Стратегии и «стратеги»

Ислам Узалов

Книга является сборником статей полемического характера из опубликованных автором и получивших общественный резонанс.Фактически она является монографией о подходах к разработке стратегии социально-экономического развития региона на примере Республики Дагестан, которая ещё долго не будет терять своей актуальности.Автор, помимо прочего, владеет искусством занимательно писать о сложном, что делает книгу интересной для всех категорий читателей, а не только учёных и руководителей всех уровней.

«Где деньги, Зин?»

Персонаж из анекдота говорит, что у него имеется семь причин не играть в карты, и начинает перечислять: Во первых, у меня нет денег…

Затрагивая ранее о причине ступора программы социально-экономического развития республики до 2010 года, я назвал отсутствие денег.

При отсутствии инвесторов рассуждения о прочих факторах, которые, безусловно, могли бы повлиять на результаты её выполнения, теряют всякий смысл.

О жалобах предпринимателей, готовых инвестировать во что-то из программы, на её изъяны, поскольку нет доктрины (стратегии, концепции…) или препятствия со стороны чиновников вроде не было слышно.

В то же время, почти каждый день можно увидеть в телевизоре кого-либо, жаждущего что-то построить, купить или посеять, обижающегося на государство, которое не желает помогать ему деньгами в этом благородном деле.

Чтобы при разработке Стратегии 2020 в очередной раз не наступить на те же грабли, нужно, прежде всего, попытаться понять причины того, почему капитал проигнорировал программу 2010.

Разделим инвестиции условно на две категории — государственные и частные.

Государственные у нас, в свою очередь, имеют тоже два источника — бюджетный и от бизнес — структур, где контрольный пакет принадлежит государству.

Бюджетные вливания, прежде всего, направлены в социальную сферу (школы, больницы, ЖКХ…) и прямое оперирование рыночными понятиями здесь невозможно.

Что касается бизнес-структур, контролируемых государством (Газпром, РАО ЕЭС…), их поведение в стране тоже определяют далеко не рыночные факторы и суждение по нему об инвестиционном климате в республике, может сформировать искажённую картину

Общее для этих инвестиций является то, что их величина, помимо прочего, зависит и от лоббистских качеств дагестанского руководства.

Поэтому вина за отсутствие должного инвестирования из государственных источников, ложится на заказчика программы, который не смог их обеспечить.

В этом деле разработчики, скорее всего, полагались на его заверения, что деньги будут, и поэтому их в чём-либо упрекнуть сложно.

Не исключаю и то, что какие-то средства выделялись, но не были использованы по назначению.

Это опять таки, вина заказчиков, а не разработчиков.

Выводы на будущее из всего этого очевидны.

Основной акцент в программе развития делался на участии в ней частного капитала и поэтому особенно важно понять правильно причину именно его пассивности.

Частные инвестиции, опять же, условно разделим на две категории: Инвестиции бизнеса функционирующего на территории республики и инвестиции бизнеса (в том числе и дагестанцев), расположенного за её пределами.

Почему же на программу не откликнулись ни те, ни другие и каковы шансы, что они откликнутся на очередную?

Внешние инвесторы не откликнулись, посчитав, что преференции, обещаемые республикой, не в состоянии покрыть имеющиеся риски.

Это не предположение, а утверждение и основано на вполне объективном законе движения капиталов (туда, где безопаснее и высшее норма прибыли).

Мы нередко обвиняем центральные СМИ, смакующие негатив при освещении обстановки в республике тогда, как на самом деле, всё не совсем уж и плохо.

Безусловно, подобный пиар из центра не улучшает инвестиционный климат, но почему, кроме инородцев (назовём их так) не откликнулись и предприниматели-дагестанцы, проживающие за пределами республики?

Уж они-то знают, что заводы-фабрики здесь никто не взрывает, и террористы сегодня, воюют, главным образом, с правоохранителями.

Значит, даже если не реагировать на стрельбу, оставшиеся риски перевешивают блага, которые могут принести инвестиции.

Достаточно показательным в этом деле является поведение Сулеймана Керимова.

Считается, что он решил инвестировать в республику сто миллионов долларов (вообще-то, при его активах и почти пяти миллиардной программе развития республики не ахти какие деньги).

На самом же деле это не инвестиции в традиционном смысле.

Если в восторженных сообщениях СМИ о происшедшем видеть то, что написано, а не что всем показалось, то он их просто дарит Дагестану. На его — Дагестана усмотрение.

А дарённому коню, как известно, в зубы не смотрят.

Спасибо.

Лично у меня сложилось впечатление, что сделано это из чисто благотворительных соображений, а к ведению собственного бизнеса в Дагестане Керимов никакого интереса не испытывает.

Во всяком случае, каких-то сообщений на этот счёт не было.

Как же так, на родине, где для него, вроде бы, должно быть комфортнее всего, необозримое поле деятельности, безусловная, надо полагать, поддержка руководства республики, а он держится подальше?

Ведь многое лежит прямо на поверхности:

Почему бы ему, например, не вложиться в виноградарство и виноделие, выстроить сильную вертикально интегрированную компанию и стать, помимо прочего ещё и крупнейшим в России виноделом?

Разве при умелом менеджменте капитализация этого бизнеса за несколько лет не может возрасти во много раз по отношению к инвестированному?

Да и те же сто миллионов он мог не подарить, а вложить сам в какие-либо проекты и, возможно, для республики это было бы лучше, чем доверяться чиновникам.

Ну и прибыль имел бы.

Конечно, может оказаться, что он очень сожалеет, но профиль его бизнеса и инвестиционный профиль Дагестана далеки друг от друга. Не судьба.

Ну, тогда и обсуждать нечего.

Я не особо интересовался структурой бизнеса Керимова, но, насколько известно, он не имеет узкую специализацию и довольно разнообразен.

Поэтому с куда большей вероятностью могу предположить, что зоны совпадения имеются, а если и нет, то он все равно всегда готов вложиться во что-то интересное..

А если так, какие же риски могут удерживать от инвестирования?

Прежде, попытаюсь ответить, какой риск его не может пугать, поскольку он сметёт его весом своего капитала, но который не может не удерживать тех предпринимателей, которые таким весом не обладают.

Ведь республиканская программа развития вовсе не ориентирована только на миллиардеров из «Форбс».

Речь идёт о риске потери бизнеса.

Если понравится, его просто напросто могут отобрать.

Найдут причину, подставят, подсунут что-либо, оболгут, запугают, наконец.

Менталитет такой у нас сложился.

А складываться он начал ещё за пределами республики, где немало наших земляков считали за доблесть кого-то «кинуть» в бизнесе.

Разве является тайной, что и сами дагестанцы, ведущие там успешный бизнес избегают иметь какое-либо дело со своими земляками.

Даже просто принять к себе на работу?

Безусловно, идеальной среды для предпринимательства нигде не бывает. Предпринимательство это всегда риск.

Но до тех пор, пока уровень риска потери бизнеса будет таким, какой он сегодня, в Дагестан эта категория бизнесменов, за исключением возможно отдельных любителей, вкладываться не будет.

Что делать?

Менять менталитет, безусловно, нужно, но это дело не одного года.

А вот сделать наш суд действительно независимым и беспристрастным можно куда быстрее и легче.

Это будет гарантией того, что, в случае чего, справедливость всё равно восторжествует — фактор способный значительно снизить уровень риска потери бизнеса.

Теперь о риске, который вкупе с остальными предпринимателями, как мне представляется, неприемлем и для Керимова:

В Дагестане сформировалась своя культура предпринимательства, состоящая из теневой системы экономических связей, особой иерархии ценностей, неформальных личных отношений.

Благодаря им, сложилась довольно устойчивая система перераспределения национального богатства.

Повторюсь, на бюджете паразитирует довольно узкий слой, имеющих доступ к нему.

Вместе с тем практически каждый предприниматель, скорее всего, даже не думая об этом, через систему неформальных связей делится своим доходом, подкармливая и работника, и чиновника, и преподавателя, и врача…

Кому-то больше, кому-то меньше в зависимости от сложившейся теневой иерахии ценностей, но вместе с государственной, основанной на дотациях центра, сложилась вполне сбалансированная смешанная система жизнеобеспечения населения, поддерживающая определённое качество жизни.

Среда эта, к тому же армированная системой национальных и родственных отношений, не может не отторгать, как инородное тело, тех, кто нацелен на честный бизнес или тех, чей бизнес возможен только в условиях прозрачной, правильной экономики, поскольку в иной он просто не будет востребован.

У среды против этого сложился мощный иммунитет.

Не берусь судить о первоначальном накоплении капитала Керимовым, но сейчас, убеждён, его бизнес абсолютно прозрачен.

Слишком многое на кону, что бы позволять себе хоть что-то, способное вызвать подозрение или дать пищу «доброжелателям».

Да и что такое особое это может ему дать?

Так вот, ведение такого бизнеса в нашей среде требует сверхусилий, а успех далеко не гарантирован.

Мало того, адаптация этого бизнеса к реалиям Дагестана несёт в себе серьёзную опасность для его бизнеса находящегося и за его пределами.

Здесь для республики выход только один — такую среду следует разрушить.

Как? Об этом позже.

Ладно. А почему не откликнулись наши местные предприниматели?

Уж они-то итак варятся в этом соку и, значит, наши риски их не пугают.

А это означает, что они видят для себя проекты более куда более выгодные, чем заложены в Стратегии, и, кстати, занимаются ими (я уже в начале писал, что по моим подсчётам сумма таких инвестиций составляет ежегодно порядка 1,0—1,5 миллиарда долларов.

Это значительно больше среднегодовых инвестиций необходимых для успеха программы).

Значит, деньги есть, но они «не слушаются» Стратегии.

Хорошо это или плохо?

С одной стороны, поскольку, сейчас речь идёт о той её части, которая не связана с социальными проектами, то это, вроде бы, хорошо, ибо отдача от вложенного рубля получается выше, чем в проектах Стратегии, а рабочие места всё равно создаются.

С другой… Ну, об этом тоже потом.

Стратегией предусмотрены также определённые направления экономического развития, которые не столь интересны бизнесу сегодня, но направлены на реструктуризацию экономики с прицелом на будущее.

Регулирующая роль государства здесь вполне оправдана, как, вроде, оправданы и инструменты, используемые им для того, чтобы заинтересовать капитал в этих проектах (льготное налогообложение, игра кредитными ставками и прочие преференции).

Инструменты эти классические, но, судя по всему, не сработали. Почему?

Потому, что они работают в условиях цивилизованного рынка, участники которого придерживаются вполне определённых правил игры, оговоренных законами и прочими нормативными актами, а не понятиями.

К сожалению, дагестанский рынок, как уже было показано выше, с самого начала развивается именно по понятиям.

У нас существует две экономики.

Одна — виртуальная — это экономика Дагстата, которая в прострации и вокруг которой, причитая, хлопочут лекари, сочиняя для неё стратегии и программы.

Вторая — реальная, которая пышет здоровьем и растёт как на дрожжах.

Зовут её теневой, хотя она не ютится по тёмным углам и зачастую размещается на людных местах, сверкая огнями рекламы, стеклом и мрамором отделки.

А вообще-то, в действительности, это, не две разные экономики (один цех или завод прячется где-то в подполье, другой на виду у всех — такие тоже есть, но не они делают погоду), а два лика одной и той же экономики.

Одним лицом — отчётным она повёрнута к Дагстату, а другим — реальным к потребителю.

Если статистика фиксирует темпы роста в 15—20%, то это значит, что реальная экономика, возросшая не меньше, показала и в отчёте частицу от этого роста, поскольку слишком уж накладно будет, что-то построив или запустив, делать вид, будто объекта нет вообще.

Так вот, каким стимулом для инвестирования в программу могут служить такой экономике обещаемые льготы по налогообложению, если она итак платит налоги чисто символически?

Мало того, она при этом экономит не только на республиканских и местных, по которым предполагается льгота, но и на федеральных налогах, на которые ничего такого не распространяется.

И тут не в состоянии помочь даже дополнительные льготы на кредитование.

До тех пор пока экономика будет находиться в тени, никакие льготы её не прельстят и никакие программы, рассчитанные на привлечение местного капитала, не сработают, если они не сулят дагестанскому предпринимателю отдачу более высокую, чем в его комфортной тени.

Либо его из этой тени следует выводить.

Как? Об этом в следующей главе.

Говоря об инвестициях, нельзя обойти и тему утечки капитала.

Мы все привыкли слышать об этом в масштабе России, а вот как насчёт утечки из Дагестана?

Одно дело, когда наш предприниматель, развивая свой бизнес, инвестирует в филиалы за пределами республики. Головной офис остаётся в республике и с доходов его филиалов, почти все налоги, не считая подоходных и социальных, поступают в бюджет республики.

Очень даже неплохо.

Только вот про таких практически не слышно.

Куда более известны случаи, когда дагестанцы, выезжая за пределы, создают там самостоятельные и довольно успешные предприятия.

Естественно, этот бизнес никакой связи с бюджетом республики уже не имеет.

Ещё хуже, когда наши достаточно успешные здесь предприниматели выводят свой бизнес из республики.

Происходит это потому, что далеко не все в состоянии адаптироваться к реалиям нашей действительности, о которых написал выше, и нормальный прозрачный бизнес предпочитают пребыванию в тени.

До тех пор пока правильная, нормальная экономика в республике не станет доминирующей, такая утечка будет продолжаться.

Господин Чернышёв в своих публикациях нарисовал довольно впечатляющий портрет коррупции, проникшей во все поры дагестанского общества.

К сожалению, всё так и есть.

Вместе с тем, его пафос направлен на то, чтобы, как в «Интернационале», до основания разрушить и потом…

Для него образ дагестанской экономики — это нечто, находящееся в системном кризисе, которое «проще и дешевле сделать или купить новое, чем исправлять», то есть место которому на помойке.

То, что это далеко не так, я попытался показать выше.

В системном кризисе пребывает вовсе не экономика Дагестана.

В нём пребывает, прежде всего, наша система государственного управления всех уровней (вот тут я с ним согласен), которое в своё время, решая вовсе не государственные, а личные задачи, дало экономике карт-бланш.

Поводья были отпущены, а точнее подменены неформальными связями.

Экономика двинулась путями, регулируемыми этими связями, привыкла к ним, окрепла и вдруг обнаружилось, что государственные институты уже давно сами по себе, а экономика сама по себе.

Крепкая такая для своего возраста, мускулистая экономика. Правда, физиономия у неё уж очень плутоватая.

Вот такой вот автомобиль, где водитель вроде есть, а рулит кто-то другой.

И никакой тягач-бензовоз, в принципе, ему не нужен.

Госпожа Цапиева придерживается несколько отличной от Чернышёва точки зрения и, хотя у неё тоже много вполне разумных оценок, делает удивительное заявление: «Не следует бояться теневой экономики… в определенной степени теневая экономика — это благо и уж точно не зло.»

Ведь она создаёт рабочие места, производит что-то нужное.

Если так, надо полагать, что стратегия в разработке которой она участвует, предусматривает мирное развитие белой экономики параллельно с теневой или, на худой конец, просто не замечая её (коли она «уж точно не зло» и даже «благо», разве не глупо ополчаться против?).

Не выйдет. Теневая экономика непременно сожрёт белую.

Простая задача:

Два одинаковых магазина (завода, ресторана…) рядом. Один платит все налоги и белую зарплату, а второй большей частью в тени.

Чем всё кончится при прочих равных?

Ответа два:

Первый — теневик в конкурентной борьбе уничтожит белого соседа, поскольку за счёт экономии на налогах и социальных отчислениях у него будет больше финансовых возможностей, чтобы откупиться от проверяющих, демпинговать и пр.

Второй вариант — белый, чтобы выжить, тоже уйдёт в тень.

Ну, и какой вариант нас устраивает?

Что касается моей оценки дагестанской экономики — это «северокавказский тигр», загримировавшийся дистрофиком.

Однако, её следует уподобить дикому, а не дрессированному тигру. Вместе с тем, в красную книгу такого не занесёшь.

Тогда что, застрелить?

Эти хищники, как известно, довольно опасны. Но с экономикой, тем более, развивающейся бешенными темпами, так поступить невозможно, да и неразумно — нельзя такую мощь и вечный двигатель пускать в распыл.

Её нужно просто очень жёстко, но умело выдрессировать.

В противном случае все стратегии и программы развития будут обречены.

Даже очень умные.

P.S. Меньше всего хотел бы, чтобы под дрессировкой понимался призыв к огосударствлению экономики, диктату государства.

Никто лучше предпринимателя не чувствует запаха прибыли и никто быстрее не получит её.

Забота же государства в том, чтобы были уплачены налоги, без которых ему невозможно полноценно осуществлять свои функции.

То есть, речь идёт всего лишь о приучении предпринимателей к необходимости, как выразился в своё время российский министр финансов Лифшиц, «делиться».

А может не надо никакого укрощения?

Считает, ведь, госпожа Цапиева, что теневая экономика это вообще-то неплохо, поскольку производит нужное, создаёт рабочие места, платит людям…. Да и я сам ранее заметил, что, благодаря такой экономике, в дополнение к государственной сложилась и своя система перераспределения национального богатства,.

Ну, сожрет, как показал на примере, теневая экономика белую и что?

Рабочие места останутся, перераспределение тоже.

Могу даже добавить, что расчёты, проведённые мною двумя разными способами, показывают одно и то же — если сейчас вывести нашу реальную экономику из тени, бюджет сразу перестаёт быть дотационным.

Республика сегодня вполне в состоянии сама себя прокормить.

Но тогда мы лишаемся подпитки из центра (!).

«И жизнь хороша, и жить хорошо… А хорошо жить ещё лучше.»

Может, лучше пребывать в комфортной тени?

Так-то оно так, но…

Что ж, придётся быть более обстоятельным раз даже доктор экономических наук столь неожиданно придерживается такого взгляда:

— Во-первых, и это самое главное, теневая экономика приучает нас к, мягко говоря, обману сначала государства, а потом… везде.

Идёт процесс морального разложения общества.

Он уже коснулся всех. Сверху до низу.

От детей до стариков.

Обман стал для нас нормой, лицемерие — правилом хорошего тона.

Но дружно удивляемся: Откуда берётся весь этот негатив во всём?

— А оттуда.

(Кто считает, что уж он-то чист, пусть успокоится, попьёт водички и не спеша подумает. Может, что вспомнит.)

— Во-вторых, именно теневая экономика является питательной средой для коррупции, ну и наоборот.

Эта «сладкая парочка» не способна прожить друг без друга.

— В третьих, невозможно сидеть на двух стульях — желать благ от такой экономики и одновременно от государства качественные медицину, образование, пенсионное обеспечение, отремонтированные дороги… безопасность, в конце концов.

Московские дотации не вечны, и их хватает лишь, извините, для поддержки штанов.

— В четвёртых, у предпринимателя далеко не всё, утаенное от выплаты в качестве налогов уходит на перераспределение, а поступи всё положенное в бюджет, перераспределение было бы более полным и, значит, честным.

Откуда уверенность, что теневое перераспределение более справедливо, чем осуществляемое государством?

— В пятых, аккумулирование средств в руках государства позволяет ему осуществлять социальные и экономические программы, необходимые для развития общества, которые бизнес, по определению, не будет осуществлять никогда.

Можно возразить: Ну, выйдет экономика из тени, наполнятся закрома родины, а чиновники их либо растащат, либо бездарно растратят. И что?

— А то, что бюджет в отличие от теневой экономики, прозрачен и поэтому может контролироваться обществом.

И не надо смеяться.

Общество, члены которого не платят налоги и общество, члены которого платят, есть два разных общества.

Первое — это, извините, стадо баранов, смотрящих в рот государству, ожидая пока оно их облагодетельствует чем-нибудь.

Ведь, государство, игнорируемое ими, в свою очередь, и им, по сути, ничего не должно.

Второе — это общество граждан, члены которого знают, что государство содержится на регулярно отчисляемые ими деньги и заинтересованно следят, как их деньги оно расходует, и очень болезненно реагируют, если они разворовываются или неумело используются.

«Налогоплательщик хочет знать!»

Хочет знать и предприниматель, и его работник.

У каждого свои налоги.

Они убеждены, и по праву, что они содержат государство и оно им должно.

Они не позволят, чтобы кто-то получал откаты из их денег, которые должны быть потрачены в их же интересах.

Общеизвестно, что наиболее благополучными, наиболее комфортными для проживания являются страны с самым низким уровнем коррупции.

Это закономерность.

Если оставить за скобками весь прочий негатив от коррупции, с экономической точки зрения самое неприятное в коррумпированной экономике не столько даже то, что она перераспределяет мимо государства, а то, что она функционирует, нарушая определённые принципы правильного рынка и это, несмотря на демонстрируемую сейчас динамику, никогда не позволит ей выйти на мировой уровень.

Экономику движут две силы — это стремление людей к получению благ и честная конкуренция.

Первая заставляет их искать возможности для обогащения и трудиться в этом направлении.

Вторая — повышать качество, производительность, снижать себестоимость.

Однако, честная конкуренция возможна только при наличии равных условий для всех.

Это тренажёр экономики, который заставляет быть в постоянной форме и поиске.

Она беспощадна, но справедлива.

Конкуренция же связёй и приоритета в получения каких-либо преференций всегда расслабляет.

Мышцы становятся дряблыми.

К тому же, прозрачный и поэтому наиболее перспективный бизнес эмигрирует.

Рано или поздно начинается загнивание.

Убеждён, если бы республика не получала изначально никаких расслабляющих дотаций, при грамотном управлении, её экономическое лицо сегодня было бы совсем иным.

Во всяком случае, никакой тени не существовало бы.

«Распиливать» нечего, а выживать надо.

Иначе, народ сметёт.

Коррупция, как правило, ассоциирует у нас с деньгами за что-то — может незаконное, а может даже и законное.

Однако, платят не только деньгами.

Платят и «борзыми щенками», и услугам.

Ты — мне, я — тебе, причём, не за свой, а государственный счёт.

Приведу пример самый безобидный и даже, на первый взгляд, пустячный:

Принял чиновник своего знакомого без очереди.

Вот вам и коррупция.

— Да ты что, брат, заболел что-ли?

Это ж мой земляк (кунак, друг детства, отец родной…)! И ничего я с него не взял, и всё сделал по закону.

— А какое право имеет чиновник красть у каждого в очереди из, например, пятнадцати человек по десять, например, минут дополнительного ожидания и, в результате, подарить за их счёт кому-то целых два с половиной часа, которые тот потратил бы, став в очередь шестнадцатым?

Я — тебе, а потом ты — мне?

Если чиновник такой добрый, пусть придёт в свой выходной и обслужит земляка-кунака за счёт своего личного, а не рабочего, оплаченного ему государством, для которого все посетители равны, времени.

По большому счёту разве не так?

Коррупция она и в Африке коррупция.

Хоть на копейку, хоть на миллиард.

Нельзя быть немного беременным.

Ну ладно, перейдём от самой коррупции, наконец, к борьбе с нею:

Глядишь в телевизор и видишь столько активных борцов с коррупцией, что невольно думаешь: А где же коррупционеры? Их же не должно быть в природе.

Им же просто не от куда взяться, потому что все — борцы.

Нет темы моднее.

Прямо таки «аль-фатиха» в джентльменском наборе любого уважающего себя человека, тем более — политика.

Идёт непрекращающееся сражение нанайских мальчиков, борющихся сами с собой.

И рецепт победы всем известен:

— Принять закон о борьбе с коррупцией!

— Всех коррупционеров снять (посадить, расстрелять), а вместо них набрать чистых и честных!!

— Создать специальные органы по борьбе с коррупцией!!!

Сказано — сделано!

— Антикоррупционный закон уже на рассмотрении в Думе!

— «На Совбезе планировалось объявить о создании специализированного антикоррупционного органа»!

Это я цитирую печать.

Заголовок статьи тоже очень интересный — «Коррупция без присмотра». Сирота, понимаешь.

— Отстранили от должности пару-тройку чиновников (из миллионов по стране или десятков тысяч по республике) и даже неизвестно за что, но уже СМИ торжествуют: Ура! Началась борьба! Обновление!!

Общество буквально оболванивается этими рецептами, про которые долдонят на каждом углу.

Но давайте попытаемся мыслить рационально:

Конечно же, нет предела совершенству, но разве действующее законодательство не позволяет хоть на удовлетворительно справиться с коррупцией?

У кого есть сомнения, может почитать уголовный кодекс.

Вместо того, чтобы законы клепать, неплохо бы подумать, от чего это не работают существующие.

А создание антикоррупционных органов?

Да это же смех.

Коррупция есть противозаконное деяние. Для борьбы с нарушениями закона существуют правоохранительные органы.

Разве их мало или они слабы?

И что такого особенного даст ещё одна бюрократическая настройка?

Надо не бюрократов разводить, а подумать, от чего это столь бессильны существующие.

Не менее утопично и предложение заменять коррумпированных чиновников не коррумпированными.

Где их найти в коррумпированном насквозь обществе? С Марса что ли завезти?

А вдруг и там коррупция и мы по не знанию не тех завезём?

Но как же всё-таки быть, если всё действительно сплошной, как говорит мой сын-тинэйджер, облом?

Расскажу одну историю… Нет, даже две:

Первая про Японию, которая после поражения в войне лежала в руинах.

И не только физически.

Просто, она не существовала как государство. Оккупационная военная администрация (США) на каком-то этапе передала власть сформированной ею же местной гражданской администрации.

И тут началось такое…

Короче, тотальная коррупция, воровство, начиная с самых верхов.

По всей стране бесконечные кровавые мафиозные разборки. Делом заниматься некогда и некому.

Страна, как была в руинах, так и остаётся.

Попытки американцев вразумить новоявленных руководителей ни к чему не приводят.

Тогда они никого не расстреливают, не сажают в тюрьмы, не издают антикоррупционный закон и даже не создают антикоррупционные органы.

Они одним махом, не разбираясь, кто, в чём и насколько виноват, снимают всех высших руководителей страны до министров включительно и ставят новых.

Смотрят месяц-другой и видят — лучше не стало.

Операция повторяется.

И так, ещё несколько раз.

На каком-то этапе вдруг всё заработало и работает до сих пор. Уже без американцев.

Как работает, известно всему миру.

Что же такое произошло?

А произошло вот что:

Очередной набор высокого японского начальства понял, наконец-то, что с ним никто церемониться не собирается.

Надо либо работать, либо уходить, либо вообще не претендовать на кресло, чтобы не опозориться, выкинутый на улицу через месяц-другой.

Что очень важно, мягкую площадку для приземления отставникам никто не предлагал.

— Разве небольшая кучка людей в состоянии остановить беспредел в целой стране?

— Правильно.

Однако министр, в свою очередь, даёт знать своим заместителям и начальникам управлений, что никаких церемоний не будет и лучше он снимет их, чем снимут его.

Те, в свою очередь…

Начинается цепная реакция, которая доходит вплоть до рядового клерка в далёкой провинции.

Элементарно, Ватсон.

Главное не тюрьма и антикоррупционный комитет или закон, а требовательность и ответственность без скидок на что бы то ни было и для кого бы то ни было.

Вторая история про небольшое островное государство Сингапур.

Там не было американцев, но в этой клоаке Юго-Восточной Азии, как называли его ещё лет сорок назад и где дела шли даже похлеще, чем в поверженной Японии, откуда-то взялся странный премьер-министр.

То ли местные мафиози по ошибке пропустили, то ли он сам был «дон карлеоне», которому надоело жить в клоаке.

Короче, он повёл себя точно так, как американцы в Японии.

Результат получился точно такой же.

Спустя пару десятилетий, ещё задолго до 2000 года Сингапур стали звать уже страной двадцать первого века.

Интересна и дальнейшая судьба реформатора, зовут которого, кстати, Ли Куан Ю.

После нескольких сроков своего премьерства, он сам не стал выставляться на очередной срок и ушёл в отставку.

А благодарные соотечественники придумали ему не должность или пост, а звание, что-то вроде «отца нации», и в этом качестве он здравствует по настоящее время.

На днях именно из Сингапура совершил свой первый рейс единственный пока самый крупный в мире пассажирский авиалайнер Airbus А-380.

И принадлежит он не кому-нибудь, а именно сингапурской авиакомпании Singapore Airlines.

Ближайший год ни у кого в мире такого самолёта не будет.

Вот в США или Китае его нет, а в четырёхмиллионном Сингапуре с четырьмя государственными языками и территорией меньшей, чем у некоторых районов Дагестана, есть.

Дагестан строит капитализм уже более пятнадцати лет и стартовые условия у него были несравнимо лучше сингапурских, и дотации, которых у Сингапура не было, имеются.

Что ж, подождём ещё лет пять… И ли пятнадцать?

Рассказанное не сказка и не ложь, но намёк, конечно же, имеется и он может вызвать вопрос:

— Ладно, министров легко снимать, а как народных избранников — глав администраций?

А их и не надо снимать из Махачкалы.

Если в муниципалитете будут прокурор, начальник милиции и пр. пр., знающие, что, если что не так, то их республиканские начальники лично с ними ни при каких обстоятельствах не будут церемониться, потому что и с республиканскими начальниками никто не собирается церемониться, то и они ни при каких обстоятельствах не станут ни с кем церемониться.

Даже с братом, сватом и кумом…

Местная администрация сразу же почувствует, что либо надо заниматься делом, либо уходить. Иначе будут серьёзные проблемы со своими же «санитарами леса».

Всё начнёт работать само собой.

Для прокурора, милиционера, налоговика, потребнадзора, ФСБ… даже если они все вместе очень сильно уважают и любят главу администрации, своя рубашка всегда ближе к телу.

Фактор рубашки мгновенно разрушает и клановые, и национальные, и любые иные неформальные связи.

То есть разрушает ту среду, которая держит экономику в тени, и о которой я писал в предыдущей главе.

Личный интерес, понимаешь, должен совпадать с государственным.

Такая вот стратегия, доктрина и даже, страшно подумать, национальная идея.