Папа Лев

Ирина Севастопольская, 2020

Эта книга заговорит с твоим сердцем. Если ты напрочь успел позабыть о собственных крыльях, она подскажет, где ты их видел в последний раз. И если ты давно потерял себя в лабиринтах чужих судеб и жизней, эта книга поможет найти дорогу и станет хорошим спутником на твоём пути. А если ты благополучно стёр память о том, как в детстве уверенно ложился в твою ладонь тяжёлый деревянный меч, она обязательно напомнит тебе. Ничего не бойся. Самое интересное произойдёт не тогда, когда эта книга заговорит с твоим сердцем. А когда твоё сердце начнёт отвечать.

Шкаф Мики

У меня ничего нет, говорит Мика. Нет ничего, только шкаф. Самая моя большая ценность — это шкаф. Смешно? Да, пожалуй. Кому угодно может быть смешно, только не мне.

Мике сорок пять, и у неё есть огромный шкаф. С годами он становится всё больше и скоро начнёт открываться в пятое измерение, — устало смеётся Мика, — очень хорошо, если начнёт, потому что мне негде их больше хранить.

Негде больше хранить вот этот. Тяжёлое серебро кольчуги давит на плечи, этот мой самый любимый, пожалуй, говорит Мика, потому что рядом с ним мне позволено наконец быть собой. Это воин, это одежда воина, видишь, какой холодный металл, какая звенящая медь, кто бы слышал… Эту одежду я предлагаю немногим, потому что я ношу точно такую же сама, ношу её не снимая и спать в ней же ложусь, — печально улыбается Мика, — тяжёлая слишком. Не каждый выдержит, козе понятно. Только избранные. И я. Но я не в счёт, я, считай, выросла в ней.

А это, — отряхивает Мика пыль с тяжёлой плотной ткани, — это Защитник. Это чуть легче, чем воин, но тоже непросто. Это надо защищать меня всегда и везде — от бед, напастей, болезней, от себя самой, от приключений на мою бедовую голову и от разных людей, которые хотят со мной поговорить, а мне лишние знакомства и слова совершенно ни к чему, устаю сильно. Все мы, интроверты, такие. Чем меньше соприкасаемся с людьми, тем больше в нас жизни, а самое желанное времяпровождение — глубоко внутри себя с самим собой. После этого что в клетку со львом, что в аудиторию с тысячью слушателями — никакой разницы и вообще легче лёгкого, когда ты — это ты, все совпадения с тобой не случайны, оправданны и совершенно закономерны. Разрешены.

А это — тяжёлый чёрный плащ, лиловая кайма, бархатная полумаска — Чёрный Ловелас. Это тоже просто. Это — враг. Против него — бороться и сражаться, потому что он подкрадывается коварно, чтобы похитить кусок от моего сердца и сварить из него борщ. Сказать по правде, почти вся эта одежда — враги. Те, которыене соперники, — смеётся Мика.

Джинсы и кеды, футболка-разболтайка, рюкзак со сказками — это друг.

Такой человек, которому можно всё рассказать и который поймёт рассказанное с полуслова, включится в тональность, найдёт нужные слова для ответа. С которым можно пройти сотни тысяч дорог и никогда не устать, потому что кашу на привале вместе (вот котелок), и в дождь под одним плащом (вот плащ), и в солнце делить радость ровно пополам. Это самая новая одежда, она редко одевается.

Каждый раз, когда мне встречается кто-то незнакомый, я внимательно смотрю, — говорит Мика, — какая одежда подойдёт именно ему. Сейчас я ошибаюсь гораздо реже, чем в юности, там я постоянно путала друзей с просто людьми, защитников с ловеласами, ловеласов с воинами, а воинов с инквизиторами. Хохот был просто, а не жизнь. Сейчас я умнее и старше. И почти не путаю, хотя и случается.

У меня нет ничего, только шкаф, — говорит Мика, заваривает чай в глиняной кружке и идёт наводить порядок. — Часть вещей давно пора выбросить — вот серую длинную хламиду — это мудрый и добрый наставник Виттариус, лет пятнадцать их уже не встречала, впору самой надевать, пожалуй. Нет, не выброшу. А то вдруг. Вот и пальто охотника за душами совсем моль изжевала, сыплется серой пылью.

Всё хорошо, да только так случается, что одежда эта на людях горит и трещит по швам, не подходят люди к моей одежде. Во что бы я их ни одевала, что бы я о них ни думала, только у каждого своя история и свой огромный мир за плечами — даже у тех, что бродят здесь тенями и всё себе запретили: хотеть, жаждать, выражать эмоции, испытывать глубокие чувства, думать сокровенные мысли — да так качественно, что запретили себе самого себя. И на них тоже горит, беда просто.

И тогда я быстро-быстро сдёргиваю с них свою одежду, пока не испортилась, бегу домой, блокирую их везде, стираю из памяти телефоны и лица. Ухожу на дно, прячусь в шкаф, зарываюсь лицом в пахнущие родным вещи и плачу.

А вы разве иначе живёте, а?