как можно меня, Севастьяна, называть Сигизмундом? Это же издевательство! — возмутился Сева.

— А ты его поправляешь? — погладила я своего мужчину по взъерошенным волосам.

— Да толку? — махнул рукой Сева. — Я уже смирился.

— Так что же ты хочешь? С чего кто-то будет запоминать твоё имя, если ты сам не пытаешься его отстоять?

— О, как! Ты теперь уже Радова защищаешь? Между вами что-то наклёвывается? — подозрительно посмотрел на меня Сева.

— С ума сошёл? Как у меня с Радовым может что-то наклёвываться? Он же придурок, — фыркнула я. — К тому же, у меня есть ты, — чмокнула я Севу в щёку, стараясь не задеть очки. — Я всего лишь сказала тебе, что нужно бороться за своё имя, я же вот не сдаюсь.

— Это всего-то лишний повод поцапаться с начальством, — буркнул Сева.

«Да уж, утешил меня любимый, ничего не скажешь», — встала я с колен Севы. Севу я, конечно, любила, и уже долгих десять лет, но порой его нерешительность начинала меня напрягать. Мужчина должен быть уверенным в себе и своих силах. Не таким хамом и нахалом как Радов, но и не тряпкой.

— Ладно, мне работать нужно, Радов требует от меня невозможного, так что я пойду, — направилась я к двери.

— Иди, у меня тоже работы полно, — не стал меня задерживать Сева, снова погрузившись в свой виртуальный мир.

Я с сожалением глянула на Севу — он даже не предпринял попытки поцеловать меня, а ведь мы два дня не виделись. В Севе пропал юношеский задор, максимализм. Казалось, всё это у него высосал интернет. Сева жил там. И если бы мы не работали вместе, то не известно продолжились ли бы наши отношения. Скорее всего, Сева попросту забыл бы обо мне.

«Что за глупости!» — отмахнулась я от грустных мыслей. Просто у Севы работы много. Конечно, он любит меня, так же как и раньше. И всё у нас хорошо.

Войдя в свой кабинет, я начала соображать с чего начать долбанный отчёт. Перелопатить всю клиентскую базу! За три года! И найти информацию, которой у нас даже нет!

Нет, надо что-то делать с этим Радовым, пока он меня до нервного срыва не довёл. Я схватила сотовый: «О’кей, гугл, что делать, если твой начальник хам и придурок?»

Итак, вот интересная статейка «Босс пошёл вразнос: причины почему начальник кричит на подчинённых».

Забыв об отчёте, я углубилась в чтение.

«Самый верный способ избегать начальника-хама — не работать с ним, — считает профессор Финансового университета при Правительстве РФ, доктор экономических наук Александр Сафонов»

Не дождётся! Чтобы я ушла со своего места? Да никогда! Тогда я Севу вообще не увижу, так хоть на работе встречаемся.

«Еще вариант: быть настолько профессиональным специалистом, чтобы в вас было заинтересовано более высокое начальство. Тогда можно смело заявить о том, что хамская манера общения для вас неприемлема»

Чего? Да Енотову глубоко наплевать на мой профессионализм! Он знать меня не знает. Какое дело директору до какого-то там сотрудника среднего звена? Приди завтра на моё место другой специалист, он этого и не заметит. Тоже мне, профессионализм.

«Совет для тех, кому уже нечего терять: воспользуйтесь соцсетями и «прославьте» вашего шефа. Понятно, что после этого на работе вы вряд ли останетесь, но, возможно, это заставит грубияна впредь быть аккуратнее в выражениях».

Ах, чёрт!.. А вот этот совет заставил меня локти кусать. Блин, ну почему я не додумалась заснять Радова сегодня в трамвае? Такой момент упустила!.. Ну, я и тяпушка-растяпушка!

Издав вздох сожаления, я продолжила чтение статьи.

«Вы обижаетесь, потому что считаете, что начальник не должен кричать. Несчастным лично вас делает запрос на справедливость — когда вы считаете, что все люди равны и должны друг друга уважать. Ерунда! Правда в том, что более сильные люди могут не уважать тех, кто слабее. Это наша реальная жизнь».

Что?!.. Вот утешили так утешили!.. Оказывается, это нормально, что Радов орёт. Это называется «реальная жизнь». Дожили.

«Упражнение на успокоение. Представьте себя на берегу моря. Солнышко светит, волны шумят. Вдруг налетает ураган — это и есть крик начальника. Вот он проорался — и ушёл. Снова солнышко. Ну кто будет обижаться на ураган? А переживания забирают у нас силы, которые нам нужны для собственного развития и карьеры».

А вот это упражнение мне очень даже понравилось. Море, солнышко…

Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Я расслаблена, я не думаю о Радове, Радов меня совершенно не волнует…

— Солнце, море, волны шумят… Мне так хорошо… Я чувствую блаженство… — мечтательно протянула я. Что там дальше? Нужно представить ураган — это начальник кричит.

— Добрынина! — услышала я возмущённый голос Радова.

А? Что? Неужели я настолько реально представила орущего начальника?

— Вот, значит, как ты работаешь!

Я испуганно открыла глаза — на пороге стоял Радов, а из его глаз разве что молнии не летели.

— Ты должна заниматься отчётом, а не вспоминать о приятных деньках, проведенных на море в объятиях своих любовников! — грозно сказал Радов.

— Да при чём тут мои любовники?! — от такой беспардонности у меня отвисла челюсть, и я сказала совсем не то что нужно.

— Вот и я говорю, эротическим мечтам будешь придаваться дома, а не на рабочем месте! — рявкнул Радов и вышел из кабинета.

Ну и придурок!.. И чего, спрашивается, заходил? Чтобы тупо наорать на меня? Ну, спасибо тебе, Гугл, благодаря тебе представила, как орёт на меня начальник и получила это в реальности!

Скрипя зубами, я пододвинулась к компьютеру и принялась за свой отчёт.

Радов

Какая же эта Добрынина!.. Я запнулся, не зная, какой её назвать. Бестолковая? Нет, пожалуй, сексуально озабоченная. Сидит на рабочем месте и думает о сексе. А может не о сексе?

Да нет, точно о сексе! О чём ещё можно думать в такой расслабленной позе? Ясен пень, не о работе. Вот тебе и Добрынина. За столько лет работы с ней, я даже никогда не думал, что Добрынина и секс как-то могут быть связаны. Ведь хотел как лучше, пошёл к ней, чтобы объяснить детали отчёта, хотел человеку жизнь облегчить. Думал, она уже работает, горбатится над отчётом, ан нет, эта Амалия-Амелия даже не думала заниматься работой. Сидит и мечтает о занятиях любовью на море.

Непроизвольно я представил, как Добрынина нежится на берегу моря. В женских купальниках я разбирался плохо, поэтому в моей картинке Добрынина валялась на песке раздетая. Нет, ну зачем же прямо на песке? Нужно покрывало подстелить, а то потом и у меня вся спина в песке будет. Вот, чистенькое покрывальце, теперь к себе и эту Амалию-Амелию притянуть можно… О, а она, кажется, ничего, эта Добрынина…

Дзыньк-трыньк-дзыньк!

— Да, — схватил я так не вовремя зазвонивший стационарный телефон.

— Радов, зайдите ко мне, — услышал я в телефоне голос Енотова.

— Сейчас буду.

«И зачем я понадобился Енотову?» — подумал я, выходя из кабинета. Эх, такую картинку испортил — солнце, море, я и раздетая Амалия-Амелия…

Амелия

Отчёт не клеился. У меня не было никакого настроя на продуктивную работу из-за Радова. Весь день с отчётом просидела, а продвинулась на три страницы.

— Ты домой идёшь? — в дверь просунулась голова Севы. — Уже пять минут седьмого.

— Через полчасика пойду. Ты меня не жди, иди, — сказала я, стараясь изобразить сожаление.

— Я думал, сегодня у тебя заночуем.

— Нет, только не сегодня. Давай завтра, а? А лучше послезавтра, когда я доделаю этот дурацкий отчёт, — кивнула я на разложенные на столе бумаги.

— Как скажешь. Жаль, конечно, что ты не можешь, — голова Севы пропала из приоткрытой двери.

А мне не жаль. Сегодня нужно будет хорошенько выспаться, мне пока совсем не до любовных утех, — я снова уткнулась в компьютер.

Радов

В пять минут седьмого мне позвонили с автосервиса и сказали, что моя машинка готова. Так что, когда мы с Кристиной ужинали в ресторане, я был почти доволен жизнью и практически забыл об утренних неприятностях. А после страстной ночи, проведённой в объятиях шикарной женщины, я засыпал умиротворённый и довольный жизнью.