Четыре сына. Игры со временем

И. Барс, 2019

После череды потерь близких Энира должна была сломаться, но она смогла пережить темные для себя времена. Мир узнал о ней, Светлой – потомке истребленных во времена Великой войны иллиров. Теперь на нее открыли охоту. Сможет ли Эни найти путь в Вейлир – запретные леса вейланов? Поможет ли ей Дамаск или предаст, выдав Ардалу, исполняя долг? Отпустит ли ее мужчина, пробудивший в ней чувства после смерти Тэйпа? И чем грозит восхождение нового султана на юге?

Глава 1

Оттепель

Лисбет, провинция Гиллиан

Крастр святого Варфея

3038 г.

Лучи теплого золотого Илара купались в хрустальной воде обшарпанного фонтанчика, выросшего посреди нечесаной зеленой лужайки. Киф с удовольствием вдохнул чистый лесной воздух и, собравшись с духом, направился прямиком в крастр. Святой покой сторожили тяжелые дисовые двери. Они всегда отворялись страждущим.

Объемный запах ладана ударил в нос. Присмотревшись к сумеречной темноте пустого зала молитв, Киф заметил ее. Она сидела на второй скамейке от алтаря и разглядывала небольшую статую старца в обмотках. Киф знал, что подруга слышала приход постороннего в храм, как знал, что она не обернется. Поэтому сам направился к ней.

Сев рядом, квихельм молча уставился на местного идола. Тишина была ватная и неприятная. Если бы не легкий треск свечей, можно было бы услышать, что творится в голове у монахинь на улице.

— Как твоя молитва? — нарушил молчание Киф.

— Молитва? — бесстрастно переспросила Энира. — Молитва кому?

— Ты же ходишь в этот храм, сидишь перед алтарем целыми днями. Не знаю, кому ты там молишься. Оркусу, Гелле, Варфею ли этому.

Киф посмотрел на профиль подруги, однако лица ее, скрытого капюшоном, не увидал. Голос же девушки оставался безразличным:

— С таким же успехом я могу молиться полевым мышам. Помогают они мне ровно столько же.

Температура воздуха в крастре будто упала на пару градусов. И такие изменения стали уже привычным явлением в последнее время. Настроение и окружающая атмосфера менялись в зависимости от состояния подруги. А всё после этого проклятого Фостэйна. Что уж там произошло, Киф достоверно не знал, так как вместе с Юханом сидел в темнице у тамошнего короля. А жаль. Тогда бы хоть понятно стало, что творится с Энирой. Прошло уже два месяца, как им удалось сбежать, а подруга заговорила лишь несколько седмиц назад. Связано ли это со смертью Тэйпа Хардрага, с восставшими из небытия фархарами, с взрывом ли, устроенным всё тем же Хардрагом, Киф не знал, а Энира молчала.

Не желая быть заложником аномального состояния, лир Гальморт поспешил сменить тему разговора:

— Тогда скажи, когда мы уходим? Я уже устал слушать, какая же колючая солома в конюшне.

— Ну вот куда ты хочешь уйти, Киф? — со вздохом спросила Энира. — В Квихл? Ты забыл, как нам на границе Гиваргиса мортенийцы по жопе надавали? Тебе, если ты забыл, больше всех досталось.

Вспомнив засаду близ деревушки Вешенки и свое ранение в бедро огненным пульсаром, Киф насупился.

— Я уже потеряла отца, Селира, Тэйпа. Спасибо, но вас терять я не хочу.

— И что, теперь мы тут всю жизнь будем сидеть из-за твоих страхов? — недовольно проворчал Гальморт, облокотившись на спинку скамьи. — Чего ты ждешь?

Энира одним резким движением стянула капюшон с головы, открыв взору золотистый водопад волос, и, размашисто раскинув руки в стороны, воскликнула:

— Чуда, Киф! Я жду чуда! Большого и прекрасного! Чуда, которое укажет мне направление в сторону Запретных Лесов. Ты представь, послать — послали, а дорогу не показали.

Пока подруга возмущенно распиналась, Киф расплылся в улыбке. Он уже давно не видел от эмоциональной Эниры таких ярких всплесков, да еще сопровождаемых актерской игрой. Реакция квихельма не осталась без внимания. Лира Бэр строго глянула на него своими необыкновенными аквамариновыми глазами.

— Чего ты мне свои зубы скалишь?

— Фу, как некрасиво, лира Энира, — напыщенно сморщил нос Киф, напомнив подруге об их высокородном положении.

— Ой, вы посмотрите-ка какая ханжа тут ко мне присела, — удивленно выгнула бровь девушка. — Как крыс жареных с голодухи трескать, так ничего, мы не гордые, а зубы я его упомянула, так тут же про голубую кровь он вспомнил.

Киф рассмеялся. Рассмеялся не от слов лиры, а от осознания, что она начала наконец-таки «оживать». Однако смех Гальморта ее не веселил.

— Серьезно, Киф, я уже столько вариантов передумала, как попасть в Запретные Леса, у меня уже скоро мозг через ухо вытечет, — нервно указывая пальцем на ушную раковину, безысходно произнесла Эни. — Я уже даже думала (свят, свят, свят!) обратно к Айдану вернуться, он ведь единственный, кто там побывал. Ты прочувствовал всю силу моего отчаяния?

Доказывая правдивость своих слов, Энира сложила руки на спинке впереди стоящей скамьи, словно ученица за партой, и в бессилии уронила на них свою златовласую голову.

— Так, может, всё-таки Квихл? Сараха, если сильно постарается, и Леса увидит. Да и неплохо было бы спросить ее, что за деревяшку нам оставил Хардраг…

— Киф! — прервала друга Энира, резко повернув на него голову.

— План-то изначально таков и был…

— Мортенийцы, Киф!

Теперь пришел черед недовольства Гальморта.

— А теперь помолчи и послушай. Если ты считаешь, что, сидя здесь, ты как-то уберегаешь бедное и несчастное братство квихельмов от мортенийцев, то сильно ошибаешься. Во-первых, если мортенийцы решили взять штурмом Квихл, они это сделают, вне зависимости есть ты там или нет. Во-вторых, если они всё же действительно до такого додумаются, то отхватят на всю оставшуюся жизнь. В-третьих, я до сих пор поверить не могу, что мы безропотно следовали за тобой и забрели в этот захудалый крастр. Теперь сидим тут, как истуканы, месяц уже! Траву в огороде дергаем да репу собираем. Вот это я понимаю, дело для настоящих квихельмов!

Ничего не ответив, Энира медленно отвела взгляд от темных глаз друга. Уткнувшись подбородком в сложенные руки, она долго разглядывала статую святого Варфея. Минуты плавно перетекали друг в друга. Слушая мягкий треск догорающих свечей и легкий стрекот кузнечика за стенами неприглядного старого крастра, Киф разглядывал абсурдную квинтэссенцию нищеты и роскоши в этом маленьком зале. Подгнившие деревянные полы и осыпающаяся со стен штукатурка безнадежно пытались гармонировать с золотыми образами, платиновым Иларом над алтарем и хрустальной люстрой, привинченной к худому потолку.

Словно по негласному приказу, лира поднялась и направилась к выходу.

— Ты куда? — слегка удивленным тоном спросил Киф.

— Забирать Юхана. Пора уходить, — ответила девушка, не замедляясь ни на секунду.

Квихельм поспешил за подругой, нагнав ее у выхода.

— А ты знаешь, где он?

Энира лишь хитро улыбнулась.

Только спустя пару минут Киф догадался, куда они направляются. Минув крастр, дворик, огород и маленький перелесок, пред ними, словно серебряный удав на мшистой равнине, расстелилась небольшая речушка, где стирали белье монахини. Неподалеку от водоема рос куст. А за кустом сидел длинноволосый юноша. Смотрел он в сторону монашек, но Киф знал, что взгляд его неотрывно следил за одной из них. Самой молодой.

Первый раз в жизни Юхан Фалемот влюбился. Влюбился и превратился в какого-то дурака. Поначалу Гальморта это даже веселило, но чем дальше, тем больше лучший друг напоминал ему сопливого осла. Он перестал понимать шутки, и всё его нахождение в крастре сводилось к маниакальному преследованию объекта своего обожания.

— Юхан, хорош за кустом сидеть! Иди сюда! — зычно позвал Киф, чтобы услышал его не только Фалемот.

Юхан трусливо припал к земле, видимо, желая провалиться сквозь нее. Одновременно с этим монахини синхронно разогнулись и посмотрели в сторону крика, а Киф довольно-таки ощутимо получил кулаком в плечо от Эниры. Однако это нисколько не расстроило Гальморта, которого разрывало от желания расхохотаться.

— Где твое благородство, Киф? — осуждающе произнесла лира Бэр.

— А его где? — мотнул головой в сторону скрывающегося за листвой друга Гальморт, испытывая нечто вроде чувства стыда за поведение Фалемота.

— Сразу видно, что ты никогда не испытывал этого светлого чувства — любовь.

— Зато ты у нас в этом деле бывалая, оказывается, — с улыбкой парировал Гальморт и, опережая возмущение Эниры, вновь громко крикнул. — Юхан, поднимайся с земли, простудишься!

— Ты сказочный мерзавец, Азанткиф, — негромко протянула подруга, назвав квихельма полным именем, зная наверняка, что Кифа от этого передергивает.

В то же время красный, как спелый гранат, Юхан подскочил и стремительной поступью направился в сторону друзей. Его глаза были полны безумия, а кулаки сжаты до побелевших костяшек. Киф даже с интригующим любопытством гадал, врежет ему друг или нет. Однако разгадке помешала Энира. Она юркой норкой выскочила навстречу Фалемоту и, не дав ему добраться до своего обличителя, схватила пухлогубого квихельма за руку, вытащила у него из-за пояса именной нож и едва уловимым движением резанула Юхана вдоль предплечья. После чего потащила не успевшего ничего осознать друга в сторону ручья.

Киф опешил. Дразня Фалемота, он рассматривал разные варианты развития событий, но такого точно не ожидал.

Дабы не пропустить ни одного мгновения, Киф поспешил за ними. Не успев добежать, он услышал невероятный ужас в голосе Эниры, которая уже дотащила истекающего кровью Юхана к монахиням:

— Юлифа, прошу, помоги! — обратилась она к самой молодой монашке. — Юхан споткнулся в конюшне и упал на перевернутый плуг!

Юная девушка с покрытой головой тут же кинула мокрое белье в таз и подбежала к Фалемоту. Ей потребовалось три секунды, чтобы оценить тяжесть ранения. Похоже, именно она отвечала за врачевание в крастре, и Энира это откуда-то знала. Хотя Киф был уверен, что подруга жила «в себе» до сегодняшнего дня, даже не осознавая, где находится.

Монахиня кинула емкую фразу на дейтирском языке самой старой из них, после чего обеспокоенно посмотрела на Эниру своими янтарными глазами.

— Необходимо обеззаразить и наложить швы, — строго произнесла девушка мягким голосом, который, казалось, вовсе не подходил для таких серьезных фраз. — Рана довольно глубокая. Но у нас нет обезболивающего средства, Эни.

Разыгрывая практически паническое безумие (хотя Киф, как и сама лира, знал, что эта рана для Юхана сродни обычной царапине), Энира затараторила:

— Юхан — квихельм, выдержит. Но нужно спешить! Он потерял много крови! Юлифа, прости, я знаю, что вам нельзя контактировать с мужчинами, и, если бы не этот нелепый случай, я бы никогда не стала тебя утруждать…

— Ничего страшного, Эни, — накладывая давящую повязку чуть выше локтя Фалемота, ответила Юлифа.

Всё это время Киф наблюдал не только за действиями монашки, но и за Юханом. Он стоял, не шевелясь, белый, как свежий творожок, и, казалось, боялся вздохнуть. Карие глаза друга впитывали лицо Юлифы, словно сама Гелла спустилась к нему с небес. За время знакомства Киф видел Фалемота в разных ипостасях, и, честно говоря, большинство из них были далеко не самые лицеприятные. Но это его состояние вызывало полнейшее недоумение и неприятие.

— Эни, пожалуйста, помоги ему идти. Следуйте за мной.

Молодая монахиня направилась в сторону крастра, Энира же перехватила здоровую руку Юхана и повела его следом, но предварительно испепеляюще зыркнула на Кифа, кивком заставляя следовать за ними.

Застывшие посреди ручья монашки молча наблюдали развернувшуюся картину.

— Прошу прощения, — вежливо поклонился Гальморт пожилым дамам перед уходом.

Спустя полчаса Киф и Энира сидели на булыжниках возле капеллы. Как только они переступили порог часовни, Эни под предлогом поиска коры белой ивы тут же оставила Юхана и Юлифу наедине. Хотя Киф искренне не понимал, зачем она это сделала. Скорее всего, Юхан лежит там уже без сознания от переизбытка чувств.

— И что теперь? — нарушил тишину Гальморт.

Перестав расчерчивать прутиком хаотичные линии на земле, девушка лениво перевела единственные в своем роде сине-зеленые глаза, выдержала немую укоризненную паузу, после чего вновь вернулась к своему незамысловатому рисованию.

— Зачем ты оставила их наедине? Он же еще больше втрескается. Мы уходить собрались, а после сегодняшнего, ты его отсюда теперь и калачом не выманишь, — обвиняющим полушепотом продолжил Киф. — Так бы он на расстоянии повздыхал, пострадал да успокоился, а ты их познакомила, теперь он в этом крастре корни пустит.

В ответ Энира лишь негромко рассмеялась, впервые за долгое время.

— Что смешного?

— Ты поступил как свинья, Киф, — продолжая улыбаться, спокойно произнесла подруга, почесав медового цвета бровь. — Хочешь поискать виноватых, взгляни в зеркало. Ты опозорил Юхана в ЕЁ глазах. Так что если бы не я, то, уверяю тебя, друга бы ты сегодня потерял.

— Да я уже его потерял. То, что сейчас сидит в той капелле, то не мой друг, того человека я не знаю, — грустно вздохнул Гальморт.

Он не хотел обижать Фалемота. Такая же беда могла случиться и с ним. Всё равно у него с этой Юлифой ничего бы не получилось. Ей с мужчинами не просто разговаривать запрещено, ей на них и смотреть-то не разрешается. Так что исключительно в «медицинских» целях Киф, пусть жестоко, но, несомненно, действенно, решил пристыдить друга так, чтобы ему при одной только мысли о слежке за Юлифой становилось дурно.

— Я обязательно дождусь того момента, когда с тобой произойдет нечто подобное, и с превеликим удовольствием напомню тебе эту историю. А Юхан, думаю, постарается воспроизвести эпизод с кустом, но так, чтобы на его месте оказался ты.

— Если такое всё же произойдет, я искренне надеюсь, что моего воспитания хватит, чтобы не сидеть под куст…

Дверь часовни отворилась, оборвав Кифа на полуслове, и на свет вышла Юлифа. Как полагается, лир Гальморт тут же поднялся на ноги. Однако монахиня вниманием его не удостоила. Она посмотрела на Эниру, которая уже успела надеть маску безутешной тревоги.

— Всё хорошо, Эни. Рану я обработала и зашила, — изогнула красивые полные губы в поддерживающую улыбку Юлифа, обнажив белые зубы с небольшой щелью между резцами и показав очаровательную ямочку на левой щеке. — Через час подойди, пожалуйста, на кухню, я приготовлю Юхану суп. Он должен поесть.

— Ох, Юлифа, ты не представляешь, как я тебе благодарна. Дай Оркус тебе здоровья. Еще раз прости за беспокойство.

Пока Энира рассыпалась в притворных извинениях, Киф перевел свой взор в полумрак капеллы. Оттуда, словно мертвец из склепа, заторможено шагал Юхан.

— Юлифа… — еле слышно позвал квихельм монахиню, как только она обернулась, он очень нехарактерным для себя голосом произнес: — Ты говорила, что нужна будет перевязка. Когда я смогу прийти к тебе?

Лицо Фалемота было белее снега, а уши краснее самого спелого томата. Киф никогда бы не поверил, что эта здоровая мускулистая детина будет мяться, как пятилетняя испуганная девочка.

— Завтра, после утренней молитвы, подходи к капелле, — ответила Юлифа, после чего нежно улыбнулась ему.

— О, не беспокойся, Юлифа, я сама его перевяжу, нам просто сегодня нужно уходить из крастра. Хватит вас уже объедать, — вмешалась Энира, подходя к Фалемоту.

— Как уходить!? — воскликнул Юхан, алая краска с его ушей за секунду залила всё лицо. — Куда!?

— Нам нужно идти, Юхан, — с нажимом на слове «идти» произнесла лира, очень многозначительно посмотрев на него со всей высоты своего небольшого роста.

— Очень жаль. Вы нас нисколько не стесняете. И что бы вы знали, мы всегда будем рады видеть вас в нашем крастре.

Киф не встревал в этот странный для себя разговор, а лишь слушал и наблюдал. И поразило его не то, что монашка ответила Юхану, а то, что она действительно расстроилась, когда Эни сказала про уход. Когда же девушка, перед тем как их покинуть, едва заметно кинула смущенный взгляд на Фалемота, у Гальморта слегка приоткрылся рот.

У Юхана был такой вид, словно у него случился сердечный приступ. Он больше так ничего и не сказал, провожая монашку круглыми стеклянными глазами. Как только она скрылась из виду, он моментально ожил и набросился с криками на Эниру:

— Как ты могла!? Зачем ты так со мной поступила!? Еще хуже, чем этот подонок! — ткнул Юхан пальцем в Кифа. — Для чего ты подарила мне надежду, если знала, что уходить скоро!? Зачем!? Зачем!? Зачем!? Это подло! Это так подло!..

На каждое свое восклицание Юхан с бешенством пинал ни в чем неповинную траву, а когда выдохся, плюхнулся на ближайший камень. Не обращая внимания на распоротое предплечье, он обреченно обхватил голову руками и, словно заведенный маятник, начал раскачиваться взад-вперед.

Киф никогда в жизни не видел такой трагедии в друге. С легким переживанием он неуверенно подошел поближе и попытался заглянуть в лицо Фалемота.

«Уж не плачет ли он там?», — проскользнула в голове прохладная мысль.

Пообещав себе избить друга до полусмерти, если он сейчас рыдает, Киф осторожно потряс его за плечо:

— Дружище, ты чего? Из-за монашки что ли т..?

Договорить Гальморт не успел. Юхан от души врезал в челюсть квихельму. Рот наполнился металлическим вкусом крови. С радостью осознав, что глаза друга наполнены злостью, а не слезами, Киф с облегчением выдохнул. Отвечать на удар Гальморт не собирался, а вот Энира решила утихомирить друга.

Выскочив перед Кифом, как Кардаш из табакерки, она звонко зарядила Фалемоту бодрящую пощечину и, с силой оттолкнув, грозно прикрикнула:

— А ну угомонись немедленно и вытри сопли! Хочешь оставаться — оставайся! Тебя никто не тащит за собой. Хочешь любить и быть любимым? Прекрасно! Я за тебя только порадуюсь.

Амплитудно развернувшись, так что длинные волосы вспорхнули воздушным вальсом, Энира резво пошла прочь. С жалостью глянув на растерявшегося друга, Киф последовал за лирой.

Она нашла правильные слова, чтобы Юхан не просто безропотно покинул вместе с ними крастр, а чтобы при этом еще и вину свою почувствовал. Лира Бэр умела это делать так, как никто. И действительно, спустя час, когда Энира попрощалась с несколькими монахинями, снабдившими ее провизией, и они с Кифом уже выходили из крастра, их нагнал Юхан.

Вид у него был точно у побитой собаки.

— Юхан, правда, если хочешь, оставайся, — великодушно предложила Энира, хотя Киф знал наверняка, что лира в душе сейчас ликует.

— Вы ж пропадете без меня, — чересчур серьезно произнес Фалемот, после чего, кривовато осклабившись, добавил: — К тому же, не пройдет и седмицы, как меня сожгут на святом огне за домогания к монахине.

Энира и Киф рассмеялись. Гальморт еле сдержался, чтобы не сказать, что скорее Юлифа начнет домогаться до Юхана, чем он до нее. Хотя лир был крайне рад, что Фалемот маленькими шажками пытается вернуться в свое прежнее «невлюбленное» состояние.