Суудэр-эдзен, владыка теней

Катерина Зверь

Сборник авторских сказок, стилизованных под национальный монгольский фольклор о черноглазом духе суудэр-эдзене, владыке теней.

Три благодарности

Много жило в степях ловких охотников, много смелых и сильных воинов, много стрелков, чья рука не знала промаха, много всадников, что могли усмирить любого коня.

А самым ловким, самым сильным, самым смелым был молодой охотник Нэхтэн. Бил он разную дичь, и птицу, и зверя, и всегда возвращался с богатой добычей. Но, несмотря на славу свою и богатство, не ставил себя Нэхтэн выше других людей, помогал соседям в беде, и не бил никогда зверя с детенышем, не трогал птичьих гнезд, как научила его еще старая мать.

Как-то ехал Нэхтэн с охоты, и увидал у реки чернокосую красавицу Майримай. Полюбил красавицу Нэхтэн и захотел ее взять ее в жены. Стал расспрашивать, где живет она, и какой за нее калым платить.

— Живу я на дальней горе, Нэхтен-охотник, ― отвечает ему Майримай, ― в доме отца моего, старого Сургая. У него про калым и спрашивай.

Развернул Нэхтэн своего коня и направился к дальней горе.

Недоброе это было место ― был старый Сургай сильным колдуном, боялись его люди, и никто на дальнюю гору не поднимался, опасаясь, как бы не наслал колдун на них какой беды. Но молодой Нэхтен был смелым охотником, и согревала его сердце любовь к прекрасной Майримай.

Поднялся Нэхтэн на дальнюю гору, добрался до дома старого Сургая, и постучал в резные ворота. Открылись ворота, и показался на пороге хозяин дома.

— Что, ― спрашивает он, ― надо тебе, молодой охотник? Зачем поднялся ты на мою гору, зачем стучишь в мои ворота?

— Мир тебе, старый Сургай, ― отвечает Нэхтэн. ― Я Нэхтэн-охотник, и пришел просить твою дочь, чернокосую Майримай, в жены. Какой ты за нее калым хочешь? Любой назови ― любой достану!

— Любой, говоришь? ― смеется Сургай. ― Много вас таких приходило, много вас таких хвастало, ни один еще своего бахвальства не исполнил.

— Любой калым достану! ― не отступает Нэхтэн. ― Любую службу дай ― исполню!

Смеется старый колдун.

— Мне ветра покорны, меня духи боятся, а болезни да горести на посылках служат ― неужто ты думаешь, что сможешь силой с мной тягаться? Но раз уж сказал первое слово, говори и второе, молодой Нэхтэн. Выполнишь мою службу, добудешь, что попрошу ― бери мою дочь, чернокосую Майримай.

— Какую же службу мне сослужить? ― спрашивает Нэхтэн.

— Многие духи на мой зов являются, одного никак поймать не могу, ― говорит старик, ― Приведи мне, охотник, суудер-эдзена!

Нахмурился Нэхтэн ― нелегко найти сладкоречивого суудер-эдзена, да еще сложнее поймать его. Да и радости в том мало ― если оскорбить суудер-эдзена, то век потом удачи не видать, сживут со свету разгневанные духи. Но делать нечего, раз слово дал. Попрощался Нэхтэн со стариком, и поехал искать суудер-эдзена.

Едет он, едет, смотрит, как катится солнце по небу, а сам думает ― как поймать духа, как удержать его? Силы да ловкости хватит, да только чем потом платить придется?

Трудную задачу задал Сургай, нелегкую ― любой охотник, даже самый смелый, нет-нет, да задумается, нет-нет, да обратно повернет. Но вспомнил Нэхтэн про черные косы Майримай, согрела его сердце любовь, придала ему новых сил, подхлестнул он коня и поскакал туда, где солнце за край земли уходит.

Три дня скакал Нэхтэн, три ночи, добрался до тех мест, где жил самый старый шаман во всей степи. Много лет прожил он на берегу реки, много дней говорил с ветрами, водой и землей, всё на свете знал, и что было, и что будет. Поклонился ему богатыми дарами Нэхтэн, попросил научить его ― где искать суудер-эдзена, как поймать его?

Научил старый шаман Нэхтэна, как поймать черноглазого духа, дал ему покрывало заговоренное и веревку волшебную. Поблагодарил его Нэхтэн и отправился к самой высокой горе. Дождался он ночи, когда откинет луна косы с лица и во всей красе людям покажется, расстелил покрывало, поставил миски с медом и молоком, а сам скрылся и стал ждать.

Долго ли ждал, коротко ли, прошла луна по небу, умыла свое лицо утренней росой, да ушла солнце будить. Расстелился по горе сумрак, вытянулись тени от камней да деревьев.

Глядит Нэхтэн ― одна из теней прямо к покрывалу тянется. Выползла она из-под камня, подползла поближе, и давай в плошки заглядывать, молоко пить да медом лакомиться. Прыгнул тогда Нэхтэн, схватил ту тень, замотал в заговоренное покрывало, стянул волшебной веревкой. Бьется тень в покрывале, то молит, то проклятиями сыплет.

Приоткрыл Нэхтэн сверток, выглянул из него суудер-эдзен, смотрит глазами черными, а в глазах тех тьма ночная плещется. Черные волосы растрепаны, лицо злое ― взглянуть страшно.

— Зачем ты поймал меня, Нэхтэн-охотник? ― спрашивает суудер-эдзен. ― Неужели мало тебе было удачи твоей? Обманул ты меня, заманил в капкан, не будет тебе за то ни удачи, ни дичи, и головы не сносить.

— Не гневайся, сладкоречивый дух, ― просит Нэхтэн. ― Хватает мне и удачи, и достатка, грешно жаловаться. Не по своей воле я поймал тебя, не со злого умысла обманул.

Рассказал Нэхтэн суудер-эдзену, что послал его за калымом старый Сургай-колдун.

— На чужой беде хочешь счастье свое построить, Нэхтэн-охотник? ― спрашивает суудер-эдзен. ― Силен Сургай-колдун, буду я ходить у него в услужении сорок зим, за счастье твое расплачиваться.

— Не бойся, сладкоречивый дух, ― говорит Нэхтэн. ― Сургай-колдун сказал мне привести тебя, а не отдать. Довезу тебя до дома старого колдуна, а там отпущу и лети себе на все четыре стороны.

Засмеялся суудер-эдзен.

— Ай, ― говорит, ― хитрец, уж не от нашего ли племени ты набрался своих хитростей, уж не приходил ли кто ночью к твоей матушке? Ладно, Нэхтэн, помогу я тебе, но коли обманешь ― берегись. А теперь дай мне меда поесть да молока попить.

Развязал Нэхтэн веревку волшебную, развернул покрывало заговоренное, усадил суудер-эдзена честь по чести, налил ему еще молока да попотчевал медом. Поел черноглазый дух, попил, да и говорит:

— Благородное сердце у тебя, Нэхтэн, не стал ты меня обманывать. За то помогу тебе. Накормил ты меня, напоил, за то помогу тебе еще раз. Отпустишь меня ― помогу и последний раз.

Допил молоко суудер-эдзен, связал его Нэхтэн простой веревкой, завернул в покрывало заговоренное, пристроил на седло свое бережно и повез к дому Сургая-колдуна.

А старый Сургай его уже на пороге дожидается.

— Что, ― спрашивает, ― Нэхтэн-охотник, привез ли ты мне суудер-эдзена?

— Привез, ― отвечает Нэхтэн.

Развернул он покрывало заговоренное, вытащил оттуда духа. Протянул к нему руки Сургай, а веревка-то простая была, разве ж такой удержишь суудер-эдзена? Выскользнул тот тонким дымком из веревок, да черной тенью под камень ушел ― поди найди его!

— Что же ты, Нэхтэн, обманул меня? ― спрашивает Сургай.

— Не обманывал я тебя, Сургай, в точности поручение твое выполнил. Ты велел мне привезти суудер-эдзена, я привез его ― а про всё остальное уговору не было!

Смеется Нэхтэн, хмурится старый Сургай.

— Раз нет калыма ― нет и невесты, ― отвечает Сургай. ― Будет калым ― будет тебе и Майримай.

— Какой калым ты хочешь, Сургай? ― спрашивает Нэхтэн.

— Принеси мне соколиное перо, охотник, да не простое, а из крыла самого Аки-сокола. Из руки в руку передай, чтобы без хитростей.

Запечалился Нэхтэн. Аки-сокол ― самый быстрый во всей степи, три раза облететь ее успевает, пока песня поется, а где его искать ― никто не ведает. Но раз слово дал ― надо держать.

Оседлал Нэхтэн своего коня да поскакал в степь. Быстрым был конь Нэхтэна охотника, да долгим и трудным путь. Наконец, на исходе восьмого дня, увидел Нэхтэн вдали Аки-сокола ― высоко парил тот в небе, ярко сияло его оперение в лучах жаркого солнца. Пять дней и пять ночей без отдыха скакал за ним Нэхтэн-охотник, да так и не смог догнать. Пять раз натягивал он тетиву своего лука, и пять раз не смогли его стрелы поразить Аки-сокола ― разве может стрела догнать того, кто летит быстрее ветра?

Наконец, устал конь Нэхтэна, кончились стрелы в колчане, и пришлось охотнику спешиться, чтобы отдохнуть, а Аки-сокол улетел далеко-далеко.

Закатилось солнце за край земли, вытянулись тени. Сидел у костра Нэхтэн, думал, как поймать ему Аки-сокола. Тут увидел он, как из-под камня тень выползла, длинная да черная, моргнул ― а у костра его сидит суудер-эдзен.

— Здравствуй, Нэхтэн-охотник, ― смеется дух, ― не догнал Аки-сокола?

— Не догнал, ― отвечает Нэхтэн.

— Что же на помощь меня не зовешь? Или нет в тебе веры сладким речам суудер-эдзена?

— Хотел сам службу Сургая исполнить, ― сознался Нэхтэн. Пуще прежнего суудер-эдзен рассмеялся, да в ночном сумраке истаял.

До утра просидел Нэхтэн у костра, а под самое утро уснул. А как поднялось над землей солнце, открыл глаза охотник, и увидел, что рядом с ним перо лежит соколиное, так на солнце сияет, что глазам больно.

― Вот твое перо, Нэхтэн-охотник, ― говорит ему суудер-эдзен, ― из левого крыла Аки-сокола. Нашел я его на краю света, убедил пером поделиться.

— Спасибо тебе, сладкоречивый дух, ― отвечает Нэхтэн.

Забрал он перо, спрятал за пазуху, и поехал обратно на дальнюю гору.

А старый Сургай его на пороге дожидается.

— Что, ― спрашивает, ― Нэхтэн-охотник, привез ли ты мне перо Аки-сокола?

— Привез, ― отвечает Нэхтэн. Достал он перо, из рук в руки старому Сургаю передал. Смотрит Сургай на перо, блестит оно так, что глазам больно.

— Вижу, и впрямь это перо из крыла Аки-сокола, ― говорит Сургай. ― Неужто ты сам догнал его, да перо у него отнял? Не может догнать ни один конь того, кто летит быстрее ветра, не может ни одна стрела поразить его. Уж не обманываешь ли ты меня, Нэхтэн-охотник? Ветры, прилетевшие с дальних степей, говорят о том, что суудер-эдзен тебе помогал.

Запечалился Нэхтэн ― что он может сказать против слова ветров? Покаялся Сургаю, что помогал ему суудер-эдзен.

— Не ты добыл калым ― не тебе и невеста, ― отвечает на это Сургай. ― Похвалялся ты, что можешь любой калым достать, да вижу, ничем ты не лучше тех, что приходили сюда до тебя.

Разгневался Нэхтэн.

— Испытай меня еще раз, Сургай! ― просит он. ― Добуду я тебе любой калым!

— Ну, раз так, ― смеется Сургай, ― то добудь мне волос из уса Старика-Горы. Прохудились путы, которыми я ветра удерживаю, новые нужны, а не всякие путы могут ветер удержать.

Вскочил на своего коня Нэхтэн и поехал к далеким седым горам, добывать калым за красавицу Майримай.

Нелегкий то был путь ― дули навстречу коню и всаднику холодные злые ветры, простирались под ногами болота, а в лесах поджидали хищные звери. Долго ехал Нэхтэн, чуть коня не потерял да чуть сам голову не сложил. Наконец, добрался он до самых далеких гор, чьи седые вершины уходили в самое небо.

Оставил тогда Нэхтэн своего коня на зеленом лугу, срубил крепкий сук, сделал себе посох и отправился к вершине самой высокой горы.

Старые то были горы, многое видели они, многое слышали. Множество птиц свило свои гнезда на отвесных скалах, множество зверей рыскало по их дорогам, множество слухов и историй приносили им ветра из далеких краев. Видели те горы, как пришли на эти земли боги, а за ними следом и люди. Видели они, как жили в тех краях великаны, видели они, как стали те великаны камнями. Всё знают они, всё помнят.

Вот в тех горах и жил старый великан, что сам уже почти стал камнем. Целыми днями сидел он неподвижно на своем месте, думал о том, что было, гадал о том, что будет. Было у него когда-то имя, длинное, великанское, какое простому человеку ни за что не выговорить, а кто смог ― тот же час падал замертво. Потому и звали его просто ― Старик-Гора.

Долго шел Нэхтэн-охотник, добрался до самых вершин, отыскал Старика-Гору, поклонился ему и стал просить волос из его уса.

— Где тебе, простой человек, волос удержать? ― спрашивает он. ― Ты, поди, и ковылинки в руках не удержишь.

Рассердился Нэхтэн, стал грозить Старику-Горе:

— Отдавай, старый великан, волос по-хорошему, а не то придется мне биться с тобой!

Захохотал Старик-Гора, задвигался.

— Многих я видел храбрецов, Нэхтэн-охотник, многие приходили сюда искать славы и подвигов. А теперь лежат их кости в глубоком ущелье, на самом дне!

Пуще прежнего рассердился Нэхтэн, вытащил свой меч и вызвал великана на бой. Долго бились они ― дважды солнце успело подняться и пройти свой путь по небу, дважды успело оно закатиться за край земли, наконец, обессилел Нэхтэн, разломился его верный меч на две половинки, да порвалась тетива у его верного лука. Схватил тогда Старик-Гора Нэхтэна и сбросил с горы вниз.

Пролежал сколько-то без памяти Нэхтэн, открыл глаза, видит ― стоит над ним черноглазый суудер-эдзен, смеется.

— Что же не позвал ты меня, храбрый охотник? Или думал, что сам великана одолеешь?

— Что же звать тебя, сладкоречивый дух, ― отвечает Нэхтэн, поднимаясь с земли, ― коли силы у меня и своей предостаточно. Дай только лицо в ручье омыть, и снова я пойду к Старику-Горе. Не вышло с одного раза, так с другого получится.

Пуще прежнего рассмеялся суудер-эдзен, и протянул ему длинный и толстый волос ― добрая веревка из такого выйдет, сорок сороков диких лошадей удержать можно, в самый раз такой ветры связывать. Запечалился Нэхтэн, волос увидев.

— Что не весел, Нэхтэн-охотник? Или не тот волос я принес тебе? ― спрашивает суудер-эдзен. ― Чай, ты пока с великаном дрался, какой―нибудь другой волос приметил?

— Не приметил я другой волос, сладкоречивый дух, ― отвечает Нэхтэн. ― Да только донесут ветра Сургаю, что не выполнил я его просьбу, и снова не отдаст он мне красавицу Майримай.

— Эх, Нэхтэн-Нэхтэн! ― покачал головой суудер-эдзен. ― Сильный ты и храбрый, да только куда силе против хитрости! Помогу я тебе и в последний раз, как обещал, а ты поезжай к Сургаю, да не беспокойся ни о чем.

Смотал Нэхтэн волос, привязал к седлу и поехал восвояси. Добрался до дальней горы, а Сургай-колдун уже на пороге его дожидается.

— Ну, Нэхтэн-охотник, добыл ли ты волос из уса Старика-Горы?

— Добыл, ― отвечает Нэхтэн.

— Неужто одолел ты Старика-Гору? ― спрашивает Сургай. ― Кто же может поручиться за тебя?

— Спроси ветров своих, ― отвечает Нэхтэн.

Позвал тогда Сургай злые холодные ветры, расспросил, где летали они и что видели. Рассказали ему ветры, что летали они к седым горам, и что видели они, как добыл Нэхтэн-охотник волос из уса великана. Не знал Сургай, что убедил сладкоречивый суудер-эдзен злые холодные ветра, научил, что сказать старому колдуну, когда начнет он их расспрашивать. Так помог черноглазый дух и в третий раз молодому охотнику.

Долго Сургай-колдун расспрашивал холодные ветра, да так ничего и не добился.

— Делать нечего, ― сказал тогда Сургай. ― Одолел ты меня, Нэхтэн-охотник. Бери в жены мою дочь, черноглазую Майримай.

Взял Нэхтэн красавицу Майримай в жены, увез в свое селение и сыграли они там богатую свадьбу. Жил с тех пор Нэхтэн с красавицей женой долго и счастливо. Помнил Нэхтэн, кто помог ему выполнить службу, и каждый вечер оставлял для суудер-эдзена плошку молока и миску душистого меда ― и с тех пор ни в чем не знал неудачи.