Каннибализм. Сборник произведений

Ирина Римарева

Человек с молоком матери впитывает ценности общества. Общество ему говорит, что есть добро, а что зло, и маленькому гражданину ничего не остается, как верить на слово в непреложность этих старых, как мир истин. Один раз поверив, больше не приходится сомневаться, но лишь разувериваться в справедливости жизненных устоев.Мы общество каннибалов. Жрём друг друга почём зря. Это прёт из всех щелей: телевизионных экранов, радиоточек, и по беспринципности не имеет аналогов в животном мире.

***

Производственная необходимость Черной Мамбы

Был напряженный пятничный день. Трудовой будень плавно катил к завершению. Оставалось каких-то пятнадцать минут до конца рабочего дня. Иванова уже собиралась бежать на маршрутное такси. Ведь, если не выскочить вовремя, то пропустишь нужную маршрутку и твой отъезд задержится минут на двадцать. Одно успокаивало и грело сердце, ближайшие два выходных дня. И хотя отдохнуть за эти два дня не получалось, но хоть не нужно было вставать ни свет, ни заря, и ехать в другой конец города. И все бы ничего, но в тот момент, когда Иванова была уже одной ногой за порогом кабинета, зазвонил рабочий телефон. Пришлось вернуться и поднять трубочку. На другом конце провода раздался утробный голос директора:

— Наталья Петровна, зайдите ко мне в кабинет.

Иванова с раздражением выдохнула, сбросила пальто и пошла в кабинет директора.

Директорша с экзотическим именем Ядвига Адольфовна Корнишон, восседала в большом кожаном кресле за огромным офисным столом. Её черные, как вороново крыло жесткие волосы обрамляли серое астеничное лицо. Взгляд пронизывающих злобных глазок прожигал дыры в посетителях её роскошного кабинета. Тонкие губы, невыразительного рта, словно пиявки жаждали свежей холопьей крови, источая легкий запах миндаля.

— Садитесь, Наталья Петровна. У нас сложилась некоторая производственная необходимость. Вы наверняка уже знаете, что нам предстоит организовать Олимпиадные сборы по предметам

Авторская иллюстрация «Черная Мамба»

с выездом в лагерь на побережье Черного моря. Как понимаете, время сейчас уже не летнее. Для отдыха не сезон, погода вовсе не шепчет, но мы везем на обучение девяносто школьников края и там за ними нужен глаз да глаз. А в лагере может не оказаться вожатых. И если вожатых не найдут до конца недели, то вожатыми поедут наши сотрудники, в том числе и вы Наталья Петровна.

Голос Ядвиги Адольфовны, то, с какой безапелляционностью она чеканила фразы не предполагал вариантов ответа для Ивановой. Её просто ставили перед фактом, что как не крути, она едет вожатой в лагерь «Звездочка в ночи» и отдуплит там по полной, следуя пресловутой производственной необходимости.

Иванова хорошо помнила времена коронавирусной пандемии, работу на удаленке, грошовую зарплату, мизерные отпускные и то, как она половину отпуска еще подбрасывалась с удаленной работой по причине того, что «они и так три месяца по домам сидели и зарплату на дармовщинку получали». Складывалось такое впечатление, что заработную плату для сотрудников государственного учреждения Ядвига Адольфовна вытаскивала из собственного бездонного кармана, и никак не могла смириться с нецелевым назначением этих бессмысленных платежей.

В тот момент, когда Иванова, высказала сомнение в правомочности такого отпуска (будучи на котором она должна была продолжать бесплатно осуществлять трудовую деятельность, не ропща, и не возмущаясь), она автоматически попала в «список врагов народа». Как же, она осмелилась написать в группу в Вотсаппе: «Что это за отпуск такой?» А после еще и выставила в статусе колоритный, смачный шиш и ссылку на статью трудового кодекса о праве трудящихся на полноценный ежегодный отпуск.

И вот, спустя, почитай, полгода Ивановой прилетело за её вопиющую безрассудность. Она-то дура, всё еще ощущает себя представителем рабочего класса, который должно уважать, как и труд им выполняемый, как личность — полноценную, здравую и свободную. Ан нет. Не личность ты более, не трудовая единица, со свободой слова и плюрализмом мнений. Ты вошь на гребешке Ядвиги Адольфовны, которая так и норовит прижать тебя к ногтю и расплющить с противным клацаньем, и это мерзкое клацанье будет последним, что Иванова услышит в своей тухлой, никчемной, иждивенческой жизни.

В тот момент, Иванова была озадачена сроками отпуска на будущий год. По демократическим меркам, современного общества работодатель сначала спрашивал у сотрудников, когда они планируют пойти в отпуск. Сотрудники послушно высказывали свои пожелания, записывали промежуток в календаре, на который рассчитывали плодотворно отдохнуть. А потом, начальство, уверенным распоряжением, отменяло все пожелания и запихивало отпуск трудящихся в удобные ему рамки, мотивируя это пресловутой «производственной необходимостью».

Так вот, отпуск Ивановой второй год приходился на июнь месяц, а затем ей предстояло по самой жаре ездить на работу и отсиживать там восьмичасовой рабочий день, ибо Ядвига Адольфовна вела учет и планирование рабочего времени вплоть до доли секунд. Иванова решила побороться немного за запланированное. К тому же в добавок, ей обещали, что дважды подряд в июне она не пойдет. Она написала письменное обращение Ядвиге Адольфовне Корнишон, где аргументированно просила оставить даты её предполагаемого отпуска без изменений. В тот день, в приёмной ей пришлось просидеть часа полтора, после чего она всё же была допущена вред очи «Их Императорского величества». По-простому, по-человечески не получилось. Иванова, снабдив свой приход приветственным словом и обоснованием, протянула своё скромное прошение. На что получила сухой ответ.

— Вы всё пишете и пишете, Наталья Петровна. Я уже устала читать Ваши обращения. Вот лучше давайте вспомним, что Вы выкладываете в статусе в Вотсаппе. Иванова вспомнила, что сегодня выложила небольшой ролик с мухой, которая залетела мужчине на пробежке в рот и вылетела, когда он был уже в душевой через зад. Концовка этого видеоролика была весьма проста: «Из любой задницы найдется выход!» Но, не тут-то было, Ядвига Адольфовна глубокомысленно ковырялась в анналах своего телефона, и, наконец, обнаружив искомое, протянула Наталье Петровне свой телефон:

— Вот. Вы помните эту картинку, Наталья Петровна?

На экране красовался скриншот статуса Ивановой в Вотсаппе полугодовой давности с большим, красноречивым кукишем. Она даже не могла вспомнить по какому поводу его размещала. А Ядвига Адольфовна, приняв вальяжную позу, закинув ногу на ногу, скрестив руки на колене и слегка наклонив голову набок продолжала, поучительным тоном.

— Там ясно видно, что это именно Вы разместили. И Вы позволили себе скрутить этот шиш именно мне и сослаться на статью трудового кодекса. В этот момент, Иванова, наконец вспомнила по какому поводу она разместила тот статус. Смысл был прямо противоположный тому, который озвучила Ядвига Адольфовна. Картинка живописала о кукише, скрученном начальством простому трудяге, неправомочном лишении трудящегося полноценного отдыха, а та же властном попустительстве и полном отсутствии уважения к свои подчиненным.

Ядвига Адольфовна продолжала.

— Вы, Наталья Петровна, часто позволяете себе свободно высказывать своё мнение, иногда в неподобающем виде. Я в корне поменяла о Вас своё мнение в превратном ключе. Мы распределяем отпуск с учетом производственной необходимости. Поэтому, Вы пойдете в отпуск тогда, когда я это обозначила. Теперь я возвращаю Ваш шиш.

Сама поза Ядвиги Адольфовны, её тон, выражение лица, должны были произвести искомый воспитательный эффект на «бесстыжего методиста» Иванову. Но, увы, не произвели.

Иванова не мало не смутилась, она была обескуражена темой, на которую съехал её визит. Это сколько же нужно было камень за пазухой носить, чтобы вытащить его именно сейчас. И вообще булыжник, как раз орудие пролетариата, и не гоже его хватать своими барскими артрозными пятернями. И не гоже говорить с сорокапятилетней женщиной, как с малым дитём. И не гоже, высказываться о самодостаточной личности, как о ничтожестве. Но говорить что-либо, и тем более, оправдываться перед этой напыщенной гусыней у Ивановой не было ни малейшего желания. Её слова не стоили для Ивановой ровным счетом ничего, но лишний раз убеждали её в недалекости, беспринципности, недальновидности и самодурстве Ядвиги Адольфовны.

Она требовала уважения к своей должности. Уважают не должности, а людей, и не за посты, которые они занимают, а за человечность, которую они смогли сохранить, находясь у власти, распоряжаясь жизнями, достатком, благополучием, вверенных их руководству людей.

А здесь кто? Кто она есть вообще? Директор? Да в гробу я таких директоров видела в белых тапочках.

Тогда Иванова, не сказала ничего, и просто ушла. И сейчас, она не видела ни малейшей перспективы, что-либо отвечать. Ведь «производственная необходимость» Ядвиги Адольфовны не предполагала и намека на возражение. Вот только у Ивановой, в который раз возникал вопрос, а почему она должна в ущерб себе, своей семье, своему здоровью думать от какой-то там «производственной необходимости», в то время, как Ядвига Адольфовна, не отпускает ни на операцию родственника, ни на собственные похороны.? Она умудрилась взять с Ивановой заявление на день без оплаты труда, в День учителя, когда весь коллектив выехал на корпоратив и никто не работал ни минуты. И это при том, что у Ивановой болела бабушка девяноста лет, при том, что она осталась в накладе сдав на этот корпоратив деньги, и не поехав на него.

Это так Ядвига Адольфовна наказала Иванову, за злостный прогул корпоратива. И плевать, что половина коллектива заболели после этого «праздника» на природе в жуткий холод и бешенный ветрюган. «Производственную необходимость» никто не отменял. И плевать, что некоторые заболели этим самым коронавирусом. Эта информация хранится под строжайшим секретом. А то еще придется работников на удаленку или карантин отправить. Кто же работать будет, аж за двадвать пять тысяч в месяц.

Через пару недель, когда президент дал нам неделю на ноябрьские праздники и на «отсидеться дома», Ядвига Адольфовна опять села на своего излюбленного конька. «Производственная необходимость» требовала от Ивановой сознательности и повиновения, а именно: приехать в Центр в 5—30 утра 7 ноября, чтобы проверять документы у детей, отбывающих в «Артек». А плевать, что это выходной, что транспорт начинает ходить в лучшем случае с шести утра, что ехать на работу больше часа, а значит спать можно вообще не ложиться, что вызов такси будет стоить рублей пятьсот, что за работу в выходной (праздничный день) должны оплачивать по двойному тарифу, а такие, как Иванова, в лучшем случае получат отгул, и тот, в то время, когда захочет Ядвига Адольфовна. Это всё шелуха! Об этом речь не идет! «Производственная необходимость» дороже людей. Люди — грязь, ничтожество, быдло, расходный материал!

*****

Продолжение банкета не заставило себя долго ждать. Иванова еще не успела настроиться на предстоящий приезд 7 ноября в её личный праздник — День Великой Октябрьской Социалистической Революции к 5—30 утра на работу, взамен на простой отгул. Еще не успели даже отгреметь ноябрьские праздники вперемежку с путинским локдауном, а каждый новый день готовил очередной сюрприз.

Был погожий пятничный день, перед уходом на недельные оплачиваемые выходные. С утра Иванова уже выслушала подробную инструкцию по работе в воскресный день 7 ноября. Увольнения сослуживцев из Центра стали обычным делом. Вот и этот светлый день заявление на увольнение написал почитай единственный мужчина в коллективе (если не считать личного водителя Ядвиги Адольфовны и технического специалиста, приходящего два раза в неделю). Был полдень Иванова с без пяти минут уволившимся Сергеевым пошли на обеденный перерыв. В столовой уже собралась длинная очередь. Стоять в ней было неохота. Поэтому Иванова предложила Сергееву отметить его уход бизнес-ланчем в ресторан-отеле «45 параллель», который находился в 5 минутах ходьбы от Центра.

Ресторан-отель «45 параллель» встретил Иванову и Сергеева уютным залом, чистыми скатертями, приятной музыкой, меню с выбором блюд трёх наименований и услужливым официантом. Коллеги заказали покушать. И ждали свой заказ. Было 12—08. Начало часового обеденного перерыва. Вдруг на телефон Сергеева мяукнуло сообщение, потом еще одно. Иванова телефон не взяла. В сообщении Ядвига Адольфовна просила информацию об участии сотрудников Центра по кабинетам в проводимой в настоящее время переписи населения, через портал Госуслуги. Информацию она требовала подать в течение десяти минут. Причем, по кабинету Ивановой, ответственной за подачу информации назначалась сама Иванова.

Что нужно было сделать Ивановой? Все бросить, не поев бежать в свой законный обеденный перерыв на работу, чтобы подавать информацию, которая не представляла собой никакой срочности. Какая разница, если эта информация будет подана на полчаса позже, а не в течение ближайших десяти минут. В конце концов поручения даются в рабочее время, а не во время перерывов, после работы, в выходные и ночью. Перерыв он на то и перерыв, что на время перерыва сотрудники покидают своё рабочее место, и куда они пойдут и на что потратят своё свободное время, время обеда и отдыха — это их личное дело.

Поэтому, Иванова не стала сильно переживать и решила, что искомую информацию она подаст Ядвиге Адольфовне после обеда. Как раз на этой мысли, официант принес первое блюдо — картофельный салат. И Иванова решила насладиться едой и не портить себе процесс пищеварения дурными мыслями. Иванова и Сергеев не спеша покушали, расплатились и вышли на свежий воздух, еще оставалось полчаса перерыва. Сергеев зашел еще в магазин, а Иванова пошла на работу. Хотя еще оставалось время перерыва, она хотела поскорее выполнить поручение Ядвиги Адольфовны.

Придя на работу, она сразу села за компьютер и стала делать таблицу, в которую нужно внести данные по сотрудникам, зарегистрированным на сайте Госуслуги, и прошедшим перепись населения онлайн, а так же сведения о количестве переписанных ими членов семей. В кабинете помимо Ивановой сидели еще три человека. Она внесла информацию на четверых сотрудников. В этот момент раздался звонок на рабочий телефон Ивановой.

— Наталья Петровна, я жду информацию только от вас. У вас там всё хорошо, или вам нужна помощь? — раздался раздраженный голос Ядвиги Адольфовны.

— Я сейчас выполняю таблицу и вношу в неё данные. Ничего не случилось, кроме перерыва. Я скоро принесу вам информацию, Ядвига Адольфовна. — отвечала Иванова.

— Сделайте милость! — Ядвига Адольфовна вскипала от негодования.

Иванова распечатала таблицу с данными и понесла в кабинет Ядвиги Адольфовны. В кабинете директора, помимо Ядвиги Адольфовны находилась еще одна сотрудница из многоуважаемых бывших сотрудников министерства образования. Она стояла, как будто толи заскочила на минутку, толи собиралась уходить.

Иванова подошла к столу и протянула лист с таблицей. Ядвигу Адольфовну всю перекосило от злости. Она взяла лист, посмотрела на него, и сказала:

— А информация по Безноговой, Безруковой и Полупьяновой?

Безногова была уже три месяца на больничном с сложным переломом лодыжки. Безрукова в декретном отпуске. А Полупьянова вообще в кабинете Ивановой не сидела.

— Мне нужна информация по всем сотрудникам, в том числе больным и находящимся в декретном отпуске.

— Хорошо, я внесу информацию по недостающим сотрудникам. А Полупьянова не сидит в нашем кабинете.

— Вы что, Наталья Петровна, читать не умеете сообщения, я прикрепила в Вам Полупьянову, значит Вы должны и ей позвонить и узнать интересующую меня информацию?

— А, вот значит как, вы Полупьянову ко мне прикрепили? Хорошо. — у Ивановой от тона директора, начинал вскипать «возмущенный разум».

— Это что за тон, Наталья Петровна? Я вообще не понимаю, почему вы этого еще не сделали!? Вы что не видели сообщений?

— Я была на перерыве, Ядвига Адольфовна и телефон с собой не брала.

— Очень плохо, что вы не берете с собой телефон. Вы всегда должны брать телефон. Бывают срочные поручения. И нечего говорить о перерыве. Вам напомнить, что это я сделала вам перерыв в один час, а так он у вас должен составлять двадцать пять минут.

— Сделайте перерыв в двадцать пять минут. Тогда мы будем ходить на двадцать пять минут, — сказала Иванова. Ядвигу Адольфовну не волновало, что в принципе перерыв на обед не может быть меньше получаса, и что в уставе был черным по белому прописан перерыв в тридцать шесть минут, а заодно и тот факт, что даже если он был бы двадцать пять минут, то и в эти двадцать пять минут Иванова находилась бы на перерыве, а не на рабочем месте, и это ровным счетом ничего не меняло в сложившейся ситуации.

— Срочные поручения предполагают молниеносную реакцию сотрудников и незамедлительное их выполнение, — продолжала Ядвига Адольфовна. Вы задерживаете меня, Наталья Петровна. Все эти слова были выплюнуты в лицо Ивановой на повышенных тонах с налетом разъяренности.

У Ивановой потихонечку начало сносить крышу. В такие моменты, от оскорбления у неё начинало учащенно биться сердце, от прилива адреналина, начинали дрожать руки. Иванова протянула руку в сторону Ядвиги Адольфовны и в такой же нервной манере громко бросила: «Давайте! Я переделаю!»

У Ядвиги Адольфовны начало опухать правое полушарие мозга, она вытянулась на своём стуле, собираясь, что-то сказать, но Иванова продолжала.

— Давайте, давайте, я переделаю. Сейчас два раза в воздухе переобуюсь, и переделаю!

— Вы, что со мной пререкаетесь, Наталья Петровна! — вскричала Ядвига Адольфовна.

— Не нужно разговаривать со мной в подобном тоне. Я вам не гавно, чтобы меня здесь размазывать, — парировала Иванова.

Ядвига Адольфовна начала медленно подниматься со стула. На её сером лице рисовалось недоумение.

— Как вы смеете, Наталья Петровна. Я — директор. А вы… методист.

— А я в первую очередь человек, а не методист. — продолжала Иванова.

— Если вам что-то не нравится, то можете уходить.

— А я и уйду!

— Выйдите! Выйдите из кабинета сейчас же. Если вы не хотите выполнять поручения, то вас никто здесь не держит.

Иванова, находясь уже в дверях, развернулась и громко проговорила

— Я уволюсь! Уволюсь! Но тогда, когда сама этого захочу.

И вышла из кабинета.

Она пришла на своё рабочее место. Её сердце еще бешено колотилось, а руки дрожали. Но ей стало так легко и приятно, что она наконец высказала, то что у неё накипело. От того, что она не затолкала свою обиду внутрь. Что не задушила свою гордость и самолюбие внутри, не закрыла себе рот, а высказалась свободно, не сдерживаясь и не боясь.

Она еще несколько раз носила переделанную таблицу туда обратно. Но с каждым разом ей становилось всё легче. Пофигизм сквозил в её походке, во всех её движениях, в выражении лица.

— Вы обманули меня, Наталья Петровна! Вы видели сообщение. Вот, Вы его прочитали. Ясно видно. Взгляд Ядвиги Адольфовны говорил о том, что она уличила Наталью Петровну в преступлении, и вот сейчас, она начнет оправдываться, как схваченная с поличным.

Но Иванова помнила слова своего отца, который всегда говорил: «Если тебе задают вопрос, для того чтобы заставить тебя оправдываться, почувствовать себя в чем-то виноватой, не поддавайся, будь хитрее. Отвечай вопросом на вопрос. Никогда не оправдывайся перед негодяями.»

— Нет. Я вашего сообщения не видела и телефон оставался на рабочем месте. Еще, что-нибудь не так? Иванова не видела ни малейшего резона, что-то доказывать этой ненормальной женщине, опьянённой своей властью и собственным самодурством. Даже если, она и видела это злополучное сообщение, то в любом случае находилась вне рабочего места, вне организации, на обеде. И отреагировать на полученное задание могла только после того, как вернулась в свой кабинет.

Ядвига Адольфовна опять не добилась своей цели. Она негодовала.

— Вот же бесстыдница!

Иванова вышла из кабинета, а Ядвига Адольфовна продолжала беседу сама с собой.

Пошедший вслед за Ивановой специалист быстро вернулась назад.

— А что Ядвига Адольфовна там не одна?

— Да нет, никого у неё не было.

— Странно. Тогда она сама с собой разговаривает!

Сослуживицы многозначительно переглянулись и понимающе улыбнулись друг другу.

*****

Производственная необходимость и сейчас определяет трудовые будни Ивановой. Да что там трудовые — жизнь её определяет. После увольнения Сергеева, его предмет по умолчанию почему-то достался ей. У неё и своя нагрузка не шутки, (1,5 ставки тянет, хотя никому и дела нет, платят гроши ломанные), ан нет еще и ставка Сергеева, молча, без каких бы то ни было политесов. Кажется это только «мелочёвочка», но дальше будет многим труднее и надо что-то делать. Опять воевать!?

Иванова не любит воевать. Но иначе, сядут на шею и ноги свесят.

Мыслимо ли, человеку ничего не сказав, не спросив его, не оговорив условий, не простимулировав материально, просто не сказав ни единого слова поручения очередные совать.

Иванова ищет новую работу, но когда найдет, большой вопрос??????????

Хотелось бы уйти в самый неподходящий момент, чтобы Ядвига Адольфвна ощутила всю непоправимость своего поведения — разбрасываться сотрудниками, как ненужным хламом.

Воевать придётся! Социальный каннибализм никто не отменял. Он был, есть и будет всегда и везде.